Уральский самоцвет

Звезда первой величины

Интересно устроены некоторые люди — им обязательно хочется знать все «самое-самое». Кто лучший писатель в мире? У кого из поэтов больше всего популярности? Кто в настоящее время самый богатый, самый высокий, самый сильный? Получив удовлетворяющий их ответ о сегодняшнем дне, они начинают перебирать героев прошлых веков. Назовите величайшего полководца всех времен? Кто самый гениальный среди всех живших на земле живописцев? На Западе выпущено много книг, где собрано все «самое-самое» во всех областях жизни, науки, искусства и спорта. Именно этой проблеме часто посвящаются специальные кинофильмы. Автору пришлось как-то видеть документальную кинокартину — «Пять страшнейших катастроф». В ней каким-то чудом операторы зафиксировали на пленку момент взрыва порохового завода, столкновение в воздухе двух истребителей, падение скоростного самолета в самую гущу толпы, собравшейся на аэродроме во время испытания новых конструкций летательных аппаратов.

В шахматах, казалось бы, проще — здесь расстановка гроссмейстеров «по полкам» определяется системой соревнований. Самый-самый здесь — чемпион мира. Но любителей всяких сравнений это никак не удовлетворяет. В наши дни все ясно. А кто, по-вашему, входит в список пяти сильнейших шахматистов всех времен? С такими вопросами обращаются к знатокам, но чаще всего к суперзвездам в минуту их успеха, и те иногда без зазрения совести называют собственное имя.

Редко кто, перечисляя шахматных чемпионов всех времен, не включает в список «суперов» великого русского чемпиона мира Александра Алехина. И это верно, ибо никто из остальных одиннадцати живших и живущих на земле носителей шахматной короны не подходит так удачно, столь органически под те показатели, которые определяют значение шахматиста, его историческую роль в нашем сложном искусстве, проявляющем свою сущность в острейших спортивных сражениях.

Алехин был несокрушимым шахматным бойцом: он выходил победителем многих турниров самого сильного состава, одерживал победы с блестящим счетом в матчах с сильнейшими шахматистами своего времени. Шестьдесят два первых места в состязаниях высшего уровня, семнадцать выигранных матчей и всего два поражения. Только один Эммануил Ласкер может конкурировать с русским чемпионом по значительности показанных спортивных результатов.

А каково качество сыгранных им партий! «Гений шахматной комбинации» — вот звонкий титул, присвоенный Александру Алехину любителями шахмат еще при его жизни. Какие чудеса творил он на шахматной доске! Пять ферзей в одной партии, четыре ферзя; комбинации, рассчитанные на двадцать ходов вперед, неудержимые белые пешечки, одерживающие верх над целым сонмищем черных фигур.

Значение шахматиста определяется не только турнирными и матчевыми победами, но и тем вкладом, который он сделал в теорию шахмат. А вклад Алехина поистине огромен. Он автор «защиты Алехина», им разработаны многочисленные системы развития в самых разных шахматных началах, предложено множество оригинальных ходов в хорошо изученных вариантах.

Алехин внес огромный вклад и в психологию шахматной битвы, вскрыл законы поведения и состояния шахматиста во время турнирного сражения. Высказывания Алехина о шахматах обязан изучить любой желающий совершенствоваться; в его коротких, но содержательных формулировках вскрыта вся мудрость шахматного искусства.

На любого, кто знакомится с русским чемпионом, неизгладимое впечатление производит его бурная и трагическая жизнь. Детство в дворянской семье, отличное воспитание в Петербургском училище правоведения. Добровольное участие в первой мировой войне, честная работа в молодой Советской республике. Поездка за границу в 1921 году за «жар-птицей» шахматной славы. Триумфальные победы — завоевание шахматной короны. А потом… Разочарование, тяжкая доля эмигранта, потерявшего Родину. Попытки вернуться в Советскую Россию, бедность, болезнь и одиночество в годы второй мировой войны. Предательство шахматных коллег и внезапная смерть в нищете в жалком нетопленном номере «Парк-отеля» близ Лиссабона.

