Уроки гнева

Глава четвёртая

— Да ну! — протянул Зуб. — Свистишь!

— А вот и фигушки, — вклинился Рейхи. — Те призраки в долине — это тастары.

— Кто-кто?

— Тастары, — повторил он с нажимом. — Так их зовут по-правильному. Красноглазые, или там чёрные — это просто клички. Тебе бы понравилось, если бы тебя звали бледным коротышкой?

— Что-о-о?

— Они же высоченные, — снова подал голос Локоток. — И кожа у них в самом деле черна, как стылые уголья. По сравнению с ними все люди — бледные и низенькие.

Некоторое время Зуб переваривал это замечание, но интерес пересилил обиду.

— Если они — призраки, то как это вы их разглядели?

— Никакие они не призраки, просто при случае могут стать очень незаметными. И мы их не просто разглядели. Мы были у них в гостях!

Вожак не прошедших обряда прищурился.

— Свистишь! — Вынес он вердикт. И добавил своё излюбленное. — Зуб даю!

— Пусть брешут, — вмешался Лиин. — Складно у них выходит.

— Потому что всё — правда, — заявил Локоток. — Они… как там…

— Они предлагают всем, кто придёт к ним, своё покровительство, — сказал Рейхи. — И лично я собираюсь переселиться в их долину.

— Эй! А мне ты ничего не говорил!

— Я думал, Локоток. Всю дорогу думал. И решил всё только сейчас.

— Конец болтаны! — нахмурился Зуб. — Куда это ты собрался переселяться, э?

— К тастарам под руку, я же сказал.

Голос Рейхи при этом был таким, что никакое недоверие не смогло бы усомниться в его словах и его решимости. Голос Рейхи был… пожалуй, просто взрослым.

— Ты уже не мальчишка, — сказал Рейхи тастар по имени Смотрящий. — Поэтому я буду тебе говорить так, как есть.

Как уже заметил Рейхи, порой тастары выстраивают слова довольно странно. Не коверкают речь, а просто выражаются слишком точно. Вот и сейчас: человек на месте Смотрящего сказал бы: "Я буду говорить с тобой", — но тот, похоже, собирался рассказывать что-то длинное, что-то такое, что перебивать его было бы неуместно. И поэтому сказал именно так, а не иначе.

— Одно из отличий вашей расы — большая разница в природных способностях. Искра магии горит в каждом человеке, как горит она в любом живом существе. Но если раздуть эти искры, одни из вас станут как факел, другие — как костёр, а третьи — только как свеча. Люди, которых вы зовёте Прежними, разрушили свой мир, и разрушили так, что среди выживших стало гораздо меньше обладающих особенными способностями к магии. Самые талантливые погибали первыми. Теперь, через триста лет, эти потери всё ещё очень ощутимы. Но то, что можно назвать судьбой, не любит перекосов, а лес, сгоревший в пламени пожара, со временем вырастает снова. И снова рождаются среди людей те, чей дар к магическим действиям сияет, как солнце из-за горизонта. Мы, тастары, искали таких людей, а найдя — учили. Одни при этом становились Серыми стражами, другие учёными братьями, третьи — глазами и ушами королевства в сопредельных странах. Теперь всё изменилось, но пройти мимо драгоценного камня и не подобрать его — преступление. Рейхи, ты должен был замечать в себе некоторые странности — необычные ощущения, частые озарения, возможно, особые сны. Всё это — знаки особого магического дара. При этом ты ещё молод и гибок, а значит, развить этот дар тебе будет легче, чем взрослому. Я, Смотрящий, мастер Видений из линии Ставящих Преграды, хочу, чтобы ты знал: по первой же просьбе ты станешь одним из моих учеников. Я не стану торопить с решением, но, как говорят на Равнинах, начинающий раньше уходит дальше. И это всё, что я хотел сказать.

— Знаешь, я, пожалуй, тоже уйду к ним.

— Да вы что, сговорились?

— Нет, Зуб. — Локоток, этот насмешник, озорник и задира, тоже стал серьёзен, как никогда. — Я и Рейхи… ну, просто с нами говорили по-людски. Смешно, а? Тастары же не люди, а всё-таки… Вот придёшь, поговоришь с ними, и сам поймёшь.

— Да вы спятили! Никуда я не пойду! И вам не дам, молокососам!

