Найти наблюдательный пункт 7-й батареи оказалось не просто. И хотя их с командиром полка капитаном С. Д. Ниловским вел туда опытный разведчик красноармеец Булыгин и у самого лейтенанта Шутова НП-7 был помечен на карте четким черненьким треугольничком, ночь и метель скрадывали очертания предметов, делали местность неузнаваемой.
— Ох и поплутаем мы, лейтенант, — повернул к Петру обветренное лицо Сергей Ниловский. — Того и гляди, на позиции финнов угодим.
— Никак нет, товарищ капитан, — тихо возразил Петр. — Там у них надолбы, колючая проволока. Незаметно пройти невозможно.
— Вот это тебя и спасает, — шутливо проворчал офицер. — А то на рождество сделали бы врагу подарочек: командир тяжелого гаубичного полка и начальник штаба артиллерийского дивизиона прибыли в гости, так сказать, для личного знакомства…
Шутов не дослушал его. Прокатилась в ночи шальная пулеметная очередь. Раздались два-три винтовочных выстрела. И сразу же за ними послышался легкий посвист синицы — условный сигнал Булыгина. Петр махнул капитану рукавицей, приглашая следовать дальше, и свернул в чащу. Трое бойцов охраны, сопровождающих их с командиром полка на НП, серыми тенями растаяли в темноте.
В лесу у разведчиков сделаны были зарубки на деревьях. Лейтенант хорошо их помнил. Елка с обломанной верхушкой, которую они только что прошли, стояла как раз у подошвы высоты, заросшей можжевеловым кустарником. Да и профессионального карельского охотника Булыгина, уверен был Петр, никакая метель не закрутит. Дорогу тот найдет с закрытыми глазами. И точно. Идти стало чуточку труднее; лыжи пришлось развести пошире, носками врозь — лыжня повела в гору.
Капитан больше не ворчал. Он успокоился, когда увидел на краю высоты, у гранитного валуна, привалившуюся замшелым боком к корявой сосне, полузанесенную сугробом фигуру лейтенанта Николаева. Тот сидел, укутанный белым маскхалатом, и, слегка раскачиваясь взад-вперед, расставлял на снегу тоненькие еловые веточки, деревянные щепки, сучки, сосновую кору. Словно играл в солдатиков.
— Чем занимаетесь, Николаев? — строго спросил Ниловский.
Лейтенант начал подниматься из сугроба, но командир полка опустил руку ему на плечо, разрешая сидеть.
— Засекаю огневые точки, товарищ капитан, — пояснил Николаев, командир взвода разведки. — Веточка — это пулемет, щепа — автомат. Спаренные пулеметы отмечаю сучками, а винтовочные выстрелы — сосновой корой…
— И много целей вы обнаружили?
— Много. — Лейтенант тяжело вздохнул.
— У них тут каждый метр пристрелян. И не только автоматно-пулеметным огнем. Вчера перед рассветом бойцы 245-го стрелкового полка попробовали проходы в проволочном заграждении проделать, так такая кутерьма началась! И минометы и гаубицы по переднему краю лупили. Часа полтора, не меньше…
— А как ведут себя доты?
— Они молчат. Видимо, ждут серьезного дела. Не хотят раньше времени раскрывать свое вооружение, систему огня… Может, товарищ капитан, пойти им навстречу, устроить настоящую проверку? Боем. Атакой. С танками, с красноармейцами. Пусть раскроют себя…
Ниловский покачал головой:
— Нет, на это мы не пойдем. Людьми жертвовать не станем. — Он взглянул на Шутова: — Так что, товарищ начштаба дивизиона, принимаем твое предложение. Будем строить на высоте 65,5 долговременный наблюдательный пункт. С блиндажом, стереотрубой… Все как положено. Вплоть до печки-буржуйки. Только трубу надо вывести так, чтобы вас не заметили, не забросали снарядами, как лейтенанта Музыкина… Слышал, — наклонился капитан к Николаеву, — что с ним приключилось?
— Нет.