Советские шахматисты всегда бережно относились к редкостному дарованию Александра Алехина, хотя порой и прямо критиковали его поведение как человека. Мы считаем Алехина одним из основателей нашей отечественной шахматной школы, высоко чтим и его талант и его шахматное творчество. В нашей стране издавались и издаются книги Александра Алехина, его учение легло в основу теоретических постулатов многих научных трудов советских шахматных специалистов. Помнит и чтит Александра Алехина Родина, прославляет и возвышает.

В 1956 году в день десятилетия со дня смерти Александра Алехина шахматная организация СССР попросила у ФИДЕ и португальских властей разрешения перевезти из Лиссабона в Москву прах покойного русского чемпиона. Однако по настоянию вдовы Алехина — Грейс Висхар, жившей в Париже, его останки были захоронены на кладбище Монпарнас. И все же русские любители шахмат и ревностные почитатели Александра Алехина еще не теряют надежды видеть посмертное возвращение великого чемпиона на Родину, в Москву.

Тогда же, в год десятилетия смерти, был проведен большой международный турнир памяти Александра Алехина в Москве. Первый Алехинский мемориал закончился победой двух славных учеников и последователей Алехина — Михаила Ботвинника и Василия Смыслова. В 1971 году, в ознаменование двадцатипятилетия со дня смерти Алехина было проведено в Москве второе аналогичное состязание.

Красочным был стол судейской коллегии в день открытия второго Алехинского мемориала. Пришедшие в Центральный шахматный клуб СССР многочисленные репортеры прежде всего фотографировали восемнадцать больших разноцветных матрешек, выстроенных в ряд на судейском столике. Это были необычные памятные подарки участникам, но в то же время внутри у матрешек хранилось будущее турнирное счастье. Схватить его легко, оно помещалось совсем близко — подойди к столику, выбери какую хочешь игрушку, раскрой — и ты узнаешь свой жребий: номер, под которым будешь записан в турнирной таблице. А читатель знает уже, как важно для гроссмейстера вытащить желанный счастливый номер.

Первым к столику подошел стройный, собранный и подтянутый чемпион мира Борис Спасский. Внешне он и виду не подает, но знатокам-то известно, как важно чемпиону мира сыграть в Алехинском мемориале. Ведь через несколько месяцев Спасскому предстоит защищать шахматный трон против Роберта Фишера, а спортивная форма чемпиона оставляет желать много лучшего. Спасский берет одну из матрешек, раскрывает ее. Номер двенадцать. Что это знаменует: счастье или грядущую неудачу? Гроссмейстеры сами не знают, решают — просто «нейтральный номер».

А теперь к столику судей по очереди подходят три экс-чемпиона мира. Тигран Петросян — он явно обескуражен недавней неудачей в аргентинском матче против Роберта Фишера. Так отлично играл первые шесть партий, затем последовал досадный срыв. Что может ему дать Алехинский мемориал? Всего лишь еще один новый турнир — или победа или неудача. Что это для него, шесть лет восседавшего на шахматном троне: ну вытащил последний, восемнадцатый номер. Ну и что? На одну партию играть больше черными. Подумаешь! Одной ничьей больше.

Величественно и спокойно тянул жребий Василий Смыслов. Какой будет номер, ему тоже неважно. Пустое! Если будет играть «капитально», при любом номере результат будет отличный, а коли игра не пойдет — пеняй на себя! «Пусть неудачник плачет, кляня свою судьбу». Баритон Смыслов, правда, не поет эту арию — она для тенора, но все равно неудачник плачет!

Когда Михаил Таль раскрыл выбранную им матрешку, в ней оказался номер тринадцать. Ага! Гул прошел по рядам зрителей — «счастливый» номер. Как желали они успеха этому популярному гроссмейстеру.

Увы, «счастливый номер» мало помог Талю. Уже в первый день он допустил грубый просчет в вариантах и проиграл исландскому гроссмейстеру Олафссону. Дальнейшая игра экс-чемпиона мира была более успешной, однако наилучшей своей спортивной формы рижанину так и не удалось обрести. Победив всего в четырех партиях, Таль сделал множество ничьих, что никак уже не вязалось с творческим обликом боевого гроссмейстера. Вот и получилось, что и результат — дележ шестого — седьмого мест — также был «не талевский».

Как всегда, медлительно и спокойно подходил к судейскому столику Анатолий Карпов. Его планы в данном турнире не шли очень далеко.

