Упрямый доходяга

Глава 21. Стать героем

Сидя на краю саркофага и болтая ногами, я извлек из кармана пачку сигарет, спички и уведенную недавно из собственного офиса-архива табличку. «Заместитель шерифа по разной херне». Прикурил, затянулся, подкинул медную треугольную фигульку в воздух, ловя за конец. Посмотрел на приколотого к стене шерифа. Бальтазар, замолчавший после первой же фразы, продолжал мерять меня своим потусторонним взглядом.

— Вы же можете покинуть тело, шеф, — наконец, подал голос я, — Почему не сделали это? Почему не убили?

— А кто тебе сказал, что я пришёл тебя убивать? — спокойно спросил мертвец со стены.

— А что еще со мной можно сделать? — хмыкнул я, — Выкуп взять? Уговорить сотрудничать? Нееет, я думаю, что только убить. Правда, хотелось бы знать, почему не убили… ну и по какой причине собирались, чего уж там. Расскажете?

— Я расскажу тебе всё, — кивнул пришпиленный шериф, — если мы договоримся.

— И что меня должно сподвигнуть согласиться с вами, вместо того чтобы вызвать Ахиола, спихнув с моей маленькой больной головы все на его здоровую?

— Карман плаща. Левый. Достань сверток аккуратно. Это в твоих интересах.

Сверток был довольно увесистый, а содержал… Я с некоторой брезгливостью потыкал пальцем в пять почти одинаковых кусков хрупкой серой кости, покрытой слоем слизи.

— Что это?

— Куски черепов с левой глазницей. Гомункулов, посланных за твоей дочерью, кид. Ты наверняка знаешь, почему я не взял у них уши или что-то другое. Они…

— …быстро разлагаются, — упавшим голосом констатировал я.

Синие светящиеся шары, заменяющие нежити глаза, вспыхнули как никогда ярко:

— Поговорим?

***

Через десяток часов я сидел в «Теплом приюте» и пил местный самогон, торжественно называемый окружающими «виски». Распухшая голова отчаянно нуждалась в свободном месте, а алкоголь, пусть и крепкий, хорошо этому способствовал. Сейчас я уже знал всю подоплеку происшедшего, от чего на душе было довольно пустовато — распутать такое смог бы разве что знаменитый герой Конан Дойля, либо человек, способный причинять другим боль. У меня же такой шикарной возможности не было.

Теперь предстояло еще одно дельце. Точка, которую меня вынуждают поставить. Именно меня, моими собственными руками.

Являясь продуктом другой культуры и эпохи, я привык доверять специалистам. Оснащенным, обученным, знающим, что следует делать. Пожарникам, полиции, преподавателям… врачам. Под конец этой самой жизни пришло откровение, что эта вера… гипертрофирована. За маской профессионала всегда скрывается человек, которому просто может не быть дела. А затем пришло осознание, что это нормально. Не стоит возлагать на других ожиданий больше, чем сам готов предоставить человечеству.

Герои… их нет. Истории, в которых народ возносил героя на вершину своими собственными руками — раз-два и обчелся. Чаще всего их создают из удачно подвернувшегося материала, питая мораль, чувство локтя, патриотизм. Питая то, что позволяло даже мне доверять профессионалам. Большинство легенд — лишь удобная и нужная кому-то ложь.

Заглотнув остатки в стакане, я пошёл к Зальцеру за повтором.

— Тяжелый день, мастер Криггс? — с полуулыбкой спросил полугоблин, наливая пойло.

— К вашим порядкам сложно привыкнуть, мастер Херн, — ответил я ему, вновь уходя на свое место, — Алкоголь мне в этом прекрасно помогает.

Есть другая сторона монеты. Если героев назначают, то, разумеется, существуют те, кто бы хотел назначить себя сам. Стать новой яркой звездой, провести измазанным в чернилах членом по всем учебникам истории, сотрясти мир… Чаще всего, и слава всем высшим силам за это, такие мечтатели ни на что не способны. Им не предоставляется шансов, отсутствуют нужные умения, недостаточно власти и возможностей, чтобы все правильно режиссировать и преподнести восхищенным массам. Последних тоже нужно знать, как восхитить.

