Удержать мою девушку

Глава 12

Николас

Доктор сообщила мне, что случайно выпустила кота из мешка. Селина теперь знает, кто я, и где она находится. Я волновался за то, что она узнает правду и последующие последствия, но, честно говоря, сейчас чувствую большее облегчение, чем что-либо еще.

Да, я хотел сам рассказать Селине, но продолжал оттягивать неизбежное. Селина видела во мне какого-то монстра, который убил человека у нее на глазах, и я не хотел признаваться, что мальчик, о котором она когда-то заботилась, вырос таким же монстром.

Но теперь, когда она знает, мне почему-то становится легче. Такое чувство, что с моих плеч свалился огромный груз. Больше никакого притворства. Больше никаких пряток.

Селина находится в своей комнате, когда я вхожу в открытую дверь. Больничную койку, на которой она лежала, когда впервые попала сюда, заменили большой кроватью с балдахином сегодня днем. Именно там она сейчас сидит, поджав под себя ноги, и спокойно читает книгу. Правда, на ней все еще больничное платье, но именно поэтому я и зашел — исправить это.

Мельком взглянув на меня, она осторожно откладывает книгу и неуверенно улыбается мне. Я практически мог бы ножом разрезать напряжение в комнате, и я ненавижу это. Ненавижу, что мы стали такими. Хотел бы я отмотать десять лет назад и все исправить. Но правда в том, что случилось, то случилось. Пути назад нет, и этого уже не изменить. Единственное, что мы можем сейчас сделать, это попытаться двигаться вперед и смотреть в будущее, каким бы оно ни было для нее, для меня, для нас. Черт возьми, я надеюсь, что есть "мы".

— Доктор разрешила тебе все, — говорю я ей, ставя сумку с одеждой на край кровати. Одежда простая, большинство из нее аккуратно использованные пожертвования, которые мы раздаем всем женщинам. — Это немного, но уверен, что ты скоро сможешь пройтись по магазинам.

Она открывает сумку и перебирает кое-что из одежды, и легкая улыбка украшает ее красивое лицо.

— Спасибо.

— Я принес тебе десерт, — объясняю я, прежде чем ставлю вазочку с мятно-шоколадным мороженым на тумбочку рядом с ней.

Селина некоторое время смотрит на него, затем изумленно шепчет: — Ты вспомнил.

Когда ее уникальные глаза встречаются с моими, я быстро прочищаю горло.

— Возможно, я помнил, как ты тогда галлонами ела мятное мороженое с шоколадной крошкой, — размышляю я, мои губы растягиваются в улыбке.

— Я не ела его с тех пор, как жила здесь, — говорит она, уставившись на миску так, словно это нечто гораздо большее, чем просто мороженое.

Печаль в ее голосе проникает глубоко в мои кости. Если она даже не могла побаловать себя своим любимым мороженым на протяжении многих лет, интересно, что еще она упустила? Но прежде, чем позволю себе зайти дальше и начать думать об этом дерьме, я выбрасываю эти мысли прямо в окно. Я не могу зацикливаться на этом сейчас, или испорчу этот момент, разозлившись. Я и так едва сдерживаюсь. Мне не нужно устраивать грандиозную вспышку гнева перед Селиной и пугать ее больше, чем я уже сделал.

— Ну, в морозилке есть огромный контейнер с мороженным. Так что в любое время, когда захочешь, оно твое, — предлагаю я.

Она нежно берет вазочку в свои нежные руки и зачерпывает немного мороженого в рот. Закрывает глаза и посасывает ложечку, наслаждаясь вкусом, прежде чем издать долгий стон удовлетворения.

Черт. Мой член дергается внутри моих штанов от звука, исходящего из ее горла. Лежи, парень, мысленно говорю я своему члену, пересекая комнату и садясь в кресло у окна.

Как только я сажусь, слышу, как Селина говорит: — Не могу поверить, что я не узнала тебя раньше. Просто… Ты выглядишь таким другим. Намного старше. Повзрослел.

— Я тоже не знаю, узнал бы тебя на той вечеринке, если бы не…

— Мои глаза, — догадывается она.

— Ага.

— Значит, ты не был на сто процентов уверен, кто я, когда спас меня от Джино?

Я качаю головой.