— Даже очень хорошо относящиеся ко мне люди желали мне войти в десятку. Сам я собирался попасть на одно из первых пяти мест, — рассказал корреспондентам о своих намерениях Карпов.

С этими предсказаниями не был согласен один человек — Семен Фурман, а ему, может быть, возможности юного ленинградского гроссмейстера были известны не меньше, чем самому Карпову.

— На протяжении последних лет результаты Анатолия стабильны и с каждым турниром повышаются, — сообщал он своим друзьям. — Конечно, я не могу рассчитывать, что он будет первым, но примерное количество очков, которое он наберет, прикидывал. Считаю, что у него будет «плюс четыре» — «плюс пять». Место в турнире не всегда определяется очковым балансом, все зависит от того, как складывается борьба. Но ровный состав предопределяет, что такой показатель будет соответствовать высокому месту.

— А что вы скажете о жеребьевке — вытянутом Карповым номере четырнадцать?

— Анатолий недоволен жребием. Расположение участников в турнирной таблице диктует бурное начало для Карпова. Но ему двадцать лет — в этом возрасте человек сам еще не знает, что он сделает завтра.

А вот в этом-то Фурман, а также сам Карпов были неправы — старт турнира для ленинградца сложился совсем не бурно. Наоборот, он был крайне спокойным, до удивительного спокойным. Две ничьих против югославского гроссмейстера Бруно Пармы и исландского чемпиона Фредерика Олафссона, затем победа над венгерским гроссмейстером Левентом Лендьелом и длиннейшая серия ничьих. Их было семь подряд. Правда, противники были сильные, но ведь и турнир сильный. Хочешь добиваться успеха, умей побеждать и грозных соперников.

Спокойное начало молодого гроссмейстера не удивило ни болельщиков, ни корреспондентов. После получения высшего звания Карпов как-то не мог с ним сразу освоиться, и его игра в турнирах последних месяцев не производила впечатления. Вот почему еженедельник «64», говоря о том, какие проблемы должен решить Алехинский мемориал, даже не упоминает имени Карпова.

Автора обзора о предстоящем турнире интересовали такие проблемы:

1. Поддержит ли марку чемпион мира и возьмет ли он единолично первый приз?

2. Как сыграют экс-чемпионы мира: Петросян, Смыслов, Таль?

3. Не превзойдут ли их опытные гроссмейстеры — многократные чемпионы СССР?

4. Как сыграет новый чемпион СССР Владимир Савон?

5. Как покажет себя советская молодежь во встречах с многоопытными предшественниками и с иностранными гостями?

6. Кто из иностранцев сыграет лучше остальных и каковы будут их резервы в борьбе с советскими гроссмейстерами?

Молодости свойственно дерзание, взлеты молодых порой происходят стихийно, неожиданно, хотя, конечно же, почва для подобных взлетов подготавливается всей предыдущей работой.

В одиннадцатом туре Карпов играет против чехословацкого гроссмейстера Властимила Горта. Что это была за партия! Фантастические маневры, ошеломляющие противника, четкость расчета. Эта партия вдохновила самого Анатолия — он вообще считает ее одним из своих лучших творческих достижений.

«По правилам могут играть многие, находить исключения из шахматных правил — удел единиц». Вспомните, читатель, в какое изумление приводили вас некоторые из партий-феноменов, сыгранные классиками шахмат, где порой опровергались все понятия о взаимной силе фигур, нарушались, казалось бы, незыблемые стратегические принципы, шахматные фигуры действовали вопреки общепризнанным и общепринятым законам и нормам. В числе партий, поразивших меня своей необычностью, глубиной позиционного замысла была партия Тарраш — Ласкер, четвертая в матче на первенство мира в 1908 году.

Шахматная теория и все пропагандисты ее правил и законов говорят: не делайте много ходов одной и той же фигурой. Однако бывают случаи, когда почти все ходы на определенном отрезке борьбы делаются именно одной фигурой. Правила говорят: берегите свои фигуры, не залезайте ими в опаснейшие уголки, где они могут погибнуть. А вот Ласкер в упомянутой партии поступал как раз наперекор всем правилам. Он забрался своей ладьей в самую гущу вражеского лагеря; эту ладью яростно атаковали и белые легкие фигуры и белые пешки. Казалось, вот-вот наступит конец — ладья погибнет, но ход следовал за ходом, время шло, а белые не только не уничтожили смелую черную ладью, но не смогли даже нанести ей малейший урон. В конце концов черная ладья пожертвовала своей «жизнью», оставив в стане неприятеля зияющий след разрушений.

