В пламени холодной войны. Судьба агента

Глава 2

Осенью 1933 года молодой лейтенант ВВС Веннерстрем отрекомендовался сотрудникам шведского представительства в Риге и с их помощью устроился жить в одной русской семье – с ребенком, собакой, домработницей и другим жильцом. Прекрасная обстановка для познания языка. Особенно когда все поразительно говорливы.

Первый месяц прошел спокойно, без каких-либо сложностей. Старинные хутора в предместьях латышской столицы, узенькие и по-домашнему уютные рижские улочки, волны взморья, выкатывающие к ногам солнечные кусочки янтаря, вечерние концерты органной музыки в Домском соборе – все это щедро питало впечатлениями душу любознательного иностранца. Но в мыслях Стиг постоянно придерживался главной цели – изучить русский язык.

Вскоре он преуспел в этом, однако природная пытливость толкала на поиски нового. Со временем круг его интересов стал расширяться. Он ближе сошелся с сотрудниками шведского посольства, которые довольно быстро вовлекли его в лихорадочную светскую карусель дипломатического корпуса. Это была совершенно неведомая среда, о которой ему приходилось слышать как шутливые, так и неблагоприятные отзывы, но, к своему удивлению, он чувствовал себя в ней как рыба в воде.

Особенно близко сложились отношения с помощником шведского военного атташе Нильсом Стонггреном, посвятившим Стига в сферу, о которой новенький до сих пор не ведал, – легальная военная разведывательная деятельность с использованием дипломатической службы. Нильс внушал уважение и обладал ошеломляющими знаниями обо всем и всех. Так Веннерстрем получил возможность познакомиться с новым миром, наделенным ярко выраженными чертами напряженности и сенсации. И этот мир захватил его.

Лишь по прошествии многих недель он узнал о вещах, о которых не подозревал даже Стонггрен – или, во всяком случае, не упоминал.

А началось все с событий, казалось, не имеющих отношения к происходящему. Точнее – с приятного знакомства. Это была девушка, студентка, которую Стиг представлял своим знакомым довольно сложной фразой: «моя русскоговорящая партнерша по танцам и кино». Знакомая его латышской семьи, она тоже помогала шведу освоить русский язык.

Но, как выяснилось, в Риге проживал еще один человек, который думал и поступал подобно Веннерстрему. Американский гражданин, ускоренно изучавший русский, он также обзавелся приятельницей, и обе девушки, к взаимной неожиданности своих кавалеров, оказались лучшими подругами. Так и произошло знакомство двух иностранцев на гостеприимной латышской земле. Друг другу они отрекомендовались просто: Стиг – Джон.

О том, что американец тоже был офицером, Веннерстрем узнал чисто случайно, и после этого они уже совсем легко находили друг с другом общий язык. У Джона было что рассказать о нелегальной разведке – шпионаже, который скрытно осуществлялся прямо под носом у Латвии и России. Агенты, взятки, коды, тайные встречи, слежки, скрытое фотографирование и многое другое. К концу этого короткого знакомства у Стига сложилось мнение, что американец вовлечен в деятельность английской разведки. Между делом выяснилось, что Джон закончил языковые курсы «Интеллиджент» на французской Ривьере, а однажды в разговоре он небрежно упомянул «Ml» и даже назвал номер. После этого сомневаться в его интересах уже не приходилось.

Позже он вдруг пропал – исчез из жизни Веннерстрема так же неожиданно, как и появился. Молодой офицер шведских ВВС вскоре забыл своего американского знакомого, но все интересное, о чем поведал Джон, осталось в его памяти и проросло в дальнейшем всходами жгучего любопытства.

Как-то, прогуливаясь в центре города, Стиг решил заглянуть в кафе. Он посещал это местечко довольно часто и даже в самых замысловатых фантазиях не мог вообразить, что уже тогда за ним наблюдали. Кафе было континентального типа – очень просторное, с многочисленным оркестром и большим стендом свежих газет, из-за которых, собственно, Стиг и стал там частым гостем. Под сострадательными взглядами соседей по столу он заказывал традиционный шоколад со взбитыми сливками, хотя предпочел бы кофе. Но кофе в этом заведении был, к сожалению, чертовски плохим.