— Я знал, что он причиняет боль женщине. Это все, что имело значение в тот момент, и этот ублюдок заслужил то, что получил, — объясняю я опасно низким голосом.

Она вздрагивает от моих резких слов, возможно, вспоминая ту ночь и то, что я сделал, чтобы защитить ее. Я уже не тот невинный маленький мальчик, которого она знала тогда. Я сильно изменился за эти годы. Просто надеюсь, что мы сможем снова найти родство, как раньше. И я надеюсь, что она сможет преодолеть свой очевидный страх передо мной.

Я двигаю челюстью из стороны в сторону, прежде чем продолжить: — Я надеялся, что это ты после того, как столкнулся с тобой в коридоре, но я не был полностью уверен, пока не увидел родинку на твоей шее.

Она рассеянно протягивает руку, чтобы коснуться кончиками пальцев метки в форме сердца.

— Ты и это запомнил, да? — шепчет она.

— Я помню о тебе все, Лина.

При упоминании моего прозвища ее глаза расширяются от удивления. Я уверен, что ее так не называли с тех пор, как она жила здесь, и чертовски приятно снова иметь возможность называть ее так.

— Я так старалась забыть тебя, — признается она в порыве чувств. — Воспоминания о тебе были как самая сладкая пытка. В какой-то момент ты был единственным хорошим моментом в моей жизни, и мне было трудно заново пережить это в памяти, потому что я знала, что, вероятно, никогда больше тебя не увижу. Но иногда ты был просто спасительной милостью, в которой я нуждалась. Единственным, кто помогал мне пережить одни из самых ужасных периодов в жизни.

Я хочу спросить ее, где она была, но знаю, что ей нужно сделать это самой. Ей не нужно, чтобы я давил на нее, чтобы она рассказала свою историю. Итак, я тихо сижу в кресле, наблюдая, как она медленно ест мороженое, и просто наслаждаюсь нахождением с ней в одной комнате, когда все расставлено на свои места, и она по-настоящему трезва впервые с тех пор, как приехала.

— Нико, — тихо говорит она, и, клянусь, мое сердце перестает биться. Я не слышал, чтобы она произносила мое имя десять гребаных лет, и это как будто отдаленное воспоминание раскрывается глубоко в моем сознании.

— Как ты нашел меня? — спрашивает она.

— Чистая удача, — признаюсь я. — Когда твоя мама забрала тебя и исчезла, мы потратили годы, пытаясь выяснить, куда ты подевалась. Это было так, как будто ты просто взяла и исчезла. Как призрак. — Мои руки сжимаются в кулаки на коленях, когда я думаю о том, что сделала ее мать. Для Селины. Для моей семьи. Для меня. Для нас.

— Я должна была сказать тебе правду в тот день, когда она пришла за мной, — говорит она, прежде чем поставить на стол уже пустую миску. Просто осознание того, что она поела любимое мороженым, в некотором роде приносит мне умиротворение. — Моя мать уже однажды продала меня за наркотики, когда ваша семья спасла меня. А потом… она сделала это снова.

— Черт, — шиплю я. Я имею в виду, это была одна из теорий, которую я подозревал с самого начала, но услышать холодную, суровую правду, исходящую прямо из уст Селины…

— Она продала меня Константину Карбоне через несколько месяцев после того, как забрала отсюда, — говорит она с болью в голосе.

Мой мир внезапно перестает вращаться, все резко останавливается. Мне приходится заставить себя произнести следующие слова, потому что я поражен этой новой информацией.

— Ты была с ним последние десять лет?

Она кивает.

Черт. Я надеялся, что он совсем недавно запустил в нее свои когти, ради нее самой. Но тот факт, что она была с ним все время своего исчезновения, когда она была несовершеннолетней, всего тринадцати лет, такой юной, и невинной заставляет мою гребаную кровь вскипеть. Я чувствую, как гнев просачивается из каждой поры моего тела, мои мышцы вибрируют от неизжитой ярости.

— Вот сукин сын, — бормочу я себе под нос. — Затем я смотрю на нее и требую: — Расскажи мне все.

Я не могу больше ждать ни секунды. Мне нужно знать правду. Мне нужно точно знать, что произошло, чтобы я мог выжечь землю и все, что от нее останется, пока не найду этого ублюдка и не засуну его на шесть футов под землю, где ему, блядь, самое место.

