Была середина марта, почти наступило британское лето. Во всех парках расцвели крокусы и желтые нарциссы, лица на улицах просветлели; с каждым днем солнце поднималось все выше и выше. Джоанна Нобл была права. Я никогда не узнаю, что происходило в прошлом. У всех свои тайны и скелеты в шкафах. Нет ни одной жизни, которой не коснулся бы стыд. Лучше пусть темное остается во тьме, где оно может зажить и стать незаметным. Лучше забыть о муках ревности и параноидальном любопытстве.
Я понимала, что Адам и я не сможем провести остаток жизни, отгородившись от мира и изучая тела друг друга в странных темных комнатах. Мы должны были понемногу впускать к себе мир. Всех друзей, которых мы игнорировали, родственников, от которых мы отказались, обязанности, которые мы отложили в сторону, фильмы, которые мы не посмотрели, газеты, которые нам не удалось прочесть. Мы должны были вести себя немного более похоже на нормальных людей. Поэтому я стала ходить в магазины и купила себе кое-какую новую одежду. Я ходила в супермаркет и покупала обычную еду: яйца, сыр, муку и что-то еще. Договаривалась о встречах, как в прошлой жизни.
— Завтра я с Полин иду в кино, — сказала я Адаму, когда тот вошел.
Он поднял брови:
— Зачем?
— Хочу повидаться кое с кем из друзей. И я подумала, мы могли бы пригласить кого-нибудь к нам на обед в субботу.
Он пытливо посмотрел на меня.
— Я думала пригласить Сильвию и Клайва, — упорно продолжала я. — А как насчет того, чтобы позвать Клауса или Дэниела и, может быть, Дебору? Или кого ты захочешь?
— Сильвия, Клайв, Клаус, Дэниел и Дебора? Здесь?
— А что тут странного?
Он взял мою руку и стал вертеть обручальное кольцо.
— Зачем ты это делаешь?
— Что делаю?
— Ты знаешь.
— Не может быть только... — Я подбирала слово. — Страсть. Нам нужна обычная жизнь.
— Почему?
— Неужели тебе не хочется иногда просто посидеть перед телевизором? Или пораньше лечь в кровать с книгой? — На меня вдруг нахлынули воспоминания о последнем уик-энде с Джейком: все то незаметное домашнее счастье, которое я в эйфории отбросила. — Запустить змея или пойти погонять шары в боулинге?
— Боулинг? Что, дьявол побери, это такое?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Он молчал. Я обняла его, но он оставался скованным.
— Адам, ты моя самая большая любовь. Это у меня на всю жизнь. Но семья связана с обычными вещами, рутиной, скучными обязанностями, работой, ссорами по пустякам, перемыванием костей. Со всем этим. Не только, ну, с пылающей страстью.
— Почему? — просто сказал Адам. Это был не вопрос. Это было утверждение. — Кто это говорит?
Я отошла и села в кресло. Я не знала, что почувствовала — злость или одиночество, кричать мне хотелось или плакать.
— Я хочу, Адам, однажды родить ребенка, быть может, я буду иметь детей. Я хочу когда-нибудь построить дом и быть обыкновенной женщиной средних лет. Хочу до старости быть вместе с тобой.
Он пересек комнату, опустился у моих ног и зарылся лицом в мои колени. Я гладила его взлохмаченные волосы, вбирала в себя запах его пота.
— Ты всегда будешь со мной, — проговорил он, его голос был приглушенным.
Беременность Полин стала заметной, ее лицо, обычно бледное и строгое, выглядело пухлым и розовым. Темные волосы, которые она обычно собирала в тугой хвост, теперь спадали на плечи. Она казалась молодой, хорошенькой и счастливой. Мы были робкими друг с другом, вежливыми и очень старательными. Я пыталась вспомнить, о чем мы обычно болтали, встречаясь раньше, в доадамовы времена: обо всем и ни о чем, думаю; случайные обрывки сплетен, неважные секреты, интимные безделицы, которые были словесной демонстрацией приязни. Мы любили похихикать. Помолчать. Поспорить и помириться. Однако в тот вечер нам пришлось как следует поработать над тем, чтобы не дать разговору зачахнуть, и, как только возникала пауза, кто-нибудь из нас спешил ее заполнить.
