Ты ждала меня, Заруна? (СИ)

Уже ничего не тревожило его сон. Расслабленный, безмятежный, мне он казался самым лучшим мужчиной на всей Заруне. Неужели он стал моим мужем? Он мой муж?! Неужели я теперь принадлежу ему? Только ему? Да. И я этого сейчас хотела больше всего на свете. Продолжать быть его. Ночь… точнее, минуты любви пролетели мгновенно. Я чувствовала наше единение каждой клеточкой тела и была на небесах. А потом он просто отключился. Как свет. Клац. И все, темно. Словно сдохла батарейка. Но о чем мне жалеть? Он приложил все усилия, чтобы мне было хорошо. Очень хорошо. Ну, и что, что он спит! Ему надо. Не спать несколько суток. Тут и супермен не выдержит. А кто, кстати, этот супермен? А! Проклятая память! Снова эти пугающие проблески.

Улыбка упрямо не сходила с моих уст, отражая мое внутреннее ликование. Я склонилась над ним, уперев голову на подставленную руку и рассматривая его черты лица в холодном свете звезд и лун, лившемся через незашторенное окно. Его ровный выточенный нос, густые черные брови, вычерченные губы, которые он часто кривил в насмешливой улыбке. Я невольно коснулась их контура и обвела вокруг указательным пальцем. Сколько восторга во мне вызвало это движение! А он лишь сладко усмехнулся и продолжил мирно спать. Вот она — первая брачная ночь! Точнее после всего главного. Просто лежишь и любуешься им. Какой он красивый, мужественный и… мой! Просто мой!

Лахрет дышал ровно и спокойно. Все. Позади страхи и тревоги ожидания, терпения, самообладания. Теперь все можно. Теперь я его. Он верит мне. Я знаю. И как же мне не хочется рушить его надежд и иллюзий. Я хочу, чтобы он во мне находил уютную гавань, укрытие от невзгод и непонимания. Я хочу быть для него миром, куда он может прийти, отдохнуть, и не услышать упреков и критики. Выйдет это у меня? Не знаю. Но, хочется попробовать. Вдруг, получится? Хотя внутренний голос подсказывал, что перед нами непростая дорога, полная непонимания и тех самых упреков. У всех так, я знаю. Надо друг к другу привыкнуть. Научится жить с недостатками и терпеть их. Это будет нелегкий путь, но я хочу верить, что мы будем идти по нему вместе, рука об руку. Мой Лахрет… Я положила голову ему на плече и поводила пальчиком по обнаженной груди. Он не откликнулся. Спит богатырским сном мой любимый. Надо вставать и лететь к Забаве. Уже вторая половина ночи и ей нужна я. Что будет, если меня не будет рядом, когда она проснется?

Полежав минут пять у груди мужа, я с глубоким вздохом все-таки оторвалась от него и сползла с постели. Переоделась и вышла на балкон. Чувство, что меня зовет Забава, росло с каждой минутой. Лирит, скрутившись в калачик, спал почти у самого края балкона. Начала его толкать, чтобы пробудить. Он неохотно открыл сперва верхнее веко, затем внутреннее.

— Лирит! Сможешь отвезти меня в поселок Со, обратно? Меня Забава зовет, — говорю, а сама думаю, ответит он мне или нет? Ведь ниясыти часто общаются только со своими наездниками.

Но попробовать стоит. Будить Лахрета — бессмысленная трата времени. Попробую пока сама. Каково же было мое удивление, когда я услышала в голове мысль, похожую на интонации Лахрета:

— Могу.

Лирит послушно поднялся на лапы и подставил мне переднюю, чтобы я смогла легко залезть на его спину. Усевшись поудобнее, я сообщила, что готова. Правда, я не представляла, что нужно говорить и делать, чтобы послать нура в зияние. Понадеялась на опытность зверя. Тем более что он понял, куда лететь.

В ночной синеве неба едва заметно заколебался воздух и нур легко окутал нас своим полем. Потом уже знакомая перламутровость так называемого гиперпространства, то есть пространства вне времени и места. Сердце бешено колотилось в груди от волнения. Все-таки сама первый раз. Лирит послал мне мысль, чтобы я не волновалась, он знает, что делает. Тогда я зажмурилась и сделала глубокий долгий вдох и выдох.

Резкий порыв все такого же ночного влажного воздуха отправил мои волосы колыхаться флагом позади головы, а глаза заслезились от сильного ветра. Мы стремительно спускались вниз, где неяркими уличными фонарями блестел ночной поселок Со у горы «Мохнатой горы», как я всегда ее называла. Вот крайний высокий двухэтажный домик семейства Арамсов, утопающий в темно-синем саду. Мягкая посадка и я легко соскользнула со спины нура.

— Спасибо, мой хороший, — поблагодарила я ниясыть, покорно склонившую передо мной голову и получая порцию благодарности в виде поглаживания по голове. — А теперь лети к своему Лахрету.

Лирит довольно заурчал и состроил удивительно довольную морду, а потом вспорхнул, как птица, и исчез в звездной ночи. Я зачарованно проследила за ним, а потом отправилась искать то место, где положила свою умную «зверушку». Переступая через спящих на матрасах гостей, лавировала по комнате, как корабль меж айсбергами, стараясь никого не разбудить. Забава обнаружилась там, где ее оставила. Она ворочалась на широкой кровати и жалобно всхлипывала, проснувшись от ощущения пустоты. Пристроившись рядом, я тихонько прошептала:

— Все хорошо, моя крошка, я здесь. Я с тобой.

Она прижалась ко мне всем телом и, закрыв глаза, умиротворенно засопела. Засыпая, я еще подумала о том, как же все-таки мне повезло, что попала сюда, в этот мир, откуда бы ни пришла. Заруна начала мне по-настоящему нравиться. Я чувствую здесь себя нужной и важной. А что еще надо человеку для счастья?

Утро встретило меня интересным визитером. Она сидела у окна на длинном диване, и ее темный силуэт казался мне продолжением мебели, пока она не зашевелилась. Пришлось напрячь зрение, чтобы понять, кто сидит напротив моего ложа. И долго она там сидит?

— Доброе утро, Лана, — ее голос был низким и мягким, как бархат.

— Лахия?

— Да. Это я. Приятно, что ты меня запомнила, ведь мы с тобой виделись только один раз, — она тепло улыбнулась и на ее красивом лице появились морщинки вокруг рта.

— Вы же мама Лахрета! Как мне вас не запомнить! — я села в постели и подобрала колени.

— Это очень приятно, — она продолжала улыбаться, но ее улыбка казалась очень уставшей и немного натянутой, будто она надела ее на лицо.

— Простите, я еще не проснулась толком… — я сощурилась, так как свет из окна резал мне глаза и мешал смотреть на гостью.

— Ничего, я ненадолго. Разговор у меня есть к тебе.

— Я слушаю.

— Лахрет ушел? Его нигде нет.

— Он в атконноре. Я думаю, он должен уже скоро быть здесь, — я пыталась понять, чего хочет от меня эта загадочная женщина.

— Он тебя не замучил сегодня ночью?

— А что? Должен был? — не знала, как мне реагировать на нее.

— Мужчины в первую брачную ночь по вольному договору крайне настойчивы и требовательны. Особенно в первую ночь. Как голодающий, что дорвался до еды, — Лахия старалась быть приветливой и учтивой.

— Он почти сразу заснул после… — я заикнулась и смущенно смолкла.

— Если не хочешь, не говори. Это просто мое любопытство.

— Любопытство? — я удивленно склонила голову набок.

— Да. Я могу быть крайне любопытной. Тебя это удивляет?

— Ну… не совсем.

— Хм… — задумчиво протянула она, внимательно всматриваясь в мое лицо. — Ты и впрямь необычная девушка.

Я смущенно опустила глаза и положила руку на расположенную на моих коленях запчасть от моей Забавы именуемую хвостом. Ее маленькое величество перебазировалось в левую часть кровати, спихнув меня почти на самый ее край и продолжая сладко дрыхнуть.

— Ты прости меня, что я так зашла сюда без предупреждения, — продолжила она, неуверенно поправив распущенные волосы. — Я просто очень хотела рассмотреть поближе ту, что тронула сердце моего упрямца Лахрета.

— Ну и как? Ничего? Или есть возражения?

— Нет-нет! — замахала она руками. — Ты не подумай, я не судить пришла. Ни в коем случае! Это действительно мое простое женское любопытство. Да-да, я отношусь к категории особенных женщин Заруны, способных к глубоким переживаниям! Мой отец был наездником, и я с детства знала ниясытей. Они во мне пробудили много глубинных качеств… Понимаешь, я много времени намекала сыну, что ему пора жениться. Уже пришло время. А он все не хотел. Говорил, что ищет особенную. Ту, которая способна… кхм… чувствовать, как и я. Таких очень мало. Ты сама знаешь, — она на этот раз улыбнулась искренне. — А тут я узнаю, что он женится, да, еще и так скоро! Поразительно. Конечно, я тебя видела и не раз по кому, но в живую… Говорили, что новая кашиасу очень отличается от предыдущих и даже от Мары… — при упоминании этого имени она немного запнулась. Потом продолжила тараторить без пауз (наверное, долго сочиняла, что будет мне говорить): — Я так боялась, что он, то есть мой сын, всегда отличавшийся особой потребностью в ласке и заботе, встретит особенно холодную персону, и тогда будет очень страдать. Ты, наверное, уже знаешь, что он — эмпат. Это многого стоит и много требует от него и для него. Понимаешь, когда он рос, я уже тогда видела в нем особенные черты… я понимаю, что каждый родитель видит в своих детях что-то особенное и для них они — самые лучшие в мире, но в отношении Лахрета я говорю не по этой причине. Он умел в людях уже с детства вызывать эмоции и очень сильные эмоции. Влиять на них и заставлять делать то, чего он хочет. Я учила его контролировать свои способности и слишком боялась за него. Именно поэтому Барет его побаивался и избегал, что очень обижало сына. Как-то так получилось, что умом Лахрет пошел в отца, а вот эмоциями в меня. Это причиняло ему массу неудобств и трудностей, пока он не научился правильно пользоваться тем, что ему подарила природа. Я еще тогда, когда он был подростком, боялась, что ему будет сложно найти подходящую девушку в спутницы жизни. Когда он стал взрослым и редко посещал мой дом, я потеряла возможность наблюдать за ним и направлять его. Потом, однажды, я поняла, что он научился закрываться от людей. Как бы создавать вокруг себя защитный кокон и это не раз его выручало, однако я перестала его видеть, видеть изнутри, как раньше, — Лахия наклонила голову набок. — Прости, я не утомляю тебя своим многословием? Я просто так долго ждала и думала над этим, а теперь не могу остановиться…

— Ничего-ничего! — я свесила с кровати ноги и села уже по-человечески, поправив задравшуюся ночную сорочку. — Мне даже интересно знать о детстве Лахрета от других. Он особо не распространялся об этом периоде своей жизни.

