— Не двигайся. Оставайся так, как лежишь. — Адам стоял в ногах кровати, глядя на меня через видоискатель «Поляроида». Я смущенно глядела на него. Я лежала поверх простыни, голая. Под одеялом были только ступни. Зимнее солнце слабо пробивалось сквозь задернутые тонкие шторы.
— Я опять уснула? Ты уже давно стоишь?
— Не двигайся, Элис. — От вспышки у меня на мгновение перед глазами забегали круги, послышалось жужжание, и появилась пластиковая карточка, словно камера показала мне язык.
— По крайней мере ты не понесешь проявлять пленку.
— Заложи руки за голову. Вот так. — Он подошел и убрал волосы с моего лица, затем снова отступил. Он был полностью одет, вооружен камерой, на лице выражение невозмутимой собранности. — Раздвинь немного нога.
— Мне холодно.
— Я скоро тебя согрею. Потерпи.
Камера снова ярко вспыхнула.
— Для чего это тебе?
— Для чего? — Он отложил фотоаппарат и присел рядом со мной. Два снимка лежали около меня на кровати. Я смотрела, как на них проявляется мое изображение. Фотографии показались жестокими по отношению ко мне, кожа выглядела воспаленной, какой-то бледной, покрытой пятнами. Мне вспомнились полицейские фотографы в фильмах, работающие на месте преступления, но я постаралась отогнать эту мысль. Он взял мою руку, которая по-прежнему была послушно заложена за голову, и приложил ее к своей щеке.
— Просто мне так захотелось. — Он уткнулся губами в мою ладонь.
Зазвонил телефон, и мы посмотрели друг на друга.
— Не поднимай трубку, — сказала я. — Это опять он.
— Он?
— Или она.
Мы подождали, пока телефон не замолкнет.
— А если это Джейк? — сказала я. — Вдруг это он все время звонит.
— Джейк?
— А кто еще может быть? Ты говоришь, что раньше звонков не было и они начались после того, как здесь поселилась я. — Я посмотрела на него. — Или, может быть, это какой-нибудь приятель?
Адам пожал плечами.
— Может, и так, — сказал он и снова взялся за камеру, но я быстро села.
— Мне пора вставать, Адам. Ты не мог бы принести обогреватель?
Квартира, верхний этаж высокого дома викторианской постройки, была оборудована по-спартански. В ней не было центрального отопления и лишь необходимая мебель. Моя одежда занимала один угол в большом потемневшем шкафу, а вещи Адама были сложены в углу спальни, все еще не распакованные. Ковры были потертыми, шторы тонкими, а на кухне над маленькой плитой висела лампочка без абажура. Мы редко готовили и каждый вечер ели в маленьких, слабо освещенных ресторанчиках, прежде чем вернуться на высокую кровать к горячим объятиям. Я почти ослепла от страсти. Все казалось расплывчатым, нереальным — все, кроме меня и Адама. До сегодняшнего дня я была хозяйкой самой себе, планировала свою жизнь и точно знала, что собираюсь делать. Никакие связи никогда не сбивали меня с пути. Теперь же я ощущала себя беспомощной, потерянной. Я бы бросила все ради того, чтобы почувствовать его руки на своем теле. Иногда, в ранние утренние часы, просыпаясь первой и лежа как неприкаянная в постели незнакомца, пока он еще пребывал в таинственном мире снов, или уходя с работы, когда я еще не видела Адама и не чувствовала его неистощимого восторга, я пугалась. Полное растворение в другом человеке.
Этим утром я пострадала. В зеркало в ванной комнате я увидела, что по моей шее вниз сбегает свежая царапина, а губы распухли. Адам зашел в ванную и встал позади меня. Наши глаза встретились в зеркале. Он облизал палец и провел им по царапине. Я завернулась в одежду и повернулась к нему.
— Кто был до меня, Адам? Нет, не нужно просто пожимать плечами. Я серьезно.
Он минуту помолчал, словно взвешивая возможные варианты.
— Давай договоримся, — проговорил он. Эти слова прозвучали ужасно официально, но в тот момент я считала, что так и должно быть. Обычно детали чьих-то прежних любовных похождений всплывают в ночных исповедях, после занятий любовью, в виде кусочков информации, которые служат знаками близости или доверия. У нас такого не было. Адам протянул мне куртку. — Мы устроим по дороге поздний завтрак, потом мне нужно будет пойти кое-что прикупить. А затем, — он открыл дверь, — мы опять встретимся здесь, и ты сможешь рассказать мне, кто был у тебя, а я расскажу о тех, кто был у меня.
