Мы с Люком бежим под дождем до машины, держась за руки. Я боюсь спрашивать, но все равно делаю это.
— Куда мы едем?
— Есть только один человек — если так можно выразиться, — который, вероятно, знает, что, черт побери, творится, — отвечает он, заводя мотор.
Пока мы едем, начинается ливень, а когда останавливаемся у дома Гейба, то шторм разгорается в полную силу. Теперь снаружи просто потоп: жирные дождевые капли сплошным потоком покрывают лобовое стекло и стучат по крыше тысячами крошечных молоточков. Всю дорогу я размышляю лишь над тем, что сказала Люку — я люблю его.
И о чем я только думала?
Он демон. Я до сих пор не могу постичь, что это все-таки значит. Но у него рога!
И я сказала, что люблю его.
О боже! Откуда пришли эти слова?
Я не люблю его.
Так. Любви не существует.
Но и демонов тоже!
Он выключает двигатель и смотрит на меня. Я ужасно боюсь Люка, но, как бы глупо это ни казалось, мой страх не имеет ничего общего с его нечеловеческой сущностью.
О боже. Я и впрямь люблю его?
Он тянет меня из машины и ведет по ступенькам на крыльцо, звоня в дверь. Во всех окнах темно.
— Может, его нет дома, — с надеждой говорю я, не готовая оказаться наедине с ними двоими.
— Он здесь, — отвечает Люк перед тем, как дверь отворяется и на пороге появляется Гейб, одним своим видом приводя меня в замешательство.
Я не могу быть здесь с ними двоими. Не когда я так сбита с толку. Ведь три дня назад я точно так же до ужаса боялась того, что люблю Гейба.
Я поворачиваюсь к Люку.
— Уверен, что это хорошая мысль?
— Он, возможно, знает, что происходит.
— Происходит с кем? — подает голос Гейб, дотягиваясь до моей руки и затаскивая меня внутрь дома.
— Со мной, — говорит Люк, заходя следом.
Гейб поворачивается к свету и осматривает Люка с ног до головы.
— И… — спрашивает он, закрывая дверь.
— Я не могу перевоплотиться, — тихим и мрачным голосом произносит Люк.
Гейб выглядит потрясенным, словно знает, о чем говорит Люк, и это что-то значит.
— Покажи.
Люк делает шаг назад, закрывает глаза, набирает воздух в легкие и выпускает маленькие черные рожки. Я слежу за трансформацией как зачарованная, борясь с желанием прикоснуться к нему.
— Попробуй получше.
— Это и есть получше.
— И он не такой горячий, как раньше, — вставляю я.
Люк смотрит на меня с надеждой в глазах.
Лицо Гейба озаряется пониманием.
— Я все думал…
— Думал о чем? — Рожки Люка исчезают.
— Помнишь, ты говорил мне, что не хочешь, чтобы Фрэнни пострадала?
— Да, — переводит на меня взгляд Люк.
— И я сказал, что верю тебе.
— Да.
— Все началось тогда. Твои мысли висели в воздухе, и любой самый древний ангел мог бы их услышать. Мысли демонов я не слышу.
— Ты рылся в моей голове? — рычит Люк, зло сощурившись.
— Ага, — ухмыляется Гейб. — И должен сказать тебе, что твой план провалился. Ты любишь ее, догадывался ты об этом или нет — это факт, отправивший твой ничтожный план ко всем чертям, так сказать.
Я перевожу взгляд на Люка.
Он тоже любит меня?
Люк свирепо смотрит на Гейба, затем отворачивается к окну.
Моя голова идет кругом — мысли, образы и эмоции беспорядочно вертятся внутри меня. То, что я слышу и о чем думаю, просто невозможно — но в то же время это правда. Какая-то крохотная частица меня все же испытывает облегчение, словно она ведала, что приближается.
Люк — Люцифер — его жар — рога — демон. Сейчас, в присутствии Гейба, это кажется более реальным, чем в квартире Люка.
Гейб.
Дыхание у меня перехватывает, когда все кусочки головоломки встают на свои места. Гейб — Габриэль — его лучезарная улыбка — и все предостережения. И то, что он сейчас сказал… «любой самый древний ангел мог бы услышать».
