Эшелон с нашими танками прибыл под Ковель к вечеру 9 июля и разгрузился на станции Маневичи. 166-й инженерно-танковый полк в полном составе сосредоточился в кустарнике, примерно в пяти километрах западнее Ковеля.
Здесь мы узнали, что противник, удерживавший Ковель, несколько дней назад внезапно отошел на двадцать километров, оставив основательно оборудованные позиции. Попытавшийся его преследовать 11-й танковый корпус встретил заблаговременно подготовленную оборону и понес большие потери.
Отход на новый рубеж был, очевидно, предпринят фашистами в порядке «эластичной обороны». Увидев, что сильно выдвинутая вперед линия их фронта под Ковелем таит в себе опасность окружения, они приняли решение заранее вывести войска из-под удара, поступившись территорией.
Сосредоточившиеся под Ковелем войска 8-й гвардейской армии (бывшей 62-й) с приданными ей средствами усиления входили в состав левого крыла 1-го Белорусского фронта и предназначались для проведения новой наступательной операции.
Танкисты очень гордились тем, что им предстояло действовать в рядах прославленной армии, вынесшей на своих плечах всю тяжесть боев за Сталинград, под командованием прославленного полководца генерала В. И. Чуйкова.
В дни подготовки к наступательной операции шло усиленное обучение экипажей тральщиков, практически отрабатывались их совместные действия с танками непосредственной поддержки пехоты, саперами и гвардейскими стрелковыми подразделениями при прорыве обороны противника. Для этого в тылу наших войск были воспроизведены вражеские оборонительные позиции и созданы минные поля с использованием мин. 13 июля, после одного из таких практических занятий, командарм Чуйков собрал в большой палатке штаба армии командиров стрелковых корпусов, дивизий и частей усиления.
Мы с Лукиным появились в палатке одними из первых. Доложив о прибытии, уселись в углу на раскладных стульчиках. Чуйков и начальник штаба армии полковник В. А. Белявский что-то обсуждали, наклонившись над картой. Когда все собрались, командарм окинул присутствующих быстрым взглядом и заговорил своим низким грубоватым голосом:
— Проведенные занятия показали неплохую слаженность подразделений различных родов войск. С завтрашнего дня — проводить планомерные рекогносцировки переднего края обороны противника на направлениях атак. Организовать самые тщательные рекогносцировки во всех звеньях. Штабу армии проверить, — кивнул он в сторону Белявского, который тут же встал, давая понять, что приказ принят к исполнению.
— Дивизиям первого эшелона армии, — продолжал Чуйков, — сегодня ночью сменить во второй и третьей позициях части обороняющейся здесь шестидесятой стрелковой дивизии. В первой позиции временно останутся подразделения этой дивизии с целью маскировки подхода наших соединений. Время их смены — отдельным распоряжением. Объявляю решение: армия прорывает оборону противника в центре оперативного построения войск левого крыла Первого Белорусского фронта. Направление главного удара — Любомль, Хелм. На второй день выйти к Западному Бугу, захватить переправы и плацдармы, обеспечить ввод и прорыв подвижной группы фронта — 2-й гвардейской танковой армии.
«Значит, с нами танки генерала Богданова, — отмечаю про себя. — И это еще не весь кулак. Удивительно, как успевает железная дорога быстро перебрасывать столько танков?»
Тем временем Чуйков продолжал:
— Учитывая, что противник однажды без нашего нажима уже отвел войска на двадцать километров, он может отойти и еще раз. Тогда возникнет опасность удара по пустому месту. Чтобы этого не случилось, мы за два-три часа перед наступлением проводим разведку боем. Противник не успеет изменить боевые порядки, вывести войска из-под удара артиллерии. С разведкой боем проводится тридцатиминутная артподготовка на всем фронте наступления армии. Удар главных сил должен наращиваться из глубины без промедления, с тем, чтобы действия разведывательного эшелона переросли в общее наступление. Для проведения разведки боем перед атакой главных сил выделить от правофланговой и центральной дивизии по два стрелковых батальона и от левофланговой дивизии — один стрелковый батальон. Каждому разведывательному батальону придать одну роту танков непосредственной поддержки пехоты и один взвод танков-тральщиков. Задача подразделений, назначаемых для разведки боем: преодолеть минные поля противника, овладеть его первой позицией, развивая наступление, занять высоты в глубине обороны. Боевой приказ поступит позднее.