Селина медленно опускает ноги и встает, поворачиваясь ко мне спиной, когда начинает говорить. Похоже, она не хочет видеть мою реакцию на ее историю, и меня это устраивает. В любом случае, я не думаю, что смогу сейчас скрыть от нее свои истинные чувства за непроницаемым лицом. Я всего лишь человек.

— В ту ночь мы пробыли в мотеле всего несколько часов. Моя мать исчезла из комнаты, вернулась на высоте воздушного змея и объявила, что мы уезжаем просто ни с того ни с сего. Я пыталась дозвониться тебе, но она выдернула телефонный шнур из стены и ударила меня. — Ее рука скользит к щеке, как будто она вспоминает боль. — Сказала, что убьет меня, если я попытаюсь связаться с тобой. — Она обхватывает себя руками, защищаясь. — Она взяла номер, который ты мне дал, и спустила его в унитаз, чтобы быть уверенной, что у меня не будет возможности связаться с тобой.

Я всегда удивлялся, почему Селина никогда не звонила, но никогда не думал, что ее мать может быть такой жестокой и злой. Возможно, я должен был знать или как-то чувствовать это, но тогда я был просто глупым ребенком. Я все еще смотрел на мир через розовые очки, не веря в истинное зло, пока позже в жизни не убедился в этом лично, после того как начал работать на своего отца.

— Мы неделями жили в машине, — продолжает она. — Моя мама потратила все деньги, которые дали нам твои родители, на немного еды и много наркотиков. Мы даже не могли позволить себе остановиться в отеле, — говорит она, с отвращением качая головой. — И вот однажды, когда мы сидели в закусочной, она смотрела новости по одному из телевизоров. Что-то о том, что Константина Карбоне оправдали по предъявленным обвинениям и выпустили из тюрьмы.

Сейчас она расхаживает по комнате, и я слышу дрожь в ее голосе при одном упоминании его имени.

— Выражение лица моей мамы. Я никогда этого не забуду. Она выглядела умиротворённой. Как будто она только что стала свидетельницей какого-то чуда.

Я закрываю глаза и зажимаю переносицу большим и указательным пальцами. Черт возьми, ее мать увидела в освобождении Константина решение своих проблем. Она была готова продать собственную дочь, только чтобы получить следующий кайф. Невероятно, на что в конечном итоге идут некоторые люди, чтобы получить то, что они хотят, особенно когда они зависимы от чего-то.

— Несколько дней спустя мы поехали обратно в Нью-Йорк. Я была так взволнована. Думала, что она действительно образумилась и позволит мне остаться с тобой и твоей семьей.

Ее плечи опускаются, когда она глубоко вздыхает.

Я откидываюсь на спинку стула и хмурюсь. Могу только представить, как была бы взволнована Селина, думая, что снова увидит меня. Она мало что знала о планах своей матери по отношению к ней.

Селина перестает расхаживать по комнате и встает передо мной, уставившись в пол, ее глаза бегают, как будто вспоминая что-то.

— Но она поехала в доки. Двое мужчин вынудили меня выйти из машины. Они довольно сильно избили меня, потому что боролась за свою жизнь. Я не хотела идти с ними. Кричала, умоляя мать помочь мне, но увидела выражение ее глаз. Я видела это раньше. Это был тот же взгляд, которым она наградила меня, когда впервые продала.

Я наблюдаю, как она снова начинает расхаживать по комнате, обхватив руками живот, как будто следующие слова, которые вот-вот сорвутся с ее губ, причинят ей физическую боль. Мои пальцы впиваются в ткань подлокотников кресла, готовясь к неизбежному удару.

— Когда я впервые встретила Константина, то поняла, что он был самим дьяволом в костюме от Армани. Он говорил мне самые приятные вещи, называл меня своим маленьким питомцем. — Она резко втягивает воздух, как будто ей больно дышать. — Той ночью он силой лишил меня девственности. Это был худший день в моей жизни. Я просто помню боль и кровь. Так много крови, — шепчет она.

Все мое тело вибрирует от непреодолимого чувства гнева и отвращения. Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Мне хочется кричать. Я хочу пойти и найти Константина, и оторвать его гребаную голову голыми руками.