После фильма мы отправились в паб. Она выпила томатного сока, а я джина. Когда я вытащила из кошелька банкноту, чтобы заплатить за напитки, оттуда выпала и моя фотография, которую Адам сделал в тот день, когда предложил выйти за него замуж.
— Странный снимок, — сказала она, поднимая фотографию. — У тебя такое лицо, словно ты увидела призрак.
Я сунула фото обратно между кредитными карточками и водительскими правами. Мне не хотелось, чтобы его увидел еще кто-нибудь — снимок был только для моих глаз. Мы вяло обсуждали плохой фильм, когда я вдруг почувствовала, что больше не могу этого выносить.
— Как Джейк? — спросила я, как всегда.
— Хорошо, — безучастно проговорила Полин.
— Нет, я в самом деле спрашиваю, как он. Я хочу знать.
Полин проницательно посмотрела на меня. Я не отвела взгляда, не стала бессмысленно улыбаться, и, когда она заговорила, мне показалось, что в ее голосе звучало торжество.
— Были планы, что вы двое поженитесь, заведете детей. Потом все изменилось. Он говорил мне, что все идет нормально и хандры больше нет. Это правда?
Я кивнула.
— Вполне.
— Он потрясен. Он был так не прав по отношению к тебе. — Я промолчала. — Ведь не прав, да? Ты любила его?
Я вернулась мыслями к далеким дням, где мы с Джейком были вместе. Я с трудом теперь могла вспомнить, как выглядит его лицо.
— Конечно, любила. И еще была ты, и компания, Клайв, Сильвия и остальные, словно большая семья. Думаю, я считала так же, как Джейк. Я чувствовала, что предаю вас всех. Я по-прежнему так думаю. Я словно стала посторонней.
— Вот в чем все дело, не так ли?
— Что?
— Быть посторонней. Выбрать героя-одиночку и бросить ради него все. Великий образ. — Голос Полин был ровным и слегка презрительным.
— Я вовсе не этого хочу.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты выглядишь совсем не так, как три месяца назад?
— Нет...
— Ну, так ты выглядишь совсем по-другому.
— Как?
Полин задумчиво посмотрела на меня с почти жестким выражением на лице. Неужели она нанесет мне ответный удар?
— Ты похудела, — пояснила она. — Выглядишь усталой. Не такая ухоженная, как раньше. Ты всегда была опрятно одета, причесана и вся была олицетворением порядка и сдержанности. Теперь же, — она посмотрела на меня, и мне вдруг стало неудобно от осознания того, что у меня на шее синяк, — ты выглядишь немного как бы... поношенной. Больной.
— Я совсем не сдержанная, — в вызовом бросила я. — И не думаю, что когда-нибудь такой была. А вот ты, напротив, выглядишь великолепно.
Полин улыбнулась, засветившись едва прикрытым удовлетворением.
— Это беременность, — промурлыкала она. — Тебе следует когда-нибудь попробовать.
Когда я вернулась после кино, Адама дома не было. Примерно в полночь я перестала его ждать и забралась в постель. Я бодрствовала до часа ночи, читая, прислушиваясь, не застучат ли его каблуки по лестнице. Затем забылась в беспокойном сне, временами просыпаясь, чтобы взглянуть на светящиеся стрелки будильника. Он вернулся домой только в три часа. Я слышала, как он сбросил с себя одежду и встал под душ. Я не собиралась расспрашивать его о том, где он был. Он забрался в постель и прижался ко мне сзади, теплый, чистый, пахнущий мылом. Положил руки мне на грудь и поцеловал в шею. Зачем людям принимать душ в три часа ночи?
— Где ты был? — спросила я.
— Проветривал наши отношения, конечно.
Я отменила обед с друзьями. Купила всю еду и выпивку, но потом, в конце концов, не смогла справиться с этим. В ту субботу утром я вошла в квартиру с покупками; Адам сидел на кухне и пил пиво. Он вскочил и помог мне разобрать сумки. Он снял с меня пальто и растер мне пальцы, которые онемели от тяжести пакетов, которые я несла от супермаркета. Он заставил меня сесть, пока сам укладывал в маленький холодильник готовую зажаренную курицу и разные сыры. Потом сделал мне чай, снял с меня туфли и помассировал ступни. Он обнял меня, словно боготворя, поцеловал мне волосы, а потом едва слышно спросил:
— Ты уезжала из Лондона на позапрошлой неделе, Элис?
