Уральский самоцвет

Детектив со счастливым концом

Поговорите по душам с каким-нибудь опытным гроссмейстером, и он признается вам откровенно: всю жизнь его мучил вопрос о роли случайности в турнирных сражениях, о превратности шахматного счастья. Пожалуется гроссмейстер, а может, даже вас попросит ответить: почему в одном турнире все складывается отлично — ты выигрываешь партии, стоящие для тебя сомнительно, противники твои допускают неточности и грубые просчеты, а когда ошибешься ты — партнер порой даже не замечает твоей оплошности. Это «твой» турнир — отличный турнир! А вот в другой раз — ну будто проклял кто! Что ни задумаешь — не проходит, даже самые слабые аутсайдеры по десять партий подряд проигрывают, но как дойдут до тебя — становятся «чемпионами мира» — играют как звери! Достаточно тебе допустить малейшую неточность — и ты мгновенно получаешь ноль. В общем, играешь так, как воюет на войне сапер: одна ошибка — и взлетаешь на воздух!

В чем причина? Спортивная ли форма у тебя другая или разное состояние твоих противников? И то объяснение ищешь и другое. Одно несомненно — роль случайности в шахматных соревнованиях значительна, случай властно врывается даже в самые логические стройные партии; врывается в виде неожиданных тактических ударов, обидных просчетов. Подмечено также, что случайность играет порой заметную роль и в целых турнирах, недаром существует поговорка: «Везет, как первому призеру». Конечно же, нужно бороться со всем случайным, предупреждать его; известно — человеку точному, аккуратному, с сильной волей и выдержкой случайности менее страшны, но все равно даже у самого спокойного бывают неудачи, «и на старуху бывает проруха!».

С нетерпением ждал Анатолий Карпов международного турнира в столице Венесуэлы — Каракасе. Это была первая для него возможность завоевать желанное звание международного гроссмейстера. Ранее он не мог стать гроссмейстером: по положению ФИДЕ такое звание может получить шахматист, носящий звание международного мастера, то есть то, которое Толя только что получил в юношеском чемпионате мира. Теперь же перед ним открылась счастливая возможность повыситься в звании. Это была его первая попытка, но разве его коллеги не получали аналогичное звание именно в первом турнире?

Гроссмейстер — большой мастер. Это старинное звание в наши дни применяется, пожалуй, только в шахматах. Его очень уважают, хотя не всегда могут расшифровать, говорят порой «гоффмейстер». Когда-то звание «гроссмейстер» встречалось редко; его ставили перед именами только очень крупных шахматистов, в наши дни оно — увы! — изрядно девальвировалось.

Раньше гроссмейстером называли шахматиста, завоевавшего первое место в турнире сильнейшего состава и показавшего к тому же высокое содержание игры в ответственных турнирных партиях. Официального присвоения звания не было — просто в момент успеха репортеры сразу всех газет начинали называть триумфатора гроссмейстером и звание постепенно утверждалось в шахматном мире.

В СССР в течение 18 лет (1917—1935) не было ни одного гроссмейстера. Первым это звание получил М. Ботвинник в 1935 году, через два года его был удостоен Г. Левенфиш, еще через два года — автор этих строк (господи, как давно это было!). В следующее десятилетие пришла целая плеяда гроссмейстеров: В. Смыслов, И. Бондаревский, А. Лилиенталь, И. Болеславский, С. Флор, П. Керес, Д. Бронштейн, В. Рагозин. В турнирах послевоенного времени первыми к финишу неизменно приходили советские шахматисты, это привело к резкому неравенству количества гроссмейстеров у нас и за рубежом. Вот тогда-то Международная шахматная федерация решила присваивать звание гроссмейстера не только за первое место, а просто в том случае, если ты набираешь определенный процент очков — норму, устанавливаемую в турнире в зависимости от силы играющих. Конечно же, получать звание стало значительно легче — стать гроссмейстером стало возможным, заняв и седьмое и даже девятое место. К тому же противники в последних турах бывают очень добрыми и не откажутся дать столь нужные пол-очка, сведя партию вничью.

— С кем вы меня познакомили? — спросил меня Макс Эйве на турнире в Пальма де Мальорке в 1967 году.

— Помилуйте, профессор, вы же президент ФИДЕ! Этот человек уже десять лет носит звание гроссмейстера.

Нечего говорить, что шахматисты масштаба Карпова набирают необходимую норму без труда, и лишь волнение мешает иногда им делать это с первого раза.

