Укрощая шторм

ГЛАВА 23

Лила

Позднее тем же вечером — Гостиничный номер Мандалай-Бэй, Лас-Вегас

Я в пижаме, песня Бейонсе «Опьянённая любовью» доносится из телевизора, когда я слышу стук в дверь. (прим. ред.: «Drunk in Love» Beyoncé).

В моём животе просыпаются бабочки в надежде, что это Том, и я поднимаюсь с кровати и иду к двери.

Когда открываю её и перед моим взором предстаёт именно он, бабочки мгновенно превращаются в светлячков.

Я надеваю на лицо маску, не уверенная в том, в какой ситуации мы находимся в настоящий момент. Том явно взбесился на тех съёмках. Он чётко и ясно дал понять это своим срывом и уходом.

Кейл заметил, как вёл себя Том, и спросил меня об этом за ужином. Я преуменьшила, сказав, что понятия не имею, в чём дело. Что Том, скорее всего, был в плохом настроении или что-то в этом роде.

Я всю ночь думала о его поведении на съёмках. Я бессмысленно бегала по кругу, пытаясь понять, какой в этом смысл, и что с ним происходит.

— Привет, — говорит он, поднимая руки над головой и сжимая пальцами дверную раму.

От этого движения его рубашка задирается, демонстрируя мне его восхитительный пресс. Мой живот мгновенно сжимается от желания.

Открыв дверь шире, я отхожу назад, впуская его.

Когда он проходит мимо меня, я улавливаю запах виски в его дыхании.

То, что Том пахнет виски, каким-то образом делает его ещё горячее.

Я едва успеваю закрыть дверь, когда его тело прижимает меня к ней.

— Мне не нравилось смотреть, как тот придурок прикасался к тебе, — его голос — низкое рычание.

От силы в его словах у меня перехватывает дыхание.

Полагаю, что это и есть ответ на мучивший меня вопрос. Он ревновал.

— Мне не нравилось, что он прикасался ко мне, но это была просто актёрская игра, Том. Ты прекрасно знаешь, каково это. Я видела ваши музыкальные видеоклипы, помнишь?

Он прижимается своим лбом к моему, тяжело дыша.

— Я просто… бл*дь, я не ревнивый, Фейерверк. Я не такой мужчина. Но, увидев его с тобой… — он встречается со мной взглядом, пылающим такой интенсивностью, которую я никогда не видела. — Сегодня я стал таким.

А затем его рот обрушивается на мой.

Я зарываюсь пальцами в его волосы, открываясь для него.

Я отчаянно нуждаюсь в нём. Меня так испугало, что он разозлился на меня, и после Кентукки между нами всё очень изменилось, поэтому от того, что он здесь и сказал мне это, я счастлива как никогда.

Да, меня пугает то, что моё счастье зависит от Тома.

Но прямо сейчас я отбрасываю это в сторону и сосредотачиваюсь на настоящем и на том, как я чувствую себя с ним.

Мы срываем одежду друг с друга, как будто соревнуясь, кто из нас быстрее сможет раздеться.

Том выигрывает.

Он поднимает меня, сбрасывает джинсы и несёт меня в постель.

Затем опускает нас на матрас, перенося свой вес на руку.

— Ты моя, — низко говорит он. — Пока длится тур, ты принадлежишь мне.

— Да, — шепчу я. — Тебе.

Я обхватываю его лицо и прижимаюсь своими губами к его.

Грубые пальцы поднимаются по моему бедру. Я поднимаю ногу, обхватывая его бёдра, моя пятка упирается в его задницу.

Его пальцы находят меня влажной и ждущей.

— Такая чертовски влажная… всегда готова для меня, — он накрывает мой рот своим, одновременно толкая внутрь меня палец.

Я выгибаю спину, поднося свою грудь ближе к нему.

Он опускает голову, берёт мой сосок в свой рот и дразнит его языком.

— Мне нужно быть внутри тебя так чертовски сильно.

Его глубокий голос проходит через всё моё тело. Я чувствую его везде.

— Чего же ты ждёшь? — я сексуально и дерзко улыбаюсь ему.