— Он не говорил, наверное, тебе, что эмпатам особенно трудно найти подходящую жену? — она прищурилась, ожидая моего кивка. — Дело в том, что им для подпитки нужны эмоции других людей. Они, как ниясыти, тоже нуждаются в них и тянутся к ним, как мотылек на свет. Так что… я рада, что ты вот такая вот необычная. Я тоже чувствую это. С детства Лахрет был очень серьезным ребенком и все воспринимал буквально. Он крепко боялся отца. Дело в том, что Барет чрезмерно гордый и упрямый человек и всегда был строгим отцом. Он никогда… никогда сына не хвалил. Говорил, чтобы тот не зазнался и больше старался, — она замолкла и отвела взгляд в сторону.

Видимо она так же очень сильно обижалась на мужа за это, но ничего с этим поделать не могла. Я пересела на диван, рядом с нею и положила руку на ее ладонь. Лахия подняла на меня блестящие выразительные глаза и произнесла:

— Но я пришла поговорить с тобой немного не об этом.

— А о чем?

— О себе. Если хочешь, можешь потом рассказать ему об этом, но, я думаю, что он знает об этом. И достаточно давно. Он, вообще, о многом знает. Работа у него такая, — она поджала губу в задумчивости. — Славный все-таки у меня сын вырос. Я не думала, что у нашего с Баретом союза что-то хорошее может выйти.

Я мягко улыбнулась своей свекрови и тепло ответила.

— Вам надо было пожениться уже только потому, чтобы родить Лахрета. Он великий человек! — мои глаза горели восхищением.

– Ты так думаешь?

— Он покорил меня, разве я могу думать иначе?

— Ты славная девочка, — Лахия сжала мои пальцы. — Иногда я думала, может, и хорошо, что Лахрет рос вдалеке от отца. Он там, в конноре Сандрии, нашел друга и многому научился. Барет ему не помог ни на грамм. Но гены — великая сила. Он всего в своей жизни добился сам, и, мне кажется, где-то внутри, очень глубоко внутри, Барет все-таки гордится сыном, но никому об этом не говорит. Пусть будет проклято его упрямство и несоразмерная гордость! — Лахия вспыхнула и презрительно искривила губы. — Но я и не об этом пришла рассказать… Все отхожу и отхожу от темы… Какая я болтушка… — ее милое лицо озарила настоящая любезная улыбка. — Я хочу рассказать свою историю. Это важно. Пожалуйста, выслушай, не перебивая, хорошо? — я кивнула (будто до этого слишком ее перебивала). — Так вот. Все началось, когда я училась в конноре перед тем, как поступить в атконнор. Мой отец, Исат Кри, ятгор в отставке, поспособствовал, чтобы я училась в самом престижном учебном заведении Ира. Правда, ему это не составило труда. Он верил, что я стану наездницей, как и он, и не простой ниры, а самой королевы. Он видел все задатки и не сомневался, что меня обязательно выберет королева. У меня была подруга. Близкая подруга. Ты ее знаешь. Мара Ницре. Потом она стала Ниасу, — я удивленно вскинула брови. — Она — дочь одного малоизвестного военного в отставке и простой девушки из рыбацкого поселка. Единственная дочь. Отец сделал все, чтобы устроить свою любимую дочурку в тот же престижный коннор, где училась и я. Над нею все смеялись и унижали за ее простое происхождение. А я ее жалела. Мы часто ели вместе, отдыхали вместе, учились вместе. В общем, делали все вместе. В параллельной группе учился один мальчик… я ему очень нравилась. И он мне, если честно, тоже. Однажды он мне даже в любви признался и сказал, что хочет жениться на мне, когда мы закончим коннор. Я тогда по детской глупости, выдала ему, что я собираюсь стать кашиасу и не желаю сейчас играть во всякую там любовь. Он, конечно, не сильно обратил внимание на возражения женщины, как любой мужчина. Продолжал оббивать пороги моего дома. Я ему постоянно говорила, что, мол, станешь наездником, и тогда я подумаю. А пока пусть идет на небо за звездочкой. Но как же он меня доставал! Ох, и натерпелась я! Пока не сдалась. Тогда, почти перед самым окончанием коннора мы договорились, что поженимся, как только пройдем церемонию единения с ниясытями, куда были приглашены, как кандидаты. Мы считали дни до Церемонии. Но я тогда не знала, что его любила еще одна девушка… Мара. Я лишь потом узнала, насколько сильно она любила его. Она всегда скрывала это, даже стыдилась этого чувства, учитывая, что женщины не ищут отношений с мужчинами. Нам, если ты не знаешь, не приятны их ласки, а особенно близость с ними. Ну, правда, не у всех женщин так… Кхм… Так вот, — Лахия встрепенулась, словно отгоняя неприятные мысли, — Мара даже однажды призналась ему в своих чувствах, но тогда мы уже с ним обо всем договорились и поэтому он отверг ее. Она затаила обиду, которая прорвалась в день Церемонии. Мы тогда шли в гассэ и очень спешили, так как опаздывали. А потом… почти на самом верху лестницы она толкнула меня. Я стремительно покатилась вниз. Никто этого не видел. Я же сломала ногу и ребро. Тогда, толкая, она прошипела мне на ухо: «Ты никогда не станешь наездницей! Будь проклят день твоего рождения!»… — Лахия с грустью опустила взгляд и глубоко вздохнула. — Эти слова до сих пор пульсируют в моих ушах, словно это было только вчера. Как ты понимаешь, попасть на Церемонию я не смогла. А она — да. И, как ты, наверное, уже догадалась, ее выбрала королева. Его тоже выбрал нур… — она совсем смолкла.

Я сочувственно сжала ее руку и спросила:

— А как его звали?

— Тирет… Тирет Ниасу. Смешно, правда? Я стала ненавидеть ее за то, что она сделала, а наши дети… стали лучшими друзьями и наша история повторилась снова, только у них… — она нервно сглотнула ком в горле. — Только Лахрет смог простить Нарана, а я… Мара до сих пор ненавидит меня.

— За что? Ведь она добилась своего!

— Да. Тирет выбрал ее, так как оказалось, что он любил власть больше, чем меня. Однако он так и не смог полюбить её, хоть она и родила ему семерых! детей. Почему я так уверена, что он ее не любит? Я встречалась с ним много лет спустя… но тогда уже было поздно. Тогда он мне признался, что до сих пор любит меня… но дороги назад уже нет. Через пару лет после не случившейся церемонии отец заставил меня подписать брачный контракт с весьма перспективным молодым выпускником атконнора. Я согласилась. А что мне терять? В условиях брачного контракта было оговорено двое детей и раздельное жительство. Одно время мы все-таки пытались жить вместе, но его холодность и жесткость убили во мне все надежды. Я научилась его лишь бояться. Уважать… может, как человека, талантливого министра, гениального политика и успешного деятеля… но не мужа. Поэтому, родив второго ребенка, я ушла из дома, воспользовавшись условиями контракта. Я не могла терпеть его наглых притязаний на мое тело. Он страшно рассердился, но сделать что-либо не мог. Он, конечно, приходит раз в год требовать от меня исполнения супружеского долга, но не больше. Приходится терпеть. Контракт есть контракт, — Лахия поежилась. — Если бы он был нежнее и терпеливее… может, я бы смогла звать его чаще, но… слишком больно и не приятна его близость. Он слишком торопится и не учитывает моих просьб, — она подняла на меня глаза и в них я увидела обиду. — У тебя, наверное, все по-другому… Лахрет, я думаю, был нежен с тобой… — я отрывисто кивнула. — Понимаешь, нам больно, когда мужчина… входит в нас… и, конечно, поэтому нам неприятны эти отношения. Правда, у некоторых женщин все наоборот, но это редкость. И счастливы их мужья!

Мне было неловко обсуждать с нею такие интимные темы, но я понимала, что кто-то должен был мне объяснить этот аспект супружеской жизни. Ведь близость — одна из основных областей этой самой семейной жизни. Поэтому я слушала со всем вниманием.

— Тирет остался в моем прошлом. И я думаю, что он терпит моего Лахрета и все его смелые поступки в политике из-за памяти к нашей несбывшейся любви. Даже как-то романтично выходит… Кого-то другого бы он раздавил и не моргнул, а мой сын… не знаю, что он чувствует к нему. Ненавидит, да… но не смеет его уничтожать, иначе он уничтожит и меня, ту, кого он до сих пор любит.

— Вы так уверены в этом…

— Мое сердце чувствует это. Мы ведь встречаемся иногда с ним на всяческих мероприятиях. Я вижу его взгляд. Но, что мы сделаем? Мара из-за этого истерит и нервничает. Готова убить меня, но у меня иммунитет на ее злость. Одного звать Тирет, а другого — Барет. Но для меня, что прошло, то прошло, отболело, отлегло. Всё.

Она облегченно вздохнула, словно скинула с плеч камень, тяготивший ее много лет.

— Знаешь, — продолжила она через минутную паузу, — я думаю, что Лахрет сможет добиться с тобой то, о чем мечтал мой отец. Он станет лортом. Мало того, он будет правителем всей Иридании! Ведь ты — особенная, а значит, у тебя все перспективы стать главной шиасу.

— Мне Мара не позволит. Скорее она удавится на своих чулках, чем уступит нагретое место, — покачала я с сомнением головой.

— Если твоя Забава сможет покорить Кару, то пусть давится, — Лахия загадочно растянула губы и подмигнула мне. — Но вот еще что! Меня беспокоит идея Лахрета о Зарунской рукописи…

— Вы считаете, что ее не существует?

— Не знаю… — она пожала плечами. — Может, где-то и спрятана эта загадочная Рукопись, но никто не знает точно, где и как ее искать… однако Лахрет верит…

— И я верю! — выпрямилась я.

Она смерила меня сощуренным взглядом, покачала задумчиво головой и произнесла:

— Это хорошо, что ты поддерживаешь его даже в таких безумствах. Вам будет легче найти общий язык.

— Я думаю, Зарунская рукопись — не безумство. Просто о ней умалчивают и не хотят, чтобы она была найдена.

— Почему ты так считаешь?

— Ведь, если ее найдут, то тогда существующая система будет в корне изменена! — я чувствовала, как в моем сердце разгорался огонь. — Я верю, что тогда мы сможем навсегда решить проблему с этими тараками!

Лахия протяжно выдохнула:

— Да-а-а… видно сразу, что ты общаешься с Лахретом. Столько запала и целеустремленности. Твоя убежденность побуждает и меня поверить в ее существование.

— Присоединяйтесь к нашему клубу, — пошутила я и положила ладонь на ее плечо.

Она вяло улыбнулась и посмотрела во двор через арочное окно.

— О! Лахрет прилетел… он будет искать тебя, — произнесла она вместо ответа на мое предложение. — Ладно, я пойду.

Лахия подвелась на ноги и подошла к двери. На выходе застыла и повернулась через плечо:

— Пожалуйста, будь и дальше такой… — теплая улыбка озарила ее доброе лицо.

А потом она исчезла за поворотом коридора. Я отрешенно смотрела ей вслед и думала. Думала о том, что мне только что рассказала Лахия и об этой загадочной Рукописи. Интересно, что там перевел Зунг в той комнате? Почему он не звонит? Или он позвонил Лахрету? А я еще ничего не знаю…

— Привет! — с порога донесся лахретов голос.