— Обо всех?
— Обо всех.
— ...а до него был Роб. Роб был графиком-дизайнером, он считал себя художником. Он был намного старше меня, и у него была дочь от первой жены. Он был довольно тихим, но...
— Что вы делали?
— Что?
— Что вы с ним делали?
— Ну, знаешь, кино, пабы, прогулки...
— Ты понимаешь, о чем я.
Я понимала, о чем он спрашивает, конечно, понимала.
— Боже, Адам. Было по-разному, как ты понимаешь. Это было много лет назад. Детали я уже не помню... — Ложь, конечно.
— Ты его любила?
Я с тоской вспомнила доброе лицо Роба, некоторые приятные моменты. Я боготворила его — по крайней мере какое-то время.
— Нет.
— Продолжай.
Это начинало тревожить. Адам сидел передо мной, нас разделял стол. Он сцепил пальцы, глаза неотрывно смотрели на меня. Мне всегда было трудно говорить о сексе, не говоря уже об этом допросе.
— Был Лоуренс, но с ним продолжалось недолго, — промямлила я. — Лоуренс был смешным и совершенно безнадежным.
— Ну?
— И Джо, с которым я когда-то работала.
— Вы сидели в одном кабинете?
— Что-то вроде того. Но нет, Адам, мы не занимались этим на ксероксе.
Я нехотя продолжала свой рассказ. Я ожидала, что это будет взаимная эротичная исповедь, которая закончится в постели. Однако все превращалось в холодный, сухой рассказ о мужчинах, имевших и не имевших для меня значение в смысле, о котором я не хотела говорить Адаму за этим столом.
— А до того была школа и университет, ну, ты понимаешь... — закончила я. Мысль о том, что придется вспоминать довольно короткий список парней и одну ночь, проведенную в пьяном беспамятстве, была отвратительна. Я глубоко вздохнула. — Что ж, если тебе так хочется. Майкл. Потом Гарет. И Саймон, с которым я встречалась полтора года, и еще мужчина по имени Кристофер, с которым мы переспали один раз. — Он посмотрел на меня. — Еще один мужчина, чьего имени я так и не узнала, с ним мы занимались любовью на вечеринке, на которую я не хотела идти. Вот.
— Это все?
— Да.
— Значит, с кем ты трахнулась впервые? Сколько тебе тогда было лет?
— По сравнению со своими приятелями я была старушкой. Это Майкл, тогда мне было семнадцать.
— Как это было?
Этот вопрос почему-то меня не смутил. Возможно, потому, что все было так много лет назад и девушка, которой я была, казалась незнакомкой для женщины, которой я стала.
Это было изумительно. Странно. Захватывающе.
— Ужасно, — ответила я. — Больно и неприятно.
Он навалился на стол, но не прикоснулся ко мне.
— Тебе всегда нравилось заниматься любовью?
— Гм, не всегда.
— Тебе когда-нибудь приходилось притворяться?
— Каждой женщине приходилось.
— А со мной?
— Никогда. Господи, нет.
— Трахнемся сейчас? — Он по-прежнему сидел поодаль от меня, выпрямившись на неудобном стульчике.
Я выдавила из себя смешок.
— Нет уж. Теперь твоя очередь.
Он вздохнул, откинулся и начал загибать пальцы, вспоминая свои романы, словно счетовод.
— Перед тобой была Лили, с которой я познакомился прошлым летом. До нее я пару лет встречался с Франсуазой. До нее была... э-э...
— Так сложно вспоминать? — насмешливо спросила я, но голос мой подрагивал. Я надеялась, что он не заметит.
— Нет, не сложно, — возразил он. — Лайза. А до Лайзы была девушка по имени Пенни. — Последовала пауза. — Неплохая альпинистка.
— Сколько времени у тебя продолжалась связь с Пенни? — Я ожидала длинного перечня побед, а не тщательно составленного списка серьезных романов. Я почувствовала, как у меня в душе растет паника.
— Восемнадцать месяцев, где-то так.
— Ого. — Мы посидели в тишине. — Ты был им верен? — заставила я себя спросить. На самом деле я хотела спросить, были ли все его девушки красивыми, красивее, чем я.
Он посмотрел на меня через стол.
— Да что ты. Они не были единственными в своем роде.
— Сколько раз ты им изменял?