Перед началом турнира в Каракасе молодой ленинградский студент не питал больших надежд на то, что в этом соревновании он станет гроссмейстером. Это была не скромность, а скорее рассудительность. Всего только пять партий сыграл Карпов за свою жизнь с гроссмейстерами, причем не высшего уровня, не с чемпионами мира и даже не с претендентами. Из этих партий две Толя выиграл, одну проиграл. Счет вообще-то неплохой, но в Каракасе играют гроссмейстеры высокого класса. Леонид Штейн, Борислав Ивков, Оскар Панно, Пал Бенко — неоднократные участники турниров претендентов, не говоря уже о других турнирах значительного квалификационного состава. Ну что ж, успокаивал сам себя Анатолий, попробуем, померяемся силами. Мое дело играть, а результаты будем потом подсчитывать.

Настроение поэтому было спокойное, мирное.

— Я просто хотел поиграть, наконец, с сильными шахматистами, — говорил Карпов. — Вспомнил о гроссмейстерской норме после удачного старта, где мне пришлось встретиться с несколькими известными шахматистами. Кстати, в этом турнире, как и на первенстве РСФСР, по жребию мне достался ставший теперь счастливым шестой номер.

Счастливый шестой номер. Толя проговорился, но он всего лишь высказал открыто то, о чем порою думают про себя многие гроссмейстеры. Счастливый номер — как ждут его при жеребьевке, как радуются, когда вытащат именно его, как огорчаются, когда их «счастье» достается другому. Могу признаться лично: мои самые высокие турнирные достижения бывали тогда, когда я при жеребьевке вытаскивал номер седьмой или тринадцатый. Один мастер когда-то сказал мне, что игроки в бильярд особенно любят именно эти две цифры, и я «принял их на вооружение». И не жалею.

Строгий читатель скажет: что за суеверие? Совсем нет. В ряде видов деятельности, где немалую роль играет случайность, человек перед началом выступления или сражения хочет хоть на йоту «обезопасить себя» верой в то, что условия спортивного поединка или театрального выступления, а порою даже и испытательного полета складываются для него удачно, все говорит о возможности отличного итога.

Скажу больше: многие следят за благополучными совпадениями и в начале турнира и в ходе сражения. Их радует вытянутый «счастливый» номер при жеребьевке, они станут ходить в одном и том же костюме в случае успешного итога борьбы и тотчас сменят этот костюм на другой после проигрыша. Они готовы просить судью посадить его на определенное место, конечно, не упомянув при этом, что заставляет их это сделать прошлая победа именно на этом же месте. Ну, а в состязаниях рангом повыше — там можно выписать и «счастливое» кресло из Аргентины, объясняя этот каприз тем, что только на нем удобно сидеть.

Радость, когда вытянешь «счастливый» номер при жеребьевке. Ну, а если достанется другой? В этом случае, думаю, гроссмейстер не очень расстроится, хотя все же тринадцатый или седьмой лучше. Покойный Леонид Штейн однажды вытянул по жребию № 1. Казалось, отлично! Но друзья тут же подсчитали: против Антошина, имеющего по жребию тринадцатый номер, Штейн играет в тринадцатом туре, тринадцатого декабря. Пришлось осторожно делать ничью.

Шестой номер вселял уверенность в молодого юношеского чемпиона мира — все предвещало успех и в Каракасе. Кстати, это не единственное число, которое любит Анатолий Карпов, еще с большей охотой играет он в турнире под номером тринадцать. На Западе, например, в ряде стран даже комнаты в отеле под этим номером нет, а вот Карпов держится противоположного мнения.

— Тринадцатое число для меня счастливое, — заявил Карпов как-то корреспонденту, — это я проверял много раз.

Сильный характер Анатолия, его выдержка, спокойствие и крепкие нервы, казалось бы, дают основание полагать, что случайности для него не страшны. Увы, это совсем не так! Говоря о случайностях, Толя заметил:

— В игре, особенно на высшем уровне, они могут повлиять на шахматную судьбу. Однако со случайностями, как и с судьбой, можно и нужно бороться.

Он был полон желания поиграть с сильными шахматистами, решимости бороться с судьбой, приложить все силы для того, чтобы добиться звания гроссмейстера. Однако во многом турнир в Каракасе сложился для него неудачно.

