Удивительное соседство

9 глава

Постепенно улицы заполонили люди, наконец вышедшие из своих домов. Все вокруг нас наполнилось смехом и улыбками, а мы с Адрианом решили присесть на скамейку, чтобы немного передохнуть, как сделали целых два круга по парку.

Мне так здесь нравилось. Это место возвращало меня в детство, когда все было так непринужденно, несмотря на наши вечные разногласия с матерью. Я часто убегала сюда, чтобы хоть немного привести свои мысли в порядок, подумать о будущем, оставлять свои негативные эмоции и топать с неохотой обратно домой, где меня держала только Мира. Если бы не сестра, я бы попросилась жить с бабушкой, но она к моим шестнадцати годам, к сожалению, умерла. Болезнь никого не щадит.

Мирослава всегда была моим личным сдерживающим обстоятельством. Я чувствовала, что была обязана ее защищать и заботиться, не давать в обиду, пока она еще маленькая. Мне жаль, что ей пришлось еще четыре года жить с мамой, когда я не выдержала натиска матери и сбежала, не в силах терпеть ее закидоны. И никогда не проходила мимо парка, когда приезжала навестить их обоих.

— Ты какая-то грустная, — тихий голос Адриана отвлек меня от болезненных воспоминаний, которые продолжали терзать мою душу. Я улыбнулась мужчине, подняв свои глаза на голубое небо. На нем не было ни единого облачка, отчего было слегка непривычно. Чаще всего наша погода не позволяет греть солнцу землю и обдавать лучами лицо, заставляя зажмуриться. Сейчас же это так приятно ощущать.

— Это мой район, где я раньше жила. Наш дом во-он там, — подняла руку в сторону и указала на пятиэтажные старые дома, покрытый пожелтевшей краской, которая со временем сильно потрескалась. За все время, пока тут жила, ни разу даже не покрасили фасады, чтобы хоть как-то придать им освежающий вид.

— Не хотела бы…

— Зайти? Нет, не сегодня. Хотя мне придется все равно переступить через себя и заехать, — недовольно вздохнула, вспоминая, что мне предстоит трудный разговор с мамой. Я могла спокойно упросить сестру самой все рассказать о свадьбе, но она все равно бы делала это в моем присутствии, а Лешу сестра туда точно не потащит, так как мама реагирует на него слишком бурно.

Помню, когда Мирослава только-только съехала и мама оборвала мне весь телефон, пытаясь уговорить вернуть сестру домой. И говорила она это таким приказным тоном, будто Мира обязана оставаться с ней до конца жизни и даже не думать о том, чтобы жить с каким-то там парнем.

Услышав о Добрынине, мама упала в осадок, схватившись за сердце. Устроила из этого целую драму, когда я в очередной раз приехала с пакетом продуктов. Именно тогда-то мы и рассорились окончательно, стоило мне заметить на кухне какого-то бухого мужика, сидящего за столом и вдоволь попивающего терпкую водку. Выглядел, если честно, отвратно. Я молчу про перегар, который заполонил всю квартиру, что даже было некомфортно проходить внутрь.

И после всего этого предстоит вновь навестить это место, вызывающее лишь отвращение и повышенную степень брезгливости. Я давала шанс маме исправиться, наконец обратить на нас внимание, а не только заниматься своей личной жизнью, в которой присутствовали все время какие-то алкоголики или игроманы, не способные заработать на ту же самую бутылку. Никому не было дело до нас. Мы с Мирой были посвящены самим себе, поэтому мне и пришлось так рано повзрослеть, искать какие-то подработки на тех же самых заправках или быть официантом в забегаловках, лишь бы не чувствовать себя максимально ущербными.

До какой-то поры верила в то, что когда-нибудь все изменится и мама перестанет быть каким-то надзирателем. Но наша квартира все равно превратилась в какую-то камеру со строгим режимом. За дверью дома все это кончалось, я чувствовала вкус свободы и понимание того, насколько же мир прекрасен без всего этого негатива. Но и выйти просто так — было целым делом. Пришлось научиться выкручиваться так, чтобы убедить маму в том, что я вернусь в скором времени, никуда не влипну и не сверну налево, чтобы не попасть в лапы своих друзей или одноклассников. Ведь они же меня плохому научат.

