Умный, наглый, самоуверенный

Глава 23 Новая жизнь

Клементина стояла у окна, в сумерках смотрела на сугроб, на ворону, одиноко каркавшую на голой ветке, и комкала в руке письмо. Ворона привлекла ее внимание.

— Я та, что весело раскачивает ветки на ветру. Раскачивает ветки на ветру, — повторила она и посмотрела на измятое письмо.

Ты когда-нибудь, обратилась она к письму, напишешь правду или нет, хроническая ты врунья? Сколько я с тобой вожусь? Мы росли в одном дворе, и три четверти твоих историй были враньем. Теперь мы едва достигли соотношения два на два. На это ушло десять лет. Еще десять лет, и все будет в порядке, дорогая, я тебя вылечу от этого! Ведь ты врешь самой себе. И уже сама жизнь дает тебе знаки-предупрежденья — перестань, прекрати, но это сильней тебя, да? Не хочешь знать о себе правды, обожаешь себя, не хочешь ничего менять? Гобелен с самоваром спрятала: не надо зеркала, уберите! Что должно произойти, чтобы ты изменилась? Катастрофа? Но ты, как ванька-встанька, вскочишь на ноги, а окажутся виноваты все, кроме тебя. И разве ты не пишешь мне именно те слова, которые я мечтаю прочитать? Да, точно так, как это делает Павел Иванович. Ты упрямая, а я упорная, ты сильная, а я мужественная, ты хитрая, но я умная. Неужели инстинкты сильней разума? Невозможно. Это мое личное сражение, пусть даже длиною в жизнь.

— Держись, подлая врунья! — пробормотала она, весело раскачивая ветку на ветру.

В дверь позвонили, и снова как тень возник спутник из поезда. Клементина решила, что пора ставить точку в этой поездке. Тем более что день был днем решений. Все утро во дворе гомонили птицы. Две стаи синиц на кустах, стая ворон на тополе.

— Проходи, — предложила она. — Чай будешь? — Он обрадованно кивнул и вынул из-за спины коробку с тортом. — Какой ты предусмотрительный, наверное, боишься меня? — Он опять кивнул. — Я буду разговаривать, а ты только кивать? Не пройдет.

Лев перестал кивать, по-видимому, обиделся и молча присел на кухонном табурете, потирая озябшие руки.

— Ты не за ту меня принимаешь, — начала нотацию Клементина. — У меня скверный и даже злой нрав. Как у многих калек, ты понимаешь, о чем я. Если ко мне относиться так, как ты, ничего хорошего не выйдет, я буду капризничать. А спорить со мной, ставить меня на место ты не рискнешь из жалости.

— Сама не за того меня принимаешь, — отреагировал гость.

— Я та, которая берется всех перевоспитывать.

— Не получится, — он покрутил головой.

— Ты явился, чтобы меня жалеть?

— Меня бы кто пожалел. Ты за всю дорогу даже не спросила, что у меня с лицом.

— Лицо как лицо.

— Ну ты даешь! — изумился Лев.

— Не каждому такое лицо достается. Но это не повод, чтобы носиться с ним, как с орденом. Скажи, что ты за мной ходишь, что тебе нужно?

— Я и пришел узнать у тебя, что я за тобой хожу? Увязался и хожу. Что мне нужно? Ты все знаешь, так скажи.

— Может, тебе нужен доктор, голову подлечить?

— Меня все время проверяют — здоров. Голова тоже.

— И ум в ней есть?

— Не знаю, это не проверяли. — Лев был непробиваем.

— Ну хорошо, оставайся, пока меня не разозлишь.

— Я не собирался здесь оставаться, — осторожно заметил Лев.

— А что ты собирался?

— С собой позвать.

— У меня работа.

— Хорошо, закончишь и поедем.

— Куда? И что я там буду делать?

Лев огляделся:

— То же самое. Нитки плести. Это везде можно делать. У меня есть мастерская, будешь там плести.

— Ты мне предлагаешь вместе жить?

— Не знаю. Ты же говоришь, что злая, может не получиться. Но надо попробовать, вдруг пугаешь. Я — тот, кто своего добивается.

— Наконец-то тот, кто своего добивается, встретил ту, от которой ничего не добьется. — Клементина усмехнулась.

— А это что? — Лев показал на кастрюлю в центре стола. В кастрюле плавал кораблик из коры под бумажным парусом, заштрихованным черным фломастером.

— Покажу, садись.

Она зажгла верхний свет, они сели напротив, Клементина уставилась на кораблик, подперев руками щеки. Взгляд ее сосредоточился на парусе. Парус дрогнул, повернулся подветренной стороной и поплыл, повинуясь взгляду. Лева смотрел на Клементину, прямо в ее зрачки, превратившиеся в маленькие точки, словно острые камни на речном дне. Потом он перевел взгляд на парусник, и тот, что-то почувствовав, остановился, покрутился в нерешительности, двинулся влево, потом вправо.

— Ты мешаешь, — сообщила Клементина. — Сбил его с курса. Попробуй один. — Она опустила взгляд, и кораблик встал.

