Этому стокгольмскому эпизоду Веннерстрем вообще-то не придавал особого значения. Но когда вернулся в Москву – убедился, что его работа принесла результаты. В первую очередь они отразились на Сергее. При встрече тот выглядел почти как незнакомец. Чуть позже его торжественное выражение лица разъяснилось словами:
– С майорским уровнем покончено! Босс ждет тебя на квартире номер три.
Сообщив это, Сергей не смог сдержать довольной, хотя и чуть смущенной улыбки.
Наконец-то для Стига пробил час появления на сцене неведомого русского начальника – босса!
Что всегда удивляло шведа, так это то, что у Сергея никогда не было ключей от явочных квартир, которые приходилось использовать. На звонок всегда открывали симпатичные «хозяйки» с ослепительными улыбками. Они принимали пальто, аккуратно его вешали, доброжелательно приглашали пройти в гостиную или прямо к столу и с необъяснимой скромностью немедленно исчезали. Так было и на этот раз, после чего Сергей представил Веннерстрема человеку, стоявшему у окна:
– Стиг Густавович.
– Петр Павлович.
Рукопожатие получилось крепким и сразу внесло ноту дружелюбия не только в дальнейший разговор, но и во все последующие отношения.
Я всегда замечал в наших отношениях с Петром Павловичем много странного. Мы поддерживали с ним связь вплоть до моего катастрофического конца в 1963 году, даже стали хорошими друзьями – но до сих пор я не знаю его истинного имени. Еще один пример отличной конспирации внутри «железного занавеса».
– Но это абсурд, – говорили мне в полиции во время следствия 1963–1964 годов. – Невозможно общаться годами и не знать фамилию!
Тем не менее это так! Просто надо вникнуть в чужой способ думать и действовать. Понять, что имеешь дело с живым человеком, а не с его именем. Но полиция непрерывно – не знаю, по чьему указанию – выпытывала у меня «тайну». Хотя, по большому счету, какое значение имело это обстоятельство? В конце концов, я потерял терпение и выдавил из себя первое, что пришло на ум: кажется, Леменов. Все были счастливы.
Не думаю, что Петру Павловичу засекретили только фамилию. Имя, скорее всего, тоже было не настоящим, хотя обычно так далеко в конспирации не заходят. Я почувствовал это по Сергею: ему вначале было трудно привыкать к новому имени-отчеству.
Американцы тоже по какому-то поводу интересовались Петром Павловичем и хотели знать, кто он на самом деле. Они не поверили названной мною фамилии, в чем были, без сомнения, правы. Но поверили в имя и отчество: старательно отыскивали и, в конце концов, отыскали такое лицо. В результате они торжественно «разоблачили» как моего руководителя некоего Петра Павловича Мелкишева. У меня нет сомнений, что это была ошибка. И доказательством служит точное описание его внешности.
Седовласый… Но в черной шевелюре моего связника несколько седых волосков даже не были заметны. Толстые губы… Нет, они были абсолютно нормальными. Квадратный подбородок… А я помню – довольно круглый, с отчетливой ямкой. Холодные глаза… Ничего подобного – темные и теплые. Невысокий и коренастый… Наоборот, он был выше среднего роста, статный и пропорциональный. Могу смело утверждать, что у него не было никаких характерных примет. К тому же американцы «состарили» образ человека, бывшего в действительности моим ровесником.
В гостиной, где нас познакомили, стоял продолговатый стол. Петр Павлович и я сели друг против друга, Сергей – с торца между нами. На столе сиротливо красовались минеральная вода и ваза с кусочками шоколада.
Петр Павлович ослепительно улыбался:
– Работу вы провернули…
Он сделал жест, означавший высшее одобрение.
– Все прибыло за несколько дней до срока… Спасибо!
Но больше намеков на мой стокгольмский «мгновенный маневр» не последовало. Очевидно, происшедшее находилось вне сферы его интересов или влияния. Чувствовалось, что я миновал новую фазу в развитии наших отношений. Позиция третьего управления – не брать ничего на веру – неожиданно изменилась: теперь все принималось без сомнений. И выразилось это довольно смешным способом:
– Сегодня наша беседа будет касаться повседневных вопросов: подумаем, как выделить больше времени для основной работы.