Нет.
Я смотрю на Гейба, не в силах скрыть потрясение. Ангел?
Он настороженно смотрит на меня и вслух отвечает на мой немой вопрос.
— Да.
— Нет!!!
Почему мне сложнее принять это, чем мысль, что Люк демон?
Потому что ангелов не существует — рая нет — и Бога нет.
Комната начинает вращаться вокруг меня, и я наклоняюсь вперед, упирая руки в колени и силясь набрать воздуха в разрывающиеся легкие. Но мое горло сжимается сильнее, когда я вспоминаю о Мэтте, а затем я и вовсе лишаюсь кислорода.
Если Бог существует, то почему забрал моего брата?
Ноги подгибаются, и перед тем, как окончательно потерять сознание, я чувствую, как Гейб подхватывает меня на руки.
Когда я открываю глаза, то первым делом вижу перед собой взволнованное лицо Люка. Он сидит на краю дивана и держит меня за руку. За его спиной маячит Гейб. Я делаю прерывистый вдох и пытаюсь сесть, но Люк укладывает меня обратно, поправляя подушки под головой.
— Я ничего не понимаю, — хрипло шепчу я.
Люк смотрит на меня сверху вниз, в его глазах — обещание всего, чего я пожелаю.
— Спрашивай о чем угодно.
Мои мысли безнадежно спутались в клубок, а изо рта вырывается невнятное бормотание.
— Вы здесь… оба… что… зачем? — наконец выдавливаю я дрожащим голосом.
Голос Люка нежен, словно он успокаивает испуганного ребенка, кем я, собственно, сейчас и являюсь.
— Потому что здесь ты.
— Я… вы здесь из-за меня? — Кровь опять уходит из головы, а перед глазами пляшут звездочки.
— Да.
— Зачем? — шепчу я.
На губах Гейба появляется сардоническая улыбка, когда он садится на подлокотник дивана у моих ног.
— Я здесь, чтобы защитить тебя от него, — кивает он в сторону Люка.
Меня трясет и подташнивает.
— Защитить меня от… него?
Гейб поворачивается к Люку с выражением отвращения на лице.
— Ты ей не сказал? Ну ты и тормоз!
Люк выглядит ужасно, когда встает и идет к окну. Он с такой силой стискивает руками подоконник, что странно, как дерево не разлетается в щепки, и не отрывает взгляда от пола.
Гейб спускается на диван, садясь рядом со мной. Обхватывает меня, и я утопаю в его объятиях.
— Люк здесь затем, чтобы отметить твою душу для ада.
— Отметить мою душу… — В голове опять все плывет, а звезды вспыхивают ярче. Потом горло сжимается, когда я думаю о том, почему принадлежу аду.
— Это из-за того… что случилось?
Гейб крепче обнимает меня.
— Нет. Это не имеет никакого отношения к случившемуся.
Люк поворачивается к нам с вопросом в глазах.
Я отвожу взгляд и сильнее прижимаюсь к Гейбу.
— Тогда почему именно я?
Гейб пронзает Люка стальным взглядом, отчего вдруг на лице Люка появляется неуверенность.
— Я никогда не знал наверняка, — наконец говорит он. — Мне было известно только, что я должен отметить ее душу.
— Хм, наверное, Бехерит очень уж верит в твои силы, — с сарказмом отзывается Гейб.
Люк готов убить Гейба взглядом.
— Заткнись, черт побери. Не мое дело знать это.
Но затем он смотрит на меня в объятиях Гейба и опускает взгляд к полу.
— Какие мы ранимые, — немного смягчившись, произносит Гейб. — Однако у тебя есть неплохая догадка.
Люк кивает, но ничего не говорит.
Гейб притягивает меня к себе сильнее.
— Фрэнни, ты особенная. У тебя есть особенные… умения. Кое-какой дар, за который обе стороны готовы на убийство — в буквальном смысле, только чтобы заполучить его.
— Обе стороны — в смысле, рай и ад?
Гейб кивает.
— Нет у меня никакого дара.
— Есть. — Он переводит взгляд на Люка.