Привычки морского офицера и летчика предписывали контролировать обстановку вокруг себя, что накладывало отпечаток и на «светское» поведение Веннерстрема. Расположившись за столиком, он тут же начал ощупывать взглядом окружающих – прежде всего людей, находящихся поблизости. Именно поэтому и обратил внимание на господина, сидящего неподалеку. Тот тоже читал газету и время от времени посматривал в сторону шведа.

У Стига от природы была хорошая память на лица, хотя и не всегда удавалось увязать внешность человека с его именем. Но сейчас это было неважно, так как данное лицо он вообще видел впервые. Оно легко запоминалось и выдавало выходца из южных стран. В дальнейшем, однако, оказалось, что поверхностные наблюдения в кафе были абсолютно далеки от истинного понимания вещей: уже тогда за кулисами мирной, пожалуй, даже монотонной жизни молодого шведского офицера происходили странные события, касавшиеся его примечательной, но ничего не подозревающей персоны. О том, что это за события, он узнал значительно позднее, когда встретил Сергея…

Сергей Иванович был в то время молодым капитаном советской военной разведки. В его обязанности входило также и отслеживание сообщений, присылаемых из советского посольства в Стокгольме. Содержание одного из текущих сообщений не было особенно интересным: шведская пресса информировала читателей, что лейтенант флота Стиг Веннерстрем направлен в Ригу для изучения иностранного языка. И этот язык – русский.

Поразительно, насколько взаимосвязаны эпохи и события, насколько они логично и неумолимо увлекают нас в определенном направлении. И тот, кто верит в рок, наверняка назовет это его велением.

Почему все в судьбе Веннерстрема произошло именно так? Почему события складывались и разрешались совсем не тем образом, который нам, потомкам и наблюдателям, видится теперь единственно правильным? Слишком много этих «почему». И невозможно исправить что-либо или изменить, ведь все, что блистательному агенту было суждено, уже состоялось.

В юношестве он перенес серьезное заболевание легких. Почему именно в те каникулы, именно тем летом, которое он, швед, проводил в Германии, болезнь неожиданно затянулась? Ему пришлось тогда пропустить учебный год и надолго остаться в немецкой семье. Родителям казалось, что таким образом мальчик получал наиболее благоприятную возможность изучить немецкий и тем самым возместить потерянный год.

В чужой стране подросток не слышал ни одного слова по-шведски и поневоле освоил незнакомую речь. Это послужило питательной средой для дремлющего под спудом интереса к иностранным языкам. И уже тогда пробудилось любопытство к загранице.

Почему он стал впоследствии офицером? Ведь поначалу у него не было подобных намерений. Стиг мечтал о карьере зубного врача и уже в школьные годы начал зачитываться специальной медицинской литературой. Правда, знакомая родителей – известный зубной врач – заметила как-то, что его пальцы слишком коротки, да и руки, вообще говоря, неуклюжи для столь тонкой профессии.

«Абсурд», – возразил, узнав о такой оценке, другой знакомый – тоже зубной врач, но принадлежавший к более молодому поколению.

Годы схлынули, но, по шутливому признанию уже более зрелого Веннерстрема, у него неизменно портилось настроение, когда приходилось посещать зубоврачебный кабинет. Особенно если врач располагал оборудованием по последней моде и элегантно вел прием. И если у него к тому же были квадратные руки и короткие пальцы…

Когда Стиг стал офицером, многие думали, что этот выбор предопределила семейная традиция. Отец, дед по матери и брат отца – все были офицерами. Но, как ни странно, парень не испытывал гордости преемника. Наоборот, чувствовал себя жестоко разочарованным: ведь выбрать профессию военного пришлось скорее из чувства покорности, просто потому, что надо было кем-то стать.

И почему это оказался военно-морской флот, единственный вид вооруженных сил, в котором тогда было хорошо поставлено изучение иностранных языков? С самого начала Стиг отдал предпочтение летному делу, но в то время было невозможно попасть в ВВС иначе, как пройдя предварительную службу в другом виде войск. Изучение навигации и управление кораблем казались хорошей подготовкой для того, кто собирается стать пилотом. Так в жизнь Веннерстрема вошел флот.

В ожидании перемещения в ВВС, в Люнгбюхед, где предполагалось получить летное образование, он волей судьбы попал на зиму в маленький городок Карлскруну. Там его ожидала должность преподавателя, а в придачу – непривычно много свободного времени.

Отец и дед постоянно внушали: «Используй время для чего-нибудь полезного. Осваивай языки: флот имеет такие хорошие курсы! Почему бы не изучить русский? Прекрасный шанс стать редким специалистом!»