И спустя столько лет — это ощущение вновь возвращается, стоит мне только взглянуть на знакомую серую крышу, торчащую последующей после дома, расположенного возле дороги.

— Ты с ней не общаешься почти, верно? — Чернов выдерживал небольшие паузы, заметив, что я не отрываю своего взгляда. А самой так хотелось больше туда не смотреть и не мучать свою душу.

— Мы не созваниваемся, не пишем друг другу сообщения. А не виделись уже давно, хотя где-то глубоко в моем сердце мне до жути хочется ее увидеть, узнать, все ли у нее хорошо. Чисто по-человечески.

— Так что же тебе мешает это сделать в любой удобный момент? — спросил мужчина, поднимаясь со скамейки. Адриан заслонил собой мне вид на дорогу за металлическим темным забором. Мне пришлось невольно поднять на него глаза и увидеть, что Чернов искренне волновался, спрашивая об этом.

И ведь он прав. Мне ничего не мешает это сделать хоть сейчас, хоть завтра. Но не могу перешагнуть через себя. Побороть свою обиду и злость на маму за тяжелое детство. Она всегда твердила нам, что любит обоих, готова сделать ради нашего счастья абсолютно все, но в конечном итоге мы получили только осуждение, оскорбление и желание больше не общаться с нами.

Да, мы первые все перечеркнули, но мама даже и не пыталась как-то все вернуть или хоть что-то исправить. Она не сделала для самой себя никаких выводов, продолжая вариться в этом котле. И это явно будет не что-то приятное. Остаться одной в таком глубоком возрасте и без всякой поддержки, без любви и общения с родными дочерями — это видимо то, что ее устраивает.

— Если ты сама этого желаешь, то почему бы и нет? Просто знай, насколько бы не были у вас плохие отношения, мама всего одна.

— Я тебя услышала, — все же натягиваю улыбку, вставая со скамьи. Уже него ноги затекли сидеть в одном положении. Привыкла вечно лежать дома на мягком диване и наслаждаться обстановкой, хоть и провожу большую часть времени за мольбертом, где не такой уж и комфортный стул. Все равно приходится как-то держать спину, если не хочу проблем с позвоночником, но порой все мышцы затекают и приходится расслабляться, позволяя себе немного сутулиться. Увидела бы мама — сразу бы воспользовалась своей любимой школьной линейкой, которую часто использовала на мне, напоминая о ровной осанке и правильном расположении рук и ног, когда сидишь за письменным столом и делаешь домашнее задание. Этот надзор периодически давал о себе знать и во взрослом возрасте, как дурацкая привычка.

— Давай тебя увезу домой, — Адриан вновь выставил свой локоть сбоку, чтобы я за него удобно схватилась. Мои руки сами потянулись к нему, сжимая в ладонях скользящую ткань куртки, которая отдавала теплом и мягкостью.

Мы вышли за пределы парка и направились к парковке, где стояла машина Чернова. Адриан заранее завел мотор, чтобы автоматически включилась печка и весь салон смог прогреться до такой степени, что после улицы мне показалось, будто я попала в какую-то парилку. Мужчина убавил интенсивность и предложил пока что снять куртку, чтобы чувствовать себя комфортно.

Но я бы не сказала, что это как-то помогло, ведь под блузкой уже ощущалась липкость пота и как медленно он стекал каплями по шее, спускаясь все ниже. О комфорте уже можно было забыть. Пришлось немного приоткрыть окно со своей стороны, чтобы освежиться и дать себе немного остыть.