Взгляд Люка осторожно перемещается с пола на меня.
— Фрэнни, ты видишь кое-что.
— Не знаю, о чем ты.
— У тебя есть предвидение… те образы. Халиб, отец Тейлор. Ты знала.
Мое горло сжимается, когда я вспоминаю об этих кошмарах — о том, что видела, перед тем как это происходило. Лица, следующие за молнией в моей голове: Мэтт, бабуля, Халиб, мистер Стивенс и многие другие.
Гейб отодвигается и смотрит мне в глаза.
— Но есть еще кое-что. Поважнее.
Я снова смотрю на Люка, на моих глазах побледневшего как смерть. Он медленно качает головой. Гейб поднимает на него взгляд и кивает.
— Подчинение… — шепчет Люк, хмуря брови так, будто у него внезапный приступ головной боли. Затем опускает голову и потирает переносицу. — Дьявол правый…
— Что? — говорю я. По спине бежит холодок, и Гейб привлекает меня ближе.
— Гитлер, Моисей… что у них общего?
Я сейчас не в состоянии разгадывать головоломки.
— Просто скажите, что происходит. — Я сама стыжусь своего слабого голоса.
— Ты ведь знаешь историю Моисея. У него была способность заставлять людей слушать: подчинять своей воле их мнения, мысли. До тех пор не было никого подобного ему. Когда Люцифер увидел, что именно может Моисей, как Всевышний работает с его помощью, он понял, что облажался. И когда появлялся кто-то с подобными способностями, Люцифер боролся, больше не желая оказаться поверженным. К слову, приемы он использовал грязные, — говорит Гейб, сердито глядя на Люка. — И победил. Мы все знаем, что произошло в нацистской Германии. До нынешнего времени больше не было никого с подобной силой. — Он многозначительно смотрит на Люка, затем снова на меня. — А теперь — ты.
Я смотрю на Люка, стоящего с широко распахнутыми глазами и приоткрытым от ужаса ртом.
— Послушай, вот в чем дело. Если они заполучат тебя… — Гейб легонько кивает в сторону Люка, — повлияют на тебя, то ты — Гитлер, правда, еще хуже. Если останешься с нами, ты — Моисей. Твоя сила будет лишь крепчать. — Он стискивает зубы и качает головой. — Фрэнни, ты ведь не настолько наивна, чтобы верить, что по своей натуре люди добры.
Я чувствую себя крохотной и ничтожной, а все, что я знала раньше, что было реальным, исчезло. Меня одолевают сотни тысяч вопросов, но я не могу собрать их воедино — и задаю лишь один.
— Почему сейчас? — слышу я свой шепот.
— Теперь ты сама по себе. Когда ты была маленькой, мы еще могли набросить на тебя Покров, уберечь от их радаров. — Он бросает взгляд на Люка. — Но не теперь.
Мой голос по-прежнему напоминает хриплый шепот. Но я не могу ничего поделать.
— Что вы хотите от меня?
Он ведет пальцем по краю воротника, до груди, и останавливается над сердцем.
— Просто следуй своему сердцу. Делай то, что правильно.
Не узнавая себя, я мрачно усмехаюсь.
— Я не святая.
— Я этого и не говорил. Но нравится тебе это или нет, такова твоя сущность. А моя обязанность — быть рядом и помогать, когда тебе понадобится.
Когда говорит Габриэль, я понимаю, что он прав. Именно это я увидел в душе Фрэнни. Вот почему Бехерит послал меня на ее поиски, и вот почему она так нужна владыке Люциферу, что он готов ради нее нарушить пару правил.
Она выглядит потрясенной — глаза, как у перепуганного оленя в свете фар.
— Вы, парни, выбрали не ту сестру. Должно быть, вы путаете меня с Грейс.
Габриэль зарывается лицом в ее волосы.
— Ты уже пошатнула равновесие. Ты, Фрэнни. Не Мэри, не Кейт, Грейс или Мэгги. А ты. Если у тебя хватило сил, чтобы преобразить этого недотепу… — он смотрит на меня, — тогда представь, что ты можешь сделать в царстве смертных. Ты уже изменила многое, даже не зная об этом.