Горящие нефриты встречаются с моей голубизной.

— Фейерверк, ты же знаешь, что я ненасытный мужчина. Для начала, мне нужна закуска. Затем я пообедаю твоей киской… а на десерт ты оттрахаешь ею моё лицо.

Охренеть.

Том отодвигается от меня, потянувшись к своим джинсам, и достаёт из кармана бумажник.

— Дерьмо, — стонет он.

— Что случилось? — сажусь я.

Он проводит рукой по своим волосам.

— У меня закончились презервативы.

У него закончились презервативы?

Как это возможно?

У Тома всегда есть презервативы. И да, знание того, что он повсюду носит с собой упаковку с ними, — психологический вызов, с которым я борюсь каждый день.

— Я знал, что они закончились. Я хотел зайти в магазин, чтобы купить какие-нибудь, но забыл. Мне не терпелось вернуться к тебе.

Ему не терпелось вернуться ко мне. У моего сердца вырастают крылья, и оно упархивает из моей груди.

— Ну, ты знаешь, у меня их тоже нет, — я сдуваю спутанные волосы со своего лица.

Том садится рядом со мной.

— Ты принимаешь противозачаточные?

— Да…

— Хорошо, так почему бы нам просто не воспользоваться ими в этот раз?

Мои брови взлетают от удивления.

— Ты что, пьян?

— Нет, я не пьян. И, даже если бы и был, какое отношение это имеет к делу?

— Ну, я просто знаю, что трезвым ты бы не предложил заняться сексом без резинки.

Он наклоняется к моим губам.

— Конечно же, я пил сегодня вечером, но до опьянения мне далеко. Я умею пить, Фейерверк. Дело в том, что меня не назовёшь терпеливым мужчиной. Я не хочу ждать, чтобы оказаться внутри тебя.

— Том… — я прижимаю свои руки к его груди, создавая расстояние между нами. От того, что он находится так близко, я не могу мыслить объективно. — Я не уверена. В смысле, это просто… ты переспал с множеством женщин.

Он смотрит на меня отнюдь не счастливым взглядом.

— А ты раньше спала с парнем, который трахался с чуваками, но я же не требую от тебя справку об отсутствии венерических заболеваний.

Я резко втягиваю воздух, отворачиваясь от него, когда на моём лице вспыхивает боль.

— Господи, Том. Это был удар ниже пояса.

— Бл*дь, — он хватает мой подбородок, заставляя меня посмотреть на него. — Прости, детка, я не хотел тебя обидеть. Я просто хотел сказать, что… доверяю тебе.

Приподнимаясь над кроватью, он располагается между моих ног, прижимая меня к матрасу. Размещая руки по обе стороны от моей головы, Том смотрит вниз на меня.

— Я доверяю тебе и хочу, чтобы ты тоже доверяла мне. Я чист, обещаю. Я регулярно прохожу медицинское обследование и никогда не занимаюсь сексом без презерватива. В течение пятнадцати лет я в одиночку сохранял на плаву показатель их продаж. Тебе не о чем беспокоиться.

Пятнадцать лет? Он начал заниматься сексом, когда ему было четырнадцать?

И почему это удивляет меня? Ведь речь идёт о Томе Картере.

А я уже начала размышлять над тем, что ему, пожалуй, можно доверять. Но теперь всё, что звенит в моих ушах: «В течение пятнадцати лет я в одиночку сохранял на плаву показатель их продаж».

Хорошее напоминание, что он бабник. Мне становится плохо.

Сдерживая подступающую к горлу желчь, я выплёвываю:

— Не о чем беспокоиться? Ох, хорошо…

Я чувствую, как мой гнев достигает эпических размеров. Он единственный, кто может настолько вывести меня из себя. Я пытаюсь просто не думать о том, что это значит.

— Должна признать, Том, что мне стало намного лучше от твоего предложения позволить тебе заняться со мной сексом без-мать-его-презерватива, — кричу я, — как раз после того, как ты напомнил мне, что в прошлом трахался чаще, чем двигался лифт в Эмпайр Стейт Билдинг!

Он сужает глаза.

— Ты с самого начала знала, с кем связываешься, милая.

