Умный, наглый, самоуверенный

Глава 15 Что бабушка, что девушка

Авилов, освободившись от насущных нужд спасения собственной жизни и перестав ходить на работу, пролеживал часы на диване, время от времени поднимаясь и рисуя схемы. Конечно, он мог съездить в город Белорецк, где, без сомнения, пребывает домработница, и вытрясти из нее душу, но ему хотелось догадаться самому, без ментовских методов.

Также можно было слетать в Ейск и выяснить у Иры относительно Левши. Но стояло затишье, и грех было не воспользоваться отпущенным временем. Никто не мешал думать, тайное все равно выйдет на поверхность, можно растянуть удовольствие, посмаковать варианты, пока ничего не грозит. В общем, заняться не ручной, а головной работой. Бегают пусть те, у кого ноги здоровые, а он, всеми покинутый хромой человек, полежит в тишине.

Одна Катя любит его истерически, но у Кати после попытки самоубийства с психикой не в порядке, и обращаться с ней приходится, как с больной. Авилов припомнил первый концерт, когда она пела в зеленом платье и казалась такой серьезной, романтичной, сильной, а оказалась беззащитным ребенком.

Время от времени он попадает с Катей в ловушки. В первый раз он заподозрил, что она сообщила время его выхода из дому, и подозрение, как он его ни отгонял, держалось, пока не выяснилось, кто убийца. Только тогда оно отпало. Потому что Левша с его сатанинским терпением и хитростью мог укараулить кого угодно, а Пушкина прочитывал, как открытую книгу. Теперь пропадают вещи, а после побега домработницы — вот девка, зараза, — в доме бывает одна Катя, но часы-таки исчезли, как это могло произойти? Катю невозможно спросить прямо, как бы чего не вышло.

Что он предпримет, когда появится Левша? Когда-нибудь все равно объявится, не сможет бросить Леву. Тут все зависит от того, как поступит Комар. Он получил аванс, должен отработать. Авилов решил не вмешиваться — пусть будет, как распорядится судьба. В конце концов, Левша пытался его убить, это не шутки. И похитил Иру, такое тоже не прощается. Настоящей злобы на Левшу Авилов в себе не обнаружил, с гораздо большим удовольствием он нанял бы Левшу убирать Комара. Но есть порядок. Нужно распутать клубок змей из «Старого рояля» и «Луны». Так и не выяснилось, зачем Гоше понадобились документы, Левша поспешил с наездом. Можно отыграть с Гошей вариант «пленника», можно попробовать взять на пушку.

Через пару дней лежания и обдумывания Авилова одолел прилив энергии, так что он не смог с собой совладать. Депрессивная стадия психоза перешла в маниакальную. Начал он с Гоши, который казался заметно проще Сергея.

Авилов осознавал, что воспользовался не вполне пристойным способом. Он позвал Гошу к себе домой, пообещав ужин, и тот доверчиво согласился. История, рассказанная Гошей, оказалась путаной, как сериал, где пропускаешь то две, то четыре серии. Похоже, такое устройство мозга. Парень, в отличие от друга Сергея, который упоминался с большим уважением, оказался редкостно глуп. Женщина бы не выдержала такого партнера, спятила от злости. Образовавшаяся в Гошиной голове версия была такова, что Пушкиным интересуются, но кто — знает только Сергей. Человека этого Гоша видел дважды, он выглядел привлекательно. Обстоятельный человек за сорок с отполированными ногтями (?), что ему нужно, понять было нельзя. Любая информация хорошо оплачивалась. Туфта тоже, ее подбрасывали нарочно, чтобы сориентироваться насчет клиента, но тот ел все, не морщась. И как зовут домработницу, и когда выезжает фура, и какое предприятие резины — за все подряд платилось. Хоть бы что показалось лишним. Это звучало даже неправдоподобно. А потом клиент пропал, точно в воздухе растворился, и это произошло недели две назад.

Что бы это значило, задумался Авилов, что человек хочет знать все? Он хочет не автомастерскую, не «Римек», не его любовниц, а все? Странный тип, хочет его заместить в этой жизни? Те, кто хотят все сразу, не получают ничего. Он отвез Гошу домой, на прощанье потрепал по плечу, встретив в ответ вполне женский влюбленный взгляд, и отправился в «Старый рояль».