Я вскинулась. Вот бывает же такое, что смотришь куда-то и ничего не видишь. Так и сейчас. Смотрю на дверной проем и ничего не вижу. Не увидела и Лахрета, застывшего там. Освеженный, с ясными глазами и широкой улыбкой на лице, он казался еще красивее. В ответ на его приветствие я лишь рассеяно улыбнулась. Он быстро пересек комнату и присел передо мной, сжав мои пальцы.

— Я так и знал, что найду тебя здесь. Там внизу все бродят по дому, как сонные насекомые после спячки. Ты как?

— Все хорошо. А ты, я вижу, выспался!

— Не то слово! Я как на свет снова родился! — он обернулся на все еще спящую Забаву. — Я вижу, королева спит…

Я поглядела на развернувшееся на постели создание. Она лежала на спине, сложив передние лапы вдоль тела, как человек, и раскорячив задние. Смешно!

— Лана, я хочу кое-что тебе сказать.

— Что? — я посмотрела на него сверху вниз. — Звонил Зунг и сказал, что перевел надписи?

— Вообще-то, о другом, — он уперся подбородком в мои колени. — Прости меня…

— За что?

— А! Ты не сердишься? Ну, тогда ни за что! — он насмешливо усмехнулся, но, встретив мой недоуменный взгляд, посерьезнел вмиг. — Я об этой ночи. Вырубился сразу, как только… сделал свое дело. Даже стыдно. Простишь?

— Хм… — я сделала напускной вид недовольства. — Тебе придется отработать!

То, что у него возникло на лице, было похоже не на шок, не на удивление, не на потрясение, а на их гремучую смесь. Чего-чего, а этого он от женщины не ожидал.

— Ты серьезно?

Я хихикнула и провела пальцами по его щеке.

— Очень. Как тебе этой ночью? Время удобное? Ты ничего не планировал?

— Кхм… нет, не планировал.

Я склонилась над его озадаченным лицом и коснулась губами его щеки, а потом томно прошептала:

— Уже жду с нетерпением… — потом, с присущей мне резвостью, как ни в чем не бывало, вскочила на ноги и громко воскликнула: — А пока я умираю с голода!

Надо было видеть это потрясенно-довольное выражение лица молодого ятгора. Он еще несколько минут приходил в себя, с зависанием рассматривая, как быстро я переодеваюсь в брючный синий костюмчик. Когда я уже подошла к выходу, поманив его за собой, то столкнулась на проходе с Родом. Он звал нас на немного запоздалый завтрак. Я посмотрела на спящую Забаву и решила ее пока не будить. Та может проспать и сутки, если ее не дергать. Все-таки растет девочка…

За столом в столовой собрались почти все, за исключением младшеньких Арамских отпрысков. Да я на это и не обратила особого внимания. Шумное общение сотрясало воздух небольшого помещения, где я провела первые полгода своей жизни здесь, на Заруне. Любовно обвела взглядом все собравшиеся здесь родные лица. И все было бы хорошо, если бы…

— Ааа! — заорала я и неведомым мне способом очутилась на столе.

Ноги жгло неимоверно. Все присутствующие инстинктивно поотскакивали от подозрительной мебели. Серая пушистая шестилапая фурия с диким воем и шипением выскочила из-под стола на мой стул, потом на его спинку и на стол. Далее Сур (именно это домашнее животное Арамсов явилось на общий завтрак) с истошным «Фсшх!» прыгнул мне на уже исцарапанные ноги и покарабкался выше. Теперь вопила я. Очень громко вопила. От боли. Что-то, вроде, про маму и папу, но явно не на ириданском. Ибо Суровы острезные когти впивались с силой в мою плоть и нещадно сдирали кожу и рвали мышцы. Я пыталась его скинуть с себя, но получив пару болезненных укусов, руки отправились к лицу, дабы защитить хоть его. Через считанные секунды это дико вопящее существо уже забралось мне на плечи, и, вертя хвостом, как пропеллером, попыталось забраться на мою макушку. Чьи-то руки умело стянули его с меня и через следующую секунду Сур уже, вывернувшись и оттуда, прыгнул на стену и по ней до окна на шторы. Я отступила назад и поскользнулась на каком-то блюде. Нога взметнулась вверх и инерция с гулким бумом уложила меня на лопатки. Тем временем бешенный бег домашнего питомца снова завершился на столе. На нем, изогнувшись кольцом, Сур принялся гоняться за своим задом, раскидывая и переворачивая все, что было на столе в стороны. Посуда с шумным грохотом валилась на пол. Затем, Сур снова выпрямился, и повернулся в мою сторону с явным намерением опять запрыгнуть на лежащую меня. Однако предупредительные руки Рода умело его поймали в прыжке и быстро обездвижили. Все зрители ошарашено наблюдали за столь необычным стремительным поведением обезумевшего существа, прижав руки ко рту. Род дождался, пока домашний питомец не затихнет на его коленях, и осмотрел беспокоивший того участок тела, то есть зад. Сур жалобно выл, кряхтел, пытаясь укусить хозяина, чтобы выбраться из сильных пут. На лбу главы семейства прорезалась гневная морщина. А потом его громогласное: «Сон! Рит!» прорезало напряженное молчание. Все глаза вопросительно взирали на Рода.

— Что там? — Март склонился над изучаемым «предметом» и изрыгнул виртуозные ругательства. — Они ему зад перцем натерли! — а затем помчался прочь из столовой со словами «Кто-то сегодня будет спать стоя!», чтобы найти спиногрызов и натереть теперь им то самое место перцем.

Марта предложила мужу помыть бедолашного Сура, чтобы тот не мучился, и смазать заживляющей мазью пострадавшее место.

Я медленно начала сползать со стола и сквозь слезы смеяться над событием. Лахрет ловко меня подхватил на руки, и я его одарила болезненными воплями:

— А! Больно-больно-больно! Печет!

Он, виновато скривившись, поставил меня на ноги и произнес:

— Прости…

Марта, услышав мои причитания, достала из стола шкатулку и протянула ее Лахрету.

— Иди, смажь ей раны, — указав на лестницу, велела она моему ятгору.

Он слегка подтолкнул меня в непострадавшие места к лестнице. Уходя, я услышала, как женская половина гостей хором начала предлагать помощь Марте, чтобы прибраться с беспорядком.

В комнате, закрыв за собой дверь, Лахрет приказал ровным тоном:

— Раздевайся!

Я вздрогнула, бросив на него подозрительный взгляд и обернувшись на спящую Забаву. Она, интересно, собирается сегодня просыпаться? Или же мне обязательно надо ее будить? Мимоходом коснулась ее сознания. Должна скоро пробудиться, если ее раньше не разбудить. Я повернулась назад к Лахрету. Он ждал.

— Что? Прям здесь?

— Тебя что-то смущает? Здесь никого нет. Я не смогу обработать тебе раны через одежду, — он мягко приподнял тонкую рубашку, побуждая меня ее снять.

Послушно, с громким шипением я стянула одежду, оставшись в одном нижнем белье. Мурашки пробежались по коже от смущения. Я стояла при дневной свете перед мужчиной почти обнаженная. И это ощущение было весьма необычным и будоражащим. Он, с лицом врача-исследователя, принялся аккуратными и осторожными движениями проходиться по окровавленным царапинам.

— Хорошо же он по тебе пробежался, — прокомментировал он, повернув меня к себе спиной.

А у меня внутри все сжимается от его прикосновений. Конечно, ранки болели, но анестезирующая мазь, мгновенно обезболивала. Я чувствовала, как его умелые руки спустились по бедрам к голеням. Теплыми волнами набежали новые ощущения. Лахрет истолковал мои шипения и постанывания по-своему:

— Потерпи немного, скоро боль пройдет…

— Угу… — а сама чувствую, как накатывает огнем, учащая дыхание.

— Вот. Все, — он повернул меня к себе лицом и заглянул в глаза. — Как? Уже проходит? — его низкий заботливо-мягкий голос довершил свое дело.

Сердце громко застучало в висках, а дрожь толкнула к его груди.

— Что? — недоуменно спросил он. — Сильно испугалась?

— Нет, — порывисто выдохнула я, слушая шумный поток крови в ушах.

Он нежно скользнул ладонью по моей обнаженной спине.

— Тогда почему дрожишь? Холодно?

— Нет, — я всем телом прильнула к нему, чувствуя, как слабость сводит колени.

— Лана?

Я не заметила, как потянулась губами к его губам, а руки обвили сильные плечи.

— Что? — я приоткрыла веки, ощущая под губами его мягкую кожу щеки.

— Я правильно тебя сейчас понимаю?

— Ты о чем? — я смотрела на него из-под ресниц, чувствуя, как горит кожа под его руками на спине.

— Ты хочешь меня?

Эти слова ударили обухом по голове, и я смущенно отстранилась, пытаясь осознать, что сейчас делаю. Он не сводил вопросительного взгляда. Признать это после брачной ночи можно было, но почему-то неловко. Я опустила глаза и промолчала, рисуя узор на его широкой груди. Он насмешливо спрыснул и, крепко обхватив руками, прошептал на ушко:

— Чудная ты… Ты вот что лучше мне скажи. Как ты сюда добралась из атконнора? Лирит сказал, что он тебя принес. Но как же вы прошли зияние? Он мне так и не объяснил.

Рассматривая спящую королеву на постели и прижимаясь щекой к теплой груди, я рассеяно ответила:

– Я просто сказала, что мне надо в поселок Со, назад. И он полетел.

— Но для того, чтобы пустить ниясыть в зияние, необходимо представить то место, куда лететь. Ты представила его?

— Ну, да. Я тогда подумала о ночном поселке. Я вообще, часто образами думаю. И сны мне красочные снятся.

— Интересно, — хмыкнул он.

— Ты о чем?

— Ириданкам редко сны снятся. Причем только черно-белые, — он глубоко вздохнул. — Все в тебе не так, как у всех женщин. И все-таки, откуда же ты?

— Я бы тоже хотела это знать…

Вот так, обнимая друг друга, замерев, мы простояли довольно долго. Потом проснулась Забава и изумленно взвела на нас глаза. Она доложила, что выспалась и желает кушать. Отлипнув от мужа и быстро накинув платьице, я повела ее вниз. Лахрет, подобрав аптечку, пошел за нами.

Внизу все уже прибрали. Выпросив у Арамсов пару рыбинок для Забавы, мы сообщили, что улетаем в атконнор. Расцеловав нас всем семейством и благословив в дорогу, Арамсы вручили нам некоторые драгоценности и отпустили домой. Все гости возвращались на вызванном флайере, а мы с Лахретом решили лететь на Лирите. Так что простились заодно и с гостями.