Вслед за командармом отдал свои боевые распоряжения начальник штаба армии.
После совещания Лукин тут же уточнил у командиров дивизий номера стрелковых батальонов и танковых рот, выделенных для разведки боем, фамилии их командиров, договорился, где и когда их можно найти. Он решил уже завтра вывести на рекогносцировку командиров рот и взводов. А в последующие дни организовать доскональное изучение экипажами направлений атак своих танков-тральщиков.
— Итак, — прикидывал он вслух, когда мы направлялись на КП полка, — все три роты тральщиков — Старокожева, Батурина и Махросенкова — пойдут в разведку боем с передовыми стрелковыми батальонами. Чтобы проделать на участке прорыва восемь проходов, как это требуется, надо на каждый проход выделить по два тральщика. И один взвод — в резерве… Этого будет достаточно. Пройдут и одиннадцатая отдельная гвардейская танковая бригада, и одиннадцатый танковый корпус, и боевые машины Богданова… А какая же получается общая глубина траления? Если учесть промежутки между минными полями — то не менее 10–11 километров. При всех условиях с задачей справимся. Обязаны справиться.
— Сделаем все, чтобы справиться, — подтвердил я.
Лейтенант Григорий Гузенко включил радиостанцию, опробовал мотор поворота башни, еще раз окинул взглядом заполненную снарядами боеукладку, поднял ограждение пушки.
— Механик, у тебя все в порядке? — спросил он по ТПУ.
— Все в порядке, товарищ лейтенант, — доложил механик-водитель сержант Иван Омельчук.
— Башнер, готов?
— Готов, товарищ лейтенант, — отозвался сержант Сергей Артемов.
— Заряжающий?
— Все готово, товарищ лейтенант, — щелкнув затвором пулемета, отрапортовал рядовой Ахмет Карамбеков.
Спустя минуту в открытый люк башни наклонился командир второго танка-тральщика лейтенант Фарит Шайхутдинов и доложил:
— Экипаж готов к выполнению боевой задачи!
— Рацию — на прием, люки закрыть, ждать команды! — отдал приказ Гузенко. — Во всех случаях сообразуй свое движение с моей машиной. Помни — идешь за мной уступом вправо. Прикрывай меня справа огнем. Выявляй орудия и уничтожай сразу, как только заметишь. И не забывай давать целеуказания танкам, которые ведем.
— Есть! — приложил руку к танкошлему Шайхутдинов, спрыгнул на землю и побежал к своей машине.
А вскоре на танке командира взвода появился посланный мной старший лейтенант Петренко.
И Петренко, и Гузенко были земляками, оба с Сумщины, только первый из Низов, а второй из Ахтырки. После назначения Ивана Гавриловича помощником начальника штаба Гузенко принял от него взвод танков-тральщиков. Сейчас старший лейтенант Петренко уже в качестве представителя штаба контролировал выход в атаку взвода Гузенко. В этот предрассветный час 18 июля 1944 года все офицеры управления полка были на исходных позициях танков-тральщиков.
— Готов? — спросил Петренко.
— Готов, товарищ старший лейтенант.
— Смотри, Гриша, не подведи. Рви без остановок.
— Не подведем!
Петренко взглянул на часы.
— Сейчас пять двадцать пять. Через пять минут ударит артиллерия. Трогаешь с первым залпом. Все. Запирай люк.
Ровно в 5.30 заиграли «катюши», открывая тридцатиминутную артподготовку.