Обстановка там неуловимо изменилась. Сергей держался начальственно и не снизошел до клиента, проигнорировал все его знаки. Авилову пришлось встать и подойти к стойке самому.

— Сергей, есть разговор.

— У меня напряженка со временем. — По его взгляду Пушкин понял, что его рейтинг упал ниже нуля, по таким это хорошо видно.

— Может, ты хотя бы обслужишь меня и отыщешь где-нибудь пятнадцать минут.

— Хорошо. — Сергей промариновал его еще полчаса и, вполне упившись победой, подошел. Демонстративно щелкнул каблуками, услужливо согнулся.

— Я разговаривал с Гошей насчет информации, которой вы торговали. С учетом заработанного мог бы быть повежливей.

— Это вопрос сложный, Александр Сергеевич, каждый живет, как умеет. — Сергей ухмыльнулся. — Заработать-то мы, может, и заработали, но я остался без жены. А жена все-таки не последняя вещь в хозяйстве. — Он насладился удивлением собеседника. — Я имею в виду Катю. Вам она, собственно, зачем? Наскучили леди с деньгами? Катя не здорова, у ней птички в голове, вам с ней сложно, а мы друг к другу за много лет привыкли.

— А кто довел ее до болезни?

— Вы и довели-с. — Сергей изогнулся в поклоне. — Собственной неотразимостью. Ей нельзя менять партнеров. Психика не справляется с сексуальностью. Если поменять бойфренда — зашкаливает.

— Все уже случилось, разговор ни о чем. А Катя, поменяв партнера, продолжала тебя снабжать информацией?

— Между нами не было секретов.

— Ты о Левше что-нибудь знаешь?

— Сам интересуюсь. За ним должок. Но Лева из больницы выписался в неизвестном направлении, так что концы в воду.

— Лева выписался? Когда?

— Два дня назад. Волнуетесь за судьбу инвалида?

— «А тот, кто раньше с нею был, он мне грубил, он мне хамил…» Извини, очень петь хочется.

— Это да. Бывает. Особенно, когда ни слуха, ни голоса…

— Ты ироничен. Я тебя по-хорошему прошу. Можем поговорить иначе.

— В смысле что за деньги?

— Не за деньги. За чувство безопасности. Тебе это надо? — Пушкин зевнул — плохой признак. Значит, разозлился, и Сергей решил притормозить. — Меня интересует тип, который вам платил.

— Два месяца назад появился. Дней десять назад исчез. Платил хорошо, брал любую информацию. Мы вообще о чем? — Сергей отвернулся, взял бокал и принялся тщательно протирать, потом снова подошел поближе. — Вам лучше знать, сами его с Комаром забрали. Нам он был уже ни к чему.

— А, этот… — разочарованно потянул Александр Сергеевич. — Кавказский пленник. Он шестерка.

— Я бы так не сказал. Все делал в одиночку, решал сам. Да и вид у него вполне. Хотя, конечно, не очаровашка, жизнь, сами понимаете, не прогулка по парку… Наложила отпечаток.

— Да, ногти лучше, чем у тебя, отполированы, — хмыкнул Авилов. — Что-нибудь еще за отдельное вознаграждение?

— Ну, пожалуй, он как-то возбуждался на женщин, даже домработница его интересовала. Гоша давал девчонке поручения, не заметили? Та еще профура. Всем гадит с милой рожей. Заходила к Гоше в ресторан на пять минут, так уличные ботинки пропали. Остался, бедолага, в лаковых туфлях…

— Спать хочется, — перебил Авилов и снова зевнул. — Что так скучно у вас? Рожи какие-то оловянные, женщин хорошеньких нет, музыка дрянь… Рики Мартин.

— А все потому, что вас нет! Без вас какие тут развлечения! Ни взрывов, ни трупов. Вы бы почаще заходили, вот бы и оживилось…

Авилов вытянул под столом ногу и вдавил каблук в ботинок бармена, тот сморщился.