— Нет, а что? — Я была слишком напугана, чтобы мыслить трезво. Сердце встревоженно билось, и я была уверена, что он скорее всего чувствует это сквозь мою хлопчатобумажную блузку.
— Совсем? — Он поцеловал меня в щеку.
— Я работала всю неделю, ты же знаешь.
Ему что-то известно. Мой мозг лихорадочно работал.
— Конечно, знаю. — Его руки соскользнули вниз и остановились под ягодицами. Он очень крепко прижал меня к себе и снова поцеловал.
— Я как-то ездила на совещание в Майда-Вэйл, а больше никуда.
— И какой это был день?
— Не вспомню. — Может, он звонил в тот день в офис? Видимо, так и есть. Но почему он спрашивает меня об этом сейчас? — Кажется, среда. Да.
— Среда. Вот совпадение.
— Что ты имеешь в виду?
— У тебя сегодня такая шелковистая кожа... — Он по очереди поцеловал мои веки, потом принялся медленно расстегивать мне блузку. Я стояла совершенно неподвижно, когда он снял ее с меня. Что он узнал? Он расстегнул бюстгальтер и снял его тоже.
— Осторожно, Адам, занавески открыты. Кто-нибудь может нас увидеть.
— Не имеет значения. Сними с меня рубашку. Вот так. Теперь ремень. Вынь ремень из джинсов.
Я послушалась.
— Теперь поройся у меня в кармане. Давай, Элис. Нет, не в этом кармане, в другом.
— Тут ничего нет.
— Нет, есть. Просто оно маленькое.
Мои пальцы нащупали смятый клочок бумаги. Я вытащила его.
— Вот, Элис. Билет на поезд.
— Да.
— На прошлую среду.
— Да. И что из этого? — Где он его нашел? Должно быть, я забыла его в пальто, в сумочке или где-нибудь еще.
— В тот день, когда тебя не было офисе и ты была... где, ты сказала?
— В Майда-Вэйл.
— Да, Майда-Вэйл. — Он начал расстегивать мне джинсы. — Хотя билет до Глочестера.
— Что это все значит, Адам?
— Это ты мне скажи.
— Какое отношение ко всему этому имеет билет на поезд?
— Ну-ка вылезай из джинсов. Он был в кармане твоего пальто.
— С чего это ты шаришь у меня по карманам?
— С чего это ты, Элис, отправилась в Глочестер?
— Не будь глупцом, Адам, я вовсе не ездила в Глочестер. — Мне и в голову не приходило рассказать ему правду. По крайней мере у меня еще сохранилась толика чувства самосохранения.
— Сними трусики.
— Нет. Прекрати.
— Интересно, почему Глочестер?
— Я не была там, Адам. Майк ездил туда несколько дней назад — может, даже в среду — присмотреть помещение под склад. Скорее всего это его билет. Но какое это может иметь значение?
— Почему тогда он оказался у тебя в кармане?
— Черт его знает. Давай, если не веришь мне, позвони и спроси у него. Ну же! Я продиктую номер.
Я вызывающе взглянула на него. Я знала, что Майк уехал на уик-энд из города.
— Тогда давай забудем о Майке и Глочестере, хорошо?
— Я уже забыла, — сказала я.
Он толкнул меня на пол и встал надо мной на колени. Казалось, он вот-вот заплачет, и я протянула ему руки. Когда он ударил меня ремнем и пряжка впилась в мое тело, мне даже почти не было больно. То же и во второй раз. Не та ли это спираль, о которой предупреждала врач?
— Я так тебя люблю, Элис, — простонал он. — Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю. Не подведи меня когда-нибудь. Я не смогу этого перенести.
Я отложила обед, сказав всем, что простудилась. Я и впрямь чувствовала себя настолько изможденной, что это было похоже на болезнь. Мы съели курицу, которую я принесла прямо в кровать, и рано уснули, заключив друг друга в объятия.