— Вот-вот, — буркнул Рейхи в сторону. — Этим всегда заканчивается.

— А что ты с нами сделаешь? На цепь посадишь, в подполе запрёшь? — Локоток остался спокоен. — Или на кладбище сходишь, родителям нашим жаловаться?

— Околдовали их, — бросил Лиин, положа руку на плечо Зуба. — Околдовали, точно.

— Чепуха! Тоже мне, знаток заклятий! Нам свободу дали, понимаешь ты? Сво-бо-ду! Вам-то есть что терять, вы унаследуете какое-никакое хозяйство, и если вдруг что — к родне можете пойти на поклон, о помощи просить. А у нас с Рейхи на двоих добра — один мешок, да и тот дырявый! И если кто нас по головке гладит, то за спиной… а-а-а, чего там. Скоро нам идти на Обряд Двух Стрел, взрослыми становиться. И что потом? Мужской дом до самой старости?..

Локоток аж задохнулся и умолк, сгорбясь.

— Ты, Зуб, сказал, что никуда не пойдёшь, — сказал Рейхи, — а напрасно. Лучше самому всё увидеть, чем слухами и страхом утробу набивать. И если кто-то вместе с нами пойдёт, тастары тех примут тоже. Они обещали. И я им верю.

— Локоток… а каково твоё настоящее имя?

— Гуаль. Только лучше уж по прозвищу.

— Если имя не нравится, можно получить другое. Или заработать.

Поначалу Локоток сильно робел. Как же — Пламенный ведь не просто тастар, а Владыка, да и для равнинных не грошик ломаный! Но робость быстро прошла. Пламенный держал себя совсем не так, как выборный голова селения. Не важничал, пуза не выпячивал… тем паче, что пуза-то у него как раз и не было. И короны на голове он не носил. Но только Владыка безо всякой короны оставался Владыкой, это Локоток ощутил сразу.

На Пламенного хотелось быть похожим. На других тастаров — нет; они были холодны и далеки от людей… а Владыка был иным. Особенным.

— А вы своё имя получили или заработали?

— У нас имена даются по-другому. Они всегда имеют смысл, но их нельзя перевести на язык людей. "Смотрящий", "Пламенный", "Холодная" — это только сокращения, полностью лишённые образного ряда и длины в… — тастар ненадолго замялся, — места своего узла? Неважно. Я хотел сказать тебе не об этом.

— А о чём?

— В этой долине хватит места для многих тысяч. — Владыка обвёл рукой пейзаж в окне. — И даже для десятка тысяч может найтись место. А нас — пятьсот. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Нет.

— Я объясню. Ты знаешь, почему мы скрылись в этих местах?

— Смотрящий говорил.

— Хорошо. Начинается новый виток, и каким он будет — зависит не только от нас, но и от людей. Печальная правда состоит в том, что тастары умирают. Нас слишком мало. Для пяти тысяч была бы уверенность, для двух тысяч — надежда. Даже для тысячи не всё было бы потеряно. Но нас, как я сказал уже, пятьсот. И если ничего не изменится, мы скоро исчезнем.

— Скоро?

— Да. Две-три тысячи кругов — и конец. Тебе это кажется долгим сроком, но для меня это значит, что на моих правнуках история рода тастаров оборвётся, словно сгнившая нить. Наша мудрость, наша сила, наша слава — всё это может сохраниться только одним путём: если нашими наследниками станут люди. Такие, как Рейхи, и такие, как ты. Если мы хотим остаться в этом мире хотя бы как гаснущая память, мы должны учить вас. Мы учили людей, когда я был Владыкой Равнин, и теперь, когда королевство оставлено на брата Агиллари, мы продолжим учить вас. Но не тех, кого выберем, а тех, кто придёт к нам по своей воле. — Пламенный помолчал. — Запомни: мы всегда будем рады видеть здесь новые лица. И если ты захочешь поселиться рядом с нами, с нашей стороны этому не будет препон. Выбор за тобой.

— Спасибо тебе, Свободный. И — до встречи!

Пасситме прянул в небо, мощно работая крыльями. Словно эхо, донеслось до Эхагеса:

Прощай, человек.

Что-то кольнуло стража изнутри, возле основания черепа. Что-то необычное. Знание, быть может? Уверенность в том, что не случилось… и что не случится никогда?