Прерогатива героеделания всегда лежит на власть имеющих.

Мне не повезло угодить в малюсенькое исключение. Нет специалиста, которого можно вызвать, нет начальства, на голову которого можно передвинуть проблему, не возможности убежать. Есть только уверенность, что если не я, то я. Только позже, без вазелина и с куда худшими шансами.

Сраный скелет.

Дома уже не было ни Пенелопы, ни Нимеи. Кроме сидящего в своем домике шкрасса, лелеющего по отношению ко мне обиду весом в пару десятков кило шерсти, там находились лишь Эльма и Элли и кот Волди. Все трое сидели на чердаке, в комнате моей дочери, и азартно резались в карты. Подивившись на худого взъерошенного кота, возле которого лежала изрядная горстка пуговиц, я оповестил дочь, что жду её через час в своем кабинете. Необходимо было кое-что подготовить.

Она зашла, когда я вовсю был занят переснаряжением патронов для пистолетов. Необходимо было заменить пули на принесенные домой, а так как я давненько подобным не страдал, приходилось действовать предельно аккуратно. Освещение нужно здесь получше сделать… или, все-таки, организовать отдельную оружейную? Да нет, я не из любителей гаражей…

— Нимея теперь меня боится. Представляешь? — просто сказала дочь, залезая в кресло с ногами, — Она как протрезвела, так сразу же засобиралась домой…

— Это хорошо, — скупо ответил я, взглянув на девочку. Было не похоже, что сероволосая малышка-убийца сильно этим расстроена. Да и девочка ли? Сейчас на меня из кресла смотрела вполне себе сформировавшаяся худенькая девушка 14-ти лет. Не физически, а скорее… спокойный прищур глаз Эльмы, её серьезное, но расслабленное выражение лица говорили, что определенные ориентиры в жизни она уже имеет. Фундамент, так сказать.

— Почему хорошо? Почему она тебе не нравится, пап? — тут же выдала дочь своё жгучее любопытство, — Чем Нимея плоха? Она добрая, честная, веселая…

— Она нужна мне, как Карусу пятая лапа, — жестко хмыкнул я, — Эльма, золотце, спустись с небес на землю. Кто мы с тобой? Охотники, убийцы, бродяги. Может быть, в прошлом. Только вот сейчас ситуация не слишком-то и изменилась, нас по-прежнему преследует опасность. Ты знаешь, что с ней делать. Я знаю. А она — нет.

— Нимея прекрасно стреляет! — надулась дочь.

— Она маленькая беззащитная девочка, на которую мы не сможем положиться. Никогда, — отрезал я, — Когда случится следующая стычка, эта пастушка также будет стоять, дрожать и кусать губы. А потом будет шарахаться от тех, кто её спас. Она тебя хоть поблагодарила?

— Нет, — повесила нос дочь, — Сказала, что не надо было мне… ничего делать. Ругала, пьяная… и плакала.

— Я не буду связывать свою и твою жизнь с разумным, которому мы не сможем доверить спину. Тем более молодой дурной девчонке.

— Эй! Ей двадцать четыре!

— Вот именно, — сделал я толстенный намек Эльме, надеясь, что свои дурные планы насчет меня она рано или поздно задушит. Разница в возрасте должна этому будет хорошо поспособствовать.

Дочь окончательно надулась, став похожей на грустную толстую мышь вискашу. Выражение её мордочки было настолько умильным, что я чуть было не улыбнулся. Пришлось скрывать это за процессом приготовления кофе. Сделав горячий напиток и с удовольствием отхлебнув, подвинул по столу к Эльме толстый запаянный конверт, приготовленный мной ранее.

— Что это? — спросила она, подходя к столу.