— Тогда послушай… Стодвадцатидвухмиллиметровый снаряд угодил в его блиндаж. Пробил три слоя перекрытия и остановился буквально в двадцати — тридцати сантиметрах от головы комбата. Не разорвался даже. В рубашке твой Музыкин родился, не иначе. Хотя воздушной волной его шарахнуло прилично, даже карман у полушубка оторвало, куда лейтенант как раз за папиросами полез… Вот что значит иметь вредную привычку — курить, — улыбнулся командир полка. — А то бы и полушубок остался цел, и лейтенант. Шутов мне докладывал, что оклемался он уже на чистом воздухе, карман на место пришил, но из блиндажа, где снаряд так и торчит до сих пор из бревен, все же не ушел. По теории вероятности, утверждает, два раза в одно и то же место попаданий не бывает.
— Так нас на занятиях по законам рассеивания снарядов учили, — согласно кивнул Петр.
— Вас-то учили, а снаряд — дурак. Он неученый. Этого не знает… — рассмеялся Ниловский. И уже серьезно добавил: — Я вас очень прошу, товарищи командиры, наблюдать за дотами во все глаза. Выяснить начертание узла сопротивления, который они прикрывают. Количество огневых точек и просто амбразур. Какое в них вооружение? Их систему огня, связи, боепитания, устройство. Словом, все тактико-технические характеристики. Особенно центральных дотов. Номер 006 и 0011. Они находятся на главном направлении наступления нашей стрелковой дивизии. От вашей работы будет зависеть успех прорыва.
— Задача ясна, — ответил за обоих лейтенант Шутов.
— Это хорошо, — удовлетворенно сказал Ниловский. — Какие есть ко мне вопросы, просьбы?
Шутов взглянул на Николаева. Тот молчал.
— Просьба у нас одна, — обратился Петр к командиру полка. — Необходимо замаскировать строительство НП.
— Согласен. Завтра ночью мы устроим перестрелку на фланге 255-го полка, отвлечем туда внимание противника. А вам в это время подбросим бревна, необходимый шанцевый инструмент. Пришлем отделение саперов. За сутки-двое, думаю, справитесь с постройкой НП.
Вскоре капитан Ниловский с группой бойцов исчез в темноте. Шутов уселся на снег рядом с Николаевым и, дав команду Булыгину продолжать вести наблюдение за противником, расстегнул полевую сумку, достал оттуда схему вражеской обороны.
— Давай, Юра, перенесем твои щепочки на бумагу. Так будет надежнее…
Опять затрещал, утопив в снежной круговерти шальные пулеметные очереди, дежурный расчет на финской стороне. Захлопали в ответ ему винтовочные выстрелы. Мигнули прожекторы, разбросав по лесу пятна мертвенно-зеленого света. И опять установилась тишина. Тягучая. Настороженная. До следующего всплеска беспорядочной стрельбы. Разведчики надежно укрылись от нее за гранитным щитом скалы. У них впереди были еще целые сутки. А до рассвета, когда огонь автоматчиков и пулеметчиков, «кукушек»-снайперов станет прицельно точным, разящим, оставалось еще несколько часов. Их нельзя было провести впустую.
Вечером следующего дня в нескольких километрах справа от НП хлопнули пушечные выстрелы. Это открыли обещанный Ниловским огонь советские батареи. В ответ им загрохотали частыми, массированными выстрелами гаубицы врага.
— Снарядов они не жалеют, — кивнул в сторону заграждений Николаев.
Петр не ответил. Сейчас очень важно было, внимательно вслушиваясь в грохот разрывов, вычленить из него выстрелы тяжелых орудий, понять их расположение, периодичность открытия огня, количество дежурных средств, расположенных по фронту стрелкового полка. По ним можно потом рассчитать приблизительно и всю артиллерию, что будет им противостоять в момент прорыва на этом участке.
В простуженный рокот гаубиц, пушек вплетался сухой лязг пулеметов и автоматов. По лесу гуляло раскатистое, басовитое эхо, прерываемое короткими паузами, во время которых небо прочерчивали желтые трассы осветительных ракет.
Задумка Ниловского удалась. Шутов с Николаевым даже не расслышали за грохотом, как через лес проехали полуторки и остановились, заглушив двигатели, у подножия высоты. Несколько бойцов в сопровождении Булыгина, загребая валенками снег, поднялись к ним, к гранитному валуну.
— Товарищ лейтенант, — доложил старший среди них, приложив ладонь к капюшону маскхалата, — прибыли в ваше распоряжение.
— Хорошо, — встал с колен Шутов, — можете затаскивать бревна наверх, да побыстрее, пока идет перестрелка и противник нас не обнаружил.