Из разряда вот таких партий, где верх одерживают скорее исключения, чем правила, была партия Анатолия против Горта. Маневром ладьи, долгое время остававшимся непонятным не только для зрителей, но, пожалуй, и для противника, Карпов добился решающего перевеса, который затем точно реализовал.

Международный турнир памяти А. Алехина игрался в Центральном клубе железнодорожников, небольшое здание которого на Комсомольской площади внешне не бросается в глаза. Тем не менее этот клуб является отличным пропагандистом культуры и спорта среди работников железных дорог; в нем не раз проводились самые различные шахматные соревнования. Остряки даже предложили назвать этот клуб Домом культуры шахматистов.

Обслуживающий персонал этого дома привык к гроссмейстерам и мастерам, многих здесь знают в лицо, помнят об их лучших успехах в турнирах.

— Что-то народу мало? — спросил я знакомую гардеробщицу ЦДКЖ, у которой вот уже много лет оставляю пальто. Пожилая женщина лишь повела плечами.

— Помните прошлый год что было? — спросил я гардеробщицу. — Толпа на улице пять часов стояла под снегом, ждала сообщений из турнирного зала.

— Артисты были другие, — высказала женщина отличную мысль.

Мы любим удобный зал Дома железнодорожников и за уютную ложу, из которой прекрасно виден ход всех сражений, происходящих на сцене, и где в то же время можно тихонечко побеседовать друг с другом, не мешая играющим. Мы любим этот дом и за возможность полушепотом поспорить, анализируя ту или иную партию в кулуарах, сразу же за сценой. Сюда же то и дело приходят со сцены играющие, чтобы перекусить в буфете или выпить стакан нарзана.

Во время тринадцатого тура мемориала Алехина Семен Фурман внимательно вглядывался в позицию партии Карпов — Бронштейн, расставленную на шахматной доске в комнате отдыха участников.

— Как ты расцениваешь позицию Толи? — спросил Фурмана подошедший к нему Сало Флор.

— Играть можно, — уклончиво ответил тренер.

— Тебе не кажется, что пешка е-четыре находится в опасности? Может потеряться.

— Ты же знаешь, как говорит мастер Василий Панов: «Не с пешкой жить, а с добрыми людьми!» — произнес Фурман и сам первый вдруг заливисто рассмеялся.

В это время демонстратор принес со сцены новую порцию сделанных в партии ходов.

— Что он делает! — взволнованно вскричал московский гроссмейстер Евгений Васюков — член того же армейского коллектива шахматистов, что и Карпов. — Зачем он разменивает ладьи?! Ведь с четырьмя ладьями атака белых более опасна.

Семен Фурман успокоил москвича:

— Толя уже не мальчик, и он знает, какую фигуру менять, какую оставлять.

«Какую фигуру менять, какую оставлять» — слова, в значительной мере определяющие стратегию шахматного поединка, верное решение именно этой проблемы дает возможность гроссмейстеру выигрывать самый сложный шахматный бой.

В 1950 году мы с гроссмейстером Василием Смысловым играли в международном турнире в Венеции. Состав был не очень сильным, однако мы изрядно страдали от особенностей турнирного режима. Мы уже говорили, рассказывая о турнире в Каракасе, какое там было расписание туров; в Венеции игра шла точно по тому же регламенту. С четырех дня до девяти вечера — пять часов игры, затем полтора часа — перерыв на ужин и новые два часа доигрывания неоконченных партий. Не успеешь встать из-за столика далеко заполночь, а в девять утра опять за доску. В четыре дня новая партия. Охрана труда — где ты?!

На старте состязания мы немало уставали от такой перегрузки, так как наши противники сопротивлялись нам изо всех сил. Именно в этот момент нам на помощь пришел сопровождавший нас заслуженный мастер спорта бакинец Владимир Макогонов.

— Вы неверно против них играете, — ошеломил он нас неожиданным сообщением.