— Не трещи. Кто ты такой, чтоб рассуждать? Обслуживай молча. Или ты герой? Если герой, так зароем с почестями. — Пушкин убрал ногу.

На следующее утро Авилов предпринял нехарактерный для себя поступок. Съездил на рынок, купил женское пальто и нанял в «Автопилоте» машину. Утром, прихватив подушку, лег на заднее сиденье «Волги» и за три часа доехал до Белорецка. Купил по пути синих цветов, синтетического розового льва и явился с букетом и свертками. Встретили его напряженно, кроме ангельски веселой Маруси. Его удивила патриархальная чистота квартиры — занавески, цветы, икона в углу.

— Ну что, Юля, трудно без тебя, — признался Авилов после скромного обеда, за которым он даже выпил стопку водочки — единственного, что нашлось в доме из спиртного. Юля опустила голову и молчала.

— Часы пропали, найти не могу.

Юля посмотрела осуждающе.

— Деньги тоже исчезли. Сто долларов. Ты почему сбежала, подвела меня?

Та посмотрела с упреком и проронила:

— Я не брала.

— Нашла работу? — Юля мотнула головой отрицательно. — Можешь забрать вещи и вязальную машину, если не хочешь работать. Ты не хочешь? — Ответом было молчание. — Девочка у тебя славная, не бука, да и мама симпатичная… Что я один говорю, как радио? Может, ответишь что-нибудь?

В тишине громко тикали настенные часы с кукушкой.

— Меня ждет такси, если хочешь, съезди за вещами, вернешься к вечеру. Вещи пригодятся.

— Я посоветуюсь с мамой, — ответила Юля и вышла. Вернулась она не скоро, с заплаканным лицом.

— Я не хочу ехать, да и работать у вас тяжело, но положение у нас безвыходное.

Юля ушла собираться, и Авилов приуныл. Собственно, в его планы не входило нанимать ее снова, но она, в свою очередь, не собиралась ничего рассказывать. Его прием имел совсем другой результат, нежели он рассчитывал. Но в конце концов, он может просто отдать ей вещи и расстаться. Они ехали молча, он слегка задремал, а молодой водитель начал переговариваться с Юлей. Сквозь дремоту он понял, что тот пытается назначить домработнице свидание, а она не соглашается. Он поднял голову и включился в незатейливую игру на стороне водителя. Юля посмотрела на него с упреком:

— После Павла мне никто не нравится.

— Расскажи про него, — предложил он. — Быстрей доедем.

Еще час дороги Юля вполголоса, чтобы не слышал водитель, рассказывала Лео, своему врагу, историю несчастной любви, а он с интересом слушал.

Познакомились они летом, на море. Он ухаживал очень. Очень. Катал на машине и на катере в морские прогулки, водил в рестораны с музыкой, покупал прямо на улице цветы и дарил. Она замечательно с ним себя чувствовала, просто пупом земли. Никто, ни до, ни после не относился к ней так серьезно и уважительно, все, чуть что, в кусты тащили…

— Юля… — перебил Пушкин. — Ты сама из кожи лезешь, то сюда бедром, то туда глазами… Ведешь себя, как самка человека… Где ты видела, чтоб нормальные так на ходу вихлялись? Если тебя в кусты не тащить, то что еще с тобой делать-то?

Она посмотрела с упреком:

— Не все же такие…

— Все, — заверил Авилов. — Кроме меня. Я не хожу проторенными тропами…

Потом лето кончилось, они расстались, Юля уехала учиться, Павел приехал, снял в городе квартиру, где они жили как муж и жена, несмотря на его долгие отлучки по делам. О себе не рассказывал, она никогда не видела его паспорта, не знала, женат ли он, есть ли дети. От таких вопросов он уклонялся, считал, что это не имеет значения, важней всего, что они вместе. Он обещал, что рано или поздно они поженятся и очень радовался, когда появилась Маруся. Потом пропал, что-то с ним случилось, видимо, серьезное.

— А вторую часть я рассказывать не хочу, — отказалась Юля, и никакие уловки Авилова не помогли. Девушки не любят вспоминать о плохом.

— Самого интересного не рассказала, — досадовал Пушкин.