— Есть, — ответил боец.
Но не ушел, а, нерешительно потоптавшись перед ним, оглянулся на своих товарищей, потом опять посмотрел на Шутова и… ничего не сказал.
— Вы что-то хотели спросить?
— Да… Снег глубокий, товарищ лейтенант.
— И что?
— Бревна тонут в нем. Тащить их и трудно, и долго.
— А какой выход?
— На машинах бы их сюда подвезти, — предложил боец. И пока лейтенант с ходу не отверг его идею, быстро пояснил: — Маскировки мы не нарушим. Обмотаем моторы телогрейками, ни одна душа гула не расслышит. Раз-два и готово.
Шутову понравилось это предложение. Он любил прислушиваться к советам бойцов. Выдумки русскому человеку, знал Петр, не занимать. А у смекалистого солдата и рукавица граната, помнил он с детства отцовскую присказку. Почему не воспользоваться разумной инициативой, если она действительно намного упрощает и облегчает задачу, а главное — сокращает время на ее выполнение? Не будут же всю ночь грохотать для них, расстреливать свои боеприпасы соседи? Снаряды нужно беречь.
— Давайте, — махнул рукой Петр.
Обрадованные его решением, саперы заспешили к машинам.
Не прошло и часа, как четыре грузовика один за другим поднялись к гранитному валуну и через несколько минут ушли вниз, оставив уже распиленные, с выдолбленными пазами и проушинами, толстые сосновые бревна. Сложить из них землянку НП не представляло труда, хотя вырыть для нее фундамент, выдолбить в мерзлой, каменистой земле шурфы под несущие опоры было совсем не просто.
А сержант Петр Добрыдень, командир отделения саперов (это он предложил укутать ватниками двигатели машин), не терял уверенности в себе и в подчиненных. Вместе с ними быстро расчистил площадку на склоне, применив для этого несколько широких досок, поставленных на ребро. И тут же саперы взялись за ломы. Встав по периметру будущей землянки, они с размаху вонзали заостренную сталь в искрящуюся, спекшуюся, как скала, ледяную корку земли, кроша ее на мелкие комочки, которые тотчас выбирали лопатами и отбрасывали в сторону.
Работали они не спеша, без суеты, но сноровисто и ловко, по сантиметру, по два вгрызаясь в стылый грунт высоты. На снегу лежали их ушанки, шинели, ватники, рукавицы. Вскоре были сброшены гимнастерки, рубахи.
Над разгоряченными, потными телами даже в двадцатиградусный мороз клубился легкий парок. Булыгин с завистью оглянулся на саперов.
— Можно и мне погреться, товарищ лейтенант? — подошел он к Шутову. — Какой день мы тут с командиром взвода мерзнем.
— Нет, — отрезал Петр. — Каждый занимается своим делом. Вам, Булыгин, — усилить бдительность. Противник не прост, не может быть, чтобы он совсем ничего не заметил: ни машин, которые подъезжали к высоте, ни того, что на ней есть люди… Выставьте дополнительные посты, думаю, скоро нас начнут проверять.
— Есть, — обиженно козырнул разведчик и скрылся за валуном. А орудийная, ружейная перестрелка на правом фланге, в полосе, занятой 255-м полком, продолжалась. Она то затихала, ограничиваясь редким хлопком выстрела одиночного миномета, то разгоралась вновь, втягивая в свою орбиту пушки, гаубицы, пулеметы, автоматы, будто разожженная точным попаданием в самую слабую, беззащитную точку, то, исчерпав очередной приступ ярости, опять замирала на время. До следующей случайной очереди, случайной мины. Только доты, вросшие глубоко в землю перед высотой 65,5, не подавали никаких признаков жизни.
Редкие выстрелы проходили в стороне от них. И даже прожекторы, изредка вспыхивающие то тут, то там по всему черному горизонту, только задевали своими рассыпающимися лучами их грибовидные обводы, медленно ощупывая каждый камень, дерево, холм на нашей стороне.
Шутов заметил: уже несколько раз сноп света пришелся не по скатам их высоты, как обычно заливая белым молоком почти с полкилометра на подступах, а скользнул лишь по вершине сосны, по звездному небу, словно там, за ручками управления прожектором, вдруг оказался новичок и он никак не может выдержать заданный угол освещения. А может, не хочет?
— Добрыдень, — окликнул он командира отделения саперов. — Где ваше оружие?