Прилетев в атконнор, решили немного потренировать Забаву на парфлете на полеты, ведь она пропустила довольно много тренировок. Лирит старался помогать, как мог, но моя девочка требовала самостоятельности. Она мне твердила, что хочет скорее окрепнуть и исполнить мою мечту — понести меня на своей спине в небесных просторах, как недавно Шима. Лахрет пожал плечами, что природу ей все равно не опередить, так что сяду я на нее как положено, лишь, когда ей исполнится полтора года. Потом мы проголодались. Сообщили Фие, что будем обедать в комнате, чтобы та привезла еду. Войдя в свои апартаменты, я плюхнулась на кровать, раскинув, как звезда, руки, и расцвела в счастливой улыбке. Забава забралась рядом и устроила голову у меня на животе. В общем, настоящая семейная идиллия…

Тут Лахрету позвонили. Он вышел разговаривать на балкон и я не заметила, как отключилась от мира, уйдя в водоворот раздумий. Краем глаза заметила, как Фия вошла в комнату и начала накрывать на стол. И только лишь когда пошла звать Лахрета на обед, обнаружила, что его нет. И Лирита тоже. Вот тут я и зависла. Недолго же длилась эта семейная идиллия у нас… аж целых пол дня! Не поняла. А почему он не предупредил меня?! Вот так, ни пока, ни до свидания! Я, недовольно хмуря брови, вернулась в комнату и с мрачным «Я сама буду есть» принялась за еду. Забава чавкала внизу свою жирную океанскую рыбу. Фия ничего не спрашивала, стоя в стороне. И вообще из нее вышла весьма плохая собеседница. Сколько не пыталась ее разговорить, все сводилось к вопросам и ответам, как допрос. Так что я давно уже смирилась с ее молчаливым присутствием.

После того как уложила Забаву и вымылась в ванной, Лахрета я так и не обнаружила в комнате. Попробовала дозвониться. Ничего. Не отвечает. Начала волноваться. Потом решила крепко обидеться на него. Ведь мы хотели пойти вместе в библиотеку и, наконец, узнать, что там перевел Зунг, а он!.. В общем, решила идти одна.

Шла, оглядываясь. В пустой темноте коридора робко прорезался желтый свет маленьких светильников. Стоя у лифта, я напряженно отбивала пальцами канонаду по откосу. В голове вертелась нескончаемая карусель вопросов о загадочном исчезновении мужа. Обидно до слез. Ладно, ушел. Но хоть предупредил бы!

Лифт опускался в подвальные помещения с обычной скоростью, но мне казалось, что его кто-то сверху тянул назад, и он нескончаемо медленно тащится по своим шахтам. В библиотеке масса учащегося народу сновало туда-сюда с книгами и коммуникаторами, читая на ходу. На меня никто не обратил никакого внимания. Слишком все заняты своими учебными делами. Комнату я еле нашла. Ее заставили стеллажами так, что только если знаешь, что там что-то есть, то сможешь найти. Я еще подумала, как Зунг это проделал сам, не открывая тайны комнаты? Или кому-то уже известно? Если известно, то кому? И только я не в курсе. Такие вещи сложно хранить долго в секрете и кто-нибудь уже догадался бы о странной комнате, не учтенной в проекте. Надо бы спросить у хранителя. Конечно, мы уже легко можем самостоятельно открывать и закрывать ее так, что комнату не заметить даже вооруженным глазом, но когда в ней кто-то есть… Что делать, если мимо пройдет случайный человек? Как же главный библиотекарь спрятал комнату? Я посмела предположить, что когда Зунг использовал чью-то помощь, то, скорее всего, он закрыл ее и просто оправдался тем, что как главный хранитель, имеет полное право двигать стеллажи так, как ему самому вздумается. В общем, благодаря его усилиям, комната очутилась закрытой со всех сторон, и войти в нее можно было только, если конкретно ищешь ее. Протиснувшись в узкую щель, я очутилась в небольшом окружении стеллажей с глухими стенками. Они легко закрывали комнату (даже открытую) от посторонних глаз.

Сейчас она оказалась открыта, но свет в ней был выключен. Зунг явно здесь только что находился. Об этом красноречиво свидетельствовали разбросанные на столе записи и книги, обрывки бумаги, недоеденный обед и еще парующий недопитый кирг. Я заглянула в записи. Множество непонятных символов, зачеркиваний, надписей, вставок. В общем, рогатый голову сломает. Да еще почерк, как левой ногой через форточку. Ужас! Я оторвалась от закорючек профессора по языковедению и отправилась рассматривать картины в арках. Не спеша прошлась вдоль, почухала подбородок, поморщила лоб. Задумалась возле последней, рассматривая красоту звездного неба и льющегося сверху таинственного синего света. Завораживающее чудо красок. Не заметила, как отвлеклась от загадочных картин, и задумалась о странном исчезновении мужа. Хм. Как не привычно звучит… мужа… Неужели я замужем? Отсутствие оного внушало некоторые сомнения. Где же его носит? А главное, почему не предупредил и не отвечает на звонки? Вот обижусь к такой-то бабушке и пусть подъезжает как хочет. Ишь ты! Господин нашелся! Потом оторвалась от созерцания комнатных красот и села на стул, где по счастливой случайности ничего не оказалось. Протянула руки на стол и уронила на них голову. Замерла. Ну, пусть только попробует заявиться сегодня ко мне мистер Лахрет! Урою! И не посмотрю, что здоровезный мужик!

— Иата Лана? — изумленный голос библиотекаря вывел меня из дремы и заставил поднять голову.

Шея противно заныла. Видимо, долго пролежала так, в задумчивости. Потерла ее, скривившись на ноющую боль.

— Да, я. Как видишь.

— Давно вы тут?

— Не знаю, не засекала.

— Простите, я отлучился. Думал ненадолго, да задержал один учащийся…

— Ничего. Как-нибудь переживу, — махнула я. — Вы лучше расскажите, что вы там напереводили!

— О! — он плюхнулся рядом и начал суматошно рыться в куче бумаг. — Да-да! Я еще вчера их перевел и сообщил об этом господину Лахрету. Он вам не говорил?

— Намекнул, — вильнула я от ответа.

Вот же! Конспиратор! Не буду вспоминать плохие слова в его адрес. Что-то не припомню, чтобы он что-то говорил. Или говорил? Я глубоко вздохнула и выдохнула. А Зунг тем временем лепетал дальше:

— А где он, кстати?

— Не спрашивай, не знаю, — мрачно покосилась я на собеседника. Вот и он мне «елея» на рану льет! — Лучше расскажите мне, что вы там накопали!

— Да-да, иата! Дело в том, что я так углубился в определение каждого слова, чтобы понять значение самого предложения, что совсем запутался! Выражения вроде бы понятны, но и в то же время намекают на что-то другое, — он продолжал энергично тараторить, лихорадочно перебирая все на столе. — Где же она?! — начал нервничать он.

Я рассеянно наблюдала за его хаотичными движениями. Этот человек мне напоминал какое-то животное. Не могу сказать точно… Роется, роется, потом вытянется, оглянется, замрет. Потом снова рыться.

— О! Вот он! Нашел! — он с радостным видом вытянул из-под толстенной книги довольно чистый листик, который предательски прятался под энциклопедией карского языка, выставив наружу только маленький свой кончик.

На нем было аккуратно выписано и пронумеровано семь коротких абзацев.

— Я специально переписал его, чтобы было понятно и наглядно, — он торжествующе выпрямился и направил на меня ликующий взгляд.

Вид настоящего кладоискателя, нашедшего сокровище! Словно он по крупицам выискивал скудные знания о древнем языке. Вымывал, просеивал, как старатель у горного холодного ручья, выискивая золото. А теперь светился, как лампочка.

— Читайте! — протянул он мне рукопись.

Я дрожащими руками приняла лист и заглянула в него. Там уже удобовразумительным почерком было написано:

1. И был мир после создания.

2. Творения (я сперва подумала, что люди, но потом, оказалось, что не только) во всем покорялись Создателю.

3. Он велел Старшим воспитывать Младших.

4. И они вместе служили Ему.

5. Создатель подарил им силу и связал их с нею.

6. Но герны восстали против Его власти и сотворили того, кого не должно было быть.

7. Тогда Создатель отвернулся от них и настала тьма, покрыв умы гернов. Она убила их, лишив детей Воспитателя. Но знай, о! жаждущий правды! Свет укажет тебе путь!

Зунг театрально вытянул лист из моих рук, положил его на стол и, многозначительно покосившись на меня, слегка вскинул подбородок. Я задумалась. Словно в этих словах написана краткая древняя история Заруны до доисторической эпохи, откуда не сохранилось никаких сведений. Далее последовали эпохи блужданий и междоусобных войн. А здесь… даже если эта комната не приведет нас к Зарунской рукописи, все равно это историческое событие, так как здесь письменно зафиксирована информация о жизни людей до эпохи блужданий. Некоторые археологи бы голову отдали за такую находку. Наран еще раньше на уроках истории говорил, что с тех давних времен почти ничего не сохранилось. Считается, что материк Иридания в те дни заселен не был. Что герны жили на каком-то из других пяти материков Заруны, а люди заселились на континенте, желая укрыться от тараков. Тараки, почему-то не особо жаловали самый большой материк. Словно боятся чего-то. Но чего? Опять меня что-то занесло не в то русло. Зунг же терпеливо выжидал моей реакции и следил за моим выражением лица.

— Вы уже разобрались со значением этих слов? — оторвалась я от своих дум.

— Вот, занимался этим до того, как сбегать по нужным делам, — он жестом указал на стол, как на поле битвы за знания.

— Даа, вижу, активно вы этим занимались… — скептически скривилась я, многозначительно расширив глаза на указанное место.

— О! Простите за беспорядок! Но мне так легче работать. Все под рукой! — он виновато составил брови. — Я вот, что подумал. Каждая надпись каким-то образом связана с картиной под нею. Я пытался это связать. Поднял некоторые исторические сведения и… в общем, зашился я. Нужен свежий взгляд.

— Значит, будем смотреть, — пожала я плечами и оглянулась, снова взяв в руки лист бумаги с переведенным текстом.

Встала со стула и подошла к первой. Заруна. Вид из космоса. Словно фотография. Удивительная реалистичность. Неужели такое могли в доисторическую эпоху? Читаю: «И был мир после создания…» Зунг сказал, что каждая надпись связана с картиной, словно пояснение к изображению. Ну, тут ясно. Нарисована планета, значит, ее создали и все было хорошо. Следующая: «Творения покорялись во всем Создателю». И тут все ясно… Я прошлась возле каждой картинки и задержалась у последней. Если предыдущие были повествовательного характера, то последняя была обращена к читателю. «Но знай! О! жаждущий правды! Свет укажет тебе путь!» Хм… что бы это могло значить? Ну, «жаждущий правды» — это мы, искатели. Путь… ну, это то, что приведет нас к правде. Но что значит свет? Свет. Свет. Свет…

— Может, свет — это знания? — вслух предположила я.

— Я тоже так подумал, — устало потирая переносицу, ответил Зунг. — Но что-то не вяжется с поисками. Какие именно знания тогда? Откуда? Если от той самой рукописи, то почему неизвестно, где она? Но, если же это слово имеет двойное значение… — он пожал плечами.

— М-да. Если свет буквальный, то он должен откуда-то светить, ведь так? — оглянулась я на смотрителя библиотеки. Тот согласно кивнул. — Тогда откуда и куда? Где он должен светить? — я положила в раздумьи руки на стоящий перед аркой пюпитр и шумно выдохнула. — Хм… тупик.