Поначалу все шло нормально — шахматный «детективный роман» развивался медлительно, безмятежно. Он даже радовал Карпова, внушал уверенность «жизнеутверждающими» результатами, успехами. Первая партия против американского гроссмейстера Артура Бисгайера. Толя еще ни разу не играл с зарубежными гроссмейстерами, поэтому маневры его осторожны, действия порой нерешительны. Об этом говорят примечания самого Карпова к партии.

«Пожалуй, здесь следовало сыграть дэ-четыре, дэ-пять, но я пока еще полностью не сосредоточился и не вошел в борьбу» — к 8-му ходу конем.

«И вот тут я заторопился. Прежде чем вскрыть линию, надо было отвести короля на бэ-один и сдвоиться по вертикали» — к 27-му ходу пешкой.

«Никак не мог понять, что делать дальше. Лишь позже, к новому доигрыванию, мы — Л. Штейн и я, — установили, что для реализации перевеса необходимо разменять ферзей» — к 47-му ходу конем.

Сказывался недостаточный опыт Анатолия в международных соревнованиях, непривычный режим. В Каракасе играли по такому турнирному режиму: пять часов игры, потом перерыв на ужин, после чего партии доигрывались. В случае, если какая-либо встреча не кончалась, игра возобновлялась утром следующего дня в десять часов. Для любящего поспать юноши девятнадцати лет — нелегкие условия.

К той же партии с Бисгайером Карпов дает такое примечание:

«Когда было сыграно конь же-пять, пошел первый час ночи, и, честно говоря, я соображал совсем немного».

Учтите еще разницу в несколько часов во времени между Москвой и Каракасом. Все путается в голове, в привычках.

«Наутро в 10 часов предстояло вновь доигрывать эту позицию».

Партия против Бисгайера кончилась ничьей — детектив разворачивался медленным темпом.

И дальше на душе царило спокойствие — события происходили приятные, радовали. Венгерский шахматный ветеран гроссмейстер Гедеон Барца сопротивлялся довольно долго, но все же допустил серьезную ошибку и на 34-м ходу был вынужден остановить часы. В третьем туре жребий свел Анатолия с молодым югославским гроссмейстером Бруно Пармой.

Обратите внимание, читатель, с какой предусмотрительностью и хладнокровной рассудительностью определяет каждый раз Анатолий Карпов свои шансы перед каждой партией; как тщательно взвешивает все создавшиеся турнирные условия, силу противников, их настроение и турнирные задачи. Против кого можно играть на выигрыш, когда это совершенно необходимо, а когда можно и заключить мир.

Но настроение вскоре резко изменилось. Допустив на 18-м ходу заметную позиционную ошибку, югослав попал в трудное положение. Пришлось перестроиться — отказ от игры на ничью, при наличии хороших шансов на победу — это была приятная перестройка. Позиция Пармы ухудшалась с каждым ходом, и это чуть не привело к печальному происшествию.

Враг тем временем не зевал. Стремительно бросив вперед свою крайнюю пешку, Парма создал непосредственную угрозу вечного шаха. Если в начале партии Карпов не возражал против ничьей, то теперь в совершенно выигрышной позиции это было бы психологическим ударом.

Сорок минут думает Карпов над своим ответом на прыжок черной пешки. Как играть? Он только что пошел ладьей на крайнюю вертикаль. Что же теперь — возвращаться обратно? Признать свою ошибку, согласиться с тем, что ты не видел хода противника, сделал упущение? Труднейший момент! Сколько знает история шахмат случаев, когда гроссмейстер просто «из гордости» не соглашается вернуться фигурой на только что покинутое поле и проигрывает партию.

Сильная воля сказалась — рука перенесла белую ладью обратно в центр доски. Парма сделал еще несколько ходов и подписал бланк. Была добыта важная победа, но на чистом до того «психологическом небосводе» появились темные тучки сомнений, неуверенности — предвестники дальнейших «детективных» перипетий.

За первой «вспышкой страстей» последовала новая полоса спокойствия — Карпов в отличном стиле провел несколько партий. Когда Анатолий победил Слюссара, ему вручили необычный приз. В Каракасе живет немало выходцев из России, кто-то из них подарил талантливому уральцу индейский лук и стрелы. Новое оригинальное оружие «помогло»! Последовала победа, потом ничья, еще одна победа над опытным бельгийским гроссмейстером Альбериком О’Келли. И участники и зрители с удивлением глядели на турнирную таблицу, которую возглавлял девятнадцатилетний юноша. И никто не подозревал, что успехи уже сделали свое «черное дело» — совершили в сознании молодого лидера нежелательный переворот. Шесть очков из семи — великолепный результат и в то же время… опасный излом психологического состояния. А события надвигались быстрейшими темпами. Уже в партии против О’Келли появился главный герой нашей детективной истории — зловещий призрак предложенной и отклоненной ничьей, но в этот день призрак был добр и даже благосклонен к молодому россиянину.

