Убей меня нежно (вычитывается)

Глава 26

Однажды вечером в нашей квартире, чтобы поиграть в покер, собралось примерно пятнадцать человек. Они расселись на полу, на подушках, пили много пива, виски и курили, пока все блюдца не оказались переполненными окурками. К двум часам ночи я проигрывала около трех фунтов, Адам выигрывал двадцать восемь фунтов.

— Где ты так хорошо научился играть? — спросила я после того, как разошлись все, кроме Стэнли, который с почти пустыми карманами отрубился на нашей кровати, разбросав по подушке свои многочисленные косички.

— Годы практики. — Адам ополоснул стакан и поставил на сушилку.

— Иногда бывает странно думать обо всех этих годах, когда мы не были вместе, — сказала я. Взяв в руки первый попавшийся бокал, я насухо вытерла его. — Что в то время, когда я была с Джейком, ты был с Лили. А еще ты был с Франсуазой, Лайзой и... — Я замолчала. — Кто там был до Лайзы?

Он посмотрел на меня прохладно, мой заход не остался для него незамеченным.

— Пенни.

— Ага. — Я старалась казаться безразличной. — А никого не было между Пенни и Лайзой?

— Ничего серьезного. — Он в свойственной ему манере повел плечом.

— Кстати, у тебя в кровати лежит мужчина. — Я встала и зевнула. — Тебя диван устроит?

— Меня устроит что угодно, если там будешь и ты.

Существует большая разница между тем, чтобы о чем-то умолчать, и тем, чтобы что-то явно скрывать. Я позвонила ей с работы в промежутке между двумя шумными совещаниями о том, чтобы отложить работу по ВМУ. Это, пообещала я себе, будет последней, самой последней попыткой совать нос в прошлое Адама. Только узнаю это и затем все оставлю в покое.

Я захлопнула дверь, крутанулась на стуле, чтобы быть лицом к окну, из которого открывался вид на стену, и набрала номер, указанный на бланке письма. Молчание. Я сделала еще одну попытку, просто на всякий случай. Ничего. Я попросила, чтобы на станции проверили линию, и там мне сказали, что номер отключен. Тогда я спросила номер семьи А. Бланшар в Западном Йоркшире. В справочнике на станции не было никаких Бланшаров. А Фанстон Т.? Никого и под таким именем. Простите, абонент, сказали мне бесцветным голосом. Я готова была завыть от досады.

Что делаешь, когда хочешь найти кого-нибудь? Я перечитала письмо, выискивая ключ к разгадке и уже зная, что его там нет. Это было хорошее письмо: прямое и искреннее. Том, писала она, для нее муж, Адам — друг. Их отношения никогда не были свободны от присутствия Тома. В один прекрасный день он неизбежно все узнает, а она не готова нанести ему такую рану. Не может она и жить с чувством переполняющей ее вины. Она говорила Адаму, что обожает его, но больше не может с ним встречаться. Писала, что собирается побыть несколько дней у сестры, и просила не пытаться заставить ее переменить свое решение или установить с ней контакт. Она была настроена решительно. Их связь останется в тайне: он не должен открывать ее никому, даже самым близким друзьям, даже женщине, которая появится после нее. Она писала, что никогда не забудет его и надеется, что когда-нибудь он сможет ее простить. Она желала ему счастья.

Это было письмо взрослого человека. Я отложила его на стол и потерла глаза. Видимо, мне теперь следовало оставить его в покое. Адель попросила Адама ничего никому не рассказывать, даже будущим любовницам. Адам всего лишь выполняет ее просьбу. Это соответствовало его характеру. Он держит слово. В Адаме это до жути буквально.

Я снова взяла в руки письмо и посмотрела на него, не концентрируя взгляд на буквах. Отчего я почувствовала, что в памяти что-то слегка шевельнулось при виде ее имени? Бланшар. Где я раньше слышала это имя? Возможно, от кого-то из коллег Адама по альпинизму. Я помучилась еще несколько минут, а потом пошла на очередное совещание в отдел маркетинга.

Адель не выходила из головы. Если начинаешь ревновать, то это чувство подпитывается всем, чем угодно. Можно подтвердить подозрения, но невозможно их отмести. Я говорила себе, что после того, как узнаю об Адель, сразу же освобожусь от присущего женщинам любопытства. Я позвонила Джоанне Нобл и поинтересовалась, не могу ли воспользоваться ее профессиональным опытом.

— Что у вас на этот раз, Элис? Опять приступ женской паранойи? — Она говорила так, словно устала от меня.

— Ничего подобного. — Я выдала короткий смешок. — Это не имеет никакого отношения к прошлой теме. Просто... мне необходимо кое-кого найти. И мне кажется, ее имя упоминалось раньше в газетах. Я знаю, что у вас есть доступ к газетным файлам.

— Да, — сказала она. — Не имеет отношения, говорите?

— Да. Совершенно.

На другом конце провода послышался звук, будто она постучала карандашом по столу.