Но я вынуждаю себя сохранять спокойствие, ради Селины. Заставляю себя оставаться на своем месте и не действовать, даже если это прямо сейчас противоречит каждой клеточке моего гребаного существа. Она еще не закончила свою историю. Могу сказать, что ей есть о чем сказать, и я должен позволить ей продолжить. Эмоциональная плотина прорвалась, и она изливает мне свою душу. Лучшее, что я могу сделать, это сидеть и слушать, как она все это выкладывает.

— Мы жили на его яхте посреди океана девять месяцев в году. Иногда мы заходили в Италию или Испанию и проводили несколько недель на суше. Но он редко возвращался в Соединенные Штаты. Я знаю, он боялся, что его снова поймают, и отправят в тюрьму. Это его самый большой страх.

Она подходит к кровати и садится, и я могу сказать, что она физически и морально истощена рассказом своей истории.

— Той ночью я была с Джино. Константин редко позволял мне покидать яхту, но Джино упросил своего отца позволить ему взять меня на ночь. — Она заметно напрягается. — Он был точь-в-точь как его отец. — Дрожь пробегает по ее телу. — Я рада, что он мертв.

На несколько минут в комнате воцаряется тишина, и я знаю, что теперь моя очередь говорить. Моя очередь сказать ей все, что я умирал от желания сказать последние десять лет.

— Мы никогда не переставали искать тебя, Лина. Самое хреновое в том, что мы не могли найти Константина, хотя мы искали и его тоже. Если бы мы нашли его, то нашли бы тебя. Но он приложил все кропотливые усилия, чтобы снова не попасться. И, делая это, он фактически прятал тебя от нас.

Ее взгляд встречается с моим.

— Мне всегда было интересно, не ищешь ли ты меня. Иногда по ночам я смотрела на Луну, гадая, смотришь ли ты на нее так же. Я всегда хотела, чтобы ты был в безопасности и счастлив. Даже если не была я, — признается она мягким тоном.

Откидываясь на спинку стула, я кладу локти на колени, смотрю на нее и говорю: — Мы сделали все, что могли, чтобы попытаться вернуть тебя. Я хочу, чтобы ты это знала.

Она медленно кивает, воспринимая и обрабатывая всю информацию, которую я говорю. Я просто надеюсь, что она в это верит.

Вздыхая, она поднимает глаза к потолку и говорит: — Я просто хотела бы уйти от него раньше. Я хотела бы быть сильнее.

Я смеюсь над ее словами.

— Ты самый сильный человек, которого я когда-либо встречал.

Она снова переводит взгляд на меня.

— Я не знаю, верю ли в это, — ее голос дрожит от разрывающего душу сомнения.

— Может быть, пока нет, но ты сделаешь это, клянусь.

Она пережила невыразимый ад и прошла его опять в обратную сторону. Она намного сильнее, чем сама о себе думает, и я буду напоминать ей об этом каждый чертов день, если понадобится. Ее похититель не сломил ее. И я чертовски уверен, что он не забрал веселую, привлекательную девушку, в которую я влюбился десять лет назад. Уверен, что она все еще где-то там, и будь я проклят, если просто позволю ей уйти. Вместе мы вернем ее.

— Я собираюсь дать тебе немного поспать, — говорю я, вставая со стула. На нем, вероятно, останутся постоянные отпечатки моих пальцев, так чертовски сильно сжимал его.

Стараясь говорить спокойным и ровным голосом, я шепчу: — Спокойной ночи, Лина.

Все мое тело вибрирует от сдерживаемого разочарования. Черт возьми, мне придется допоздна заниматься в спортзале, чтобы выплеснуть свое разочарование. Мне нужно избавиться от этой ярости, пока она окончательно не поглотила меня.

— Спокойной ночи, Нико, — шепчет она.

Я выхожу из ее комнаты, чувствуя, что достигнут некоторый прогресс вместо того, чтобы сделать еще десять шагов назад, как раньше. И когда я иду в спортзал, мне внезапно приходит в голову мысль. Все это время мы пытались сблизиться с Константином, но Селина может быть просто недостающей деталью, в которой мы все это время нуждались. Она знает, где он регулярно швартует свою яхту и, возможно, даже какие-то секретные места, о которых мы ничего не знаем.

Селина может стать ключом к тому, чтобы наконец-то покончить с этим ублюдком навсегда.