— То, что ты вскроешь, если я не появлюсь дома в течение трех суток. Там инструкции и… кое-что еще.

— Паааап? — у нее впервые получилось произнести это по-настоящему, искренне и естественно. Тут уж я себя от улыбки не удержал.

— Мне кое-куда надо, там могут откусить жопу, — поведал я дочери, видя, как расширяются её глаза, — Никаких «я пойду с тобой». Ты не пройдешь. Зато можешь сидеть дома с сумкой живых куриц, а потом быстро бежать туда, где мне они будут нужны, понятно?

Девочка лишь кивнула. Меня эта покладистость не убедила ни разу, одно неверное движение могло пустить под откос слишком многое. Что в моей жизни, что в чужих. Вновь сев за стол, я быстро накидал на клочке бумаги пару фраз, заверил их подписью, а затем вручил дочери, подойдя к ней вплотную. Сунув бумажку в руки Эльмы, я положил свои конечности ей на плечи.

— Знаешь, я был готов тебя оставить, — честно признался я сероглазой девчонке, — Там, на ферме, когда три придурка держали вас в заложниках. Ты просто вовремя начала действовать, поэтому и задержался. Но собирался уехать. Позволить шерифу и остальным стоять баранами вокруг фермы. Оставить тебя под стволами идиотов. Понимаешь, почему?

— Ты знал, что я с ними справлюсь, — пожала плечами дочь, начав несмело улыбаться.

— И вот поэтому я хочу, чтобы ты трое суток провела в доме. Закрывшись. Никого не пуская. Записка учителям — вот она.

Вот теперь всё пошло так, как и хотелось. Эльма, порывисто обняв меня, убежала наверх, к подруге и странному коту. Надо будет выяснить насчет последнего. Потом. Прямоходящий кот это одно, а вот играющий в карты, как по мне, совершенно другое. Не то, чтобы я осуждал, наоборот, большая часть этих пушистых мышеловов всегда казалась мне декоративными животными. Сидят дома, жрут, гадят, мурчат. Толку с них? Коты в этом мире куда лучше! На одних ездишь, с другими играешь в карты. А еще они могут подать тебе ключ на 12. Нужно спросить у Пенелопы, где она взяла своего.

Так, хватит. Пора. Мне еще по дороге нужно будет сделать одну небольшую остановку.

Ровно в десять вечера я подошел к больнице неспешным прогулочным шагом. В уголке рта у меня дымилась сигарета, вид был лихой и придурковатый, как у любого человека, получившего выходной раз в три-четыре месяца и понятия не имеющего, чем именно ему предстоит заняться. В данном случае, я был буквально эталоном слегка подвыпившего констебля, пинающего мужские половые органы после хороших барных посиделок. Одет я был полностью по уставу, если бы таковой вообще был в Незервилле — сапоги, штаны, рубашка, жилетка, пыльник. Последний гордо поблескивал самым настоящим значком самого настоящего помощника шерифа. Для полноты образа мне не хватало двух револьверов на поясе и шляпы, но вот последнюю я как раз забыл.

Он медленно и тяжело шагал мне навстречу, слегка клонясь на левую сторону. Большой, угрожающий, в разодранном на лохмотья плаще. Вся остальная одежда на приближающемся ко мне монстре тоже знавала лучшие дни, задолго до того, как быть пробитой стальными штырями. Про тело уж и говорить не стоит, редкие прохожие, шедшие по своим делам, останавливались, изумленно провожая глазами потрепанного шерифа.

Мы остановились одновременно, на расстоянии с десяток метров друг от друга.

— Шеф? — недоуменно поднял я брови, — Эк вас потрепало. В больницу идёте? Куда бежать? В кого стрелять?

— Оставь, Криггс, — гулко прогрохотал скелет, щуря синие сферы глаз, — Мы сейчас не на службе. Этим делом… занимаются.