— Это вам любопытство тешить, а мне слезы. И ребенок безотцовщина.

— Можно поискать, — предложил он. — Пусть алименты платит.

— Не надо, — уперлась Юля. — Зачем искать? Я найду, а дальше что? Насильно ничего не сделаешь. Так и будет бегать, пропадать, бросать в полной неизвестности.

— Это я уже где-то слышал. Что-то похожее. Вспомнить не могу, но какую-то похожую историю я уже слышал. Как, говоришь, он выглядит?

— Хорошо. Приличный человек, немного седой, красиво одевается, но без особых примет. Глаза такие… внимательные.

— Вот именно это я и слышал. Про человека без примет и приличного. Один такой приличный лишил человека лица. Второй… — Авилов подумал, — собирал обо мне сведения, шпионил. Третий, тоже довольно приличный, сбежал… а впрочем, ладно, пустяки. Некуда деваться от приличных, все заполонили.

— А что вы с ним сделали? — заинтересовалась Юля.

— С кем?

— Который шпионил.

— Этого, кажется, ребятки… Точно не знаю, не интересовался, — он решил не пугать Юлю. Она плохо понимает такие шутки, что тут же и подтвердилось.

— Вот и сбылась моя мечта — она трагически посмотрела на собеседника. — Потому что Павел за вами шпионил, это я точно знаю. Глаз не спускал.

— А ему-то я на кой черт?

— Много причин возникло. Одна — та, что он за нас с Марусей беспокоился, ревновал, не хотел, чтобы я в таком доме жила. Это с одной стороны. А еще ему ваша жизнь и по-другому была интересной. Он считал вас жуликом и нашел доказательства.

— Думаешь, хотел шантажировать?

— Думаю да.

— Ты почему не рассказала, какой я ужасный?

— Он не трус. И везучий очень. Всегда выкрутится.

— А где ж ты с ним встречалась? Вроде все время в делах или в отъезде, с Марусей?

— В Березняках.

— А! Значит, вот ты к какому мальчику бегала. Неплох мальчик. Или секс-гигант?

— У тетки своей спроси, — окрысилась Юля.

— Ты всегда как-то резко начинаешь тыкать. Я не готов к такому. И причем тут тетка?

— Как дуры! — взвыла Юля. — Как две дуры бегали за одним подлецом!

— Так это Нюрин жених? Мамочки родные, ну и хват. Семерых одним ударом. Бабушку с девушкой в один мешок! — Авилов еле удерживался, чтобы не захохотать, но Юля взрыднула так, что водитель вывернул руль и чертыхнулся.

— Тихо, тихо, — он принялся успокаивать Юлю. — Не реви, как медведь.

Юля расстроилась из-за того, что рассказала все Лео. Ведь Лео сегодня один, завтра совсем другой, как оборотень. Если что-то надо, добрым прикинется, пальто купит, а то руки выкручивает из-за проволоки. Павла Ивановича она кругом предала, но подлец того стоит. Оба хороши, пусть между собой разбираются. Она решила не досказывать остального, посмотрим, что он с этими новостями будет делать. А вдруг он и вправду Павла Ивановича порешил? Тогда — месть красавчику Лео. Где эта милиция и законы, что опасные люди на свободе разгуливают, а все делают вид, что так и надо. Катя его любит, мадам с ним жила, никто не боится, что у него тюрьма с пленными есть. А может, не знают? Он же не расскажет, хитрый. Может быть, вообще все, у кого есть деньги, бандиты? А остальные знают, да помалкивают, потому что боятся или рыло в пуху. Даже за ней теперь кое-что числится. Шпионила и вашим и нашим, зажимательным платком пользовалась.

Авилов был заинтригован. Вот как люди интересно живут. Совращают старух и облапошивают девчонок. Собирают компромат, чтоб шантажировать. Все за чужой счет, ловкий прилипала. Пусть Юля у него еще поживет, может, рыбка снова возьмет наживку.