Взбежав на холмик, Петренко увидел, как под артиллерийский гул дружно двинулись в атаку танки-тральщики, а за ними линейные танки. Вот они взобрались на гребень небольшой высоты и скрылись за ее противоположными скатами. В этот момент я подъехал к гребню на «доджике». Петренко доложил о выходе взвода в атаку.
С высоты было удобно наблюдать за ходом боя. Впереди, примерно в полутора километрах, лежало широкое желтое поле неубранной пшеницы. Через него, от расположившегося справа хутора до села Торговище, проходил передний край обороны. Только вчера фашисты обстреляли здесь из минометов рекогносцировочную группу. А сейчас над всей западной частью поля, занятой противником, сплошным черным смерчем вздыбилась земля. Раскрашенные желтыми полосами тральщики и идущие за ними танки 11-й гвардейской танковой бригады вскоре скрылись в высокой пшенице, окутанной клубами дыма и пыли.
Посмотрев вправо, в направлении передового наблюдательного пункта армии, замечаю несколько человек на наблюдательной вышке. «Наверное, там маршалы Жуков и Рокоссовский, — мелькнуло в голове. — Кто-то говорил, что они приехали в армию. Должно быть, видели, как пошли наши тральщики. Что ж, пошли нормально…»
После войны в воспоминаниях Маршала Советского Союза В. И. Чуйкова я встретил такую запись об этом моменте:
«За огневым валом поднялись в атаку разведывательные отряды. В шесть часов с минутами по проводам уже шли сообщения о том, что передовые отряды за танками НПП и танками-тральщиками ворвались в первые траншеи, овладели передним краем обороны и господствующими высотами. Я отдал приказ о переходе в наступление главными силами армии»[9].
Слева от нас остановилась машина полкового медицинского пункта. Полковой врач капитан медицинской службы Михаил Иванович Нагибин выпрыгнул из кабины, и, увидев меня, доложил:
— Товарищ майор, направляюсь в роту Батурина.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, но я хочу побывать в каждой роте с правого фланга до левого.
— Разрешите и мне с ними? — попросил Петренко.
— Действуй! И постоянно докладывай. Я с радистами — за центром боевого порядка.
— Есть! — приложил Петренко руку к пилотке и уехал с медиками.
…Лейтенант Гузенко зорко всматривался вперед, не отрываясь от окуляра телескопического прицела.
Вот на линии двух кустарников в центре пшеничного поля — исходное положение нашей пехоты. Справа и слева от танков-тральщиков замаячили фигуры поднявшихся в атаку стрелков. Еще метров через сто — передняя граница противотанкового минного поля противника. Стена разрывов снарядов нашей артиллерии постепенно передвигалась в глубину вражеской обороны.
Где затаились противотанковые пушки гитлеровцев? Какими другими огневыми средствами прикрывает противник свои минные заграждения? И как эти огневые средства обнаружить? Высокая пшеница и мелкие кустарники хорошо маскировали вражеские огневые точки. Не видя ни одной цели, Гузенко решил бить из пушки прямо перед фронтом атаки танка-тральщика. Прогремели три выстрела, и вслед за ними раздался взрыв под тралом.
«Так, одну нащупали!» — лейтенант повел пушкой справа налево, пытаясь засечь какую-нибудь вспышку выстрела, но безуспешно.
Точно выдерживая курс, танк-тральщик командира взвода подорвал еще четыре мины и, ведя огонь из пушек и пулемета, подмял проволочное заграждение противника и с ходу прорвался через его первую траншею.
Следующее минное поле в глубине вражеской оборонительной полосы обычно находилось через два-три километра. Тральщик Гузенко продолжал безостановочное движение вперед и уже прошел вторую траншею, когда вдруг неожиданно вздрогнул от удара вражеского снаряда в башню. Гузенко не сразу заметил, как сзади, по замасленной поверхности брони начали метаться язычки пламени. А заметив, выругал себя, что не доглядел.
