Глава 33

Иногда у меня создавалось впечатление, что когда я была с Адамом, то настолько теряла голову, что оказывалась не в состоянии реально смотреть на него, не говоря уже о том, чтобы оценивать или анализировать его поступки. Были секс, сон, обрывочные разговоры, еда и иногда попытки что-то организовать, но и это все происходило впопыхах, словно мы старались успеть, пока лодка не пошла ко дну, пока пожар не поглотит дом вместе с нами. Я просто сначала отдалась этому беспомощно, с благодарностью за то, что можно отделаться от мыслей, от болтовни, от ответственности. Единственная возможность рационально оценивать его представлялась опосредованно, через суждения о нем других людей. Этот видимый издалека Адам мог приносить облегчение и пользу, как снимок солнца, на который можно смотреть прямо, чтобы таким образом узнать об этом предмете на небе, который жжет тебя сверху, но недоступен для прямого наблюдения.

Когда я вернулась после свидания с Грегом, Адам смотрел телевизор. Он курил и пил виски.

— Где ты была? — спросил он.

— На работе, — сказала я.

— Я звонил. Мне сказали, что ты ушла из офиса.

— Встреча, — неопределенно отозвалась я.

Когда лжешь, важно не давать лишней информации, на которой тебя можно поймать. Адам, обернувшись, посмотрел на меня, но ничего не сказал. Что-то было не так с этим его движением, словно оно было чуть замедленное или немного слишком быстрое. Он мог быть слегка пьян. Он переключал каналы, посмотрев программу несколько минут, включал другую, спустя несколько минут переходил на другой канал.

Я вспомнила о журнале, взятом у Билла Левенсона.

— Ты видел это? — спросила я, взяв его в руки. — Тут есть о тебе.

Он на мгновение обернулся, но не произнес ни слова. Я во всех подробностях знала историю про катастрофу на склоне Чунгават, но мне хотелось прочесть о ней в свете того, что мне стало известно об Адаме, Франсуазе и Греге, чтобы понять, не прозвучат ли факты как-то по-другому. Поэтому я пристроилась за кухонным столом и принялась нетерпеливо листать страницы с рекламой кроссовок, парфюмерии, тренажеров, итальянских костюмов, страницы, заполненные всякими мужскими вещами. Потом нашла что искала — большую, бросающуюся в глаза статью, озаглавленную «Зона смерти: мечты и несчастье на высоте 28 000 футов».

Статья была больше и полнее, чем статья Джоанны. Автор, Энтони Каплан, побеседовал со всеми оставшимися в живых членами экспедиции, включая, увидела я с забившимся сердцем, и самого Адама. Почему он не рассказал мне об этом? Должно быть, это был один из тех длительных телефонных разговоров или одна из встреч в баре, которые занимали значительную часть его времени на протяжении последних месяца-двух.

— Я и не знала, что ты беседовал с этим журналистом, — проговорила я, стараясь, чтобы тон был достаточно беззаботным.

— Как его зовут? — спросил Адам, вновь наполняя свой стакан.

— Энтони Каплан.

Адам сделал глоток, потом другой и слегка поморщился.

— Этот парень просто сопляк, — бросил он.

Я почувствовала себя обманутой. Это вполне обычное дело, когда знаешь какие-то тривиальные, бытовые факты из жизни друга или коллеги, но ничего из того, чем живут их пылкие души. Что касается Адама, этим ограничивалось все, что мне было о нем известно. Его воображение, фантазии, мечты, однако, лишь случайные фрагменты того, чем он на самом деле занимался изо дня в день. Я изголодалась по любой информации об Адаме, о его способности тащить на себе снаряжение других, когда они начинали ползти, едва дыша в разреженном воздухе. Все говорили о его внимательности, благоразумии, его ясном уме.

Была там и новая деталь. Еще один член экспедиции, дизайнер по интерьерам по имени Лора Типлер, рассказала Каплану, что по пути к базовому лагерю в течение нескольких дней делила с Адамом палатку. Видимо, Грег имел в виду именно это, когда говорил, что Адам после разрыва с Франсуазой не жил отшельником. Потом Адам спокойно перешел жить в другую палатку. Чтобы и там демонстрировать свои способности, это несомненно. Я была совсем не против. Все было по-взрослому, по взаимному согласию, без глубоких чувств с обеих сторон. Типлер рассказала Каплану, что голова Адама была явно занята чем-то другим, наверное, приготовлениями к восхождению, обдумыванием разных степеней риска и способностей различных членов экспедиции справиться с нагрузкой, но его тела для нее было достаточно. Сука! Она почти досконально поведала Каплану об этом эпизоде, ее рассказ был словно дополнительным материалом в брошюре. Но неужели он спал со всеми женщинами, которые ему встречались? Интересно, что бы он подумал, если бы и я вела столь же насыщенную половую жизнь?

— Двадцать вопросов, — сказала я. — Кто такая Лора Типлер?

Адам минуту подумал, потом хрипло рассмеялся:

— Чертово ярмо, вот кто.

— Ты жил с ней в одной палатке. Она так говорит.

— О чем ты, Элис? Что ты хочешь от меня услышать?

