Воспитатель-друг

«Какое вы имеете право называть себя чемпионом мира, если вы еще не сыграли ни одной партии со мной? Неизвестно еще, удастся ли вам добиться победы, учтите — у себя, в моем родном городе, я сражался со всеми самыми сильными шахматистами — ни один из них не смог выиграть у меня матча из десяти партий».

Сколько таких вот писем получали и получают еще до сих пор обладатели шахматной короны. К этим вызовам относятся как к шуткам, а если поговорить серьезно: не нарушаем ли мы шахматную демократию, законное право любого жителя земного шара претендовать на шахматный трон? Вдруг приедет когда-нибудь с далекого Севера, например, этакий сверходаренный шахматный самородок и обыграет сразу и нашего шахматного короля и всех гроссмейстеров, а к тому же осрамит всю отборочную систему. Может такое приключиться?

Мы отвечаем уверенно и категорически — нет, произойти подобное не может! Процесс постижения законов шахматного мастерства длителен, даже самый сверходаренный юноша, желающий добраться до вершин шахматного Олимпа, должен пройти столько испытаний, преодолеть столько ступеней, что он на этом пути не может не стать известным для зорких и очень внимательных шахматных специалистов. Михаил Ботвинник полагает, что срок «созревания» шахматного мастера значительной силы, не говоря уже о гроссмейстере, исчисляется примерно в пять — семь лет. За это время любой станет если не знаменитым, то уж во всяком случае широко известным.

— Почему вы даете мне коня вперед? — возмутился один гордый шахматный любитель, когда Александр Алехин в первой же партии, при первой их встрече, давая фору, снял с доски коня. — Вы же меня совсем не знаете?

— Именно потому я и даю вам коня вперед, что я вас не знаю, — ответил остроумный чемпион, великий знаток шахматной премудрости. — Если бы я не мог давать вам коня вперед, я бы вас уже знал.

Много качеств должен иметь и непрерывно совершенствовать человек, желающий стать гроссмейстером. Определяя качество шахматного мастерства, мы должны потребовать от будущего гроссмейстера хорошего здоровья и нервов, выдержки и спокойствия, честолюбия и настойчивости — в общем, всего того, что подходит под категорию спортивных черт. Скольким талантливым шахматистам этого как раз не хватало. Но не эта сторона нас сейчас интересует — мы ведем разговор о мастерстве чисто шахматном!

По древней мифологии наша Земля держится на трех китах. Киты будто бы плавают в безбрежном океане и на своих спинах держат земной шар. Так же вот и в шахматном мастерстве. Имеется три кита, опираясь на которые человек становится запанибрата со всеми загадочными, понятными и непонятными сторонами шахмат. Только при помощи этих «китов» возможно освоить премудрости, таящиеся в такой простой по виду и поэтому тем более коварной и сложной игре. Три «кита» это: комбинационное зрение, позиционное чутье и способность к точному, быстрому и безошибочному расчету вариантов.

Покажите гроссмейстеру напечатанную в газете или журнале шахматную диаграммку с подписью «Белые начинают и выигрывают». Вы многие часы бились над этой задачей или этюдом, а гроссмейстер решит ее через несколько минут. Почему? Какие качества помогают ему находить эффектный комбинационный путь к победе, связанный с совершенно неожиданной жертвой ферзя и невероятной «переоценкой ценностей»? Да, вы догадались, читатель, — это качество — комбинационное зрение, которое у вас пока еще совсем не развито. Гроссмейстер-то тренируется в нем всю свою жизнь, в течение многих лет упорных домашних анализов и практической игры в турнирах.

Проделайте еще такой опыт: зайдя в турнирный зал, попросите гроссмейстера, не участвующего в турнире, сказать, кто из играющих на сцене в какой партии стоит на выигрыш, кто должен проиграть, а где скоро будет ничья. Опять ответ будет вам дан незамедлительно. А какое качество было здесь использовано? Позиционное чутье — вот что позволяет гроссмейстеру в считанные секунды давать заключение о судьбе любого шахматного боя. Это второй «кит» шахматного мастерства. Остается лишь сказать, что и сложнейшие комбинации и позиционный учет разных качеств расстановки фигур (первое, понятно, в большей степени) могут быть пущены в ход лишь при наличии еще одного важнейшего показателя шахматного мастерства — умения точно рассчитывать варианты.

Мы уже говорили о том, что первое же посещение школы Михаила Ботвинника произвело на юного Карпова огромное впечатление. Особенно увлекли его домашние задания, которые он увез с собой на Урал. Занятия школы первого советского чемпиона мира проходят обычно три-четыре раза в год; можно только представить себе, как рвался к новой встрече с прославленным чемпионом и учителем мальчик из Златоуста. На вторую встречу его повезла шахматистка Тамара Калашникова.