— А может и нет, — возразил он. — Вы, иата, правильные вопросы задаете. Это может к чему-нибудь нас привести…

— Да? — я приободрилась похвалой незаурядного человека и заскрежетала жерновами разума. Они недовольно завозмущались, ибо совершенно запутались.

Те самые вопросы только заводили в тупик, а не проясняли ситуацию. Через минут пять напрасных усилий моего слабого разума, я раздраженно хлопнула ладонью по пюпитру. Вековая пыль взмыла вверх, попав в мои бронхи. Я закашлялась. Фу! Стоп! А зачем здесь стоят эти пюпитры? И у всех одинаковая выемка под какую-то книгу…

— Зунг!

— Да, иата… — смотритель оторвался от рассматривания картины.

— А для чего тут стоят эти штуковины? — я пальцем указала на пюпитр.

— Сам над этим долго думал. Для меня это очередная загадка.

— Я заметила, что на каждой из них одинаковая выемка. Очень похожа на форму книги.

— Я тоже сделал такой вывод.

— А ты сравнивал их размеры?

— Да. Все идентичны.

— Интересно… мне кажется, что здесь должна лежать какая-то особенная книга.

— Но какая? — Зунг уронил голову на подставленную ладонь. — Это вопрос.

— Да уж… действительно вопрос, — прикусила я губу и снова повернулась к изучаемому предмету.

Во время этой паузы зазвонил коммуникатор. Надо же! Лахрет соизволил позвонить. Видимо вспомнил, что у него уже есть жена, с которой надо иногда общаться. Не хочу с ним говорить! Проигнорировала его звонок. Тот еще пару раз попытался дозвониться и бросил это гиблое дело. Я старалась не обращать на него внимания, а затем вообще выключила звук. Зунг подозрительно косился на меня, но деликатно промолчал. Я же поднесла пальцы к губам в глубокой задумчивости.

— Я думаю, что это должна быть какая-то особенная книга… — негромко протянула я и хмыкнула.

— И она должна быть очень древней! — озарило моего собеседника.

— Наверное, когда они создавали эту комнату, они должны были понимать, что ее могут найти не скоро… поэтому должны были использовать такую книгу, чтобы она была популярной и читаемой… — каждый раз я делала паузу и хмурила брови сильней и сильней.

— Но они не хотели, чтобы кто-нибудь из врагов мог догадаться, что эта книга — ключ… — вторил мне в задумчивости Зунг.

— Угу… — я с шумом выдохнула. — Может, если ее положить сюда в это углубление, то что-то должно проясниться.

— Но где ее искать?

— Может быть, она спрятана где-то здесь? — предположила я и раздраженно отбила звонок Лахрета, так как он снова позвонил.

Зунг же опустил отрешенный взгляд в пол, копаясь в закромах своего незаурядного разума. Мое предположение натолкнуло его на какую-то мысль и он, видимо, пытался ее оформить в слова.

— У нас в распоряжении целая библиотека! Я подумаю над тем, что именно нам надо искать. Если учесть условия, что у искомой книги есть размер и возраст, то область поисков сужается в сотни раз, — его глаза вспыхнули азартом искателя.

— Я думаю, она должна быть очень старой… — в унисон с ним произнесла я.

— Да-да! Даже старше этого здания! Времен, когда только построили архив, на фундаменте которого стоит атконнор.

Он закопался в гору бумаг и чуть слышно забубнил:

— С того времени осталось совсем мало книг. Они хранятся отдельно… хотя не исключено, что их могли случайно переместить в другие отделы. Ага! — он торжествующе откопал из кипы бумаг свой плоский ком, затем внес в строку поиска известные только ему данные и просветлел, когда получил результат. — Вот! Атконнор стоит здесь две сотни лет. До этого здесь был архив… так-так-так, — он листал в своем коме страницы. — Он был основан тысячу лет назад… хм… надо же… я этого не знал…

— Что там? — я подскочила к нему и заглянула через плечо.

— Вот, смотри, — он худым пальцем ткнул в замысловатую вязь букв, составляющих слова. — Здесь говориться, что до основания архива на этом месте стоял чей-то дом. Его снесли и решили его не рушить, а просто расстроить дальше. Строители говорили, что это был дом одного хранителя знаний… ну, ты знаешь, раньше людей, писарей и переписчиков манускриптов называли хранителями знаний… ага, так вот, этот хранитель был особенный. Он был прямым потомком одного человека, который пришел со стороны гор Градасса. Ходят непроверенные слухи, что в кольце этих гор существует малочисленное поселение людей, которые ни с кем не сообщаются. Их наездники называют отшельниками. Этих людей можно встретить и сейчас в топях болот, окружающих со всех сторон горы, но весьма редко… они сторонятся людей из окружающего мира.

Я широко распахнула глаза, стараясь запомнить каждое слово, произнесенное этим гениальным человеком. А он продолжал читать:

— Именно из уважения к этому человеку… у него, кстати, не было детей… его дом не стали разрушать… хм…

— Что? Что? — топталась я на месте, так как плохо понимала стиль написания этого документа, коий он читал.

— Тут говориться, что он имел воспитанника, который был первым смотрителем этого архива и который активно участвовал в его строительстве. Этот воспитанник был прекрасным сочинителем и писателем. Он создал несколько художественных произведений, которые стали классикой, читаемой каждым ириданцем. Самой популярной была книга… эх! — и он расстроено смолк.

— Да что такое? Договаривайте!

— Здесь не говорится, какая именно книга была самой распространенной. Но это не беда! С того времени сохранилось книг около нескольких десятков. И тем более, у нас есть подсказка! Размеры! — он вскочил и вытащил, как по волшебству, небольшую линеечку из кармана. Ну не фокусник, а?

Принялся измерять выемку и продолжил что-то бубнить. На этот раз я уже не могла расслышать, что именно. Но и не пыталась, так как меня отвлек снова звонок Лахрета. Я тупенько уставилась на имя, написанное на экране, и молчала. Пусть звонит. Пусть знает, что это такое, когда ты звонишь, переживаешь, а тебе не отвечают! Можно просто с ума сойти от бурной фантазии. Я, может, тоже занята.

— Есть! — воскликнул ученый муж, подошел к столу и на клочке бумаги написал размеры. — Держите! Я покажу вам отдел, где хранятся старинные книги. Мне будет нужна ваша помощь. Их слишком много, я буду долго копаться там.

— Хорошо-хорошо! — я с готовностью пионера шагнула к выходу, спрятав в ладони записку.

— А я пока пойду, пороюсь в главном коме. Надо выяснить все списки древних книг, — продолжил он говорить, выходя вслед за мной из комнаты и гася свет.

У длинного и высокого стеллажа с ветхими запыленными книгами, как артефактами библиотеки, я почувствовала, как подкашиваются ноги. Вот подумаю, что мне каждую надо измерить, так и сводит дыхание. Но, как говорят, глаза боятся, а руки делают. Помахав с натянутой улыбкой Зунгу ручкой и вооружившись коротенькой линеечкой от него, я принялась за работу. В общем, работа закипела. Одна книга, вторая, третья и так далее. Некоторые я сразу откладывала, из-за явного несоответствия. То маленькая слишком, то слишком большая. Не заметила, как и время полетело.

Вдруг, из полной сосредоточенности вывел меня довольно знакомый голос:

— Так и знал, что найду тебя здесь!

Я вскинулась и резко обернулась, точно застуканный на месте преступления воришка. Лахрет стоял рядом, опершись левой рукой о полку стеллажа и скрестив ноги. Глаза полные укора. Где-то внутри у меня даже что-то сжалось от радости, что он пришел, но роль обиженной велела себе играть до конца. Я демонстративно, молча, отвернулась, взяв с полки очередную книгу, и приложила к ней линейку. Конечно, все перед глазами расплылось, и уже ничего не было видно. Но все-таки.

— Лана! Я с кем разговариваю? — ого! Меня даже передернуло от его сердитого тона.

Так! Лана, держись! Не поддавайся на давление! Веди борьбу до конца!

— Я занята, разве не видишь? — фух! Голос не дрожит.

— Я тебе звонил несколько раз. Почему отбивалась?

— Я была занята, я же сказала, — надо же, даже получилось сказать с недовольством!

Брови мужчины изумленно взлетели резко вверх в сторону макушки. Он перевел свой вес на вторую ногу и оторвался от полки. Я нутром почувствовала, как растет его недовольство и непонимание. Видимо, я одна из немногих, кто так неожиданно неадекватно реагирует на него. Ланочка, ты обязана победить эту битву! Он должен научиться меня уважать. Может, выбрала не тот метод, но, пока, знаю только его.

— Лана, я звонил тебе семь раз! — он выхватил из моих рук книгу и отправил ее на место, призывая мое внимание.

Театрально не поднимаю на него глаз, беру следующую, процедив:

— Я тебе днем больше звонила.

— Ах, вот оно что! — он закатил очи горе. — Значит, обиделась?

Так! Ничего не отвечаем. Пусть молчание ответит за меня. Меряю сторону другой книги. Не совпадает. Слышу, отбивает раздраженную дробь на полке стеллажа. Начинает нервничать.

— Мне необходимо было срочно улететь. Это связано с делом тех беглецов. Кое-что прояснилось. Мое присутствие было необходимо.

Я снова не ответила. Присела. Беру следующую книгу. Он раздраженно цокнул, захватив меня за плечи, поднял на ноги и развернул перед собой так, чтобы смотреть в глаза.

— Ты, наконец, поговоришь со мной?!

Я, молча, отвела глаза в сторону. Внутри все сжалось от волнения. Все-таки спорить с ним сложно. На меня тяжело груженым возом накатывали смешанные чувства. С одной стороны я хотела на все плюнуть и прижаться к его груди, а с другой — развернуться и уйти, показав свою гордость.

— Пойми же ты, у меня есть долг! Я должен был…

— Меня не волнует сейчас твой долг! — выпалила я, наконец, перебив его оправдывания, и подняла на него глаза. — У тебя есть долг теперь и передо мной! Или уже забыл?! Я не сержусь, что ты отправился выполнять свои обязательства перед родиной, но неужели тебе так трудно заглянуть в комнату с балкона и просто сказать: «Лана, я отлучусь ненадолго по работе»?! Неужели ты думаешь, я бы тебя не отпустила?! Я думаю, что заслуживаю твоего уважения. Даже в мелочах, — я сверкнула глазами. — Ты бы хотя бы подумал, что я могу переживать. Да ещё на звонки не отвечаешь. Я звонила даже больше, чем ты!

Лахрет с досадой застонал. Вот тебе и семейная ссора. А хотела, чтобы без этого. Эх! Мечты наивной девочки… Он покачал головой и составил виновато брови. Дошло. Однако не захотел сдаваться. Проклюнулась природная мужская гордость и упрямство.

— И из-за такой мелочи дуться?!

Я возмущенно дернула головой и вырвалась из его рук.

— Мелочи?! Это, дорогой мой, элементарное уважение, а не мелочь! — и слово «дорогой» у меня получилось как ругательство.

Он вздрогнул и упрямо выдвинул челюсть. Боец!