Сержант опустил лопату, удивленно посмотрел на офицера.
— Так где ж ему быть? В шинель завернуто, товарищ лейтенант, чтобы смазка на морозе не загустела.
— Немедленно надеть винтовку на себя, быть готовым к бою, — строго скомандовал Шутов и подтянул поближе кобуру своего пистолета. — Передайте мое распоряжение своим бойцам.
— Понял, — согласно кивнул сержант. — Будет сделано.
И вскоре все саперы, продолжая рыть шурфы, вкапывая в них бревна, обшивая стены землянки заранее приготовленными досками, носили за плечами карабины. Они не мешали им работать, а на душе у лейтенанта стало поспокойнее. Он мог продолжать наблюдение за передним краем, абсолютно уверенный, что теперь их не застанут врасплох.
Предосторожность не была излишней. Перед рассветом Добрыдень послал двух своих бойцов вниз, к опушке леса нарезать можжевелового лапника, нарубить хвои, чтобы застелить им земляной пол наблюдательного пункта. Но красноармейцы не вернулись. Ни через полчаса, ни через час. Шутов направил по их следам Булыгина с разведчиками. Те обнаружили только полузанесенную снегом лыжню, пересекшую колею, оставленную полуторками, а на том месте, где они разворачивались, объезжая кусты, признаки недолгой и неравной борьбы да топор, потерянный кем-то из саперов.
— Лазутчики финнов, — доложил начальнику штаба дивизиона о результатах поиска Булыгин.
Шутов подумал об этом же.
Он немедленно доложил по рации о визите непрошеных гостей командиру дивизиона старшему лейтенанту Курбатову и на КП полка, Ниловскому, приказал сержанту Добрыдень установить на подступах к НП противопехотные мины, тщательно замаскировать их, а сам с Николаевым и Булыгиным склонился над картой. Нужно было очень точно определить, где могли проскочить мимо боевых порядков стрелковых полков вражеские лыжники.
— Вряд ли финны чего добьются от наших бойцов, — задумчиво потер Петр подбородок и добавил: — А раз так, то придут еще. Вынуждены будут это сделать. Устроим им, парни, ловушку.
Он посмотрел на Булыгина.
— Засаду расположите здесь и… — лейтенант провел карандашом по тропинкам, идущим от стыков между ротами, остановил грифель у лесной развилки, — и здесь.
Разведчик начал готовиться к выполнению боевого задания, а сам Петр Шутов, захватив с собой одного из бойцов с радиостанцией, короткими перебежками от дерева к дереву, в обход высоты 65,5, опустился к финской полосе заграждения. Участки открытой местности они переползали по-пластунски, извиваясь ужами между камней и валунов. Легкий ветерок гнал поземку, и дорожка за ними сразу запорошивалась снегом.
Вот и колючая проволока впереди гранитных надолб, острыми зубцами, словно гребенки, торчащая из сугробов. Лейтенант насчитал ее пять рядов перед дотом № 006. Она была на металлических, заделанных в бетон кольях высотой почти полметра.
Не меньше ее было перед другими дотами, которые, чувствовалось по всему, связаны между собой системой оружейного и пулеметного огня. На подступах к проволоке и надолбам наверняка, как это делалось и в других местах, минные поля.
«Да-а, — невесело подумал Петр, — прав командир полка: за здорово живешь такую полоску не проскочишь даже на танках. Тут и черт ногу сломит».
Но с другой стороны, надолбы сейчас надежно прикрывали его от снайперов. Шутов привалился спиной к валунам, расстегнул планшетку. Отсюда, как из-за бруствера, просматривались боковые грани дота с выросшими на нем сосенками. Впрочем, граней как таковых обнаружить не удавалось. Бетонный колпак опускался в снег под сорокапятиградусным углом, словно козырек, на котором ни зацепки, ни щелочки. Взять такой снарядом очень не просто, трудно найти такой угол атаки, чтобы вонзить снаряд в наклонную плоскость. Хотя нет. Есть одна тоненькая полоска, бегущая вдоль земли и вдруг пропадающая через каких-то полметра. Трещина?
Лейтенант пристально, до рези в глазах, всмотрелся в нее. Нет, это не трещина в бетоне, а броневой щит, плита, прикрывающая до времени бойницу. Вот и краска слегка облупилась на заклепках, да и кронштейны, на которых она висит, можно различить. Через метр еще бойница. Другая. Третья.