— По Москве не я водила Толю, а он меня, — говорит Тамара Семеновна. — Он все знал, все помнил: где что есть, куда нужно пойти.

С каждым разом, с каждым занятием росла привязанность мальчика к Михаилу Ботвиннику, он все больше восторгался и шахматной силой чемпиона мира, и его знаниями. С каждым посещением Москвы неизменно росло мастерство мальчика. Ботвинник давал задания все более трудные, особенно настаивал он на комментировании собственных партий учеников. Михаил Моисеевич всю жизнь с повышенной строгостью и самокритичностью относился к оценке собственных ошибок, особенно в проигранных партиях, этого же он неизменно требовал от учеников.

— Мы хотели бы попросить у вас совета: скажите, пожалуйста, чем по-вашему должен заниматься наш молодой талантливый шахматист Любомир Любоевич? — спросил Ботвинника председатель шахматной федерации Югославии во время их встречи на Всемирной шахматной олимпиаде в Скопле в 1972 году.

— Вы комментируете сыгранные вами партии? — обратился экс-чемпион мира к присутствовавшему при разговоре Любоевичу. Удивленный, а может быть, даже не понявший, чего от него хотят, Любомир только лишь пожал плечами.

— Тогда я вот что предлагаю. Давайте мы отложим наш разговор до тех пор, пока Любомир не начнет комментировать собственные партии, — резюмировал обычно всегда обходительный и вежливый экс-чемпион мира. — Вот тогда я охотно помогу ему советом.

Принялся ли Толя Карпов углубленно анализировать свои партии, заносил ли он в особую тетрадочку ходы партий и собственные строгие оценки ходов? Скорее всего, да. Именно об этом говорят логичность и четкость рассуждений в его примечаниях к партиям, которые он вскоре стал помещать в шахматных журналах и бюллетенях. Самородок живописных уральских мест прошел отличную школу Ботвинника — школу «гранения» шахматного мастерства, в которой и до того и после получили «шлифовку» и «отделку» многие драгоценные шахматные «камешки» из разных концов необъятной страны нашей.

На шахматный рост мальчика несомненно повлияло еще одно обстоятельство. Отца Толи — Евгения Степановича — в 1965 году перевели из Златоуста в Тулу, назначив главным инженером завода «Штамп». Город славных тружеников и высшего мастерства во многих ремеслах принял способного мальчика с распростертыми объятиями. Опять отличная учеба в школе — Толя Карпов импонировал ученикам и педагогам своей не по летам серьезностью, выдержкой и спокойствием, но главное — способностями и успехами в шахматах. Впрочем, защищать честь школы Толе, приходилось не только на шахматных сражениях, в его «архиве» имеется и почетная грамота победителя математической олимпиады.

От Тулы до Москвы всего чуть больше ста восьмидесяти километров. Так что не только добавилось общение с новыми шахматистами-перворазрядниками Тулы, но и участились визиты в столицу. Легче стало приезжать в школу Ботвинника. Кандидат в мастера Толя Карпов стал уже к тому времени известной фигурой среди юных шахматистов, и о нем заботились руководители шахматной федерации России, а вскоре и тренеры по шахматам клуба Советской Армии, за команду которого Толя стал выступать на юношеской доске.

Мастерство мальчика росло и крепло, причем сразу по всем показателям. Он быстро находил комбинационные удары, мгновенно с поразительной точностью оценивал позицию, быстро и безошибочно считал варианты. Все это становилось более заметным и в комментариях Карпова, и в беседах с коллегами, и особенно во время жарких анализов с противниками только что сыгранных партий.

Возросшее шахматное мастерство Анатолия Карпова позволяло с уверенностью предполагать, что уже в ближайшее время он официально получит звание мастера. Вопрос только, когда и в каком соревновании. В июне 1966 года в Ленинграде проводится турнир по своеобразной системе. Шахматной федерации СССР хотелось определить сравнительную силу подрастающей молодежи и одновременно дать ей возможность встретиться за доской с опытными мастерами. Подобные состязания практиковались и раньше, только на этот раз была избрана система розыгрыша, сама по себе подчеркивающая и определяющая именно эту цель.

К состязанию были допущены пять мастеров — Игорь Зайцев, Чистяков, Алексеев, Ноах и Равинский. Пять молодых кандидатов в мастера должны были сыграть по три партии с каждым из своих более опытных и квалифицированных товарищей. В список молодых участников вошли Мухин, Зоткин, Менков, Шахтахтинский и Карпов. Как-то покажут себя молодые в схватках с опытными?