Оскорбленный призрак решил отомстить обидчику, но сделал он это только на следующий день.

В благодушном настроении прогуливались по улицам Каракаса Леонид Штейн и Анатолий Карпов. Им было чему радоваться — старт того и другого вселял уверенность. Карпов, правда, имел на полтора очка больше, но впереди десять туров. Все еще будет! Навстречу им приближался Борислав Ивков. Широко улыбаясь, добродушный югослав сказал с улыбкой Анатолию:

— Уже гроссмейстер?

Толя отклонил это преждевременное, но от души искреннее поздравление.

— Многое еще может измениться…

На следующий день противником Карпова был именно Ивков. Хотя партия между ними уже поначалу протекала в острой борьбе, все же, делая свой шестнадцатый ход, югославский гроссмейстер предложил ничью.

Ничья. Добровольное согласие противников закончить сражение мирным исходом: очко, разделенное на две равные части, взаимная полурадость, обоюдное медленное продвижение вперед в турнирной, таблице. Часто ничья — результат полного истребления шахматных сил на доске, но в значительном количестве случаев это нежелание вести дальнейшую борьбу, хотя позиция еще «полная жизни» и фигур на доске много. Просто оба играющих или не хотят дальше бороться, или не желают подвергать себя риску, так как положение острее и они не в состоянии учесть точно всех шансов. Значительный процент ничейных соглашений заключается также в момент взаимного цейтнота или под угрозой приближающегося цейтнота. Понятно: мало радости делать ходы с молниеносной быстротой; в цейтноте даже самую преотличную позицию можно испортить одной грубой «подставкой».

Ничья. Из всего разнообразия спортивных состязаний только в шахматах разрешено внезапно прекращать бой и, по взаимному согласию, уходить с арены. Выло бы смешно, например, соглашаться на ничью во время боксерского поединка.

Или идет напряженный матч двух футбольных команд. Счет: один — ноль. Правый край проигрывающей команды вдруг прорывается вдоль боковой линии футбольного поля и мчится к воротам противника. Никого нет на его пути, никто его задержать не может. Верный гол. Но вдруг свисток, двадцать два футболиста останавливаются на месте. Что случилось? Очень просто: один капитан команды подбежал к другому, «оформил» ничью и сообщил судье. Нелепо? Конечно, хотя, что скрывать, в некоторых нудных футбольных матчах без голов и настоящей борьбы и публика, и игроки были бы рады прекращению ненужной беготни по полю!

Если у футбольных капитанов права предлагать ничью нет никогда, то «капитаны шахматных войск» могут делать это в любую минуту самого яростного поединка. С волнением наблюдаем мы порой за острейшим шахматным поединком: волнуются играющие, зрители, передают мельчайшие подробности взаимных опасных угроз репортеры радио, телевидения. Какая острая партия! И вдруг все мгновенно прекращается: один противник что-то тихо сказал другому, часы останавливаются, и под сдержанное шиканье зрителей демонстратор вывешивает табличку: «Ничья».

Сколько недовольства вызывают подобные решения у зрителей. Гроссмейстерские ничьи — а именно так называются короткие мирные партии — подвергаются критике в печати, меры против них принимает главный судья, о них спорят на бурных заседаниях президиумов шахматных федераций. И выносят решение: «Запретить соглашение на ничью ранее тридцатого хода». Ну и что: поглядят друг другу в глаза опытные гроссмейстеры, потом вдруг делают быстрые ходы ровно до тридцатого и… опять довольные, с улыбкой пожимают друг другу руки.

Уметь вовремя предложить противнику ничью — великое искусство, требующее расчетливости, знания психологии и особенностей противника. Предложишь рано — противник имеет чуть лучшую позицию и откажется; предложишь поздно, когда тебе впору сдаваться — противник, естественно, окинет тебя таким взглядом, хоть сквозь землю проваливайся! А вот когда ничего еще не ясно, когда «земля дрожит под ногами» и у тебя и у него, — вот тут самая пора. Не видя пути к победе, противник заколеблется на мгновение — глядишь, ты пол-очка и заработал. Сколько досады, истинной горечи бывает, когда, согласившись на мирное предложение соперника, ты сразу же замечаешь, что мог дать ему мат в два хода. В партии против гроссмейстера Льва Полугаевского, игранной в Тбилиси в 1959 году, его противник — гроссмейстер Эдуард Гуфельд обратился к нему с отчаянным призывом:

— Ничья?!