— А что я должен делать?

— Ничего. Просто смотри на него и двигай.

Лева уставился на парус, тот, дрогнув, завертелся. Его крутило, как в воронке.

— Ну и ну, — удивилась Клементина. — Сильно.

Ободренный Лева вытаращил глаза, парусник перестал вертеться и решительно двинулся к берегу Клементины, затем, постояв у края, поплыл обратно и продолжал курсировать от берега к берегу. Девушка улыбнулась и навела на парус сосредоточенный взгляд. Тот встал, точно не мог сдвинуться с места. Они держали его взглядами с противоположных сторон. Оба делали заметные усилия, Клементина побледнела, а Лев покраснел, но никто не мог сдвинуть корабль с места.

— Ничья, — сообщила Клементина. — Силы равны.

— Ты тренировалась, — обиделся Лева.

Она в ответ рассмеялась:

— Это не мышцы качать. Что есть, то есть. А чего нет, того и не будет.

— Надо попробовать, — решил Лева. — А ты веселая, — заметил он. — Давай сходим в ресторан, как раз полдесятого. Казалась грустной, а на самом деле веселая.

— Платья нет.

— Тебе не надо платья. Что-нибудь простое, чтобы шея и руки были открыты и все. И так красивая.

— Это я только с тобой.

— Со мной? — удивился Лев.

— Да. Ты мне понравился в поезде. Я за тобой увязалась, а ты подумал, что это ты ко мне прилип.

— Удачно сложилось, — порадовался Лева. — Редко бывает.

— Я подумала, что это очень мужественный тип: разгуливает как ни в чем не бывало с таким лицом и с девицами знакомится напропалую.

— А! Так ты запала на рожу. Это не мое лицо. Покажу тебе настоящее. — Он полез в бумажник за фотографией и выложил ее на стол.

Клементина задумалась:

— Интересно, какая я настоящая?

— Сейчас все исправляют, были бы деньги…

— А меня надо исправлять?

— По мне дак нет, но вдруг ты хочешь?

— Да вот даже не знаю, надо ли нам себя исправлять.

— Я бы хотел быть прежним.

— А я себя прежней не помню… — Клементина вновь задумалась. — Сколько помню, всегда была такая.

— Но если тебе так нормально, то не надо.

— А другие?

— На…плевать.

— Лихо. Хочешь, покажу тебе, что я плету из ниток.

Она открыла кладовку и принялась ставить на кресло свои работы, и Лев разглядывал то, что показывала Клементина.

— Ты тут маху дала. Тут блестящая нитка не нужна. А это что за синяя тень, как у покойника? — Лева принялся разбираться с гобеленами не на шутку и судил беспощадно. Они не заметили, как наступила ночь. Лева все критиковал, Клементина спорила и объясняла, пока он не заявил, что хочет есть и спать.

— Идем в ресторан? — позвал он.

— А может, тут что-нибудь приготовить?

— Продуктов нет. В холодильнике пусто, — приуныл Лева.

— Откуда ты знаешь?

— По звуку.

Он так загрустил, что Клементине стало смешно и жалко его. Она открыла шкаф, размышляя, как выйти из бедственного положения. Лева тут же засунул нос за дверцу и сразу вытащил то, что надо, — черный сарафан на тонких лямках и лиловую шаль, предупредив: «Не вздумай краситься, все испортишь». Они дошли до ресторана, сели за стол. Клементина выпила бокал вина и расплакалась.

— Зря, — расстроился Лева. — Зря ты. Ты думаешь, что не выйдет. Все получится четко. — Он прищелкнул языком. — Я уже решил, как все будет. Все будет тип-топ.

— Встретились два одиночества?

— Не это… Не паникуй. Сейчас я быстро поем и дома все тебе изъясню. Ты ведь есть не будешь? Так салат закажи.

— Откуда ты знаешь, что не буду?

— По виду.

Они вернулись в дом и улеглись спать в разных углах комнаты. В полной темноте он рассказал ей свою историю — историю человека, потерявшего лицо, который нашел взамен себя, и эта была первая в жизни Клементины история, в которую она абсолютно поверила и которая поразила ее своей правильностью. Именно так и должно было произойти. Именно так и не иначе.

Наутро они доели торт, и Клементина проводила его до вокзала. Падал свежий снег, все стало чистым, новым, печальным.

— Значит, договорились? — спросил он.

— Да. Я буду ждать.

— Ровно через неделю, в четверг, утренним поездом. Встретишь?

— Да.

Он зашел в вагон и исчез. Его забрал себе и увез поезд.

Снег начал падать сильнее, и она вернулась домой запорошенная, как из метели. Шапка и пальто оттаяли и повлажнели. Вороны за окном не было слышно, хотя она была тут постоянной обитательницей. Клементина решила, что это знак согласия и, вглядевшись в сплошную пелену за окном, где различались только смутные силуэты деревьев, произнесла: «Я та, что падает с неба и защищает всех».