— Прощай, — прошептал он. И повернулся к группке существ, которые были куда ближе к нему, чем улетевший крылатый. Теоретически.

Итак, потянулся он вперёд, к смуглому безоружному человеку в потрёпанном подобии толстого халата, ты — мастер-маг по прозванию Бык?

Смуглый слегка вздрогнул и поклонился.

— Ме, илло исанар Савир.

Ты сказал это на родном языке, верно? Ты знаешь ли язык, наиболее употребительный в этой местности?

Смуглый поклонился снова.

Лучше используй местное наречие. В первое время. И остальным скажи об этом.

Поклон. "А что, недурная профилактика болезней спины", — подумал страж. И велел:

А теперь задавай вопросы.

Маг выразил своё изумление вслух, и Эхагес уловил смысл его слов благодаря новому умению. (После кратких раздумий страж решил называть это умение "касанием смысла").

— Господин?

Ты понял меня. Мой знакомый Свободный задал тебе достаточно вопросов, а ты дал на них достаточно ответов. Я более-менее знаю, кто ты, кто тебя сопровождает, чего ты хочешь и откуда идёшь. Теперь я хочу узнать, чего ты не знаешь. Спрашивай.

В разуме смуглого мага воцарился секундный хаос. Страж обнаружил, что наблюдение за путями чужой мысли может быть захватывающе интересным.

Когда выплавился первый вопрос, Эхагес знал его смысл прежде, чем слова слетели с губ:

— Кто вы, господин?

Если коротко — маг. Как и ты.

— Как я? Не может быть! Маги не носят железа — на то при них есть лиданны.

Эхагес бросил короткий взгляд на спутника Быка-Савира, того, кто был его сородичем и действительно носил кривые клинки. Слово "лиданн", как чувствовал страж, не имело полного отражения в языке "местных варваров" и в наречии Равнин; среди оттенков смысла, заключённых в нём, были — телохранитель, рука, язык, помощник. Ещё "лиданн" могло означать "раб"…

И никогда не могло означать — "друг".

Маги тех, кого ты полагаешь варварами, разделяют эту точку зрения на оружие? Очень недальновидно. Из этого я делаю вывод, что настоящее искусство боя в вашем мире неизвестно.

— Господин пришёл из другого мира?

Ты знаешь ответ. Спрашивай об ином.

— Как мне называть господина?

Так как ещё одна традиция ваших мест — сокрытие имён, можешь звать меня Летун. Как это звучит на твоём родном языке?

— Халлет, господин.

Благозвучно. Да будет так. Что ещё тебя интересует?

Чужой ум взвихрила нерешительность.

Смелее. Мне что, клещами извлекать из тебя слова?

Импульс страха. Кулак воли, стискивающий страх. Вопрос:

— Что господин собирается делать дальше… с нами?

В первую очередь — изучить с вашей помощью язык. Кроме того, вы можете сослужить мне и иную службу. Если сумеете.

— Я постараюсь не разочаровать господина.

"Не "мы" — "я". Этот нюанс и то, что за ним стояло, Гес уловил чётко.

Жёсткая усмешка — одной волной, без улыбки или выражения в звуках, которые исходят из человеческого горла.

Думаю, вы станете стараться. Все вы. Изо всех силёнок станете.

В Книге Воина сказано:

"Достоин уважения тот, кто часто и усердно тренируется в своём умении, стремясь к его вершинам. Более достоин тот, кто использует для тренировок всякую свободную минуту. Однако уроком может служить всё, что угодно — и выше всех следует ставить того, кто умеет извлекать пользу для себя из каждого мгновения. Воистину жив такой человек".

Путешествуя в обществе четверых охотников за перьями, Эхагес чувствовал себя живым, как никогда.

Будь у него такая возможность, думал он, наставник Зойру непременно включил бы в финальный цикл обучения стражей такой замечательный пункт, как путешествие по враждебной местности в обществе нескольких субъектов, которым не то что нельзя доверять, но которые в любой момент, стоит лишь зазеваться, готовы тебя прикончить. Одно плохо: на Равнинах как враждебные местности, так и по-настоящему опасные субъекты в большом дефиците.

Впрочем, чего не сделал Зойру, то Гес устроил себе сам. Причём совершенно добровольно.