– Я не думаю, что на это стоит обращать внимание.

— Значит, не стоит?!

Не действует. Тогда пускаем в ход мощное оружие. Антимужчин называется. Правда, стараться особо не надо было. Слезы обиды сами хлынули бурным потоком из моих глаз. Кто-то мне когда-то говорил, может быть даже в прошлой жизни (я имею в виду до потери памяти), что мужчины очень боятся женских слез… О! подействовало! Он растерялся. Расширил глаза и потерял всю свою боевую хватку.

— Ланочка… — его руки нежно коснулись моего лица и принялись вытирать соленую воду со щек. — Прости меня… я не хотел… только не плачь… я… я… прости, милая моя… — я пару раз для выразительности всхлипнула и засопела носиком.

Его руки, устав бороться с непрекращающимся потоком сырости, ухватили за плечи и ласково прижали мое заплаканное личико к груди. Все. Победа! Теперь все в порядке. Мир и покой. Повсхлипывала еще пару раз для виду и затихла, торжествуя над победой. Теперь будет сообщать об уходе. Точно извлек урок. Его нежные руки ласково гладили меня по голове, успокаивая мою разбушевавшуюся обиду. Как же тепло и уютно в его объятиях! Привыкай, родной, возиться с женщиной. Это тебе не взвод солдат, на которых надо командным тоном орать. С нами надо нежно, с сочувствием. А там мы умеем быть благодарными… ну, по крайней мере, я так точно.

— А что ты тут делаешь? — через пару минут молчаливого стояния подле стеллажа, спросил он меня.

А я уже и забыла! Вот же странное дело, сколько раз уже за собой замечала, что забываю обо всем в его руках…

— Чем ты тут занимаешься важным? — в его голосе уже не было звона холодного металла.

И я рассказала ему о том, о чем мы с Зунгом додумались. Лахрет слушал внимательно и нахмурив напряженно лоб. Только я закончила рассказ, подошел Зунг с весьма сосредоточенным взглядом. Увидев Лахрета, он почтительно склонился в приветствии и произнес:

— Я просмотрел архивные данные библиотеки только что. Узнал, что с тех пор не сохранилось ни одной книги… — лицо его хранило невысказанное расстройство.

— Что, совсем никакой? — поднял брови мой ятгор.

— Да. Но я еще кое-что узнал… В то время существовала группа переписчиков, называемых мазоредами. Не буду уточнять историю об этих людях. Скажу лишь, что они считали своим долгом сохранять и распространять самые выдающиеся книги их времени и те, которые дошли до них в неизменном виде.

— И что? — Лахрет сложил руки на груди.

— Так вот, копии, вышедшие из-под их рук, есть в нашей библиотеке и хранятся в отделе раритетной литературы. Это здесь, почти в самом конце. Их всего осталось пятнадцать штук. Единственная проблема, что они могут оказаться не на месте, а среди остальных, — он поманил нас в тупиковый конец изучаемого мной отдела. — Только в коме нет их изображения, одни названия. Надо их найти и посмотреть, не подходит ли какая-либо из них под ту выемку в этих стойках возле картин.

Мы слушали его очень внимательно, медленно бредя следом. Он пальцем вел возле книг, внимательно высматривая каждую. Остановился возле ряда старинных книг.

— Вот они! — ткнул Зунг пальцем в тот ряд, что находился на уровне груди. — Хотя здесь не только упомянутые. Но они есть точно среди этих старых книг, — он заглянул в список на бумажном клочке, прихваченном с собой от центрального кома, затем на книги. — Хм… так эта, эта и эта, — он указывал на старые дряхлые книжонки.

Мы с Лахретом сразу же достали их с полки и принялись вертеть в руках. Я достала линейку и мигом измерять. Одну сразу убрали, даже без линейки было понятно, что маленькая. Вторая вроде и подходила, но толщина и длина оказались немного меньше. Так мы просматривали все, что указывал нам Зунг, однако ни одна не подошла под указанное описание. Это повергло хранителя в обеспокоенное замешательство. Что-то не так.

— Странно, здесь нет трех книг… — он озадаченно поднес палец ко рту и оглянулся в сторону длинного стеллажа. — Мда…

— Что?

— Я даже ума не приложу, где их искать…

— Ну, значит, пойдем и продолжим перебирать, как я только что делала… — пожала я устало плечами.

Меня пробирало до дрожи, когда я представляла себе, как снова буду перебирать и мерить. У меня уже болела голова, а что тогда будет дальше?

— Я не думаю, что вы, иата, сможете так долго здесь сидеть… — передернул плечами хранитель. — У вас такой уставший вид…

Лахрет обхватил меня за плечи и посмотрел на Зунга:

— Я, наверное, отведу иату спать. Она действительно, устала.

Я возмущенно вздернула подбородок и вывернулась из его рук.

— И с чего вы взяли, что я устала? — моргнула я слезящимися глазами.

Моё неправдоподобное храбрение лишь рассмешило мужчин. Лахрет упрямо развернул меня в сторону выхода и, нагнувшись к моему уху, громко прошептал:

— Зунг узнает, как выглядят недостающие книги, и даст завтра нам их описание, а заодно просмотрит сам возможные места. Ты сегодня слишком много событий пережила. Наша дорогая кашиасу должна тоже отдыхать, как и ее королева.

Я шагала перед ним, как кукла, понимая, что действительно устала и хочу спать. Поэтому сопротивлялась больше для виду. Махнув Зунгу на прощание рукой, мы скрылись за поворотом стеллажей. Через пять минут молчаливого шествия по извилистым коридорчикам библиотеки, мы подошли к лифтовой круглой комнате. Вызвали лифт. Молчим. Я смотрю строго перед собой и чувствую, как глаза непослушно слипаются. На хронометре, что светился на табло над дверцами лифта, цифра указывала на приближение полночи. Лахрет стоял чуть позади, поэтому я не видела его лица, но чувствовала, как он пристально рассматривает меня. О чем он думал, не могла услышать без Забавы. А она сладко спала у меня в комнате на постельке, так что приходилось только догадываться.

Приехал лифт, и мы вошли в кабину. Лахрет нажал на какие-то кнопки, но я не удосужилась посмотреть, куда именно. Устало прислонившись к стенке лифта, я запрокинула голову и закрыла устало глаза:

— Да, ты был прав, я действительно устала…

Хотелось только одного, доползти до постельки к своей Забаве и отрубиться. Лифт монотонно тихо гудел, сообщая о своей работе. И все. Я не вижу Лахрета, но продолжаю чувствовать его пристальный изучающий взгляд. А потом тепло. Совсем близко. Потом жар на губах. Распахнула от неожиданности глаза и осознала, что Лахрет целует меня, страстно и жарко. Только и смогла, что взмахнуть руками, как крыльями, и замычать. Вырваться не представлялось возможным. Позади стена лифта, впереди Лахрет, а по бокам его руки, упертые в ту самую стену. Но сопротивлялась я ровно две секунды. Потом приток адреналина и эндорфина ударил в мою сонную голову оглушительной наковальней, а сердце лихорадочно забилось в животе. Я чувствовала бешеное сердцебиение мужчины под упершейся в его грудь ладонью. Напившись всласть поцелуем, он отодвинулся и заглянул лукаво в мои глаза. На его губах играла довольная улыбка.

— Наглец! — выдохнула я.

— Прости, случайно вышло. Ты так манила меня, беспечно расслабившись у стены, что я просто не смог удержаться…

Я одарила его взглядом, полным укора.

— Вообще-то ты еще Зунгу сказал, что мне пора на отдых, а теперь ты вынуждаешь меня… уже ученая…

— Какая ты у меня догадливая… — он обольстительно расширил свою шаловливую усмешку.

И тут дверца раскрылась. Это был не мой этаж.

— Где мы? — удивилась я.

— Я хочу показать тебе свои апартаменты. Ты ведь никогда у меня не была еще в гостях… — он, продолжая пленительно мне улыбаться, взял за руки и вывел из лифта.

Мы были на этаже преподавателей-наездников. Длинный светлый коридор с желто-оранжевыми стенами, освещенными слабыми светильниками в виде свечей, казался загадочно-тихим. Ноги ступали по бардово-коричневому мягкому коврику. Лахрет подвел меня к четвертой справа двери с надписью «8». Открыл дверь через свой коммуникатор, используя его как ключ. Довольно дорогое в Ире удовольствие.

Комната его была в несколько раз скромнее моей. Кровать без балдахина. Картин нет. Голые зеленые стены с замысловатым абстрактным узором. Стол, стул, кресло, шкаф, прикроватная тумба и, пожалуй, все. Он подошел к столу, оставив меня у двери рассматривать помещение, и положил на него коммуникатор. Надо же, я первый раз в комнате у мужа. Смешно! А он у меня сутками пропадает. Видно, я не такая смелая и решительная.

— Ну, как тебе? — спросил он, обводя взглядом свое жилище.

— Скромно… — единственное, что я смогла из себя выдавить.

Он снова лукаво ухмыльнулся и подошел, как хищник, мягкой походкой.

— Я чувствую твое волнение… Ты до сих пор меня боишься? — он ласково провел ладонями по моей голове и задержался на подбородке.

Грудь непослушно взволнованно взмыла вверх, и я блажено прикрыла веки. Странно, мне кажется, или я чувствую его эмоции? Словно они текли ко мне через его ладони. Он приблизился и совсем рядом у моих губ прошептал:

— Ты не против сегодня эту половину ночи провести со мной?

— У меня есть выбор? — я загадочно моргнула, пленительно улыбнувшись мужчине. — По-моему, ты мне его не оставил, поцеловав в лифту.

Тепло его тела, горячее дыхание на моих губах, независимо от моего желания, пробуждали уже знакомое чувство влечения. Мои руки стремительно взвились вверх, обвив его мужскую шею, а тело пластилиново прижалось к нему.

— Я люблю тебя, моя Лана… — прошептал он прежде, чем я покорилась желаниям.

А потом все закружилось, завертелось, заплясало. Лишь его руки, губы, тело имело сейчас какое-то значение. Он что-то шептал мне в порыве страсти, но я почти ничего не слышала, отдавшись бурному порыву влечения, охватившем меня благодаря его нежным ласкам. Не знаю, как вещи слетели на пол, но уже через несколько минут меня аккуратно уложили на постель и…

*** *** ***

Привычное тепло лежавшей рядом Забавы всегда успокаивало меня и создавало чувство уюта. Поэтому рядом с ней я всегда спала крепко и сладко. После того, как меня провели до моих апартаментов, попрощавшись сладким поцелуем в… щечку, я еле долезла до своей малышки и заснула, в чем была.

А теперь, утром в выходной день, когда я могла выспаться досхочу, кто-то наглым образом ввалился в мою комнату и громким шорохом одежд заставил открыть глаза. Нехотя села в постели. Вставив руки в бока и ходя туда-сюда у моей кровати, ждала моего пробуждения шиасу Ира. Заметив, что я, наконец, соизволила продрать глаза, она остановилась и вперила в меня красивые синие глаза, полные злого яда и презрения.

— Проснулась, наконец-то! — вскинула вверх руки Мара.