Прежде чем приказать гасить огонь, Гузенко еще раз осмотрел поле боя. Вот пять «тридатьчетверок» развернулись вслед за ним в боевую линию и ведут огонь с ходу. Он заметил: тральщика Шайхутдинова не было. Это встревожило. Но в первую очередь требовалось ликвидировать очаг огня в своей машине.
— Механик, стань в воронку! Артемов и Карамбеков! Приготовиться к тушению!
Тральщик опустился в небольшую выемку и остановился. Башнер и стрелок выскочили на корму и принялись гасить огонь. Один сбивал пламя струей огнетушителя, а другой быстро набрасывал землю лопатой. В этот момент Гузенко услышал по рации голос Шайхутдинова:
— Впереди, справа, под холмом вражеская пушка. Иду в обход.
— Действуй! — ответил командир взвода и начал всматриваться в подножие холмика, покрытого чахлой, выжженной солнцем травой. Однако никакой огневой точки не обнаружил.
Но вот под холмиком мелькнула едва заметная вспышка. Гузенко мгновенно послал туда снаряд.
Спустя минуту он услышал сухой треск коротких очередей танкового пулемета и увидел, как с тыла, из-за холма, налетел на немецкую пушку тральщик лейтенанта Шайхутдинова.
— Молодец, Фарит! — продолжая наблюдать за движением второй машины, радовался командир взвода. — Теперь выходи на свой боевой курс, а мы — за тобой.
— Товарищ лейтенант, огонь затушили! — доложил Артемов.
— По своим местам! Механик, трогай!
Танк-тральщик командира взвода снова двинулся вперед.
Но вдруг Гузенко заметил, что «тридцатьчетверка» Шайхутдинова почему-то стоит на месте. Он запросил по рации о причине остановки и узнал, что машина загрузла на заболоченном участке. Раздумывать некогда. Командир взвода, ни на секунду не прекращая обшаривать телескопическим прицелом поле боя, приказал командиру танка:
— Отцепить трал! Вывести машину! Катки заберешь потом.
«Надо прикрыть ребят!» — беспокойно билась у него мысль. И как бы в подтверждение этих опасений его взгляд «зацепился» за две немецкие пушки. Безупречно закамуфлированные под цвет местности, эти пушки-гаубицы были едва различимы на фоне опушки рощи, тянувшейся слева.
— Осколочным! — гаркнул Гузенко во всю мощь легких, и тут же сработавший, как автомат, Карамбеков, немного испуганно доложил:
— Готово!
Едва стреляная гильза стукнула об днище танка, как снова прозвучала команда лейтенанта:
— Осколочным!
— Готово!
Второй снаряд разорвался на огневой позиции гаубиц.
Одновременно от тральщика в том же направлении потянулась сплошная светящаяся нить трассирующих пуль. Это Гузенко давал целеуказание шедшим за ним «тридцатьчетверкам». Через мгновение снаряды полетели туда пачками. Теперь его тральщик забирал немного влево. Не переставая вести огонь с ходу, командир держал курс прямо на вражеские орудия, одновременно он старался обогнуть встретившийся Нагуманову заболоченный участок. И когда боевая машина командира взвода достигла артиллерийских позиций, оказалось, что расчеты. неприятеля были целиком уничтожены, а сами пушки-гаубицы в полной исправности попали в наши руки.
Вскоре подошел тральщик Нагуманова. Продолжая наступление, оба тральщика проложили проходы еще в двух минных полях. По следам тралов неотступно продвигались не только разведка, но и введенные в бой главные силы танков и пехоты. Теперь стало ясно, что оборонительная полоса противника взломана на всю ее глубину. Минные заграждения кончились, и взвод Гузенко сделал остановку на промежуточном сборном пункте, расположившемся в кустарнике, пропустив вперед танки непосредственной поддержки пехоты. Гузенко связался по рации с командным пунктом полка и кратко доложил нам о результатах действий и местонахождении своих машин. Одновременно он сообщил о потере связи с командиром роты капитаном Батуриным. Ему передали, что капитан Батурин погиб, а командовать ротой приказано старшему лейтенанту Антипову.