— Если вы приедете с самого утра, — наконец сказала Джоанна, — часов в девять, то мы могли бы прокрутить через компьютер любое имя и распечатать все, что с ним связано.

— Я буду вашей должницей.

— Да, — сказала она. Наступила пауза. — На фронте Адама все хорошо? — Она словно говорила о боевых действиях на Сомме.

— Ага, — весело откликнулась я. — Затишье.

— Тогда до завтра.

Я приехала до девяти, Джоанны еще не было на месте. Я подождала ее в фойе и увидела раньше, чем она меня. Она выглядела усталой и озабоченной, но когда наконец заметила меня, сказала:

— Хорошо, тогда займемся делом. Библиотека в цоколе. У меня примерно десять минут.

Библиотека состояла из многочисленных рядов выдвижных полок, заполненных коричневыми папками, рассортированными по предметам и по алфавиту: «Диана», «диеты», «катастрофы/природные» и так далее. Джоанна провела меня мимо всего этого к громадному компьютеру. Подставила второй стул, указала мне на него и устроилась перед монитором.

— Ну, называйте имя, Элис.

— Бланшар, — сказала я. — Адель Бланшар. Б... Л...

Но она уже набрала его.

Компьютер ожил; в правом верхнем углу забегали цифры, на значке часов по кругу закрутилась стрелка. Мы молча ждали.

— Адель, говорите?

— Да.

— Здесь нет никакой Адель Бланшар, Элис. Мне жаль.

— Ничего страшного, — сказала я. — Это просто пристрелка. Я очень вам благодарна. — И встала.

— Подождите, тут всплыла другая Бланшар. Мне показалось, что имя знакомое.

Я посмотрела через плечо Джоанны.

— Тара Бланшар.

— Да, здесь всего один-два абзаца о молодой женщине, которую выловили в канале в восточном Лондоне пару недель назад.

Вот почему имя показалось таким знакомым. Я ощутила укол разочарования. Джоанна нажала на клавишу, чтобы вызвать остальные упоминания имени: оказалось, что была только одна более или менее подходящая заметка.

— Хотите распечатать? — спросила она, в ее голосе прозвучала легкая насмешка. — Адель может оказаться вторым именем.

— Конечно.

Пока принтер выдавал текст про Тару Бланшар, я спросила у Джоанны, нет ли чего от Мишель.

— Нет, благодарение Богу. Вот вам.

Она вручила мне распечатку. Я сложила лист пополам, потом еще раз. Мне подумалось, что его следует просто бросить в мусорную корзину. Однако я этого не сделала. Засунула бумагу в карман, поймала такси и отправилась на работу.

Я не притрагивалась к заметке до самого ленча. В перерыв я купила в кафе неподалеку сандвич с сыром и помидором, яблоко и вернулась с этим к себе в кабинет. Перечитала несколько строчек текста: тело двадцативосьмилетней Тары Бланшар, секретарши, 2 марта было найдено группой подростков в канале в восточном Лондоне.

В письме Адель упоминалась сестра. Я схватила с полки телефонный справочник с адресами жителей Лондона и стала листать, не особенно надеясь что-нибудь найти. Но вот оно: «Бланшар, Т.М., 236, Бенч-роуд, Лондон». Я взялась за телефон, потом передумала. Позвонила Клаудии, предупредила, что мне нужно ненадолго отлучиться, попросила принимать мои звонки.

236, Бенч-роуд — хрупкое на вид здание, покрытое бежевой штукатуркой. Дом был зажат между другими строениями и казался неухоженным. В одном из окон виднелся засохший цветок, а в другом — кусок розовой материи, заменяющий занавеску. Я нажала на кнопку звонка с литерой "В" и стала ждать. Было половина второго, и если с Тарой жил кто-то еще, то его, видимо, не было дома. Я уже было собралась попытать счастья с другими кнопками, потревожить кого-нибудь из соседей, когда услышала шаги и увидела сквозь толстое ребристое стекло приближающуюся тень. Дверь приоткрылась на цепочке, в щель выглянула женщина. Я явно подняла ее с постели: она придерживала рукой полы халата, глаза припухли со сна.

— Да?

— Мне очень неловко тревожить вас, — начала я, — но я подруга Тары, и, проходя мимо...

Створка закрылась, послышался звук снимаемой цепочки, потом дверь широко распахнулась.

— Тогда проходите, — сказала она. Это была невысокая пухлая молодая женщина с копной рыжеватых волос и крошечными ушами. Она выжидательно смотрела на меня.

— Я Сильвия, — сказала я.

— Мэгги.

Я прошла за ней по лестнице в кухню.

— Хотите чаю?

— Нет, если я не вовремя.

— Я уже проснулась, не так ли? — довольно доброжелательно проговорила она. — Я работаю медсестрой, сейчас ночные смены.

Она налила в чайник воды и села напротив меня за неряшливый кухонный стол.

— Вы были подругой Тары?

— Да, — уверенным тоном заявила я. — Но я здесь никогда не была.