— Прости, что так получилось, — теперь Адриан чувствовал себя виноватым за то, что слишком перестарался. Но я его не виню, ему непривычен наш климат и все кажется холоднее, особенно, когда за окном почти минус тридцать. Я человек привыкший — пока мы гуляли, у меня замерз только нос и покраснели щеки, однако, это уже давно в порядке вещей. Раньше в детстве я могла часами проводить время на улице и возвращаться только тогда, если не чувствовала кончики пальцев. Мама ругалась очень сильно, пытаясь отогреть их и вечно причитала, что я когда-нибудь останусь без ног и рук, если буду так долго возиться со снегом, но лично для меня — это было самое лучшее в детстве, когда могла делать то, что хочу и гулять столько, сколько требовала моя душа. В любое время года.

— Все хорошо. Ты еще привыкнешь к нашей погоде.

— Надеюсь. У нас в Мюнхене тоже красивая зима, особенно, когда все усыпано снегом, и ты гуляешь вечерами по полным улицам, вслушиваясь в хруст под ногами. В этом есть что-то особенное, — Адриан коротко посмотрел на меня, пока заворачивал направо. До дома оставалось совсем немного, замечая знакомые вывески и расположение домов. Я их и в ночи узнаю, даже если вокруг будет полная тьма.

— У вас холодно в это время года?

— Я бы не сказал. Терпимо и некоторые даже умудряются ходить без шапок, — ответил он.

— Ну хоть где-то тепло зимой, — я отстегиваю ремень, когда Адриан останавливается возле моего подъезда. Но не торопилась выходить, чтобы спокойно попрощаться с Черновым.

Надела на себя куртку, не застегивая ее до конца и накинула поверх него шарф, заодно прикрыв голову и плотно закутав шею, чтобы не надуло. Сейчас точно не время болеть.

— Можем ли увидеться еще раз?

— Допустим, — скромно улыбнулась я. — И куда мы пойдем?

— Куда ты сама пожелаешь. Может быть давно куда-то хотела попасть, но не было возможности, — Адриан дал мне право выбора, но я сама не понимала, куда бы хотелось пойти. Однако, никто не отменял мой любимый театр, в котором нынче играют Щелкунчика, полюбившегося мне еще в школьную пору, когда мы ходили всем классом для окультуривания. Это была забавная поездка.

— Любишь театры?

— Раз в два месяца хожу на оперу с родителями. Отец привил мне любовь к классической музыке, когда еще был ребенком. Теперь не оторвать, — он повернулся ко мне лицом, придерживая одной рукой руль. В голубых глазах Адриана я видела заинтересованность во всем, что я могла только ему предложить. Будто он ловил каждую возможность увидеться вновь, еще больше поговорить, узнать друг друга получше. Это похвально.

— Это прекрасно.

— Что ж, тогда я куплю нам билеты и обязательно сообщу тебе, когда мы пойдем. Согласна? — одна только улыбка Чернова чего стоила. Такая сияющая и искренняя, он не скрывает своей радости и намерений. Я уже прекрасно понимала, что мужчина собирается сблизиться еще больше и даже нахожусь в некой растерянности от подобного. Совру, если скажу, что мне не нравятся его ухаживания, как он ведет диалог, находит те темы, на которые будет интересно поговорить, но в то же время, мне не хочется его подпускать к себе настолько близко. Нам обоим нужно больше времени.

— Согласна.

— Вот номер Сергея, — он протягивает мне совершенно новую черную визитку. Она была матовой на взгляд и бархатистой на ощупь, а все мелкие буквы оказались покрытыми позолотой, что привлекала внимание. На самой визитке были контакты Сергея Самойлова — художественного куратора. — Если вдруг надумаешь, позвони ему. Но настаивать ни в коем случае не буду. Это только тебе решать, с кем работать.

— Спасибо тебе за сегодняшний день. Я давно так долго ни с кем не разговаривала. Да и вообще, не отсутствовала дома больше часа.

— Это явно прорыв, — Адриан шутливо прищурился, на что-то хитро намекая. Но потом вышел первый из машины в одной вязанной кофте и открыл мне дверь, предлагая руку, чтобы взяться за нее покрепче и спуститься на тротуар. — И тебе спасибо, что согласилась.