— Ух! Иногда я задумываюсь, какого чёрта с тобой делаю.

Я не это имела в виду. Но я злюсь, а когда я злюсь, то забываю о рациональности.

Я толкаю его в твёрдую, как скала, грудь и извиваюсь, пытаясь выбраться из-под него.

Но Том намного больше и сильнее меня. Прижимаясь ко мне меня своими бёдрами, он хватает мои руки и крепко удерживает их на подушках над моей головой. Я не могу сдвинуться ни на дюйм. И мне это совсем не нравится.

— Ты прекрасно знаешь, почему. Потому что я трахаю тебя так, как никто другой в твоей жизни — ни до, ни после меня.

Не впечатлённая, я хмуро смотрю на него:

— Дай. Мне. Уйти.

— Нет. Кажется, тебе нужно напомнить о нескольких вещах. Первое: я всегда буду тем, кто управляет, а не наоборот. Спальня — моя территория.

Сместив свои бёдра, он прижимается голой длиной своего члена к моему клитору. Мне приходится стиснуть зубы, чтобы сдержать стон. Однако моё тело вздрагивает, выдавая меня. Я ненавижу то, как оно предаёт меня, когда речь заходит о Томе.

Он ухмыляется.

— Ты поняла, или тебе нужно объяснить чуть нагляднее?

Игнорируя крики своего тела о потребности, я огрызаюсь:

— Пошёл ты!

— Мы очень скоро будем делать это (прим. ред.: игра слов, fuck you — «пошёл ты», тогда как просто fuck — «трахаться»), а сейчас просто ответь на чёртов вопрос. Я сказал: ты поняла, или мне нужно ещё раз тебе напомнить?

Он сильнее прижимается ко мне. На этот раз он более точно попадает в идеальное место.

Уверена, у Тома есть умственная схема моего влагалища, потому что он просто знает, где прикоснуться ко мне в самый нужный момент. Я закатываю глаза, и на сей раз у меня вырывается стон. Без раздумий, я позволяю словам сорваться со своих губ:

— Я поняла, — мой голос звучит по-девичьи и с придыханием, что вообще мне не нравится.

Кто же я рядом с ним?

— Хорошая девочка.

Я вижу, как выражение власти отражается на его лице, прежде чем он наклоняет голову ко мне. Наши губы почти не соприкасаются, что расстраивает меня. И то, как сильно в этот момент мне нужно ощутить его губы на своих, просто пугает.

Его горячее дыхание смешивается с моим собственным, когда он громко говорит:

— По некоторым дурацким причинам ты единственная, с кем я хочу трахаться. Постоянно. Снова и снова. Я не могу насытиться тобой, и ты первая, с кем я хочу заниматься сексом без-мать-его-презерватива. И это, своего рода, стирает всё остальное, тебе так не кажется? — Том всасывает мою нижнюю губу себе в рот. — Я хочу чувствовать тебя, — бормочет он.

У меня перехватывает дух.

Том не требует ответа, потому что он ему не нужен. Я поддаюсь, возбуждаясь от уверенных движений его рук и промывающих мозги слов.

— Том, — задыхаясь шепчу я. — Возьми меня… сейчас… без-мать-его-презерватива.

Отпустив меня, он берёт свой член в руку и скользит им вверх-вниз по моему центру, покрывая его влажностью. Он останавливается, располагаясь у моего входа.

Я закрываю глаза.

— Открой глаза.

Широко открыв их, я вижу, каким пылающим взглядом он на меня смотрит.

— Я хочу, чтобы ты всё время смотрела на меня.

Удерживая его взгляд, я легонько киваю.

И затем он врезается в меня.

— О, Боже.

Борясь за глоток воздуха, я ощущаю обнажённого Тома внутри себя… и это глубоко.

Он. Я.

Связанные таким образом.

Странно, как отсутствие куска латекса может изменить вещи во многих отношениях.

Его глаза наполнены чем-то, что я не могу понять.

— Господи… я никогда не… ты такая чертовски тугая, Ли. Я не смогу… — он качает головой.

— Я знаю… — я прикасаюсь рукой к его лицу, проводя пальцами по его скуле.