— Ну, встречался с другими...
— Сколько раз?
Он нахмурился.
— Давай же, Адам. Один, два, двадцать, сорок или пятьдесят раз?
— Примерно.
— Примерно сорок или пятьдесят?
— Элис, иди ко мне.
— Нет! Нет... это... я чувствую себя ужасно. Мне подумалось, а чем я лучше их? — Мысль поразила меня. — Ты не...
— Нет! — резким голосом ответил он. — Господи, Элис, неужели ты сама не видишь? Неужели не чувствуешь? Сейчас у меня, кроме тебя, никого нет.
— Откуда мне знать? — Я поняла, что кричу. — У меня такое ощущение, что я опоздала на вечеринку! — Его жизнь была наполнена женщинами. У меня не было ни единого шанса.
Он поднялся, обошел столик. Поднял меня со стула и взял в ладони мое лицо.
— Ты же знаешь, Элис, ведь так?
Я потрясла головой.
— Элис, посмотри на меня. — Он заставил меня поднять глаза и заглянул в них, глубоко-глубоко. — Элис, ты будешь мне доверять? Сделаешь для меня кое-что?
— Смотря что, — надулась я, словно капризный ребенок.
— Подожди, — сказал он.
— Где?
— Здесь, — сказал он. — Я вернусь через минуту.
Правда, он отсутствовал не минуту, а несколько минут.
Я едва успела допить чашку кофе, как прозвенел дверной звонок. У него есть ключ, сказала я себе и не пошла открывать, однако он не вошел, а позвонил еще раз. Тогда я вздохнула и спустилась вниз. Я открыла дверь, Адама не было. Внезапно раздавшийся гудок заставил меня подскочить от неожиданности. Я огляделась и увидела, что он сидит за рулем в машине какой-то старой непонятной марки. Я подошла, нагнулась к окну.
— Как тебе?
— Это наша? — спросила я.
— На сегодня. Садись.
— Куда мы поедем?
— Доверься мне.
— Ладно уж. Мне запереть дом?
— Я запру. Мне еще нужно кое-что взять.
Я вполне серьезно подумывала о том, чтобы не послушаться, но все-таки подошла к пассажирскому месту и села в машину. Тем временем Адам вбежал в дом и минуту спустя снова появился.
— Зачем ты ходил?
— За кошельком, — ответил он. — И за этим. — Он бросил на заднее сиденье «Поляроид».
«О Боже...» — подумала я, но ничего не сказала.
Я бодрствовала достаточно долго, чтобы заметить, что мы выехали из Лондона по дороге Ml, но потом, как всегда в машине, я уснула. Когда на мгновение открыла глаза, то увидела, что мы съехали с шоссе на заросший кустарником пустынный проселок.
— Где мы? — спросила я.
— Это таинственное путешествие, — с улыбкой проговорил Адам.
Я снова провалилась в полузабытье, а когда окончательно проснулась, то заметила старинную саксонскую церковь, возвышавшуюся у дороги среди местности, в остальном ничем не примечательной.
— Эадмунд, который пишется с буквой "а", — сонно проговорила я.
— Он потерял голову, — раздался рядом со мной голос Адама.
— Что?
— Он был королем англосаксов. Викинги захватили его, убили, потом разрубили на куски и разбросали части его тела по всей округе. Подданные не могли отыскать своего короля, и тут произошло чудо. Голова стала кричать: «Я здесь», пока ее не нашли.
— Если бы так же поступали связки ключей. У меня часто возникает желание, чтобы ключи от дома тоже кричали: «Я здесь», — тогда мне не приходилось бы каждый раз выворачивать карманы, чтобы их отыскать.
У развилки дороги стоял богато украшенный и увенчанный орлом памятник времен войны, посвященный летчикам королевских ВВС. Мы свернули направо.
— Вот мы и на месте, — сказал Адам.
Он съехал на обочину и выключил двигатель.
— На каком? — поинтересовалась я.
Адам взял с заднего сиденья камеру.
— Пойдем, — сказал он.
— Мне нужно было захватить ботинки.
— Нам нужно пройти всего пару сотен ярдов.
Адам взял меня за руку, и мы пошли по тропинке прочь от дороги. Потом свернули с тропинки к группе деревьев и стали подниматься по склону холма, скользкого от опавших листьев. Адам был молчалив и задумчив. Я чуть не вздрогнула, когда он заговорил.