Выступление Анатолия в этом оказавшемся весьма важном для него сражении принесло ему заметный успех. Набрав против сильной мастерской пятерки 10 очков из 15 партий, он показал лучший результат среди всех своих коллег. Конечно, с точки зрения последующих успехов Анатолия Карпова подобное достижение выглядит скромным, но в тот момент это был высокий результат. За это спортивное достижение 15-летнему бывшему златоустовцу, а теперь туляку было присвоено звание мастера…

И вот сданы последние школьные испытания, получен аттестат зрелости. Всю ночь гуляют сразу повзрослевшие девушки и юноши по ночной Туле. Хорошая пора! Прогулка по широкому проспекту Ленина, встреча рассвета в городском парке. Перед обладателем золотой медали, победителем математической олимпиады Анатолием Карповым открыты широкие пути. Как логическое продолжение учебы явилось его зачисление на механико-математический факультет Московского университета.

Рассказывая о большом шахматном вечере в Московском университете, еженедельник «64» пишет в декабре 1968 года:

«А рядом — только для девушек — давал сеанс первокурсник механико-математического факультета А. Карпов. Юный мастер «не проявил достаточной галантности» (по отзывам самих участниц) и выиграл почти все партии. Только аспирантке философского факультета А. Ефимовой удалось сыграть вничью. Этот результат послужил поводом для музыкального комментария. Секстет вокалистов химического факультета (все шестеро — шахматисты) исполнил специально сочиненную ими для «огонька» шуточную шахматную песенку. Автор слов и музыки — А. Васильев. Смысл ее таков: если уж сел играть с девушкой, то не смей выигрывать!»

Анатолий гордится теперь: среди бесчисленных званий в списке турнирных побед у него есть и звание чемпиона Московского университета 1968—1969 годов.

Природа дала Анатолию Карпову большие возможности для того, чтобы добиться высших шахматных успехов, однако неизвестно, смог бы он стать шахматным королем в столь раннем возрасте, если бы не одна встреча. Вы уже, наверное, догадываетесь, читатель, что речь идет о помощнике Карпова, его воспитателе, друге, соратнике. Неизмерима в наши дни роль самоотверженных людей — обычно также шахматистов высокой квалификации, отдающих все свои помыслы, время и силы для выдвижения на вершины шахматного Олимпа не себя, а другого человека; людей, добровольно согласившихся играть роль подсобную, второстепенную и не всегда вызывающую ответную благодарность. Сколько мы знаем хороших шахматистов, ставших отличными тренерами, сделавших трудно оценимый вклад в становление шахматных звезд первой величины. Такими тренерами были Вячеслав Рагозин для Михаила Ботвинника, Александр Кобленц для Михаила Таля, Игорь Бондаревский для Бориса Спасского.

Гроссмейстер Семен Фурман был для Карпова другом, наставником, советчиком и чрезвычайно преданным и умным педагогом. В оставшейся части книги мы постоянно будем вести речь о двух гроссмейстерах, связавших свою судьбу на шахматной ниве, добившихся удивительных успехов в результате неразделимого дружеского союза, взаимной любви и уважения, поразительного творческого единства.

Семен Фурман рассказывал:

«Я познакомился с Анатолием Карповым в конце 1968 года накануне командного первенства СССР. Армейские шахматисты проходили тренировочный сбор, в котором Анатолий, игравший на первой юношеской доске, также принимал участие.

Маленький бледнолицый юноша, с несколько флегматичным видом. Казалось, что он передвигает шахматные фигуры по доске с трудом. Как можно было представить, что он в состоянии добиваться самых высоких спортивных достижений?»

Когда гроссмейстер Эдуард Гуфельд впервые увидел Анатолия, он воскликнул:

— Этот малыш никогда не будет гроссмейстером! Он слишком худ.

На это стоявший рядом Ефим Геллер заметил не без иронии:

— Понятно, каждый судит по собственным стандартам. Ты, например, Эдик, стал гроссмейстером, когда твой вес достиг ста килограммов.

Семен Фурман. Один из самых обаятельных гроссмейстеров. Как любили его коллеги, с каким уважением отзывались о нем, с каким вниманием слушали его замечания и советы!

— Как дела, Сема? — приветствует, бывало, его кто-либо из коллег-гроссмейстеров.

— Ничего… — тихо отвечает Фурман.

— Надеешься?

Ответом на такой загадочно-неопределенный вопрос является столь же неопределенный жест Фурмана.

— И как себя чувствуешь?

Глаза Фурмана внезапно загораются искрящимся светом, он вынимает сигарету изо рта и начинает заразительно смеяться.

— Как чувствую? Как изолированная пешка на дэ-пять.