Он напряжён. Глаза тёмные. Челюсти сжаты.

Том на грани.

Он прикасается своим лбом к моему, глаза его по-прежнему открыты и сосредоточены на мне, когда он медленно выходит до конца, а затем снова входит.

С губ Тома срывается дыхание, переплетаясь с моим.

— Господи, не думаю, что продержусь долго… не таким образом. Это так чертовски хорошо. Малышка, ты ощущаешься просто замечательно.

— Просто отпусти, — шепчу я. — Отдай мне это. Я хочу почувствовать всё, что ты мне дашь.

Том поднимает голову вверх, и выражение его лица говорит, что всё то, что он сдерживал, наконец, ушло.

Стиснув зубы, он начинает трахать меня, как одержимый.

Это чистый, первобытный секс в наилучшем виде.

Он прижимает меня к кровати, жёстко толкаясь. Я хватаюсь за простыни, чтобы удержаться.

— Скажи мне, что ты близко, — выдавливает он. — Потому что я не смогу продержаться… долго.

— Я близко, Том… да, продолжай… делать… это…

Он задевает мой клитор, и во мне нарастает оргазм. Я закрываю глаза, разрывая нашу связь, не в состоянии держать их открытыми от такого мощного оргазма.

— Господи… это… я не могу…

Я чувствую, как его член дёргается внутри меня.

Открыв глаза, я вижу, что глаза Тома плотно закрыты, голова откинута назад, его грудь сильно вздымается от оргазма, когда он заполняет пустоту внутри меня.

Видеть Тома в таком состоянии, ощущать его без презерватива, чувствовать, как он изливается внутри меня, — это чересчур.

Я чувствую, как сжимаются мои лёгкие. Я не могу вдохнуть.

Словно он просто ударил кулаком в мою грудь и забрал моё сердце себе.

О, нет.

Я слишком далеко зашла. Я начинаю чувствовать что-то… к нему.

Том прижимается своей влажной грудью к моей. Он целует меня.

— Вау, в этот раз было по-другому.

Я запихиваю свои чувства подальше и улыбаюсь ему.

— Кто знал, что без презерватива может быть так хорошо? — я запускаю пальцы в его волосы.

— Нет, дело не только в этом… дело в тебе. Ты удивительная.

Слишком глубоко…

— Ну, ты тоже не так уж плох. Хотя ты не нуждаешься в том, чтобы я говорила тебе это.

— Верно.

Его смех грохочет через мою грудь. Я чувствую его глубоко внутри себя.

— Но мне приятно это слышать. Я не часто получаю комплименты от тебя.

— Верно, — улыбаюсь я.

Он ещё раз целует меня. Затем поднимается, опираясь на руки.

— Пожалуй, пойду, умоюсь. Вернусь через секунду.

Он выходит из меня, а я смотрю, как он идёт в ванную.

До меня доносится журчание воды, и через несколько мгновений он возвращается с тряпкой в руке. Том забирается на кровать и прижимает ткань между моих ног.

Я опираюсь на локти.

— Что ты делаешь?

— Убираю за собой, — он одаривает меня развязной улыбкой. — И хочу позаботиться о своей девочке.

Своей девочке?

Он обмывает меня, берёт тряпку и возвращается в ванную. Затем забирается обратно в кровать, ложась на живот.

Перекатившись на бок, я начинаю водить пальцем по его татуировке.

— Кто такой Томас Третий?

Он напрягается под моими руками.

— Мой отец.

— Ты его потерял?

Том вздыхает, а затем поворачивает голову в мою сторону.

— Да.

Я наклоняюсь и прикасаюсь своими губами к его татуировке.

— Я сожалею, что ты его потерял. Когда он умер?

— Давным-давно, — Том отодвигается.

Перекатившись на спину, он запрокидывает руки за голову.

— Значит, ты — Томас Четвёртый.

— Да.

Вспомнив сказанное им ранее о том, что у него есть песни для всех людей, которых он потерял, я мягко спрашиваю:

— Какая песня у твоего отца?

Какая-то боль возникает в его взгляде, и я мгновенно жалею о том, что спросила.