— Да, ничья, — остановил часы Полугаевский и, взглянув на доску, сразу увидел, что легко выигрывает партию.

Потеря столь важного пол-очка повергла впечатлительного Полугаевского буквально в смятение. Он шел по турнирному залу и спрашивал знакомых грузинских любителей:

— Где здесь река Кура?

Предлагать ничью — значит в какой-то степени смирить свою гордость: ведь противник может и имеет все права отклонить твое предложение. Это как-то повлияет на твое состояние во время партии. Но некоторых подобные мелочи — «муки совести» — не смущают.

Согласно «Шахматному кодексу», обязательному для всех официальных состязаний, порядок предложения ничьей строго регламентирован. Ты можешь предложить ничью только когда идут твои часы или в момент свершения хода. Противник может сразу принять мирное предложение или сказать: «Я подумаю». Если он откажется от ничьей, больше уж обращаться с мирными предложениями ты не имеешь права.

Однако не все строго следуют регламенту.

— Хочешь ничью? — предложил автору этих строк один московский мастер в партии, игранной в начале сороковых годов.

— Нет, — спокойно ответил я.

— Значит, ты не хочешь ничьей? — переспросил настойчивый мастер.

Я отрицательно покачал головой.

— Я так понимаю, что ты на ничью не согласен, — допытывался мой противник.

Это меня взорвало.

— Если еще скажешь хоть одно слово, — погрозил я противнику, — я немедленно позову судью.

В одной из партий турнира претендентов на шахматный престол в Цюрихе в 1953 году я предложил ничью одному гроссмейстеру с мировым именем. Тот не сказал ни слова, «бровью не повел». Это на меня так подействовало, что я играл финальную часть партии «вне себя» и проиграл, не использовав всех шансов.

А вот много позже в одном из турниров в Голландии картина была иной. В многочисленных партиях блиц с моими славными, увы, безвременно ушедшими друзьями — гроссмейстерами Паулем Кересом и шведом Гедеоном Штальбергом — мы применяли такой шутливый метод отказа от ничьей.

— Ничья?! — грозно вскрикивал, вопрошая, партнер, у которого флажок уже еле держался на краю.

— Ту-морроу! Завтра! — образно отклонял предложение его противник. Делались быстрые ходы, после каждого из них следовал все тот же диалог.

В упомянутой турнирной партии мой противник, игравший белыми, получил перевес, выиграл пешку и дальше вел партию с видом явного превосходства. Возможно, поэтому он и попался на хитрую ловушку — позиция его стала критической. Вскоре он к тому же догнал меня и по времени — мы оба находились в цейтноте.

— Ничья? — предложил мне вдруг противник, мигом потерявший всю свою былую гордость.

— Ту-мор-роу! — по слогам произнес я в ответ.

Партию он проиграл и заявил протест судье. Тот разбирал протест с застывшей улыбкой на губах — он часто бывал свидетелем наших словесных перепалок с Кересом и Штальбергом во время блицсражений. Протест был оставлен без внимания.

Тот, кто отклонил предложенную ничью, в момент, когда настанет очередь ему самому обращаться с мирным предложением, рискует нарваться на остроумную реплику, «изобретенную» люблянским гроссмейстером Миланом Видмаром.

— Теперь уже я предлагаю вам ничью, — обратился к Видмару его соперник, всего несколько ходов назад отвергший предложение Видмара кончить борьбу миром.

— Вот если бы вы тогда согласились на ничью, — хитро улыбаясь, вымолвил остроумный югослав, — то теперь бы я был согласен.

В некоторых шахматных партиях, особенно таких, где фигуры обеих сторон схлестнулись в «штыковых» схватках, где все висит на волоске, где мат возможен в любую минуту, нервы играющих напряжены до крайности. Предложение ничьей в момент такой горячки невольно вызывает смятение в мыслях и чувствах играющего. А не согласиться ли? Не прекратить ли эту муку, страшное напряжение мысли? Но это значит упустить столь нужную победу, потерять важные пол-очка. А если не согласишься — вдруг потом жалеть будешь? Что же делать? Нужно также учитывать, что предложение ничьей невольно сбивает боевой пыл противника, лишает его запала, азартной стремительности. Этим иногда ловко пользуются хитрецы, не считающие зазорным для себя применять все средства для достижения победы. А возрази такому что-нибудь, он тут же ответит: «Я действовал строго по шахматному кодексу».