— Тогда помочь вам? — тут же с жаром спросил я, делая пару шагов в сторону и начиная долбить по наглухо закрытой металлической двери. Побарабанив, я задрал голову и заорал, — Эй! Открывайте! Тут раненный!

— Не спеши, Магнус Криггс, — еще более зловещим тоном пророкотал скелет, — Возможно, тут сейчас будет и убитый.

— Кто? — наивно спросил я, вертя головой по сторонам. С пяток свидетелей пялились на нас с безопасного расстояния, определенно слыша каждое слово.

— Ты. Пришла пора рассчитаться за Целестию Теттершайн. Сержанта гвардии войск барона Баунда, подданного королевства Кронвуд, прямого вассала короля Волта. Моего последнего бойца.

Как любой законопослушный разумный маленького роста, которому угрожает смертью здоровенный скелет в плаще, я тут же заюлил, аргументируя прямыми фактами — что саму девушку я не трогал и пальцем, более того, мы с ней нашли общий язык, почти договорились, но тут кот. Вы что, господин Бальтазар, будете убивать меня из-за моего ездового животного?

Оказалось, что будет. Обязательно. Здесь и сейчас, без всякого промедления. Но он, Бальтазар Тайрон Баунд, был и остается человеком чести, поэтому вместо того, чтобы пристрелить меня как бешеную собаку, он предлагает дуэль. Впрочем, я могу отказаться, и тогда ничто не будет препятствовать разгневанному шерифу пристрелить меня без всяких обиняков. Все это было сказано громко и отчетливо, потусторонним громыхающим голосом, разносящимся казалось, по всему городу.

— Будь по-вашему, шериф, — сплюнул я, — Хотите умереть от руки Должника? Не вы первый.

— Ты у меня будешь даже не тысячным, доходяга, — мрачно произнес Бальтазар, затягивая ремень, свисавший с его пыльника. Теперь убранный за спину плащ не мог быть помехой быстрому выхватыванию чудовищных револьверов нежити. Клацнув зубами, неживой барон пренебрежительно предложил, — Бери свои пукалки в лапки, гномик. Пусть всё будет по-честному.

Честность. Ей тут и не пахло. Сухие кости, едва обтянутые старой ветхой кожей, демонстрировали сквозные дыры в туловище шерифа. Такие мог бы оставить пулемет, калибром в 14 миллиметров. Что могли мои, как Баунд метко выразился, пукалки? Да ничего.

Мы остались стоять друг напротив друга. Я, полутораметровый тощий гном с двумя полуавтоматическими пистолетами в опущенных руках, и двухметровый гигант в лохмотьях, на бедрах которого были старые потёртые кобуры с двумя здоровенными револьверами. Вокруг была мгла подступающего сумрака, в которой мерцали несколько желтых глаз свидетелей происходящего. Можно было подумать, что происходящее напоминает настоящую ковбойскую дуэль, но думать в этот момент мне было нельзя.

Грянули выстрелы.

Моя Триада Плута была отображена в характеристиках цифрой 14. Ловкость, реакция, скорость. Эти показатели неплохо превышали достижения хорошо развитого человека, много и упорно тренировавшегося. Попади я в фэнтезийный мир меча и магии, то скорее всего, смог бы с такой Триадой стать чрезвычайно эффективным фехтовальщиком шпагой или рапирой. В этом мире почти все вопросы решались пулями, поэтому, мои достоинства не смогли показать себя в полном блеске.

Однако, я успел сделать шесть выстрелов до того, как рявкнули пушки Баунда. Пять облачков пыли было выбито из плоти нежити, перед тем как удар его слонобоев снес меня с места, покатив по сырым плитам Хайкорта.

Лишенный улетевшего куда-то оружия, оглушенный, задыхающийся, я валялся в трех шагах от входа в больницу, хватая ртом воздух. Недолго, ровно до тех пор, пока надо мной не возник зловещий силуэт нежити, безмолвно тихо и зловеще опустившейся на одно колено. Бальтазар Тайрон Баунд протянул руку, хватая меня за лицо и подтаскивая к своему черепу.