Именно это Стиг тогда и сделал. Подал заявление на курсы иностранных языков. Дело пошло хорошо. Вскоре он стал лучшим, но, как полагал по скромности, не потому, что обладал большими способностями, а из-за того, что было много свободного времени.

Началась и успешно закончилась летная подготовка в Люнгбюхеде. Шел 1933 год, когда на службу призывалось сокращенное число военнообязанных, что было нетипично и непривычно – ведь часть офицеров на это время тоже становилась «свободной». За полгода можно было пройти специальную подготовку по разным направлениям, в том числе и в изучении иностранного языка за границей. Почему судьба распорядилась так, что Веннерстрем стал одним из «освобожденных»?

Были определены стипендии, среди них одна – для изучения русского языка. Это прельстило молодого шведа. Он подал прошение, и хорошие результаты учебы в Карлскруне позволили ему получить стипендию. В то время русский изучали в прибалтийских государствах, обретших самостоятельность после первой мировой войны. Стигу выпало обучаться в столице Латвии – Риге. Вскоре сообщение об этом прошло в маленькой газетной заметке. И даже буйная фантазия молодого щеголя не могла бы тогда подсказать, какие последствия в будущем повлечет за собой эта заметка…

– Веннерстрем… Это кто ж такой? Никакой информации… Пожалуй, карточку заводить не стоит.

Работа у Сергея Ивановича была малоинтересная. Он ведал в Москве картотекой, внося в нее иностранных граждан, которые могли бы представлять интерес для разведки. Теперь или в дальнейшем. И картотека, надо заметить, была не маленькая – несколько комнат в старом княжеском дворце на улице Знаменке.

Вскоре еще одно сообщение легло на стол Сергея Ивановича, на этот раз – из Риги. Он узнал, что Веннерстрем прибыл в столицу Латвии без каких-либо служебных обязанностей и, по-видимому, тесно связан со шведским посольством. Сергей пожал плечами и снова отправил сообщение на обработку без каких-либо комментариев.

Через некоторое время ему вновь попала очередная бумага из Риги: «Наблюдение за Эгоном показало, что он несколько раз встречался с упомянутым прежде Веннерстремом».

– Черт! А вдруг между американцем и шведом есть связь? Тут уже другое дело: теперь, голубчик Веннерстрем, милости просим в картотеку…

Конечно, в то время Стиг понятия не имел, кто такой Эгон. Лишь много позже он узнал, что это – псевдоним Джона. И что по каким-то причинам американец в глазах русских выглядел подозрительной фигурой. Любопытно было и другое: почему спутницы американца и шведа оказались лучшими подругами? Еще одно из многих «почему», толпой сопровождавших жизненный путь Веннерстрема.

Наконец настал день, когда в картотеке Сергея Ивановича Веннерстрем удостоился не только карточки, но и новой нетронутой папки, которая в дальнейшем запрашивалась неоднократно.

Капитан был энергичен. Затребовал у русских военных в Стокгольме фотографию своего нового «героя». «Если это возможно», – писал он тогда деликатно. И через несколько недель уже рассматривал фото. Сотрудник, сидевший рядом, прокомментировал не без иронии: «Парень выглядит прямо наивняшкой! Но, может, так и надо выглядеть, чтобы не привлекать внимания?»

Не очень-то лестно для будущего супершпиона!

Узнав позже о фото, помещенном в папку, Стиг, по его собственному признанию, не раз ломал голову: что за снимок и откуда взялся? Объяснение напрашивалось простое: из газетной заметки о столкновении двух самолетов, один из которых он пилотировал. Столкновение было серьезным – летчик чудом остался жив, что и привлекло внимание прессы. Может, русские купили копию заметки в какой-нибудь редакции или выменяли через посредника?

Но правда открылась много позже: Сергей Иванович ездил тогда в Ригу, чтобы осторожно понаблюдать за несколькими новыми объектами своей картотеки. Благодаря злосчастному Эгону, Веннерстрем стал одним из этих объектов. Тогда и появилось фото.

Конечно, поездка Сергея не принадлежала к разряду особо важных или необходимых. Просто хороший предлог увильнуть на несколько дней от однообразной работы и немного встряхнуться. Именно он и рассматривал Веннерстрема в тот раз в континентальном кафе так пристально… После того, как проследил от самой квартиры.