Нет! Всё! Сегодня же займусь тем, что поставлю замок в двери. Надоело, что в мою комнату вваливаются все подряд, кому только влезет в голову желание созерцать моё лицо. Меня ее разгневанный вид не впечатлил, а наоборот, взбесил, и я раздраженно уронила тело на постель, не обращая внимание на возмущенный возглас незваной гостьи о том, что я проявляю дикое неуважение к ее персоне. Надо же, честь какая! Завалилась без спроса и жаждет, чтобы ей были рады. С последнего раза, послушав нелестные комментарии обо мне, у меня отпало всякое желание лицезреть эту дамочку. Думает, я ее испугалась что ли? Я огляделась. Забавы нигде не наблюдалось.

— Забава! — позвала я свою кроху, продолжая игнорировать Мару.

Слева из-под кровати высовывается перископ в виде головы моей королевы. Глаза испуганно блестят в свете утреннего солнечного света, льющегося из отшторенного окна.

— Что? Я уже проснулась, — мигнула она большим фасетчатым глазом и перевала его на ошалелую фурию у моей постели.

— Госпожа Мара, я бы с удовольствием проявила бы к вам достойное уважение, если бы вы, — ответила я ей, все-таки поднимаясь с постели и поправляя неснятую с ночи одежду, — соизволили предупредить о своем визите. А так, — поднялась с постели, — извините. Я совершенно не готова вас принять.

Она распахнула возмущенно рот от моей неучтивой речи. Я же присела возле Забавы и ласково погладила ее по голове. Та была явно напугана. Чем? Мои раздумья прервала пришедшая в себя от моей беспардонности шиасу:

— Как ты посмела меня ослушаться!

Я оторвалась от ласкания лежавшей у кровати на коврике Забавы и вскинула на гостью голову.

— Что вы имеете в виду?

— Я прямо тебе сказала, что не довольна твоим выбором спутника! Ты же, не смотря на мой протест, заключила с ним брачный контракт!

— Так я же вам сказала, госпожа Мара, что не нуждаюсь в вашем одобрении, — я спокойно поднялась на ноги и выпрямила спину. — Лахрет — мой выбор и я не жалею о нем ни на секунду. Поэтому ваши претензии, пожалуйста, оставьте при себе, уважаемая.

Она вздрогнула и дернула головой.

— Как ты смеешь со мной говорить в таком непозволительно хамском тоне?! — если бы гнев был похож на искры, то Мара бы была фейерверком.

— Ой! — я деланно хлопнула в ладони. — Простите! Это, видимо, из-за того, что я пока не пробудилась толком ото сна. Поэтому так веду себя. Думаю, пришли бы вы позже, когда я была бы выспавшейся и собранной, наверняка бы говорила мягче. А так, я не люблю, когда ко мне вламываются в комнату без разрешения и начинают сыпать претензиями! За кого выходить замуж — мое личное дело! И я не собираюсь выслушивать ваши претензии. Так что будьте добры, госпожа, покиньте помещение! Вон дверь, — я указала на выход. — Я вас не держу.

Та разве что не булькала, кипя от ярости. Как же я ее задела! Она поджала упрямо губу, но, явно, уходить не собиралась. Видимо, пришла не для того, чтобы поругаться со мной. Поэтому, пропустив мимо ушей моё последнее «приглашение», продолжила свою тираду:

— Ты вообще, понимаешь, что теперь Лахрет стал лортом?!

— И что? Теперь надо стать на балкон и кричать во все горло, что я вышла замуж?!

— Нет, — она понизила тон, но от этого речь ее не стала ядовитее. — Тебе должно быть известно, что после заключения брачного договора, кашиасу обязана организовать обед в честь этого события. Это для того, чтобы сообщить общественности о случившемся.

— Хорошо, я скажу об этом Лахрету. Что-нибудь придумаем, — я присела за накрытый стол, желая показать, что не желаю больше с ней говорить.

Мара сжала кулаки и произнесла довольно сдержано и уже спокойно:

— Я понимаю, что ты чувствуешь большую свободу из-за того, что рядом с тобой твоя королева, но учти, что моя Кара сильнее ее во много раз. Только я не собираюсь сейчас тебе что-либо доказывать. Мое дело сообщить, что моя прямая обязанность — организовывать подобные мероприятия для кашиасу и мне придется сделать это и в данный момент. Так что от тебя ничего не требуется, только прийти на него вместе со своим новоиспеченным мужем.

— Очччень интересно, — съязвила я.

Она презрительно скривила губы. Да, я сейчас сильно загнула в общении с этой особой, но беседовать с ней у меня, сонной кашиасу, совершенно не имелось желания. И я действительно не до конца понимала, с кем имею дело. Так что всячески старалась ее выпроводить из комнаты. Она вздернула подбородок и величавой походкой с гордостью правительницы целой страны, уплыла прочь из комнаты, даже не попрощавшись. И отличненько! Надо рассказать об этом визите Лахрету. Правда ему может не понравиться, когда он узнает, как я с нею разговаривала. Ну, и пусть.

Дверь за шиасу хлопнула так, словно она спасалась бегством от землетрясения. Из-за кровати выползла Забава, как партизан из засады.

— Она уже ушла? — послышался ее робкий вопрос в моей голове.

— Угу, — я принялась за завтрак.

Хорошо, еще не успел остыть. Все-таки есть польза, что меня разбудили вовремя, а то бы ела холодное. Я посмотрела на подползшую королеву:

— Ты что, пряталась?

— Да.

— А почему?

— Я испугалась.

— Испугалась? Чего? Она же женщина?

— Ее чувства сильно бьют.

— Не поняла… А как же тогда другие? Ведь они тоже испытывают какие-то чувства, но ты мне никогда не жаловалась и они тебя не пугали…

Забава озадаченно мигнула, словно спрашивая «Разве ты не понимаешь?»

— Объясни… — попросила я ее.

— Она наездница королевы-матери.

— И что? А ты — королева.

— Я еще маленькая. А ее Кара…

— Твоя мать…

— Кара сильная. Она всегда с ней. Она ведет ее всегда. Всегда слышит. Мне страшно, когда она начинает давить.

— Ух ты! А теперь поподробнее, — я даже оторвалась от своего любимого прогонара. — Я об этом уже слышала и не раз, но так ничего и не поняла.

— Это трудно объяснить… Я это чувствую.

— Ну, пожалуйста!

— Кара сильная. Она заставляет ей подчиняться. Она приказывает. Мы слушаем ее.

— А как это выражается? И почему она сильная?

— Я не знаю. Она сильная. Мара сильно чувствует. Их связь сильная, — отрывисто говорила Забава. Ей и вправду, было сложно объяснять.

Ведь она еще ребенок чуть больше трех месяцев от роду. А Кара уже немолодая и славная королева. Да еще и ее мать, хоть Забава никогда об этом не упоминала. Тогда я решила пока на этом остановиться. Пока достаточно. Забава принялась за свою еду. Вошла Фия.

— А где ты была? — спросила я каоту.

— Меня иата Мара попросила выйти. Я послушалась.

Спорить было бесполезно. Все в Ире были приучены беспрекословно слушаться своих шиасу.

— В следующий раз, Фия, я попрошу тебя, предупреждай меня. Мне не нравиться, что в мою комнату заходят все, кому не лень. И вообще, я поставлю замок здесь. Моя комната — мое личное пространство. Ты меня поняла?

— Да, иата.

— Отлично! — и когда это я стала таким командиром? Власть почувствовала? — И еще. Найди мастера, что делает замки и пусть установит. Не забудь.

— Слушаюсь, иата. Еще будут указания?

Сперва я зависла от слова «указания». Потом поняла, что стала привыкать к тому, что у меня есть прислужница. Махнув на эту мысль рукой, я покачала головой, поблагодарила ее за завтрак и вышла на балкон. Забава за мной.

Там я решила набрать Лахрета. Невыносимо захотелось услышать его родной голос, чтобы успокоиться. Он ответил сразу. Надо же! Сработала моя вчерашняя мелодрама. Правда, он долго говорить не мог, сказал, что занят. Потом перезвонит. Я лишь успела ему сообщить, что Мара заходила. Он был удивлен, но ничего конкретно не сказал, лишь, что будет сегодня вечером. Ладно. Чем занять себя? Отправилась на парфлет, где с Забавой потренировались с полетами. Она уже легко держалась в воздухе и быстро ловила потоки воздуха. Я решила, что моя девочка выросла. Уже умеет летать. А всякие там воздушные пируэты, это уже потом, со временем наработается. Как же мне хотелось, чтобы она поскорее выросла, и я смогла бы сесть на ее спину. Но пока я стояла на земле, а она пробовала свои тонкие и слабые крылья. Наблюдая за старательными попытками моей девочки учиться хорошо летать, я погрузилась в раздумья. Чего хотела добиться Мара, придя ко мне? Просто поскандалить? Не похожа она на простую скандалистку. Логика подсказывала, что она что-то зондировала, прощупывала почву. Что-то задумала? Но как ее раскусить? Эта женщина действительно была непростой и властной. И мое чрезмерно пофигистское поведение ее только распаляет. Конечно, меня Лахрет предостерегал против нее, но мое женское самолюбие не позволяло на нее реагировать так раболепно, как это делали другие. Может, это и впрямь — следствие моего незнания, но я по-другому не могла. И это тоже меня настораживало. Почему я так упрямилась? Мне что-то не давало покоя. Интуиция? Последний взгляд, брошенный этой женщиной на выходе, заставил меня осечься. Она точно что-то задумала, но что? Легкомыслием я не страдала, но и быть всегда бдительной не привыкла. Мне здесь, в атконноре, все казалось ясным и прозрачным. Все просто и понятно. Мир власти и политики — темный лес при густом тумане. Ни с кем я бороться не собиралась, но оказалась втянутой в нешуточную борьбу за какие-то интересы.

Потом я подумала о таинственных исчезновениях, о которых мне рассказывал Лахрет. О людях, которые однажды ушли из дома и уже никогда не вернулись. Куда они исчезают? Каким образом? Замешаны ли наездники в этом? И зачем люди нужны таракам? Кто-то что-то смутно пытался мне объяснить, но я мало, что поняла. Якобы эти странные существа — продукт генной инженерии гернов, вымершей древней ящероподбной расы. Они, не знаю по какой причине, были лишены возможности иметь потомство, потому и вымерли. Поэтому они пытались найти способ сохранить свою расу. Единственным разумным способом дли них явилась генная инженерия. Они каким-то известным лишь им одним методом соединили гены свои и людей. Тараки стали результатом их экспериментов. Затем герны исчезли с лица Заруны. А их наследие осталось. Зачем люди нужны таракам, я не ведаю. Говорят, для рабочей силы. Но почему люди никогда не возвращаются с этого рабства? Не сбегают? Ведь мне известна сила жажды свободы… Хотя… кто-то вроде рассказывал, что кто-то сбегал однажды. Давно. Очень давно. И рассказывал ужасные страсти. Многие посчитали их небылицами и бредом больного человека. Помню, что тот говорил, что тараки никогда не брали наездников в плен. Они их убивали сразу. Или же убивали их ниясыть. И это еще одна загадка. Почему? По словам очевидцев, тараки больше смерти боятся ниясытей. Так ли это? Я глубоко вздохнула, от вихря неразгаданных тайн этого мира. Одни вопросы. И чем дальше я что-то понимала в нем, тем больше убеждалась в том, что я совершенно ничего не смыслю. А еще эта история с Зарунской рукописью. Действительно ли она существует? Что на самом деле в ней записано? Найдем ли мы ее когда-нибудь? И когда именно? Я решила, что хоть на что-то я смогу получить ответ. Надо искать книгу, которая нам поможет прояснить вопрос о Рукописи.