— Несколько лет назад я поднимался на К-2, — сказал он. Я кивнула и пробормотала что-то утвердительное, но он, казалось, был погружен в свои мысли. — Многие из великих, по-настоящему великих альпинистов так и не смогли этого сделать, многие великие альпинисты погибли, пытаясь это сделать. Стоя на вершине, я понимал разумом, что это почти наверняка станет моим самым большим достижением как альпиниста, но ничего не чувствовал. Смотрел вокруг, и... — Он сделал пренебрежительный жест. — Я оставался там в течение пятнадцати минут, поджидая Кевина Дойла. Я рассчитывал время, проверял снаряжение, распределял в уме запасы продуктов, обдумывал путь вниз. Поэтому, даже когда я осматривался вокруг, вершина представлялась просто проблемой, которую нужно решить.
— Так ради чего ты это делаешь?
Он нахмурился.
— Нет, ты меня не поняла. Гляди. — Мы выходили из кущи деревьев на покрытое травой пространство, почти вересковую пустошь. — Вот мой любимый пейзаж. — Он обнял меня. — Я здесь уже однажды бывал и думаю, что это один из самых красивых уголков, которые я видел. Мы находимся на одном из самых населенных островов на земле, но вот мы на клочке травы, лежащем в стороне от троп, путей, дорог. Взгляни на это моими глазами, Элис. Посмотри вниз. Церковь, которую мы проехали, так уютно вписывается в местность, словно сама выросла. И посмотри на поля, которые расположены ниже ее, но словно замыкаются вокруг нее: стол из зеленых полей. Подойди и встань тут, у куста боярышника.
Адам аккуратно установил меня на месте, а сам, поглядывая на меня, принялся озирать окрестности, словно стараясь определить точное местоположение. Я ничего не понимала и пребывала в смущении. Как это все связано с десятками его измен?
— И вот здесь ты, Элис, моя единственная любовь, — проговорил он, отойдя назад и разглядывая меня, словно роскошное украшение, которое он выставил в витрине. — Тебе известна история о том, что все мы разделены надвое и всю жизнь заняты поиском своей второй половины. Каждый наш роман, как бы глупо и тривиально это ни звучало, несет в себе частицу надежды на то, что это, быть может, и есть твоя вторая половина. — Его глаза вдруг потемнели, будто поверхность озера, когда на солнце набегает облако. Я поежилась, стоя у куста боярышника. — Они могут заканчиваться очень плохо, так как появляется чувство, что тебя предали. — Он огляделся по сторонам, потом взглянул на меня. — Но с тобой, я знаю...
Я почувствовала, что мне стало трудно дышать, глаза повлажнели.
— Не двигайся, я хочу тебя сфотографировать.
— Господи, Адам, не будь таким странным. Просто поцелуй меня, обними меня.
Он покачал головой и поднес «Поляроид» к лицу.
— Мне хотелось сфотографировать тебя здесь, на этом месте, в тот момент, когда я предложу тебе стать моей женой.
Сверкнула вспышка. Я почувствовала, что меня не держат ноги. Я опустилась на влажную траву, он подбежал и обнял меня.
— С тобой все в порядке?
Была ли я в порядке? Во мне возникло ощущение ни с чем не сравнимой радости. Я поднялась, засмеялась и поцеловала его в губы — крепко, как обещание.
— Это означает «да»?
— Конечно, да, дурачок. Да. Да, да, да.
— Смотри, — сказал он, — вот и она.
И в самом деле, появилась фотография, где я стояла с открытым ртом и выпученными глазами, изображение становилось все четче, цвета глубже, линии резче.
— Вот, — сказал он, передавая фотографию мне. — Всего мгновение, но это тоже обещание. Навсегда.
Я взяла снимок и положила его в сумочку.
— Навсегда, — сказала я.
Адам взял меня за запястье с настойчивостью, которая напугала меня.
— Это правда, Элис? Я отдавал себя и прежде. И обманывался. Потому и привез тебя сюда, чтобы мы могли дать друг другу обет. — Он пристально посмотрел мне в глаза, словно угрожая. — Этот обет важнее любой женитьбы. — Он смягчился. — Я не вынесу, если потеряю тебя. Никогда тебя не отпущу.
Я обняла его. Гладила по голове и целовала его губы, глаза, щеки и впадинку на шее. Я говорила, что принадлежу ему, а он мне. Я ощущала у себя на коже его слезы, горячие и соленые. Моя единственная любовь.