Я утыкаюсь спиной в стену, будто меня толкнули, а ноги больше не держат. Сползаю по стене и сажусь на пол.
Подчинение.
У Фрэнни есть дар подчинения. А если то, что Габриэль имеет в виду, правда, то ее силы не ограничиваются миром смертных. Как он говорит, именно дар Фрэнни изменил меня — создание ада. И не только мое сознание, но и физический облик. Как такое возможно?! Даже силы Моисея не распространялись на небожителей или адских тварей. И если так, то она сможет подчинить своей воле не только толпы людей. Она имеет силы, превышающие мощь владыки Люцифера. Она может изменить облик рая и ада.
Слова владыки эхом отдаются в голове. «Пришла моя очередь. Наконец я выйду из-под его контроля». Владыка Люцифер считает, будто сможет манипулировать раем — и даже Всемогущим — через Фрэнни.
— Будь осторожна со своими желаниями, — шепчет она, настолько же погруженная в мысли, как и я.
В глазах Габриэля читается мука, когда он смотрит на Фрэнни.
— Твой дар с каждым днем сильней. Фрэнни, ты должна понять, что имеешь воздействие на мысли и чувства людей, а в итоге на их поступки. — Он бросает взгляд на меня, а затем опускает глаза на их переплетенные пальцы. — В твоей власти воздействовать не только на людей. Ты всегда получишь, чего хочешь, если это в твоих силах.
Фрэнни отстраняется от него, внезапно приходя в ярость. Комнату наполняет запах черного перца.
— Я хочу, чтобы мой брат вернулся. Но этого не происходит! — выпаливает она.
Габриэль печально смотрит на нее.
— Это подвластно лишь Богу.
Я наблюдаю, как на ее лице сменяются эмоции — ярость, потрясение, паника.
— Это неправильно. Я не святая и не ангел. Я и человек-то не очень хороший. Мое место в аду. Я уже знаю это.
Почему она так решила? Я смотрю на Габриэля. На его лице отражается боль и вызывающее у меня тошноту сочувствие. Он притягивает Фрэнни к плечу, и она тает. Когда сквозь эту ангельскую вонь просачивается аромат теплого шоколада, мое сердце обхватывает нечто холодное и темное. Я бы убил его, если бы Фрэнни не нуждалась в нем.
— То, что случилось, — причина, по которой ты сама определяешь себя в ад, — не твоя вина, — шепчет он.
— Да что ты знаешь! — взрывается она, отталкивая его. — Я убила брата.
В желудке все переворачивается. Мальчик на той фотографии — это объясняет ее загнанное выражение лица, когда я спросил о нем. Столько боли — той же самой боли, запрятанной глубоко внутри, что и при нашей первой встрече, когда я спросил, что бы она хотела изменить.
Габриэль по-прежнему смотрит на нее, качая головой.
— Фрэнни, ты не убивала его. Пришло его время. Вот и все.
Я будто наблюдаю за извержением вулкана. Слова льются из ее рта потоком раскаленной лавы.
— Ага. Повторяй это, если тебе станет лучше, ведь вы крадете детей из семей.
Габриэль чуть ближе придвигается к ней, но она отстраняется.
— Он и так со своей семьей. Бог призвал его домой.
— Что ж, тогда твой Бог… отвратителен.
Я пересекаю комнату и сажусь рядом с Фрэнни. Беру ее за руку, желая — нет, испытывая нужду хоть как-то облегчить ее боль.
— Фрэнни, я думаю, то, что сказал Габриэль, правда. Если бы ты убила его, то уже была бы отмечена для ада, но это не так.
— Что ж, следовало бы сделать это, — говорит она, уклоняясь от моего прикосновения.
Я приподнимаю ее голову за подбородок, всматриваясь в бездонные сапфировые глаза.
— Нет, — отвечаю я, наклоняясь для поцелуя.
Лишь в третий раз применяю я к Фрэнни свою силу, чтобы избавить ее от боли и перенаправить злость. Этого недостаточно, но это единственное, что я умею.