Насколько я знал, моей основной была работа шведского военно-воздушного атташе. Но он-то имел в виду совсем другое – работу на третье управление! Я чуть не рассмеялся над тем, насколько по-разному мы порой воспринимаем действительность: каждый со своей колокольни. Обсуждали долго. Наконец с «экономией времени» было покончено, и он продолжил, переходя уже на «ты»:
– Мы будем давать тебе информацию, интересную для военного атташе. В разумных пределах, конечно: нельзя забывать, что твои доклады могут оказаться в США или какой-нибудь другой натовской стране… В общем, постараемся все обдумать и найти оптимальный вариант.
Петр снова улыбнулся. У него была дружеская и привлекательная улыбка, смягчавшая озабоченное выражение лица.
– Теперь вопрос: почему у тебя нет машины? Ты слишком много ходишь. Возможно, это полезно для здоровья, но теряется столько времени! Расстояния в Москве немалые…
– Буду брать такси. Оно безотказно, всегда можно вызвать. Правда, это дорого: ведь у вас курс рубля в три раза больше покупательной способности. Мы в дипкорпусе стараемся использовать рубли как можно меньше.
Петр Павлович казался властным человеком, имеющим право руководить: «я решил…», «я организовал…» И он решал, организовывал, продумывал отнюдь не второстепенные дела.
– Если хочешь, я дам тебе машину. Прямо через несколько дней. Новую или подержанную, большую или маленькую, какую угодно. Есть же у вас в посольстве и русские модели!
– Нет, это не годится. Можно возбудить нездоровый интерес. У меня идея получше: скоро итальянский посол будет менять свою «старушку», я уже почти уговорил его продать ее мне.
– Ну, хорошо, пользуйся пока такси и не обращай внимания на стоимость. Если потребуется, пусть ждет часами. Затраты не имеют слишком большого значения. Наши деньги – время.
С этими словами он протянул мне коричневый конверт, до боли напомнивший тот, в Стокгольме.
Петр считал все решенным. Да и мои мысли касались теперь исключительно практического плана: без сомнения, это прекрасно – не задумываться больше о том, где брать рубли… Помешкав, я взял конверт.
Но мой «покровитель» не собирался размениваться по мелочам. Следующим пунктом обсуждения была, ни много ни мало, собственная телефонная линия. У одного из аппаратов устанавливалось круглосуточное дежурство, чтобы я мог выйти на связь в любое время. Мне единственному был известен этот номер, и передавать следовало только короткие сообщения, содержащие время и адрес. Например, «место четвертое, 15.30».
Явки на разных улицах были пронумерованы от первой до восьмой. На всякий случай я должен был звонить из телефонной будки. Никогда не пойму, как они смогли организовать, что один из них – Петр Павлович или Сергей – всегда был готов встретиться в назначенное мной время. Осечки не было ни разу.
Помимо очередных, предусматривалась возможность и запасных встреч – с помощью двух автомобилей, номера которых мне сообщили. Если один из них появлялся у посольства или моего жилья – я должен был как можно скорее позвонить и сообщить условия встречи.
…Мы уже очень долго сидели за столом друг против друга. Время от времени я пил минеральную воду. Сергей ел шоколад и раздражающе громко щелкал авторучкой. Петр Павлович не ел и не пил. К тому же и не курил. Он весь отдался инструктажу.
Если я ждал хвалебного тона, стремления «погладить меня по головке», дать понять, что представляю собой слишком большую ценность, – то я ошибался. Петр Павлович был сама деловитость. Не последовало и ожидаемой «промывки мозгов». Все заявления, высказывавшиеся впоследствии в суде – что я, будучи связанным с политической разведкой МВД, неминуемо должен был пройти их идеологическую обработку, – не имеют под собой никаких оснований. Уверяю, я имел дело исключительно с ГРУ, а там не интересуются подобными вещами.
Получив сообщение о встрече с «боссом», я решил, что речь идет о начальнике третьего управления, по той простой причине, что раньше имел дело с начальником второго. Но позже понял, что заблуждаюсь. Однако это не был обычный офицер-порученец. Скорее всего, меня отдали на связь особому лицу, ведущему определенного агента, или, как говорят, конкретный «случай». Однако власть и полномочия этого человека были поразительными. И до того, как я успел поинтересоваться званием, мне стало ясно, почему. Однажды, проходя мимо Дома Красной Армии – помпезного представительского здания Министерства обороны, – я увидел его в военной форме вместе с другими офицерами. Генерал-майор! Позднее выяснилось – он «находился в распоряжении» для решения специальных задач, связанных с разведкой против США.
Встреча на квартире номер три прошла под знаком умеренности. Не было никакой еды, никакой выпивки. Сергей выглядел недовольным. Когда мы поднялись из-за стола, он незаметно сунул в карман два оставшихся кусочка шоколада.