Наибольшую угрозу представлял собой, конечно, маг. Заклятья отличаются от честного оружия именно тем, что иные из них наносят ущерб без излучения угрозы, которое страж мог распознать заранее. Конечно, для такой атаки нужна квалификация повыше той, которую имел сам Эхагес. Его-то магический арсенал был ограничен примитивными, в сущности, сгустками огня, стрелами сжигающего света, импульсами дробящей энергии, несущими заряд Силы криками и тому подобными приёмами. То заклятье, которым его пытался накрыть Савир, было куда хитрее. Единственное, что помогло стражу избежать смерти, как бы это ни было смешно — мощь этой магии. Напуганный, Савир действовал на пределе своих сил. И как следствие — не так быстро, как мог бы. Эхагес не получил предупреждения в виде волн излучаемой магом угрозы, но успел почувствовать напряжение скрученных энергий самого заклятия. Догадайся Савир пустить в ход что-нибудь послабее, но побыстрее — и при всей своей Мощи страж мог умереть… или, по крайней мере, серьёзно пострадать.

Конечно, если бы Эхагес отпустил Мощь на свободу, на расстоянии в пару йомов от него Савир не смог бы наколдовать даже искорки. Если. Страж даже самому себе не пытался объяснить причины, но он предпочитал жить в ежесекундном ожидании удара.

И это действительно помогало быть живым!

Гес вообще не делал многого из того, что мог сделать без труда. Например, не переносил себя и своих невольных спутников через горы по воздуху. Впрочем, у этого как раз имелось очень простое объяснение: стражу было нужно время для изучения языка и, что было, возможно, гораздо важнее — обычаев. В мирах Сферы, где Наследница стала им надёжной опорой, нужда в этом была невелика; кроме того, насколько страж успел понять, обычаи там были настолько вольными, что едва ли какие-то действия, кроме открыто враждебных, могли вызвать вопросы и привести к серьёзным неприятностям.

Фактически, обычаи Сферы были свободны настолько, что это вызывало неприятие.

Мир Ворона такой свободой похвастать не мог.

Как выяснил Эхагес, называть его "миром Ворона" было неверно. Настоящее название этих земель, существующее исключительно в Древнем языке, было Гратсдок. Поскольку простые люди не владели Древним языком, это сочетание звуков имело смысл исключительно для магов и ещё — для немногих книжников. Все остальные довольствовались именами частей целого: независимых государств, различных местностей (степей, нагорий, пустынь, лесов и так далее); а для отдельных, особо масштабно мыслящих личностей название мира подменяло название огромного материка, единственного на планете — Вилла-соу. Для Эхагеса с его способностью к "касанию смысла" оба эти названия, и Гратсдок, и Вилла-соу, несли почти одно и то же эхо: Твердь (как антитеза Водам, с чётким оттенком, подразумевающим огромные размеры этой Тверди). За восемь дней, в течение которых страж, Савир-маг, его лиданн и двое наёмников продвигались по горам в сторону холмов, Гесу довелось заучить ещё немало названий, относящихся к местной географии. А также названия для неба, светил и звёзд, названия для растений, животных и погодных явлений, названия сторон света и названия для рас, населяющих мир… очень много названий.

Всем этим страж занимался преимущественно на ходу, не забывая контролировать любое движение в радиусе нескольких сотен шагов. Он следил за всеми четырьмя спутниками, с ледяной отстранённостью ожидая любого подвоха — от покушения до попытки бегства. Он также держал на грани вызова Мантию Скитальца и был готов к мгновенному уходу в Тень, не говоря уже о том, чтобы выхватить оружие для защиты или атаки — смотря по обстоятельствам. Эхагес не забывал следить за каждым кусочком пищи, отправляющимся в его рот, и за каждым глотком воды. Ночами он спал, что не всегда делали остальные четверо — но даже сквозь сон какая-то его частица с бессонной бдительностью слушала перешёптывания у тлеющего невдалеке костра и сжимала в один узел тысячи неосязаемых нитей, пронизывающих темноту. Не менее полутора часов каждый день страж отдавал Танцу… впрочем, "каждый день" — выражение неточное, так как он старался упражняться после захода солнца либо до рассвета, немного в стороне от лагеря.

Кратко говоря, в течение восьми дней у Эхагеса не оставалось времени на скуку.

А потом, когда они уже перевалили за внешнюю горную цепь, и Гес предвкушал ночёвку среди лесов верхней границы предгорий, случились первые неприятности.