— Даже не щекотно! — издевательски прогрохотал он, продолжая сжимать пальцы. Мой рот наполнился кровью, которую пришлось лихорадочно сглатывать. Шериф, тем временем, поднял меня в воздух, вертя из стороны в сторону, а затем негромко и злорадно процедил, так, чтобы слышал лишь я, — Идеально, Криггс. Проникающее правого легкого и левое бедро. Может быть вы, Должники, и лучше обычных, но зато у меня руки не дрожат…

Ответить ему мне, безусловно, было что, только вот ослепляющая боль и невозможность вдохнуть сильно этому мешали. Не говоря уже о лице, с которого мало ли не сдирали кожу железной хваткой длинных сухих пальцев. Я чувствовал себя куклой, болтающейся в воздухе, куклой, которую по каким-то далеко не благим причинам не хотят доламывать. Шериф, продолжающий меня удерживать, говорил еще что-то, связанное с Целестией. Как он её ценил, что она ему напоминала… что-то в этом роде. Но спустя несколько фраз его пальцы разжались, роняя меня истекать кровью на землю.

Свалившись мешком ветоши, я наблюдал, как Бальтазар падает на одно колено, прижимая руку к груди. Он застонал, это было похоже на ветер с ночного кладбища, завывающий в пустых окнах давно заброшенного особняка.

— Ты… — каркнул он. Светящиеся шары в глазницах скелета мелко дергались, почти дрожали, его взгляд перебегал с моего окровавленного лица обратно на грудь.

— Кх… — попробовал я говорить, но тут же скорчился в позу зародыша из-за лютого спазма в боку. Прокашлявшись, зло взглянул на немертвую рожу, а затем всё-таки выдавил из себя, — «Пули восстания», шеф…

— Тварь… — ошеломленно прошептал Бальтазар Тайрон Баунд, глядя на меня, — У тебя же… не было… доступа… к арсеналу?

— Рецепт… от Энно, — выдавил я из последних сил, пытаясь растянуть губы в улыбке. Сознание закручивалось черной воронкой, делая голову легкой, а мысли, наоборот, неподъёмными и ненужными. Последним сознательным движением губ, я еле слышно прошептал, — Прощай, нежить…

Перед тем, как окончательно впасть в забытье, я почувствовал, как рядом со мной тяжело рушится скелет, обдавая меня запахом тлена и тряпок. Затем был… лязг металла? Громкий распоряжающийся голос? Кто-то меня схватил?

Всё это уже не несло никакого смысла.

Долго пробыть мне в блаженном ничто не дали. Это вообще сложно сделать, когда тебя без всякой нежности дергают из стороны в сторону, рывками срезая одежду, тихо и зло ругаются, пытаясь перепилить перевязь кобур, а затем куда сильнее и агрессивнее, снимая ножны со старрхом со спины. Перед глазами всё плыло от тупой боли в груди и ноге, я несколько раз харкнул кровью, дополнительно раздражая того, кто мной занимался. Под конец, проверив мои зрачки на свет, неизвестный грубо бросил мою голову, приложив ей о что-то металлическое, а затем отдал несколько отрывистых и неразборчивых приказов.

Дальше мной занимались куда нежнее и бережнее, правда, жестко стянув мне чем-то ноги. Почувствовав холодный металл на запястьях рук, я попытался открыть глаза. Неудачно. Всё, что можно было понять — меня куда-то быстро везли на грохочущей каталке. Одного? Нет, их было две, наверное. Потом был… лифт? Я чувствовал вокруг слишком много разумных, один из которых постоянно слабо вспыхивал то страхом, то раздражением. Каждая вспышка страха заканчивалась тем, что он начинал теребить повязку на моей груди, от чего у меня темнело в глазах. Едва заметный укол в плечо стал последним, что я почувствовал, перед тем как вновь отключиться.