— Всегда рада провести время в приятной компании, тем более, с творческой личностью, как и я сама.

— Я подумал точно также. Все же у гениев мысли схожи.

— А мы гении? — я вопросительно приподняла левую бровь вверх.

— Думаю, да, — с четкостью в голосе ответил Адриан, потирая свои покрасневшие руки от мороза. Ему было бы неплохо вернуться обратно в машину, пока не заболел из-за того, что стоит без куртки и шапки на тридцатиградусном морозе.

— Я пойду. Ты отогревайся, иначе наш поход в театр отменится.

— Ну уж нет. Я не упущу шанс двадцатый раз посмотреть Щелкунчика, — наш смех слился воедино. Глубокий голос Чернова был настолько восхитительным, что вызывал у меня мурашки по коже. Это ощущение возникало у меня за всю жизнь буквально несколько раз во время разговора с парнями еще несколько лет назад. Именно с теми, кто мне тайно нравился, но я боялась напороться на злость матери, если она прознает о каких-нибудь отношениях.

Я понимала, что у меня самой проявлялся интерес к этой интересной личности. Мы мыслим одинаково, прекрасно понимаем друг друга и всегда найдем общую тему для обсуждения. Я так могу общаться только с Ирой, но у нас многолетний опыт дружбы. Вначале вечно спорили о вкусах, не могли сойтись в чем-то одном и это расстраивало. Я всегда мечтала найти того, кто будет думать точно также и будет разделять мои взгляды на жизнь.

Но моя лучшая подруга — это одно. А вот если это мужчина…другой разговор.

— Доброго вечера.

— И тебе, Лера, — Адриан на прощание подарил мне самую милую улыбку за сегодня. Уголки губ приподнялись слегка выше, обнажая белоснежные и ровные зубы, а маленькие морщинки по бокам ничуть не портили его очаровательное лицо. Спасибо его родителям за то, что наделили такой красотой и харизмой. Она так и струилась из него, была ключом к сердцам людей, с которыми он только мог заговорить. Никто не останется равнодушным к Чернову с его манерой красиво разговаривать и находить подход к каждому.

Адриан скрылся в машине, а я же поднялась к себе на этаж, пребывая в приподнятом настроении. Теперь настроилась поскорее взяться за кисть, пока на меня волной нахлынуло некое вдохновение. Оно подталкивало меня действовать, хотелось не отрываться как можно дольше от холста и продолжать наносить тонким слоем мазки, соблюдая градиент и переходы от темного к светлому.

Дома я первым делом разделась и потискала Моцарта, очень сильно скучавшего по мне. Мопс съел почти все, что я ему оставляла, поэтому пришлось положить еще немного, пока я буду занята работой. До времени, чтобы выйти погулять с псом, у меня было часа четыре. Этого вполне должно хватить, чтобы насладиться процессом.

Вдела наушники, сделала чуть-чуть погромче, чтобы стать как можно ближе к музыке, пронести ее через свои мысли и действия. Почти весь мой плейлист состоял из более грустных композиций, бравших за душу. В данный момент это помогло мне наоборот сосредоточиться, прочувствовать каждую ноту, услышать каждый инструмент, будоражащий все мое тело.

Пальцы сами схватились за тонкую кисть, обмакивая ее в капельке воды и мазнув немного голубой краски. Я хотела отразить на холсте еще больше теней, придать луне реалистичности, будто она здесь — прямо перед нами и мы можем любоваться ею, как на звездном небе, но только намного ближе. Видеть каждую трещину, вмятину, холмы и кратеры. И с каждым прикосновением мягкой кисти к холсту луна превращалась все в более натуральную, что даже я под конец работы максимально была шокирована картиной.

Прикрыв от изумления ладонями нос и рот, встала со стула, чуть не споткнувшись об него. Шагнула назад, увеличивая между нами расстояние и понимала — будь сейчас ночь или полная темнота дома — можно было бы и правда подумать о том, что она светит не где-то там наверху, а прямо здесь — в моей квартире и освещает все вокруг своим серебристым ярким светом.