— Как это понимать? — уставились мы на нашего старшего по возрасту товарища.

— А вот так! Вы с ними играете на тактику, позволяете создавать запутанные позиции, в которых они неплохо разбираются.

— А вы рекомендуете?

— Вы же гроссмейстеры! У вас отличная техника, в ней вы превосходите своих соперников. Вот и играйте на технику.

Совет хороший, но мы не совсем ясно понимали, как можно уже с начала сражения «играть на технику».

— Попытайтесь уже в начале партии разменять ферзей, — дал наконец конкретный совет опытнейший участник многих ответственных сражений прошлых десятилетий. — Оставьте на доске по слону, коню, ладье и несколько пешек.

— И что дальше?

— Ваш противник должен определить, какую фигуру он обязан разменивать, какую оставлять на доске. Это так трудно!

— А если будет ничья? — усомнился Смыслов.

— Не будет — уверяю вас. Вы всегда сумеете остаться с конем, когда это вам выгодно. А противнику дадите «плохого» слона. Или наоборот. Я только так играю в чемпионатах Азербайджана.

Мы последовали мудрому совету Владимира Макогонова и дела наши сразу пошли заметно лучше: мы одерживали победу за победой и, главное, заканчивали партии в тот же вечер.

Уверенные маневры в партии против Бронштейна и в других партиях турнира показали, что Анатолий Карпов действительно был уже «не мальчик» и знал, какую фигуру разменивать, какую оставлять. Тонко переиграв противника, он вынудил его отдать качество, а затем реализовал перевес с точностью электронной машины. Это была важная победа и вместе с тем великолепное достижение! Такая победа не может не вдохновить на дальнейшие турнирные подвиги. И Карпов оставшиеся встречи проводит с большим подъемом. Правда, два поединка кончились вничью — зато какие это были противники! Леонид Штейн и Василий Смыслов. Мирный исход встреч с ними нельзя не расценивать как достижение.

Слов нет, энергично провел Карпов ряд партий на финише, однако впереди все еще шел Леонид Штейн. Перед последним туром он опережал Карпова на пол-очка, заключительную партию лидер играл черными, а это очень непросто — выиграть в последний день, когда имеешь черные фигуры против такого сильного шахматиста, как одесский мастер Владимир Тукмаков. Поэтому Карпов и его тренер решили обязательно выиграть партию последнего тура против Владимира Савона. Это был, кроме желания догнать лидера, еще и принципиальный спор — Савон чемпион страны и многими расценивался в тот момент как чуть ли не главная надежда среди молодых советских шахматистов.

— С Володей Савоном в последнем туре как-то сложилось, что игра шла «в одни ворота», — рассказывал после партии Карпов. — Ожидали, что он применит открытый вариант в испанской партии, хотя точно угадать систему было трудно. Уже за доской я вспомнил одну из его партий, где он действовал подобным образом. Я нашел сильный маневр ферзем, ставший для соперника роковой неожиданностью…

В разговор вмешался Семен Фурман:

— Подобную идею мы раньше рассматривали.

Следует добавить, что Карпов шел на эту встречу с желанием обязательно победить и к тому же играл белыми…

Победа над Савоном в последний день позволила Карпову догнать Леонида Штейна и разделить с ним первое и второе места. Великолепный результат: дележ первого — второго приза в состязании, где играли чемпион мира, три экс-чемпиона и многие выдающиеся гроссмейстеры, — сразу выдвинул Анатолия Карпова в ряды сильнейших шахматистов.

Во время Алехинского мемориала мне, в дополнение к обязанностям судьи, добавлялась еще одна добровольная обязанность — приятная и интересная. По нескольку раз в день меня звали к телефону в комнату участников, иногда я звонил сам. Экс-чемпион мира Михаил Ботвинник, занятый своей научной работой, не мог посещать турнир, но живо интересовался ходом сражения, и прежде всего игрой своего ученика — Анатолия Карпова.

Передавать ходы партий этому превосходному шахматному аналитику было истинным удовольствием! Иногда он делал замечания, которые для меня были откровением, порой меня удивляли его глубокие оценки позиции. Но главное, что вызывало мой восторг, — способность фотографически представлять себе ход шахматной партии. Мы все умеем играть в шахматы вслепую, легко восстанавливаем без досок ход поединка, но у Ботвинника эта способность развита в высочайшей степени. Может быть, сказываются его былые анализы шахматных позиций во время уроков за партой в школе и на лекциях в институте, когда он рисовал в тетрадях десятки шахматных досок, изменяя на них расположение фигурок по ходу сражения. Конечно же, сказался и огромный аналитический опыт…

Как-то я передавал ему одну из партий турнира.

— А почему здесь конь не берет на е-шесть? — спросил он меня где-то ходу на тридцатом.

— Вы что: успеваете переставлять фигурки на доске? — ответил я на его вопрос встречным вопросом.

— Зачем?! Я еще не маразматик, — послышалось в телефонной трубке, и шахматный экс-король весело засмеялся.

Нечего говорить, что в последний день мемориала я звонил Ботвиннку или отвечал на его звонки значительно чаще, чем в обычный день. В тревожных вопросах экс-чемпиона слышалась истинная забота о своем ученике. Его интересовало все: как со временем, сидит ли Карпов за доской или разгуливает по сцене? Когда я передал последнюю серию ходов и сообщил: «Черные сдались», в телефонной трубке послышалось:

— Запомните этот день: на шахматном небосклоне взошла звезда первой величины.

Было это 18 декабря 1971 года.

А еще несколько месяцев спустя, летом 1972 года, произошло событие, повергшее в уныние миллионы любителей шахмат советской страны: чемпион мира Борис Спасский в столице Исландии Рейкьявике проиграл матч американскому гроссмейстеру Роберту Джеймсу Фишеру. Шахматная корона, 24 года находившаяся в Советском Союзе, уплыла за океан.

Прошедшего не вернешь, но все же любители шахмат верили, что следующий матч за шахматный трон будет более упорным и, может быть, советский претендент сумеет вернуть корону. Но кто? Надеяться на Спасского трудно — не тот характер, чтобы сразу же признать свои ошибки и браться за работу. В плохой форме находился Михаил Таль, как-то потерял веру в себя экс-чемпион мира Тигран Петросян. Другие гроссмейстеры старшего поколения еще не показывали результатов, дающих основания считать их реальными претендентами на шахматный престол. А, может, молодой? Анатолий Карпов — вот кто будет успешно бороться за звание чемпиона!

— Что вы, что вы! — замахал руками Семен Фурман, когда ему высказали это предположение. — Рано еще, молод Анатолий — ему едва исполнился 21 год. Вот в следующую отборочную сессию к матчу 1978 года попробуем подготовиться.

Тем временем как чемпион мира среди юношей Карпов автоматически включался в состав участников межзонального турнира (претендовавший также на это право швейцарский чемпион мира Хуг отказался играть матч с Карповым). Вряд ли кто предполагал, что воспитаннику Урала удастся попасть в тройку первых призеров, выходящих в следующий этап — отборочную пульку восьми гроссмейстеров мира.

Анатолий первым пришел к финишу ленинградского турнира межзональщиков. Состязание закончилось тремя победами Карпова при пяти ничьих. На очереди был полуфинальный матч, да еще против «самого» экс-чемпиона мира Бориса Спасского. Теперь уже заявления о своих возможностях приняли более обнадеживающую форму:

— Наше дело играть, а там — что получится!

«Получилось» неплохо, хотя Карпов первую партию полуфинального матча проиграл, четыре блестящие победы дали ему право играть уже в финальном матче.

И вновь победа со счетом 3:2, теперь уже в финальном поединке. У подножия шахматного трона, на котором восседал загадочный американский чемпион, появился молодой советский шахматист, которому исполнилось двадцать три года. Почему «загадочный чемпион»? Да потому, что Роберт Фишер за время своего «царствования» упорно отказывался участвовать в шахматных турнирах, а по вопросам будущего матча в 1975 году высказывал такие требования, что у делегатов ФИДЕ волосы поднимались дыбом.

Почему вдруг добивавшийся так упорно шахматной короны Роберт Фишер отказался от любых способов использовать выгоды обладания ею? Чем объяснить его странности? Может быть, мы сможем понять это, разобравшись в перипетиях его биографии и сравнив жизненные пути двух молодых чемпионов.