Яков Александрович был неприятно поражен новостью, привезенной полковником и неприязнью, которой тот не скрывал к нему лично. Занятый приятными хлопотами и почти забыв о дуэли с Пушкиным, он насторожился, заподозрив ответный ход. Он увез женщину из-под носа у Пушкина, а теперь ее увезли у него. От помощи полковник надменно отказался, но, если Ирина попала в беду, он будет неважно выглядеть, не вмешавшись.

Но дел было невпроворот, и, как назло, пропал Лева, которого Левша, пока подходили сроки следующей операции, заставлял помогать. В конце концов мастерская будет Левина.

Тут его размышления были прерваны появлением брата. Вид у него был странноватый, чересчур возбужденный для беспечного Левушки. Яков Александрович к перемене его внешности привык, а к новому поведению приспосабливался с трудом. Лева, перекусив на ходу, отправился в вагончик давать распоряжения рабочим, и начался обычный день с бетоном, мазутом, краской, оградой и прочими хозяйственными заботами. Лишь к вечеру, когда Яков Александрович привез из дорожного ресторана долму и бутыль вина, купленную в поселке, они сели ужинать и разговаривать.

— Я нашел девушку, — сообщил Лева. Левша присвистнул.

— Хорошенькую?

— С горбом.

— Ну-у хозяин-барин. Я стал замечать, что ты как-то неравнодушен… Милостыню все подаешь… всяким… — Яков Александрович старался подбирать выражения, чтобы не возбуждать Леву. — Это что, теперь твои братья?

— И сестры, — согласился Лева. — Ты как женщин выбираешь?

— По внешнему виду.

— Я по внутреннему. — Лева потянулся за бутылью и долил вина себе и брату. Разломил лаваш, протянул половину.

— Это по рентгеновскому снимку или как еще? — не удержался Яков Александрович.

— Она умная, это раз, второе — симпатичная, третье — художница…

— Да ладно, ладно. Завелся товар нахваливать. Лишь бы тебе нравилась, мне-то что. Понятно, что не шлюха.

Они ели молча. Лева снова потянулся к бутыли, но Левша опередил, сам разлил вино и поставил бутыль возле ног на дощатый пол.

— Жратвой ее уже донимал? Учил жить?

— У-гу. — Лева жевал сосредоточенно, не отвлекаясь.

— И что?

— Сразу поняла, что я прав.

— Прямо так с ходу все и поняла?

— Да. Быстро. Что ты больше всего ценишь в женщине? Я — скорость…

— В женатых людях есть что-то эстрадное, — добавил Левша. — Не замечал? Ты вот еще только собираешься завести половину, но уже смешно.

— А как Ирина Юрьевна? — задал Лева тонкий, по его мнению, вопрос.

— Похоже, что Пушкин объявился. — Лева перестал жевать. — Не таскайся в город. Полковник ее ищет, пропала куда-то.

— А причем тут Пушкин?

— Ну, ты не забывай… Может, он решил вернуть свое. Деньги за автомастерскую он заграбастал. Имущество вернул себе. Теперь взялся за нее. Надо бы самим поискать.

— Но она-то не предмет.

— Любой может попасться… — Левше было неприятно об этом думать. — Я тебе сказал, чтобы ты просто был в курсе, а решать буду сам.

Пока они обсуждали свои проблемы, Авилов прогуливался по пустой холодной набережной, подставляя ветру лицо, и размышлял, покупать ему билет домой или нет. От Ирининого отца он ни слова не добился, но розыск прекратили, значит, опасность миновала. У полковника есть версия происшедшего, которая кажется безопасной, раз он так поступил. Но у Авилова была своя, которая безопасной не представлялась, даже наоборот. Встреча с «кавказским пленником», мягко говоря, настораживала, тот явно пустился во все тяжкие. Он дошел до ближайшего кафе, попросил телефон и набрал номер. Полковник был в мрачном расположении духа, но более спокоен.

— Юрий Максимович, дайте адрес, куда ездила Ира.

— Зачем тебе? Ее там нет, она уехала в круиз.

— Надо еще кое-что проверить. Вдруг ее насильно увезли.

— Ее попробуй увези насильно. Уговорил — много ли надо бабе.

— Да кто уговорил-то?

— Отстань.

— Дайте адрес, отстану.

— Чего ты ищешь, там уже нету, зря прокатишься…

— А что я ищу?

— Что бы ни искал. Ничего нету.

— Надо бы проверить.

— Ну и черт с тобой, записывай. А я тебя предупредил.

С адресом в кармане Авилов отправился на вокзал. Было семь часов вечера, к ночи он будет там, если автобусы не ходят, возьмет попутку. К двенадцати часам хоть как доберется.

Через день Юрий Максимович позвонил Сашкиному отцу.

— Семеныч, Александр домой вернулся?

— Два дня не видел. Вещи тут.

— Я ему поручение дал, видно, дела задержали.

Полковник озадачился. Бермудский треугольник — кто ни поедет, исчезнет. Еще один в круиз отправился. Как бы чего ни приключилось. Ладно, немного подождем.