Это было просто великолепно.

Многие работы подверглись самокритике, многие я выбросила или сожгла, лишь бы больше не видеть этот позор. Сколько было пройдено ради того, чтобы наконец достичь хоть чего-то. Портреты стали получаться совсем недавно и даже заказчики отмечали для себя, насколько все было натурально, как под копирку с тех фотографий, которые они мне отправляли по почте. Но явления нашей богатой природы или космоса…я за такое бралась редко, даже почти никогда. Так, для себя — могла побаловаться, чтобы опробовать новые техники или чтобы проверить краски на качество. Но когда мне поступил заказ на Луну, я не была уверена на все сто процентов, смогу ли исполнить именно так, как меня попросили. Однако, верила в свои силы, в свой талант, что обязательно закончу начатое и не брошу картину на пол пути.

И свершилось. Получилось намного лучше, чем я могла себе вообразить. Неужели так на меня повлияла встреча с Адрианом? Или это просто мои накопившиеся эмоции после встречи с ним? Загадка.

Моцарт сонно потянулся, вытягивая задние ножки, и подбежал ко мне, потираясь рядом. Что ж, пришло время прогулки. Ноги немного затекли сидеть в одном положении, но так даже лучше — разомнусь хорошенько, а по дороге домой куплю себе какое-нибудь мороженое, да побольше. Стоит себя немного побаловать за хорошо проделанную работу.

Достаю телефон и набираю номер мужчины, который заказывал картину в свой бар. Нужно сообщить, что все готово и завтра с утра можно будет забирать эту красоту. Остается все только упаковать, чтобы ничего не пострадало при транспортировке и отдать в надежные руки.

— Добрый вечер, Валерия.

— Добрый вечер, Дмитрий Михайлович. Ваша картина готова. Сможете ее забрать завтра? — ставлю звонок на громкую связь, продевая голову через узкое горло свитера.

— Ох, завтра такой завал по работе. Могу ли попросить вас лично привезти картину? Оплачу все расходы на транспорт в обе стороны, — предложил мужчина. Что ж, почему бы и нет? А донести ее не составит никакого труда. Ее размер не настолько огромен.

— Хорошо. Отправите мне сообщением адрес?

— Конечно. Огромное спасибо вам, Валерия! — заказчик отключился, а я закинула телефон в карман куртки, завязала шарф и пристегнула поводок к ошейнику Моцарта. Он уже жаждал поскорее оказаться на улице, чтобы прогуляться и сделать все свои дела. Это было видно по тому, как он терся возле двери и скулил, поглядывая на меня своими черными, как бусинки, глазами. Сразу становится его так жаль, поэтому застегиваю ненавистные ботинки, и мы вместе выбегаем из квартиры.

Нас в коридоре неожиданно встречает Леонид, который продолжал что-то заносить в свою квартиру. Мне показалось, что он еще вчера все перевез, но видимо Добрынин решил и какую-то мебель перевезти сюда для удобства.

— Добрый вечер!

— О, Лера. И тебе доброго вечера! — он с уставшей улыбкой опускается на корточки, чтобы погладить любимого мопса. Тот ластится к нему, облизывает, смотрит с такой любовью, что аж завидно стало. Порой у меня мелькают ревностные мысли, что Моцарт у нас на две стороны разделяется. И вроде как любит обоих, а хочется — чтобы только меня одну. А когда включается здравый смысл, вспоминаю, что собака и вовсе не моя и нежелательно раскатывать губу на то, что даже не принадлежит тебе.

— Как переезд?

— Обживаюсь. Непривычно жить в такой большой квартире, моя поменьше будет. Но зато все влезло, решил забрать вещи, что уцелели, — Леня встал и уперся руками в бока, посматривая с жалостью на количество не распакованных коробок.

— Настолько сильно залили?

— Ты не представляешь насколько. Что хозяева сверху пропустили это дело, что меня не было дома, дабы это как-то предотвратить. В общем, там работы теперь надолго.