После парфлета мы спустились с Забавой в библиотеку, где нашли Зунга в том же отделе книжного хранилища, где находились ветхие манускрипты. Застали его на том же занятии, что делала и я вчера. Успехов у него не наблюдалось — он еще ничего не нашел. Я присоединилась к нему и не заметила, как пролетело время до обеда. Конечно, поиски наши результата никакого не принесли, словно мы не там искали. Зато убили кучу времени. И все-таки этот вариант надо было проверить, поэтому мы старательно пытались приложить все силы. Забава лежала в сторонке и скучающе наблюдала за нашей монотонной и однотипной работой, однако ни разу не возмутилась. Какой же все-таки святой ребенок!

Долго ли я была в хранилище знаний печатных, рукописных и электронных, не знаю. Время пролетело быстро. Особенно после обеда, когда отвела Забаву спать. Глаза слипались от перенапряжения, слезились и отказывались что-либо видеть. Даже, как мне казалось, неугомонный Зунг клевал носом над очередной книгой. Где-то глубоко я понимала, что надо остановиться и пойти спать. Тем более завтра учебный день и прогулять его уже не имела морального права ни по каким стандартам. Попрощавшись со своим соратником по поискам, я, еле передвигая ногами, побрела к себе в комнату. Набрала Лахрета, чтобы спросить, где он. Он ответил лишь на второй раз и коротко сказал, что занят и говорить не может, что перезвонит. Меня весьма насторожил тон, с которым он мне ответил. Очень тревожный, немного протяжный, словно он о чем-то думает жутко важном и нешуточном. Будто что-то произошло из ряда вон выходящее. Конечно, уставший от поисков мозг не воспринял все слишком в серьез и вырубился, как только я уронила голову на подушку. Я так утомилась, что даже не стала ужинать и раздеваться. Так в одежде и заснула. В который раз. Это уже стало входить в привычку.

Мне снова приснился кошмар. Я бегу по ночному лесу. Позади раздаются тяжелые шаги и хриплое мужское дыхание. Хрустят сухие ветви, хвойный игольчатый ковер прогибается под ногами. Слышу, как бешено колотится сердце в груди, готовое вот-вот выпрыгнуть вон. Задыхаюсь, спотыкаюсь, падаю. Руки больно саднят от сильного удара о поваленный ствол. Снова поднимаюсь и бегу. Выскакиваю к обрыву и… Тьма.

Резко открыла глаза. Фух. Это лишь сон. В комнате темно. Все еще ночь. Лишь лунный свет холодным потоком проникал сквозь окно, освещая все предметы в помещении. И еще мужской силуэт, сидящий на самом краю моей постели, повернутый ко мне спиной. Лахрет. Он смотрел в окно, о чем-то отрешенно размышляя. Почему он здесь? Почему не у себя в комнате? Пришел ко мне и просто сидит. Ему так легче думается? Я, молча, некоторое время просто рассматривала его темный контур, не желая прерывать его раздумий.

— Я разбудил тебя? Прости. Не хотел, — не поворачиваясь, глухо произнес он.

Я приподнялась и нахмурилась.

— Что-то случилось?

— Случилось, — выдохнул он, но продолжал недвижимо сидеть у моих ног.

Этот его ответ заставил мое сердце испуганно сжаться. Я села. Меня напугал его тон. Такое вообще с ним первый раз. Я никогда не видела, чтобы Лахрет был чем-то так обеспокоен. Воспоминания о кошмаре вмиг рассеялись, и уже через пару секунд сидела рядом, положив ладонь ему на колено. Он повернул слегка голову, предоставив мне для обозрения свой резной хмурый профиль.

— Что? — теперь я была не на шутку встревожена.

— Сегодня отказала первая вышка, — он напряженно сглотнул. — Никто не знает, почему.

Я, правда, не поняла, о чем он, но явно это не обещало быть чем-то хорошим.

— Объясни… — я сжала его ладонь.

Он глубоко и шумно вздохнул. В ночном свете его лицо казалось особенно осунувшимся и утомленным. Начал он хриплым уставшим голосом:

— Видишь ли, не каждый в Иридании знает, как действует защитное поле. Дело в том, чтобы постоянно поддерживать все поле одновременно, необходим мощный источник энергии. В Иридании такого не существует. Просто не реально держать его запущенным везде и всегда. Ученые создали целую систему защиты. Поле поделили на сегменты, за каждый из которых отвечает определенная вышка, излучающая отражающее поле зонтичным способом. По-сути, все защитное поле — это сеть таких излучателей, способных работать как автономно, так и в системе. Источник энергии у всех личный. Но программное обеспечение у них централизованное, за которое отвечает главная станция в Кодоссе. Правда, у каждой вышки существует свой личный автономный программный пункт и кодировка каждого излучателя своя особенная. Это было создано во избежание цепной реакции выключения всей сети. Так, если одна вышка будет выведена из строя, тогда другие, стоящие рядом, перекроют ее поле работы. Конечно, тогда энергозатраты повысятся у них, но целостность поля не будет нарушена. Об этом знают единицы. Вокруг всего континента находится целая сеть сверхчувствительных сенсоров, которая настроена на ДНК тараков и их оборудование. Как только хоть один тарак сунет нос чуть ближе километра к берегу Иридании, срабатывают датчики и посылают сигнал на ближайшую вышку-излучатель поля. Срабатывает система защиты и запускается вышка. Потом все. Те, кто попадают в зону его действия, тут же отталкиваются на безопасное расстояние.

— А как рыболовецкие судна? Я знаю, что существуют контрольные пункты. Как они действуют тогда?

— На каждый корабль устанавливается особенный маяк с одноразовым ИК-кодом и передатчиком. Этот код передается на нужную вышку и, когда корабль проходит в ее радиусе, вышка не реагирует на него. Все время их пребывания за полем радары контрольных пунктов фиксируют их передвижения. Когда они возвращаются обратно, сообщают через передатчик о желании пересечь границу, и дежурный пропускного пункта сообщает им новый код. Они смело пересекают в условленном месте границу.

— А разве тараки не могут захватить корабль и притвориться, что они рыбаки?

— На каждом судне есть наездник. Именно он охраняет передатчик и маяк. Если уточнить, он находится на амуниции ниясыти. И как им пользоваться, знает только наездник и капитан судна. Так что вероятность того, что тараки воспользуются этим методом проникновения на континент, сводится к нулю. Но и на этот случай, есть предосторожность. Пограничная служба проверяет каждый корабль, возвращающийся из-за границы. Это обязательная процедура. При любом подозрительном поведении корабля и экипажа судна, активируется особая проверка. Такой корабль ставится на карантин, — Лахрет измученно потер ладонями лицо и обхватил голову за затылком. — Не хочу сейчас вдаваться в подробности. Прости, не время как-то… устал я.

Я уселась сзади и принялась массировать его широкие плечи. Он блажено застонал.

— Прости и ты меня. Набросилась на тебя с вопросами…

Он выдохнул.

— Это сводит меня с ума…

— Что? Я?

— Нет. Эта история с вышкой. А до этого — постоянные случаи исчезновения людей. Свидетели сообщают, что приплывают суда тараков. Они высаживаются на берег поздним вечером. Вылавливают людей, и исчезают. Следы все ведут в океан. Никто не знает, каким путем они приходят, обманывают датчики и уходят.

— Это везде происходит?

— По всему периметру. И нет никакой закономерности! — Лахрет звонко хлопнул себя по колену.

— Ну, я думаю, закономерность есть, — протянула я, стягивая с него кожаную черную куртку и рубашку, продолжив разминать натянутую, как струна, спину, — просто, вы ее не можете пока найти. Ведь закономерность есть даже в хаотичном движении атомов. Есть причина, есть и следствие. Причем взаимосвязь между ними находится ближе к вам, чем вы думаете и ищете. Так всегда бывает. Чем сложнее ситуация, тем проще развязка и ее причина. Она чаще всего находится где-нибудь под самым носом, там, где труднее всего догадаться, что она там есть. Я так сужу по себе. Вечно что-нибудь ищу, а оно под самым носом. Вот вчера искала линейку в библиотеке, а она была у меня за ухом! Смешно, правда? — мои ладони скользнули к его пояснице вдоль позвоночника и снова к лопаткам. Он мрачно молчал. — Вот скажи мне, можно ли пройти датчики, обманув их? Ну, хоть малая вероятность? Так, будто корабль плывет, а датчики их не видят.

Слышу, стучит нервно носком по полу.

— Ну, есть одна возможность… — протянул он задумчиво. — Но доступ к ней есть только с нашей стороны и знают о ней единицы.

— Вот я тебе скажу так, что часто то, что кажется менее всего вероятным и является объяснением самой запутанной и сложной ситуации… — умудрено протянула я.

Он оглянулся на меня через плечо.

— Откуда ты это знаешь?

— Фильмов насмотрелась! — хихикнула я и отодвинулась назад, уронив уже уставшие руки на колени.

— Фильмов? Что это такое?

— Как что? — удивилась я и сразу осеклась.

А и вправду, что это действительно? Я насупилась, вздохнула. Опять загадочное прояснение памяти.

— Я не помню, — через несколько мгновений продолжила растерянно я. — Просто выскочило как-то и все.

— Ладно… потом разберемся… — его лоб прорезала напряженна морщинка. — Но твои слова имеют зерно смысла. Мы можем действительно искать не там, — он устало потер переносицу.

— Слушай, Рет… — склонилась я к его уху. — Зунг говорит, что свежий взгляд придает ясности неразрешенной загадки. Послушай его совета. Тебе надо поспать. Отдохнуть. С утра что-нибудь, гляди и придумаешь.

Он изогнулся и обхватил меня за талию:

— Хорошо, что у меня есть ты… — его губы скользнули по моей шее.

— Рет… ты же устал…

— Угу… можно я тут посплю? Сил идти в свою комнату — нет.

— Прямо здесь, со мной и Забавой? А разве так можно? — изумилась я.

— Нет. Я лягу на диване.

— А. Раз так…

Он чмокнул меня в щечку и со вздохом оторвался. Потом медленно поднялся и потопал на диван. Лег, поправив под головой подушку, и заложил руки под затылок. Я сползла с кровати, подобрала покрывало с постели и заботливо накинула на него.

— Спасибо, родная, — смыкая веки, протянул он, скользнув пальцами по моей щеке.

— Не за что, — тихо прошептала я, наблюдая, как он легко уходит в мир снов.

Потом, убедившись, что муж сладко спит, я нырнула к своей спящей принцессе и уснула сама. Здравствуй, сон, родной сон.