Встретив непонимающий взгляд собеседника, он разъясняет:

— Изолированная пешка, она где сильна? В миттельшпиле… Опираясь на ее силу, каждый стремится броситься в атаку… А в эндшпиле пешка дэ-пять становится слабой — никому не нужна, и все только мечтают от нее избавиться.

Вспоминается, скольким сильнейшим шахматистам в разные времена помогали знания Семена Фурмана.

Ленинградский гроссмейстер готовил к ответственным сражениям своего коллегу из города на Неве — гроссмейстера Марка Тайманова; долгое время его связывала творческая дружба с Давидом Бронштейном; участвовал он в тренировке и подготовке «самого» Михаила Ботвинника; не раз занимался с экс-чемпионом мира Тиграном Петросяном. Популярна во всем мире дебютная эрудиция Семена Фурмана, его искусство анализировать позиции, указывать верные стратегические пути, находить неожиданные эффектные комбинации, глубоко упрятанные в дебри шахматных позиций.

Многие считают, что наибольший вклад гроссмейстер Семен Фурман внес в теорию шахматных начал. Это верно. Нет, пожалуй, ни одного дебюта, которого не коснулась бы пытливая мысль ленинградского гроссмейстера, где он не предложил бы нового варианта или остроумного хода. Постоишь, бывало, рядом с Фурманом в пресс-центре какого-нибудь турнира — обязательно к нему подойдет кто-либо из коллег и спросит:

— Каково твое мнение, Сема, о таком-то варианте? Выпад слоном на же-пять в защите Нимцовича хорош или плох?

К Фурману тянулись все, каждый, ничуть не смущаясь, спешил изложить свою товарищескую просьбу о помощи или совете. Хотя всем давно был известен мягкий характер Фурмана, его доброжелательность и сговорчивость, но мы не раз убеждались в том, что «тихий» на вид гроссмейстер может быть в нужные минуты твердым и принципиальным. Отличный товарищ, всесторонне эрудированный шахматный теоретик, сильный турнирный боец-практик — вот какой тренер-воспитатель попался на пути Анатолия Карпова. Эта счастливая встреча принесла вскоре огромные плоды: в освоении шахматного мастерства Карпов с того момента стал продвигаться вперед «семимильными шагами». Победы Карпова в турнирах и матчах, с момента встречи с Семеном Фурманом, так или иначе, связаны с его помощью, советы опытного гроссмейстера неизменно выполнялись и приносили огромную пользу.

«Природа наградила Анатолия Карпова редчайшим шахматным талантом и сильной волей, а также скромностью и любовью к тяжкому труду, — писал Фурман. — Когда я начал сотрудничать с Карповым, я сразу понял, что это очень способный шахматист — с огромным будущим. И я не ошибся. Уже в командном первенстве СССР того года Анатолий набрал 10 очков из 11, потеряв во встречах с юными конкурентами всего пол-очка.

С этого события я, как тренер армейских шахматистов, взял Карпова под свое наблюдение и помогал ему в течение всего года».

Много лет длилось творческое общение наделенного шахматными талантами ученика и опытного наставника-учителя. Они полюбили друг друга. До встречи с Анатолием Фурман работал со многими гроссмейстерами самого крупного плана, но ни с одним из них у него не было такой дружбы, творческой общности и взаимного понимания, как с Анатолием Карповым. Оставляя в стороне вопросы сходства характеров, в частности взаимную молчаливость, нельзя не сказать об огромном влиянии разницы их возраста, о своеобразном «отеческом и сыновнем» отношении друг к другу. Вспомним, как они анализировали вместе тот или иной дебютный вариант, как обменивались мнениями о позиции — в их общности мнений, отсутствии противоречий, взаимном уважении бывало действительно что-то от отца и сына.

«В центре внимания зрителей и шахматных корреспондентов находились два ленинградца: А. Карпов и его тренер С. Фурман, — писал обозреватель итальянского еженедельника «Панорама» во время международного турнира в Мадриде в 1973 году. — Все в этой паре загадочно и необычно: и их совместное участие в одном турнире, что довольно редко для тренера и подопечного, и олимпийское спокойствие, которое оба неизменно сохраняют даже в тяжелой позиции, да еще в условиях жесточайшего цейтнота, и самый характер их сотрудничества, в ходе которого не только Фурман помогает лучше играть Карпову, но и Карпов помогает Фурману».

Известный швейцарский мастер Ионер писал в «Национальцейтунг»:

«Сотрудничество Карпова и Фурмана опровергает широко распространенную точку зрения, согласно которой переход гроссмейстера на тренерскую работу рассматривается чуть ли не как прощание с практической игрой. У Фурмана, — продолжает швейцарский мастер, — в результате творческого общения с Карповым открылось второе шахматное дыхание, и теперь он демонстрирует большую практическую силу, чем когда-либо прежде».

Загрузка...