Удел сироты

Глава двадцать шестая.

На следующее утро я оказался одним из сорока высших офицеров, которые вылезли из автобуса, с шинелями в руках, словно взвод стажеров, у ржавых дверей входа в туннель, выкопанный в горе Шайенн[66], над Колорадо-Спрингс.

Альтернативный Командный Центр военено-воздушных сил официально находился на авиабазе Оффут[67] уже многие годы. Но АКЦВВС сейчас стал целью. Целью вроде Пентагона или Кремля, точно такой же, как уничтоженная база на мысе Канаверал. А Шайенн стала дублером для дублера.

Вам подсказать, как старый комплекс на горе Шайенн занял это место. Он был построен, чтобы из него управляли воздушной обороной Америки, если флот коммунистов вооруженный ядерными бомбами нападет со стороны Северного полюса.

После Женевского антитеррористического договора, базу на горе Шайшенн законсервировали…

Внутрь горы нас повел гражданский. Он был в джинсах, футболке и шнурки на его ботинках не болтались не должным образом. Он подвел нас к двери, которая по расчетам ученых должна выдержать ядерный взрыв. Толщиной она была с наш автобус и висела на петлях, больше напоминающих бочки. Похоже, ее не открывали многие годы, так как повсюду лежал толстый слой пыли, с тех пор как в России поняли, что после полувека коммунизма величайшая страна мира производит национального продукта меньше, чем какая-нибудь Дания.

Мы прошли восемьсот ярдов вглубь горы, спускаясь по вырубленному в камне туннелю. Наши шаги эхом отдавались в холодном, мертвом воздухе. Офицеры высших званий толкались словно курсанты. Все это выглядело словно «бег для забавы»[68] в Уэст-Пойнте[69].

Моя рука пульсировала и потеря даже тех немногих унций, что весили отрубленные пальцы, нарушила внутренний баланс. К тому же после ампутации во мне что-то разладилось и на ментальном уровне. Наверное, я получил бы много меньшую травму, если бы в меня выстрелили. Медики, занимающиеся имплантантами, вмонтировали в мою руку специальный фармацевтический чип, а в кармане шипели я нес банку пилюль, которые в желудке взрывались не хуже ядерной бомбы.

Я считал себя достаточно здравомыслящим человеком, чтобы обдумать все, что мы знали. Не нужно никакого кристаллического шара колдуньи, чтобы понять, что как только Земля начнала возвращаться к нормальной жизни, взращенные слизнями цукини[70] снова ударили по нам…

Первый брифинг проходил в огромной аудитории, где пахло плесенью и дезинфицирующими средствами. Как и остальная часть горы Шайенн, старый зал законсервировали, когда началась Война со слизнями. Потом в лучшей военной традиции, обожающей полу засыпанные норы, База была разконсервирована. И вновь ее законсервировали, когда мы одержали победу. Теперь пришло время во второй раз открывать ее…

Вел брифинг Брэйс. Говард сидел справа от него и на запястье у него красовался новенький наладонник.

Глаза Брэйса запали. Лицо казалось бледным. Неприступную защиту планеты, его защиту, смели одним ударом. Его команда ничем не могла ответить на выстрел противника. У него не осталось ни одного модуля.

Подиум находился чуть левее плоского экрана, который заполнял всю заднюю стену зала. Брэйс прочистил горло. Свет в зале мерцал, словно в старинном кинотеатре. Стоило ему закашляться, как весь шум в разом стих.

– Вчера в 16:05 по Гринвичу, дальние наблюдатели Космических сил Организации Объединенных наций, развернутые на геосинхронной орбите, обнаружили предположительно враждебный объект, вторгнувшийся в около лунное пространство, – начал Брэйс.

На стене-экране появилось изображение космического пространства. Звезды казались солью, рассыпанной на черном бархате. Посреди экрана мелькала маленькая красная искорка. Брэйс повернулся к экрану и обвел вокруг искорки зеленой лазерной указкой.

– Сколько ударов пришлось на мыс Канаверел? – спросил я.

– Только один, – Брэйс вновь повернулся лицом к нам.

– Команда Перехватчиков не смогла остановить один удар? – у генерала, который спросил это, аж глаза вылезли на лоб от удивления. Судя по нашивкам, он принадлежал к Противовоздушной артиллерии. Такие как он большую часть времени проводили в хорошо вентилируемых бункерах, составляя различные письма и документы.