Позднее, из рассказов капитана Барабаша и подполковника Лукина, оказавшихся свидетелями гибели командира третьей роты, мы узнали следующее.
«Тридцатьчетверка» Батурина прошла почти всю первую позицию обороны противника, уничтожая его огневые точки и живую силу. На западной окраине маленькой деревушки Видуты снарядом перебило гусеничную цепь танка. Командир роты приказал механику-водителю сержанту Якименко осмотреть повреждение. Тот, стремясь выполнить приказ как можно быстрее, решил выйти из танка не через десантный люк, как поступают в таких случаях, а через люк механика. Едва он открыл крышку, как в люк влетел снаряд и разорвался внутри танка. Вместе с командиром роты погибли механик-водитель Якименко и находившийся в танке начальник инженерной службы полка старший лейтенант Журавлев. Заряжающий Фетисов получил осколочные ранения.
Лукин и Барабаш, въехав на танке в Видуты для уточнения результатов действий роты, увидели беспомощно стоявшую «тридцатьчетверку» командира, из которой валил густой черный дым. Барабаш, посланный Лукиным на поиски полковой медицинской машины, сумел перехватить ее в движении неподалеку от Видут. Из экипажа удалось спасти только Фетисова. Установив, что танк Батурина был подбит огнем вражеской артбатареи, располагавшейся в кустарнике, примерно в одном километре юго-западнее Видут, Лукин передал по радио координаты для дивизионной артиллерии, и сосредоточенным огнем батарея была уничтожена.
С наступлением темноты полк танков-тральщиков полностью сосредоточился в районе сбора для приведения в порядок материальной части и уточнения боевых задач на следующий день.
Каков же был итог первого дня?
Решительная атака передовых батальонов, усиленных тральщиками и танками непосредственной поддержки пехоты, а также последующий ввод в бой главных сил дали возможность в течение первого дня прорвать первую полосу обороны противника на всю глубину и вклиниться во вторую полосу его обороны.
Танки-тральщики 166-го инженерно-танкового полка проложили восемь проходов в минных полях на всю глубину первой полосы обороны, подорвали до 80 противотанковых мин, уничтожили 12 полевых орудий, 18 минометов, 26 пулеметных гнезд, 2 самоходных установки и один танк. В полку потери составили четыре человека убитыми и столько же ранеными. Из боевой материальной части пострадал танк Батурина.
На следующий день атака началась в 7 часов утра. Сопротивление противника, оборонявшегося по западному берегу реки Плыска, было сломлено, и танки вырвались на оперативный простор.
К рассвету 20 июля передовые подразделения, в том числе тральщики, вышли к Западному Бугу — к границе с Польшей. Сердца танкистов наполнялись радостью и гордостью от сознания, что им довелось на этом участке очистить от гитлеровцев землю родной Отчизны и в числе первых выйти на государственную границу. К середине дня 2 июля Западный Буг был форсирован на фронте 15 километров.
По черной, разбитой гусеницами дамбе непрерывным потоком шли и шли за реку танки, машины с мотострелками.
Разметало берега старого Буга. Словно буря хлынула и выплеснулась на тот берег. Натиск советских войск нарастал и ширился. Вражеские части не успели прийти в себя и осесть на новом оборонительном рубеже, как снова пришлось бросать его.
Вслед за нашими танками неотрывно двигалась пехота.
За Бугом минных заграждений не оказалось, поэтому снятые с боевых машин тралы следовали в тыловом эшелоне, на колесных машинах.
21 июля была введена в прорыв подвижная группа фронта — 2-я гвардейская танковая армия. А вскоре рядом с солдатами и офицерами наших войск замелькали фуражки воинов 1-й Польской армии. Сформированная на территории нашей страны 1-я Польская армия продвигалась в полосе прорыва 8-й гвардейской армии. Именно здесь, в Забужье, западнее Ковеля, польские патриоты впервые за долгие годы войны ступили на родную землю.
Наш полк продолжал действовать на острие атак.