Очнулся там же, скорее всего, буквально через пару минут. Оглядевшись, понял, что лежу за шторкой в месте, чрезвычайно похожим на лечебницу, а скорее всего, ей и являющуюся. Ноги связаны, запястья прикованы, на шее нечто, вроде прикрепленного к носилкам ошейника. Ощущения на груди и плече показывают, что мои раны не обработаны, а просто стянуты бинтами с залепленными чем-то отверстиями, что проделали пули Бальтазара. От дальнейшего осмотра меня отвлек знакомый голос. Слишком знакомый.

— Вот ваш Должник, доктор. Доставлен, как я и обещал. Теперь ваш черед.

— Позже, Баунд!

— Нет, здесь и сейчас. Вы несколько месяцев нас избегаете…

Диалог продолжился, но был на редкость не конструктивным. Шериф слабеющим голосом задавал вопросы, укорял, требовал ответов, а Эйдиус Доннорифт, голос которого я узнал, лишь кратко бросал «позже», «не сейчас» и «я занят». Потом, в один определенный момент, нервы главврача лечебницы Хайкорта не выдержали.

— Да сколько можно, шериф Баунд! — взвился гневный фальцет доктора, — Вы не видите, что я готовлюсь к сложной операции?! Имейте уважение!

— С каких пор… извлечение пуль из меня… стало сложной операцией для вас? — прошептал голос Бальтазара. В нем мне послышалась усталая ирония того, кто уже всё понял.

— Что? — неприкрыто удивился добрый доктор, — Вы? Нет-нет. Вы просто лежите и умираете. Уже скоро пули окончательно растворят вашу энергетическую оболочку, шериф, после чего вы нас покинете. Я вообще велел сюда тащить ваше бренное тело лишь потому, что не желаю, чтобы Ахиол узнал о вашей смерти, ну а уничтожать вас куда более затратно, чем подождать. Сами справитесь.

— Значит, так… — выдохнул умирающий скелет, — Всё, что вы нам обещали, было ложью?

— Как посмотреть, дорогой шериф! — воодушевленно ответил врач, чье настроение внезапно изменилось в лучшую сторону, — Разумеется, что никакой технологии переноса не существует! Она в принципе немыслима! Чужой разум можно перенести в другое тело, это я вам как специалист говорю, многократно совершавший подобную операцию! Но перенести энергетическую копию, можно сказать, душу… в разум ихорника? Бред. Это даже не одержимость, а не знаю что… Возможно, если бы у ваших товарищей имелся бы в наличии живой мозг, тогда его можно было бы попробовать имплантировать в тело матки ихорников, но даже тогда мой собственный разум отказывается воспринимать тот колоссальный объем работы, который был бы нужен, чтобы успешно перенести чужой рассудок в Купель! Это было невозможно! Совершенно невозможно!

— Но вы продолжали брать деньги… продолжали кормить нас обещаниями…

— Разумеется, дорогой Бальтазар! Как же иначе? Извините, в каком месте я похож на кретина? Если бы я вам не лгал, вы бы меня не финансировали. Впрочем, не могу сказать, что вы этого не заслужили…

— Заслужили… чем?

— Два десятка лет! За два десятка лет средний человеческий ребенок вырастает, обучается, находит себе жену и заводит детей! А ваш… коллектив все эти годы бездарно выкинул на ветер, зарабатывая мне деньги! Две сотни недоумков, каждую ночь уходящих в Купель, понежиться на колдовском солнышке вместо того, чтобы чему-то учиться, развиваться, использовать то, что даровало вам бессмертие! Ладно они, но чем вы занимались все эти годы, шериф?!

— Мы…

— Да перед кем я тут распинаюсь! Мертвец! Лежите, обвиняйте меня в последние минуты своего жалкого существования! В чем? В том, что я, как и любой живой гражданин Незервилля, воспользовался вашим существованием?! Пха!

— Вам конец… доктор…

— Не думаю! Скорее, всё-таки вам! Хм, глаза погасли. Наконец-то спокойно можно допить кофе.