Голова Брэйса откинула назад, словно ему влепили пощечину.

– Это был не обычный удар. Не такой как раньше. Очень быстрый и объект – маленький. Точечный удар.

– Ядерная бомба?

Брэйс покачал головой.

– Обычный метод псевдоголовоногих. Твердый объект, движущийся на огромной скорости и набравший огромную кинетическую энергию.

– Прошлый раз объекты двигались со скоростью сорок пять тысяч километров в час, – заметил генерал от военной прокуратуры. – Это огромная скорость. Но к концу Нападения, мы научились сбивать их. Слизни всего лишь швыряются в нас камнями, а вы не можете остановить их?

На подиум вышел Говард. Он наклонился к микрофону:

– Снаряды, которые выпустили по нам во время Нападения, двигались так, чтобы суметь сманеврировать и только потом ударить в цель. Этот, как нам кажется, разогнался до огромной скорости, двигаясь по линии направленного сигнала.

«Футбольный мяч». Он был точно таким же, как и те «мячи», что остались на Ганимеде.

– Троянский конь? – в неожиданно наступившей тишине брякнул я.

Говард кивнул.

– То, что мы привезли на Землю всего одну штуку – случайность. Я бы назвал это – подарком Судьбы.

А вот здесь сработала моя интуиция. Дай я Говарду волю, он бы набил этими «мячами» весь «Эксалибур». А потом тот мог бы превратиться в настоящую баскетбольную корзину. Казалось, слизни отлично разбираются в человеческой психологии, знают ее, как собственные ладони. Хотя откуда у слизней ладони?

– Как сказал генерал, снаряды, которые использовались во время Нападения, двигались со скоростью в сорок пять тысяч километров в час, – продолжал Говард. – Примерно тринадцать километров в секунду. В четыре раза быстрее сверхзвукового самолета.

Кто-то присвистнул.

Говард пробежал лазерной указкой вдоль красного следа метеорита, направляющегося к мысу Канаверел.

– Единственное, что может нас порадовать: при увеличении скорости, объект начинает оставлять видимый след, из-за атмосферного трения… Но этот объект двигался с много большей скоростью. Слишком быстро, чтобы наши приборы смогли зафиксировать видимый образ, а тем более перехватить его.

Генерал Воздушных сил покачал головой.

– Не может быть! Уравнение…

– Мы считаем, что псевдоголовоногие обошли все наши уравнения.

Я поднял руку.

– Говард, можешь объяснить по-английски?

Он кивнул.

– Любая система, основанная на реактивной тяге, может достигнуть скорости не более, чем в два раза превышающей скорость реактивной струи. Вы знаете, что этот принцип сформулирован Циалковским в 1903 году.

– Вы считаете, кто-то из нас мог это забыть?

– Ракеты на химическом топливе, словно старые космические шатлы могут разогнаться до скорости в три мили в секунду. Самые быстрые двигаются со скоростью шесть миль в секунду. Хуже всего, что самая большая скорость пропорциональна естественному логарифму процента массы, оставленной после того, как топливо закончится.

У меня аж глаза от удивления округлились.

Говард нахмурился.

– Это всего лишь небесная механика.

Он положил указку на раскрытую ладонь и направил ее огонек в потолок.

– Другими словами, согласно этому уравнению, такая ракета должна состоять на девяносто девять и девять десятых процента из топлива. Чтобы достигнуть такой скорости, вы должны будите привязать к космическому шатлу топливные баки размером с Луну. Путешествие длиной в один световой год займет тысячу лет. Самые быстрые двигатели, которые мы сконструировали, пусть даже чисто теоретически: двигатели антиматерии и аэробусы на ядерном топливе. Они могут, если их разгонять достаточно долго, достичь половины скорости последнего из объектов псевдоголовоногих. Значит, мы можем сказать совершенно точно, тут используется не ракетный привод. С другой стороны, ничего во время внешнего осмотра корабля псевдоголовоногих не говорило о том, что они используют ракетные двигатели.

– Откуда вы знаете? Вы сказали, что вы даже не могли толком рассмотреть объект. Он ведь двигался слишком быстро.

Говард кивнул.

– Это правда. Не могли. Но остальной флот чужаков движется намного медленнее.

– Флот? – с удивлением прошептал кто-то.