— Она не приводила сюда людей.

— Мы были знакомы с самого детства, — сказала я. Мэгги занималась приготовлением чая. — Я прочла в газетах про ее смерть, и мне захотелось узнать, что случилось.

— Это было ужасно, — сказала Мэгги, встав, чтобы положить в чайник пару пакетиков чая и налить кипятку. — Сахар?

— Нет. Полиции известно, как это случилось?

— Хулиганское нападение. Когда ее нашли, при ней не было сумочки. Я постоянно говорила ей, что не следует ходить вдоль канала в темноте. Но она всегда там ходила. Чтобы срезать полпути от станции.

— Ужасно, — сказала я. Представила темный канал и поежилась. — На самом деле я больше дружила с Аделью.

— Ее сестрой? — У меня по телу прошла волна возбуждения: значит, Тара все же сестра Адели. Мэгги плюхнула передо мной чашку с чаем. — Бедняжка. И родителей тоже жаль. Представьте, что они, должно быть, чувствуют. С неделю назад приезжали за ее вещами. Я даже не знала, что им сказать. Они хорошо держались, однако что может быть хуже, чем потерять ребенка.

— Хуже ничего не бывает. Они не оставили адреса или телефонного номера? Мне бы хотелось связаться с ними и выразить соболезнования. — Я стала слишком умелой лгуньей.

— Где-то есть. Не думаю, правда, что записала себе в книжку. Не считала, что мне понадобится. Но номер может быть среди бумажек. Подождите. — Мэгги принялась рыться в куче бумаг, лежащих возле тостера — счета с черными и красными текстами, рекламные письма, открытки, меню ресторанов навынос, — и наконец нашла номер, небрежно записанный на обложке телефонного справочника. Я списала его на обрывок использованного конверта и положила в кошелек.

— Когда будете говорить с ними, скажите, что все старые вещи, которые они оставили, я выкинула, как они и просили, кроме одежды, ее я отдала в детский приют.

— Так они забрали не все ее вещи?

— Взяли почти все; личные вещи, конечно, украшения, книги, фотографии. Вы знаете. Но кое-что они оставили. Удивительно, сколько у человека накапливается хлама, не правда ли? Я сказала, что разберусь с ним.

— Нельзя мне взглянуть на ее вещи? — Мэгги удивленно посмотрела на меня. — Может, что-нибудь на память, — невнятно пробормотала я.

— Все в мусорном контейнере, если дворник еще не очистил его.

— Можно, я хоть посмотрю?

Мэгги колебалась.

— Если хотите ковыряться в апельсиновой кожуре, консервных банках из-под кошачьей еды и использованных пакетиках чая, то пожалуйста. Контейнеры стоят прямо за дверью — вы, возможно, видели их, когда подходили к дому. На моем белой краской написан номер 236.

— Тогда я взгляну на обратном пути. И спасибо вам большое.

— Там ничего нет. Просто старый хлам.

Должно быть, я походила на сумасшедшую — женщина в дорогом сером брючном костюме, роющаяся в мусорном контейнере. Что, черт возьми, я делала, пытаясь разузнать о Таре, которая была для меня никем, разве только сомнительным средством выйти на ее родителей, которых я уже и без того нашла и тоже для меня были не более чем ниточкой к женщине по имени Адель. Которая не должна была ничего для меня значить. Она была всего лишь утерянным фрагментом прошлого другого человека.

Куриные кости, пустые банки из-под рыбных и кошачьих консервов, несколько салатных листьев, одна-две старых газеты. Когда я вернусь на работу, от меня будет вонять. Разбитая миска, лампочка. Лучше делать это методично. Я принялась вытаскивать вещи из контейнера и раскладывать на крышке. Мимо прошла парочка, и я сделала непроницаемое лицо, стараясь выглядеть так, словно мое поведение вполне нормально. Помада и карандаши для век: они, возможно, принадлежали Таре. Губка, порванная купальная шапочка, несколько журналов на глянцевой бумаге. Я отложила их на тротуар рядом с переполненной контейнерной крышкой, а потом заглянула в почти пустой контейнер. Оттуда на меня смотрело лицо. Знакомое лицо.

Очень медленно, как в кошмарном сне, я протянула руку и подняла обрывок газеты. К нему прилипли чаинки. «Герой возвращается», — гласил заголовок. В углу около контейнера я нашла смятый пластиковый пакет. Я развернула его и положила внутрь газету. Я покопалась на дне контейнера и собрала еще несколько обрывков газеты. Они были грязными и мокрыми, но на них можно было разобрать имя Адама, лицо Адама. Я нашла еще несколько мокрых газет и конвертов и переправила их в пакет, проклиная вонь и сырость.

Маленькая старушка с двумя громадными псами на двойном поводке, проходя мимо, взглянула на меня с отвращением. Я в ответ скорчила рожу. Я уже даже начала разговаривать сама с собой. Сумасшедшая, которая ковырялась в помойке, испугала ее до смерти.