— Ничего. Просто я продолжаю узнавать разные вещи о тебе из журналов.

— Из этого дерьма ты обо мне ничего не узнаешь. — Он выглядел раздраженным. — Зачем ты носишься с этим? Чего ты всюду суешь нос?

— Я не сую нос, — устало проговорила я. — Я интересуюсь твоей жизнью.

Адам налил себе еще порцию.

— Я не хочу, чтобы ты интересовалась моей жизнью. Я хочу, чтобы ты интересовалась мной.

Я стала лихорадочно соображать. Узнал ли он что-то? Однако его внимание было снова приковано к телевизору, он опять перепрыгивал с канала на канал: щелк, щелк, щелк.

Я продолжала читать. Я надеялась и одновременно опасалась, что в статье будут и другие подробности о разрыве между Адамом и Франсуазой и о напряженности, которая могла возникнуть в их отношениях на склоне горы. Но Каплан только коротко упомянул о том, что они прежде были парочкой, и Франсуаза практически не появлялась в статье до того момента в конце, когда исчезла. У меня в голове неотступно крутилась мысль о том, что две женщины, которые отвергли Адама, погибли. Не могло ли быть так, что он не особенно старался спасти группу, где была Франсуаза, как было с остальными? Но это сразу же вступило в противоречие с напоминанием Каплана о том, что значило оказаться в горах во время бури. И Грег, и Клод Брессон были выведены из игры. Значение имело не то, что погибли пять человек, а то, что вообще кто-то остался в живых, и это стало возможно исключительно благодаря усилиям Адама, который вновь и вновь уходил в бурю. Но вопрос мучил меня, хотелось узнать, не этим ли объясняется то хладнокровие, с которым он вспоминает весь этот кошмар.

Адам, как обычно, говорил немного, но в одном месте Каплан спросил его, не двигала ли им великая романтическая традиция британских исследователей типа капитана Скотта. «Скотт погиб, — был ответ Адама. — И его люди с ним. Мой герой — Амундсен. Он добрался до Южного полюса, словно юрист, составивший юридический документ. Легко славно погубить людей, находящихся под твоей командой. Трудно сделать так, чтобы узлы были завязаны как надо, и привести людей назад».

Каплан перешел от цитирования к проблеме узлов, которые оказались ненадежными. Как он указал, жестокий парадокс трагедии заключался в том, что, по собственной идее Грега Маклафлина, после экспедиции не было никакой возможности избежать ответственности. Клод Брессон отвечал за маршрут, обозначенный веревкой красного цвета, Адам — желтого, а Грег взял на себя всю ответственность за обеспечение голубого маршрута, того, который должен был привести экспедицию от хребта Близнецы к седловине непосредственно под вершиной.

Все оказалось ужасно просто, но чтобы было еще проще, на подробной схеме показаны прохождение голубого маршрута по западному отрогу и то место в верхней точке, где он потерялся, из-за чего одна группа альпинистов отошла от маршрута и двинулась вниз по восточному отрогу навстречу своей гибели. Бедный Грег. Интересно, дошел ли до него этот новый вброс информации.

— Бедный Грег, — сказала я вслух.

— А?

— Я сказала «бедный Грег». Опять его вытащили на свет.

— Падальщики, — с горечью отозвался Адам.

В статье Каплана фактически не было ничего отличного, даже в расстановке акцентов, от того, что я прочла в статье Джоанны и — в более личностной интерпретации — в книге Клауса. Я еще раз перечитала статью, пытаясь найти хоть какое-то отличие. Все, что я обнаружила, было тривиальной поправкой. В книге Клауса альпинистом, которого нашли на следующее утро едва живым и бормотавшим лишь одно слово «помогите», был Пит Папуорт. Каплан сопоставил свидетельства всех очевидцев и установил, насколько этому можно было доверять, что Папуорт погиб накануне ночью, а тем человеком был немец, Томас Бенн, которого нашли умирающим. Кроме этой детали, изложение событий в обоих случаях полностью совпадало.

Я подошла и присела на подлокотник кресла, в котором находился Адам, и потеребила ему волосы. Он передал мне свой стакан, я немного отпила и вернула Адаму.

— Ты остался на ней, Адам?

— Где?

— На Чунгават. Ты возвращаешься к ней в мыслях снова и снова? Думаешь, могло ли быть иначе, можно ли было спасти погибших или о том, что сам мог погибнуть?

— Нет, ни о чем таком я не думаю.

— А я думаю.

Адам подался вперед и резким тычком выключил телевизор. В комнате внезапно сделалось очень тихо и стал слышен шум с улицы, где-то пролетел самолет.

— С какой, черт побери, стати?

— Женщина, которую ты любил, погибла в горах. Эта мысль преследует меня.

Глаза Адама сузились. Он отставил стакан, встал и взял мое лицо в ладони. Они были большими и очень сильными. Я почувствовала, что он мог бы без труда свернуть мне шею, если бы захотел. Он смотрел мне прямо в глаза. Может, он пытался заглянуть мне в душу?

— Ты женщина, которую я люблю, — сказал он, не сводя с меня глаз. — Ты женщина, которой я верю.

Загрузка...