Итак, сделав свой шестнадцатый ход, Ивков предложил ничью. Анатолий интересно описывает этот момент, вскрывая свое состояние и объясняя случившееся далее.

Шансы на получение звания гроссмейстера были немного подпорчены, не говоря уже о первом призе. Как мог, успокаивал сам себя Анатолий, приводя самые различные доводы. Какие только объяснения не приводит обычно шахматист после проигрыша, стараясь не падать духом, не впадать в опасное состояние депрессии.

«В большом турнире не проигрыш страшен, — вспоминал он изречение опытнейшего знатока шахматных сражений, — а вызываемое им чувство подавленности, растерянности».

«Никаких депрессий», — приказал сам себе волевой Анатолий Карпов.

Может быть, прошло бы незаметно это обидное поражение, возможно, на следующий день новая победа вновь вернула бы прежнюю уверенность, если бы не одно обстоятельство. Детективный сюжет романа «Приключения в Каракасе» имел, оказывается, много запутанных «ходов».

Как только судья отобрал у участников оформленные бланки с записью ходов партии, Борислав Ивков обратился к своему молодому сопернику с такими словами:

— А почему вы не отошли королем?

— Когда? — не понял Карпов.

— В тот момент, когда я напал слоном на коня же-восемь. Это, по моему расчету, приводило к ничейному результату.

Озадаченный Анатолий расставил на доске критическую позицию и быстро проверил показанные югославом варианты. Вот какие хитрые ходы, оказывается, рассчитывал в партии Ивков: черных спасает смелый выход черного короля навстречу опасности в центр доски.

Целый вечер один и вместе с гроссмейстером Штейном анализировал Анатолий эту невероятную возможность выхода королем. Во всех вариантах черные сохраняли превосходные шансы. Проигрыш произошел по собственной вине. «И как же это я не заметил такого простого хода королем!»

Обидное поражение надолго выбило почву из-под ног обычно психологически очень устойчивого Анатолия Карпова. А вообще-то чего было расстраиваться? Даже после проигрыша Ивкову у него было на очко больше, чем у Штейна, и он все равно оставался лидером турнира. Но таково уж пагубное влияние обидных поражений: Толя неуверенно проводит следующую партию против Оскара Панно и с трудом добивается ничьей. И совсем уж неудачно разыгрывает черными свою любимую «испанку» против гроссмейстера Любомира Кавалека. Он просматривает элементарный тактический удар противника, сразу решавший судьбу поединка, а позже, когда этого удара не заметил и сам Кавалек, беспомощно проигрывает в простой позиционной борьбе. За одним «обидным» событием следует другое.

С честолюбивыми мечтами о первом призе пришлось срочно покончить, тем более что и следующую партию против исландского мастера Сигурионссона Карпов не сумел выиграть. Пора было брать себя в руки и спасать то, что можно было еще спасти — попытаться выполнить норму международного гроссмейстера. Сделать это было уже непросто — требовалось победить подряд трех следующих противников. К счастью, это были не самые сильные противники — они замыкали турнирную таблицу. Анатолий побеждает всех трех. Правда, один из них — Йепс — явился «соавтором» последнего «детективного эпизода» в каракасском сюжете. Об этом «приключении» сообщает сам Толя Карпов, комментируя важную партию. После 40-го хода белых он пишет:

Период деморализации был успешно преодолен. Теперь оставалось сделать три ничьи. Румынский мастер Виктор Чокылтя, советский шахматный коллега Леонид Штейн и в последний день — американец Уильям Аддисон, все трое предпочли в финальных партиях простые стратегические схемы, лишавшие их возможности играть на выигрыш. Видимо, устали изрядно!

11,5 очка из 17 вывели Анатолия Карпова на четвертое — шестое места в турнире в приятной компании с гроссмейстерами Ивковым и Бенко. Главное же, он сумел выполнить норму для получения звания международного гроссмейстера. Радостным был финиш: все приключения, так «портившие кровь», забыты, цель достигнута. Пройден важнейший квалификационный рубеж — с первой попытки завоевано высшее шахматное звание.

Анатолий Карпов, чемпион мира среди юношей, — международный гроссмейстер!