Досье на Пушкина было готово и отксерокопировано. Все, что удалось, — показания торговца трубками, справка о снятых побоях. Документы, касающиеся продажи джипа, — фотоснимки долговязого с заказчиком отдельно, с Пушкиным — отдельно. Стопка результатов финансовых проверок «Римека» и копии накладных на левый товар. Подписанные собственноручно свидетельства официантов касательно несчастного случая, происшедшего 13 августа в ресторане «Старый рояль». Все стрелки этих дел указывали на одного человека. Он двинулся в сторону почты. Документы упаковали и бросили в стопку отправляемой корреспонденции. Через три дня Пушкин ее получит и позвонит по указанному телефону. Встречаться с ним с глазу на глаз Павел собирался только в одном случае — при получении денег.

Письмо № 15.

«Здравствуй, Танюша, все как будто утряслось и вошло в прежнюю колею. Лео съездил за мной в Белорецк, принес извинения в форме пальто и вернул на прежнее место работы. Больше не пугает и не насмехается. Пес все еще растет, а деньги и вещи продолжают пропадать из дому. Лео косится, но молчит. Уж не думает ли он, что это я пру его имущество?

Третьего дня приволок с почты пакет. Тому, кто его отправил, не поздоровится. Рожа у Лео была такая, что можно в ужастиках снимать. Собаке досталось по полной программе, а мне — пара издевательств. Совсем потерял лицо человек, едва от злости на стены не лез. Я подумала — хватит, пора кончать с тревожной атмосферой в доме и спросила напрямик, что случилось. Он только челюстью щелкнул, и снова давай круги делать с окурком в зубах, а кулаки в карманах сжаты до остервенения.

Вот человек — хоть бы поплакался! Павел вечно ныл, а этот только кроит страшные рожи и грозится. Привык в одиночку все решать, никто ему не нужен. Я стала за ним ходить и задавать вопросы. Дозадавалась до того, что он меня отпихнул с дороги, но не отстала. В конце концов спросил, что мне надо, а я спросила, не Павел ли Иванович послал ему свой шантаж. Почерк на оборотке показался мне знакомым.

Лео вызверился еще хуже, хотя, казалось бы, дальше некуда, и спросил: „Что такое?“ В смысле, мол, куда лезешь, дура? Я ему, не смущаясь, ответила, что если дело касается Павла, то тут я готова содействовать, чтоб тому не досталось чужого имущества. Кроме того, что я его нисколько не боюсь, я еще кое-что умею, напомнив про зажимательный платок. Он во время моей речи морщился, но я решила, что хватит ему все спускать и прямо спросила, что означает эта рожа. Лео примерно объяснил, что старается обходиться в делах без помощи женщин, ценя их невинность.

Я же отстаивала свое право сквитаться с Павлом Ивановичем, как давно задумала. Оставить его без чужих денег — нормально и даже человечно, по сравнению с тем, на что он нас с Марусей обрек. Кроме того, Лео надежней. Если б я могла выбирать, конечно, я бы выбрала его, он все-таки за все со мной расплачивался, не виляя.

Он не жмот и не жульничает, как Павел с теткой Нюрой. Не ангел, конечно, и характер такой, что легче удавить, чем жить, но все-таки он мужчина, а не обсосок. Лео все бродил, все думал, потом говорит: „Мне, Юля, твое предложение на руку, но я должен тебя предупредить, что это мужская игра. У нее жесткие правила, и если ты в нее вступаешь, то должна знать, что церемониться с тобой никто не станет. Так что подумай серьезно. Я бы тебе не советовал, хотя право решать — за тобой. У тебя есть личные мотивы, и, кроме того, я, разумеется, рассчитаюсь“.

Вот я и добилась, Танюша, что он в первый раз заговорил со мной всерьез. Почему-то меня это так окрылило, что я показала ему платок и предложила: „Проверь меня“. Он послушался, сел на диван, я зажала ему нос и рот, и сорок пять секунд он не мог выбраться. Выбрался красным, взъерошенным: „Ну ты даешь, хрюша. Ты меня удивляешь!“ Так что я была собой горда. Еще бы отучить называть меня хрюшей, было бы замечательно. Так что между нами в этот вечер был заключен союз, и он, успокоившись, сел ужинать, а потом продумывать план. Я ему помогу, и не вздумай меня останавливать, а то я тебя знаю!»