Фил
Красный туман застилает глаза, когда я смотрю на ее жалкий вид. Должно быть, она заметила перемену во мне, потому что съеживается в углу, пытаясь сохранить дистанцию между нами.
В два шага я настигаю ее, беру за горло и выжимаю из нее жизнь. Это было бы так легко. Еще немного давления, и я бы сломал ее.
— Что ты наделала, Саша? — спрашиваю я ее сквозь стиснутые зубы. Я уже знаю, что она натворила, но хочу услышать это из ее собственных уст.
— Не могу… дышать… — пискнула она, и у меня появилось желание еще крепче сжать ее горло.
Наконец-то выпустить из нее жизнь.
— Скажи мне. Что. Ты. Наделала? — я выделяю каждое слово и ослабляю хватку, чтобы она могла ответить мне.
— Что мне ещё оставалась? Не могу, я так больше, не могу.
— Я же просил тебя молчать.
Я тут же отпускаю ее, и она, пошатываясь, встает на ноги.
— Я не думала что она так поступит, я думала она простит меня.
Я усмехнулся.
— Думала она. