Карпов и Фишер

Примерно в середине нашего двадцатого века родились два выдающихся шахматиста: Роберт Фишер — США — в 1943 году и Анатолий Карпов — СССР — в 1951 году. Оба познакомились с шахматами в раннем возрасте и, быстро совершенствуясь, вскоре превратились в шахматных гигантов. Однако пути их становления и развития, образ жизни и воспитания, взгляды и высказывания столь противоположны, судьбы их так несхожи, как несхожи среда и обстановка, в которых каждый из них рос и набирался жизненной и шахматной мудрости.

Газеты и журналы Запада в последние десятилетия полны рассказов и анекдотов, связанных с поведением, необычными поступками и поспешными, необдуманными высказываниями молодого американского гроссмейстера. Про Фишера в печати было помещено столько придуманных, порой неприличных анекдотов и версий, что просто диву даешься. Если мы внимательно разберем эти высказывания, то заметим, что больше всего стараются их выдумать и передать его друзья-коллеги, а также определенная группа писак, почему-то присвоивших самим себе звание биографов Фишера. Вот уж поистине справедлива поговорка: «Избавь меня, боже, от друзей (и биографов — добавим мы), а от врагов я сам избавлюсь».

В настоящее время положение Роберта Фишера в шахматном мире и у себя на родине в США незавидное. Всеми брошен, одинок. Как это могло получиться? Почему гроссмейстер высшего класса игры, многими возведенный даже в ранг шахматного гения, оказался, по существу, вне общества в своей родной стране? Уж не потому ли, что с некоторыми ее обычаями, особенно с безразличным отношением к шахматам, он в течение последних десятилетий по-своему, порой наивно, но яростно боролся.

Почему даже в расцвете своих сил Роберт Фишер находился в состоянии смятения, растерянности и страха, вынужденный буквально отбиваться от преследующих его беспардонных репортеров? Почему его бросили друзья-гроссмейстеры, сподвижники по религии, все те, кто несколько лет назад пытался выдавать себя за сторонников нового чемпиона мира, безмерно воспевая его несравненный шахматный талант? Почему, наконец, вершители шахматных судеб США, не говоря уже о падких до сенсаций газет, не скрывают ныне своей досады, в любую минуту готовы вылить на голову непослушного шахматного одиночки новую порцию помоев?

Невольно приходят в голову исторические параллели. Три великих шахматиста мирового значения жили в течение последнего столетия в Соединенных Штатах Америки. И какова их судьба? Легендарный Пол Морфи, блеснувший метеором в прошлом веке, покоривший во время своего визита всю Европу блеском комбинаций, в конце концов разочаровался в жизни и в шахматах и провел последние дни в состоянии психической депрессии. Аналогичная судьба ждала непокорного Вильгельма Стейница — первого официального чемпиона мира, создателя современной шахматной теории. Проживая последние годы в США, великий шахматный король умер также в доме призрения для слабоумных. Может быть, есть что-то органически страшное, порочное в царстве преклонения перед золотом и безразличия к окружающим, в мире враждующих одиночек, ради собственных выгод готовых перегрызть горло ближнему своему? Не надо преувеличивать, скажет читатель-резонер, но разве не придут вам в голову именно такие мысли, когда вы закончите читать эту главу, когда ознакомитесь с той бездной грязи и клеветы, безразличия и злобности, в которой жил и проживает сейчас нелегкий по характеру, несговорчивый, но редкостно талантливый шахматист, страдающий и от тягот гнета окружающей обстановки, и от неуживчивости собственного капризного характера, выработанного — увы! — все в том же мире угнетающей человека бесконтрольной власти золота.

Проследим сравнительно короткие, но полные хороших и плохих событий жизненные пути двух выдающихся гроссмейстеров современности — Анатолия Карпова и Роберта Фишера.

Анатолий родился в слаженной, высококультурной семье, его с детства окружала любовь родителей, за каждым его шагом наблюдали преданные, выдержанные и умные воспитатели. Терпеливо и заботливо развивали они в мальчике нужные и самые ценные для жизни качества: прежде всего любовь к познанию, самодисциплину, умение держать свое слово. Когда юного Толю охватила безудержная страсть к шахматам, полезное увлечение сразу же попало под контроль семьи. А не повлияет ли это на его учебу в школе? Только бы не допустить односторонности в развитии сына, кособокости. Разве не знаем мы о печальных случаях раннего возведения детей в ранг «шахматных гениев», быстрее всего ведущего к их скорому закату.

Когда мальчик попал в златоустовскую школу № 3 и одновременно стал посещать по вечерам шахматный клуб металлургов, то и здесь он встретил теплый прием, истинную любовь и заботу, внимательное наблюдение со стороны взрослых. И первая учительница Толи Нина Павловна Козицына, и руководители кружка клуба металлургов в Златоусте Алексей Пак и Дмитрий Зюляркин, равно как и последующие воспитатели шахматных качеств молодого уральца, все были к нему крайне внимательны, и, главное, все обладали высокими моральными качествами, устремляя помыслы малыша к достижениям в науке, искусстве, шахматном творчестве.

Обстановка детства Роберта Фишера была разительно отличной от семейной жизни Карпова. Отец бросил Бобби и его сестру Джоан, когда малышу исполнилось всего два года. Видимо, недостаточно уделяла внимания детям и мать Регина, во всяком случае, нельзя утверждать с категоричностью, что ее пешие переходы через континенты способствовали воспитанию сына.

— Дети, растущие без родителей, становятся волками, — скажет потом Бобби Фишер.

Совершенно иной была и среда, в которую попал юный Роберт, когда он стал делать свои уверенные самостоятельные шаги в раннем шахматном детстве. Нет, не призыв к высшим идеалам услыхал он от окружавших взрослых, не советы осваивать тайны шахматного искусства, творчески стремиться ввысь, создавать в шахматах содержательные произведения. Нет, совсем иное слыхал он почти с пеленок.

В 1958 году на аэродроме в Будапеште мой шахматный друг Тибор Флориан прочел мне письмо, сочиненное, скорее всего, кем-то из взрослого окружения Фишера.

«На пути из Москвы в Белград, — сообщалось в Венгрию в письме, — Бобби может на несколько дней остановиться в Будапеште и дать сеансы одновременной игры. Условия оплаты таковы (следовало перечисление довольно крупных сумм). Если будете делать подарки, просьба ничего спиртного не класть. Можно дарить оптику и ювелирные изделия».

Так искусно организовывались первые шаги Роберта в желательном направлении!

А что говорить о старших американских коллегах-гроссмейстерах?

— Две тысячи долларов! — требовал гроссмейстер Рейбен Файн, когда ему предлагали защищать честь Соединенных Штатов в матче с командой СССР. Выдавая себя когда-то за страстного поборника шахмат, Файн вылил немало грязи на великого русского чемпиона мира Александра Алехина, у которого предприимчивый американец мечтал без боя отобрать шахматную корону. Поняв затем, что в «любимом» шахматном искусстве он ничего не добьется, Файн переключился на психологию. Первым актом новоиспеченного «психолога» была грязненькая брошюрка, в которой он изобразил в образе похотливого селадона великого кубинца Хосе Капабланку и вновь очернил Александра Алехина. Деньги не пахнут, а оклеветанные чемпионы уже в могиле.

Коллега Файна — Самуил Решевский всю жизнь боролся за признание шахмат в своей стране. А в чем выражается признание в США? Конечно, в долларах. И Решевский требовал доллары, причем порой в забавной форме.

— Я прошу оплатить расходы по путешествию моей жены в Гаагу и в Москву, — обратился он к организаторам матч-турнира на первенство мира в 1948 году.

— Позвольте! — вскричал один из изумленных голландцев. — Ваша жена не может в этот период ехать в Европу! Она вот-вот должна родить ребенка.

— Ну и что же, — спокойно возразил Решевский, у которого, оказывается, и такой поворот дела был предусмотрен. — Она же имеет право приехать. Что с того, что не может? Платите!

И получил-таки «командировочные» за жену, которая в Нью-Йорке мужественно выполняла функции, возложенные на нее природой.

Карпова с самой ранней поры окружали верные, преданные друзья.

«Не так просто найти друга, а тем более шахматисту, — отвечал впоследствии Анатолий на вопрос корреспондента, много ли он имеет друзей. — Друзей не много, но, надеюсь, все они верные, и стараюсь платить им тем же».

Эти слова, по-видимому, были не только словами, ибо Карпов в течение долгих лет сумел сохранить дружбу таких преданных ему товарищей, как Саша Колышкин из родного Златоуста, гроссмейстер Семен Фурман, мастер Юрий Разуваев, прославленный космонавт Петр Климук и другие.

Важнейшую роль в воспитании талантливого мальчика, его дальнейшем росте и совершенствовании сыграла пионерская организация, а потом Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи. Комсомолу посвящал Толя свои помыслы и действия, стараясь высшими достижениями ответить на внимание и заботу многомиллионной молодежной организации страны.

А что имел в юности Роберт Фишер? Калейдоскоп сменяющихся товарищей, не способных на длительную прочную дружбу. Впрочем, о том, как поступали «друзья» Фишера, читатель узнает позже. Может быть, поэтому так горько и трогательно звучат его слова:

— Все, кто любит шахматы, — мои друзья!

В результате совершенно различных сред, совсем непохожих влияний и обстоятельств оба юноши получили также и совершенно различное воспитание. А ведь природа, не скупясь, осыпала их способностями. О сообразительности, даже какой-то умной хитрости Анатолия Карпова, его умении все схватывать на лету, озадачивать окружающих «взрослыми» рассуждениями мы уже говорили. Помнит и знает читатель о его сплошных пятерках в школе, об универсальных познаниях в различных областях науки, искусства, спорта.

А что Роберт? Он также не был забыт природой.

«Способности у него действительно были отличные, — пишет один из тех, кто называет себя другом Фишера — Б. Цуккерман. — Превосходная память, умение быстро схватывать суть проблемы. Любопытно, что «интеллектуальный коэффициент» у Бобби был очень высоким — 189, в то время как средний коэффициент выражается в цифрах 110—120. Впрочем, это я так, к слову. «Интеллектуальный коэффициент» определяется в США на основании одного глупейшего теста и не может служить показателем чего бы то ни было, кроме кретинизма его составителей. Достаточно сказать, что у знаменитого кинорежиссера Стэнли Кубрика «интеллектуальный коэффициент» всего 65 и поэтому Кубрик был освобожден от армии как «слабоумный».

В результате заботливого отношения родителей, благодаря такту умных воспитателей, помощи пионерской и комсомольской организаций Толя Карпов вырос человеком грамотным, всесторонне эрудированным, много занимался математикой, хорошо знаком с литературой, искусством. В детстве он любил и географию, повзрослев, всерьез, по-научному, взялся за политэкономию. Коллекционирование марок позволяет ему не отрываться от любимой географии. Он отдает свое время книгам, спортивным зрелищам, в общем, по его собственным словам, всему, что помогает играть хорошо в шахматы. Пристрастий много, но это все, так сказать, попутное. Главное — он студент Ленинградского университета. По словам декана экономического факультета, это очень способный студент, умеющий так же, как и в школе, совмещать занятия шахматами со сплошными пятерками по всем изучаемым дисциплинам.

А Роберт Фишер? Если судить по американской печати, он не скрывает своих привязанностей: кино, чтение комиксов, прослушивание пластинок джазовой музыки. Вот, кроме шахмат, пожалуй, и все. Да, еще многие виды спорта: теннис, поднятие тяжестей, плавание, бокс. И никаких научных забот, никакой другой литературы, посещения музеев, концертов.

Мать Фишера спохватилась, но тогда, когда было уже поздно.

«Я сама поощряла в Бобби страсть к шахматам, — признавалась Регина Фишер, — но теперь вижу, что шахматы заслоняют ему все остальное. Он ничего не читает, кроме шахматных книг, если не считать этих бесконечных серий о похождениях Тарзана и приключениях Фуманчу. Боюсь, что это одностороннее увлечение шахматами обеднит его жизнь — ведь он очень способный парень и, замкнувшись в 64 клетках шахматной доски, в чем-то обкрадывает себя».

К счастью, как увидит читатель из позднейшего интервью Р. Бирна, это мнение матери основывается на детских годах Фишера, и в дальнейшем он заметно изменился.

Проходя быстрыми темпами сложный путь совершенствования в шахматах, одерживая победы в трудных, порой изнуряющих шахматных состязаниях, Анатолий Карпов неизменно чувствовал руку друга, заботливую помощь преданных сторонников шахмат. Много сделала для него спортивная организация Советской Армии, в которую Карпов вступил почти на заре своей юности и связь с которой крепко налажена у него и сейчас. В его совершенствовании ему помогли и опытные наставники — руководители и тренеры и просто коллеги-гроссмейстеры и мастера, входящие в этот передовой клуб страны. Аркадий Гурвич, Ефим Геллер, Евгений Васюков, Рафик Ваганян, не говоря уже о верном Семене Фурмане, — этот дружный армейский коллектив дал много Карпову в понимании шахмат, а главное, поддерживал его и помогал ему в труднейшие минуты борьбы. На всем спортивном и творческом пути Карпова ему сопутствовало всегда доброе, вдохновляющее слово в советской печати, по радио и телевидению; любой из спортсменов знает, как важно в тяжелую минуту сражения услышать слово одобрения, сочувствия и поддержки.

Совсем иное преследовало Роберта Фишера. Вы, может быть, помните, читатель, сильный и вместе с тем трагический эпизод из итальянской кинокартины режиссера Феллини «Сладкая жизнь». Отчаявшийся, исстрадавшийся герой отравляет газом себя и двух детей. Жадной толпой набрасываются репортеры газет и фотографы на несчастную мать, прибывшую к месту страшных событий. В их возбужденных лицах, снятых крупным планом, нет ни сочувствия, ни сострадания, ни даже элементарной порядочности. Главное, что ими движет, — бешеное желание заработать несколько десятков тысяч лир за редкий снимок или репортаж. Что им до человечности! Прочь, разум, сердце! Даешь деньги!

Я всегда вспоминаю этот эпизод, когда читаю все, что писали и пишут беззастенчивые репортеры о Роберте Фишере. Недаром он так их боится всю жизнь. Уж каких только средств не придумывал он, чтобы ускользнуть от их бесцеремонности, назойливости. Сейчас, пишут газеты, измучившийся экс-чемпион мира вынужден был прибегнуть к старинному театральному трюку — он отрастил себе усы и бороду, да к тому же перекрасил их в рыжий цвет…

— Я спросил Бобби, знает ли он, кто такой Васко да Гама? — саркастически пишет один репортер. — Он ответил: а за какой шахматный клуб он играет?

Уже много лет знаю я об этой шутке и никак не могу решить, что она больше вызывает: ненависть и отвращение к развязному репортеру или жалость к недоучившемуся юноше? Кстати, я не раз спрашивал многих своих коллег в ряде стран: кто такой Васко да Гама? У некоторых из них ответом были опущенные глаза, смущенное молчание и в лучшем случае неопределенное: «Где-то он путешествовал, что-то открывал». Так что, может быть, можно было обойтись без издевательств и простить Фишеру, что он не знал Васко да Гаму.

Вспоминаются слова Тиграна Петросяна на одной из лекций:

— Как можно говорить о недостаточной умственной широте Бобби — слава богу, он знает четыре языка: английский, русский, испанский и сербо-хорватский.

А разве не выразительно его резюме после посещения одного из крупнейших музеев живописи и скульптуры:

— Это, конечно, хорошо, но шахматы все же лучше.

Если Карпову даже не нужно было бороться за признание высоты шахмат, их положения в обществе, то Бобби Фишер на каждом шагу встречал обидный, покровительственный тон, а порой просто издевательства меценатов. В 1962 году жена известного виолончелиста мадам Пятигорская, вышедшая из семьи мультимиллионеров Ротшильдов, захотела стать свидетельницей матча двух лучших в то время гроссмейстеров США: Роберта Фишера и Самуила Решевского. Что ж, почетное намерение. В ожесточенной борьбе прошли первые одиннадцать партий и не дали никому из противников перевеса. Пять с половиной очков на пять с половиной! Можно только представить себе напряжение участников перед финальными партиями. Но зачем власть и деньги имущим нужно входить в положение играющих и что-то понимать?

Следующая, двенадцатая, партия должна была начаться в час дня в воскресенье. Неожиданно судья объявил Фишеру накануне:

— Завтра игра начнется в одиннадцать утра.

— Почему?

— Госпожа Пятигорская иначе не успеет на вечерний концерт мужа.

Фишер категорически запротестовал.

— Я обычно только встаю в это время, — наивно, по-детски пытался возразить он.

Судья был неумолим — ему приказала миллионерша!

— Пусть госпожа Пятигорская опоздает немного на концерт или не досмотрит конец партии. А может, мы вообще быстро закончим игру, — взмолился Фишер.

— Будет так, как требует госпожа Пятигорская! Явитесь завтра в одиннадцать.

Бобби не пришел на игру. Ему засчитали поражение. Тогда он уехал из Лос-Анджелеса. Ему засчитали проигрыш во всем матче и выдали тридцать пять процентов приза, как проигравшему.

Напрасны были обращения обиженного юноши в высшие юридические организации, там ведь тоже знают, что такое власть доллара…

Любимец народа, член Центрального Комитета ВЛКСМ, заслуженный мастер спорта Анатолий Карпов пользуется большим почетом и популярностью в своей стране, у своего народа. Ему посвящаются статьи в газетах и журналах, специальные передачи по радио и телевидению. Многомиллионный народ наш любит своего талантливого шахматиста, его считают своим в городах, в которых он жил. В Златоусте, Туле, Москве, Ленинграде. Чувствуя эту любовь, Карпов в любой момент старается играть с повышенной требовательностью к себе, стремясь еще более заслужить уважение, каким окружила его Родина.

Мы еще будем говорить о том, как бросили Фишера его сторонники, какой грубой и бесцеремонной критике подвергли его так называемые «друзья», коллеги и даже руководители шахматной федерации США в самый критический момент его жизни. Как оставлен он был в одиночестве, вынужденный бежать от бесцеремонности газетчиков, безразличия людей близких, от лживости и алчности религиозных проповедников потустороннего рая. Один, совершенно один, никому, по существу, не нужный, потерянный и напуганный. И можно понять его сердитый ответ в 1968 году в Лугано на уговоры посла США в Швейцарии. Посол потребовал, чтобы Фишер играл в шахматной олимпиаде, патетически заявив:

— Помните — вы играете за великую страну — Соединенные Штаты Америки.

Роберт Фишер твердо возразил:

— Ничего подобного — я играю за самого себя!

Загрузка...