Он быстро набрасывал в блокноте, сжимая не гнущимися от стужи пальцами карандаш, очертания амбразур дота. Но, по правде говоря, мороза не чувствовал. Все его внимание было отдано «ядовитой черепахе», как называли красноармейцы этих мастодонтов — долговременные огневые точки врага, или «миллионники», как с восторгом кричала о них щюцкоровская пропаганда, расхваливая на все лады совершенство инженерных заграждений на «неприступной» линии Маннергейма. По ее словам, такой дот мог выдержать удары до миллиона гаубичных снарядов.
Чуть меньшие бетонные сооружения, знал Шутов по своему небольшому опыту, составлявшие скелет обороны, сердцевину узла сопротивления, растянувшегося на три-четыре километра по фронту и до двух в глубину, прорезанные траншеями, усиленные пулеметными гнездами с бронеколпаками и стрелковыми ячейками, — прикрытые огнем артиллерии и двумя-тремя батальонами пехоты, взять было сложно. Хотя они и разрушались после нескольких точных ударов и разрывов бетонобойных снарядов 152-мм гаубиц.
Как поведет себя этот № 006, он не представлял. Судя по выросшим над ним деревьям, по количеству надолб и проволоки на подходах, этот «гриб», как и № 0011, самый крупный. Толщина стен тут наверняка больше двух метров армированного железобетона. Если в обычном, в три-четыре этажа глубиной, находилось до ста человек с прекрасно оборудованной казармой, кухней, офицерскими комнатами, коридорами, машинным залом, электростанцией, складами боеприпасов, с несколькими артиллерийскими орудиями в бойницах и пулеметами, то что может оказаться здесь?
Пара небольших выступов на самой макушке дота, догадался он, не дымоходы и не вентиляционные лючки, а прикрытые сейчас от посторонних глаз места для стереотрубы или дальномера. А такой новейший оптический прибор не могли поставить на второразрядное оборонительное сооружение. Так что задачка им досталась не на четыре действия арифметики, и без высшей математики здесь, пожалуй, не обойтись. А точнее, не обойтись без тончайшего расчета и смекалки…
«Что, если попробовать врезать по доту из 203-мм гаубицы уже сейчас, — подумал он, — испытать этот бетон на прочность с закрытой огневой позиции? Не получится. Вытащить орудия на прямую наводку и бить из них только по амбразурам?»
«Но сейчас это вряд ли возможно, — возразил он сам себе. — Начать методичный обстрел дотов — значит раскрыть замысел главного удара. Противник сразу же смекнет, сосредоточит на участке прорыва много сил, и тогда потери, потери… Так не пойдет».
«А может, «сочинить» прямую наводку в самый канун прорыва, чтобы враг и опомниться не успел? — осенила его догадка. — Только вот сумеют ли огневики за время артиллерийской подготовки подавить эти доты, разбить их?» — вкрадывалось сомнение.
Но мысль о прямой наводке казалась ему настолько верной, что уступать ее каким-то опасениям, поддаваться им не имело смысла.
«Прямая наводка, и только», — чуть ли не пела его душа.
Шутов настолько увлекся своими размышлениями, что даже не заметил, как несколько раз по валуну, за которым он сидел, цвикнули пули. Подполз поближе красноармеец с радиостанцией за плечами, тронул его за валенок:
— Товарищ лейтенант, снайпер бьет!
Услышав голос красноармейца, Петр повернул к нему голову. В ту же секунду буквально в сантиметре от его лица просвистела очередная пуля. Она громко звякнула по граниту, высекая из него сноп колючих осколков, и со звоном отрикошетила в сторону. Камешки больно обожгли лейтенанту щеку.
Петр медленно сполз в снег и остался лежать, откинув блокнот и неестественно поджав под себя руку, притворился мертвым. Только глаза его, весело подмигнув испуганному бойцу, смеялись.
— Ничего не поделаешь, — придется оставаться так до вечера, — прошептал он красноармейцу. — И постараться не замерзнуть. А на НП передайте: пусть прикроют нас в случае чего…
Связист, зарывшись в снегу, нажал кнопку тангеиты. До сумерек оставалось не так уж и много времени. А с таким командиром, как лейтенант Шутов, он был уверен, с ними ничего не случится.