— «Обычный мир», — его голос звучит странно… жёстко.

— Дюран Дюран. (прим. ред.: «Ordinary World» Duran Duran).

Он кратко кивает.

— Так… ты слушаешь песню своего отца каждый день, как и песню Джонни?

Он резко садится.

— Боже мой, — огрызается он. — Что это, мать твою, такое? Время допрашивать Тома?

Опешив от внезапного яда в его голосе, я заикаюсь:

— Мне жаль. Я не имела в виду…

— Да, ты имела. Ты совершенно точно знаешь, что делаешь. Хочешь узнать меня? Хорошо. Нет, Лила, я не слушаю эту чёртову песню каждый день. Я не слышал эту песню шестнадцать лет, и даже это не так уж давно. Итак, этой информации достаточно для тебя? Ты достаточно узнала обо мне? Или тебе нужно больше?

Слёзы наворачиваются на глаза, в горле образуется комок. Растерянная и обиженная, я сажусь. Повернувшись к нему спиной, начинаю подниматься.

Я слышу, как он вздыхает. Затем он хватает меня за запястье. Я чувствую, как он поднимается позади меня. Длинные ноги Тома оказываются по обе стороны от моих. Прижимаясь своей грудью и лицом к моей спине, он оборачивает руки вокруг меня, удерживая.

— Прости. Я просто… я не хочу говорить о своём отце. Никогда.

Я вспоминаю, что он говорил мне о необходимости рассказывать о своей потере. Мне хочется напомнить ему об этом, но я боюсь оттолкнуть его, если сделаю это.

— Всё нормально. Я понимаю, — я сжимаю своей рукой его запястье.

Между нами затягивается этот неловкий момент, и я не знаю, что сказать, поэтому говорю первое, что приходит в голову:

— У тебя есть песня для меня?

Он отстраняет своё лицо от меня. Я чувствую его взгляд, так что поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него.

Он выглядит озадаченным.

— Я не потерял тебя, верно?

— Нет, — я слегка качаю головой. — Но тур закончится, и… — я останавливаюсь, потому что не знаю, как закончить фразу, даже будь у меня желание.

В глазах Тома вспыхивает что-то, чего я не понимаю.

Затем он говорит:

— «Я думал, что умер и попал на небо».

И сердце затихает в груди.

Эта песня играла в ту ночь, когда мы занимались сексом под сценой.

— Брайан Адамс, — хрипло говорю я.

Он кивает, пристально глядя в мои глаза.

— Ну, версия Брайана или группы, что играла той ночью, когда ты позволила мне делать то, чего никогда не позволяла ни одному мужчине, — сексуальная улыбка освещает его лицо.

Я теряю дар речи. Впервые в жизни у меня нет слов.

Эта песня… её смысл…

Правильно ли я понимаю то, что он сказал?

Потому что если он говорит то, о чём я думаю, тогда…

— Итак, есть ли у тебя песня, которая напоминает тебе обо мне? — голос Тома прерывает мои мысли.

Я потираю голову, пытаясь собраться с мыслями.

— О, эм… да… «Горилла», — я натягиваю улыбку на лицо.

Он выпускает смешок.

— Потому что я зверь в постели, верно?

— Скорее из-за того, что ты замучил меня ей, когда поставил на сигнал о сообщении в той закусочной.

Он издает ещё один смешок, заваливая нас обоих на кровать.

Том укладывает меня рядом с собой и начинает гладить меня по волосам.

Но я по-прежнему теряюсь в своих мыслях, зациклившись на той песне. Я прокручиваю в голове её текст снова и снова, интересуясь, сказал ли Том так всего лишь потому, что она напоминает ему тот удивительный момент под сценой… или же потому, что он так же чувствует смысл песни.

Если да, то что это значит для него и для меня? И хочу ли я, чтобы это что-то означало?

Может ли это означать что-то? Может ли кто-то столь эмоционально сломленный, как я, иметь что-то общее с кем-то столь эмоционально закрытым, как Том?

Я закрываю глаза, размышляя.

А когда открываю их, то щурюсь от утреннего света. Тома нет, и я получаю ответ на свои вопросы.