Я колеблюсь, но затем смотрю в черные глаза, словно проникающие ко мне в душу. А когда губы Люка касаются моих, все меняется, злость уходит. Когда он наконец отпускает меня из плена своих глаз, то гнев и боль исчезают.
Гейб тяжело вздыхает и грустно смотрит на меня, а я сгораю от угрызений совести. Я нуждаюсь в них обоих, хотя не могу понять, как такое может быть. Гейб пересекает комнату и садится в кресло под окном.
Я опускаю голову, уставившись на колени.
Люк крепко сжимает меня.
— Так, вернемся к изначальному вопросу. Что со мной, черт побери, происходит? Во что именно я превращаюсь? — Он обжигает Гейба яростным взглядом. — Ведь не в одного из вас. Ну пожалуйста, ради всего грешного, скажи, что я не стану паинькой ангелом. Я не смогу пережить этого.
Гейб в ответ тоже сверкает взглядом.
— Не знаю. Все возможно. Дай знать, если у тебя прорежутся крылья.
Я поднимаю глаза на Гейба.
— А может он стать человеком, как я?
Люк снова смотрит на меня с надеждой.
— Возможно, — смиренно отвечает Гейб. — Насколько я знаю, это беспрецедентный случай. Я понятия не имею, что происходит, кроме того, что это на самом деле происходит, и, очевидно, это очень важно. А ты — ключ ко всему. Фрэнни, ты изменишь мир. Это очень серьезно.
— Серьезно… — выговариваю я, стараясь осознать смысл его слов. — Ты имеешь в виду серьезно настолько, что, например, способно привести его к Иисусу. — Я киваю в сторону Люка. — Или серьезно как в «непорочном зачатии»?
Люк хмурится, а губ Гейба касается легкая улыбка.
— Зная, на что ты способна, я бы задумался о «непорочном зачатии». Хотя, если ты сможешь привести к Иисусу его, это уже будет огромное дело.
Люк опрометью проносится от дивана через всю комнату.
— Не может быть, что вы это серьезно!
— Не будь тупицей. Если бы все не было серьезно, то послал бы он меня? Кстати, ее имя — Мэри. — На лице Гейба появляется лукавая, отнюдь не ангельская улыбка. — Люцифер, в чем же дело? Не хочешь стать Иосифом?
Люк круто разворачивается и с рыком, от которого у меня волосы встают дыбом, упирается руками в стену.
— Во имя ада! Это ведь не взаправду!
Затем он снова поворачивается и широко распахнутыми глазами смотрит на меня.
Я поднимаюсь с дивана и становлюсь рядом, пребывая в смятении. Вспоминаю поцелуй с Гейбом. Если это и есть рай, то я хочу еще. Помню, как мечтала остаться там навеки, среди любви и умиротворенности. Но это не то, о чем он говорит — и что предлагает. По его словам, у меня есть сила, способная спасать людей. И чем больше я думаю, тем больше мною овладевает паника, от которой теснит в груди.
Гейб привлекает меня к себе и кладет руку на талию. На этот раз я позволяю ему, потому что нуждаюсь в нем. Я таю в объятиях, поглощенная ароматом летнего снега и спокойствием.
Когда мое дыхание выравнивается, я поднимаю на него глаза.
— И что со мной будет?
Его глаза — словно омуты, в которых мне хочется утонуть.
— Что ж, прежде всего вот это. — Он наклоняется и целует меня в щеку, слишком близко к губам, и, несмотря на спокойствие Гейба, мое сердце бешено колотится. — Знай, я всегда буду рядом. Если тебе когда-либо что-либо понадобится… — он пристально смотрит на Люка, — ты знаешь, где меня найти. — В его глазах появляется обеспокоенность. — Но кроме этого, я ни в чем не уверен.
Я сильнее прижимаюсь к Гейбу, а Люк испепеляет нас взглядом, стоя у окна.
— Не слишком ли ты распустил свои крылья? — хмыкает он.
В ответ Гейб еще крепче обнимает меня и улыбается одними губами, не сводя с Люка глаз, полных сомнения. Я растворяюсь в нем, позволяя летнему снегу окутать меня. Больше мне ни о чем не нужно думать.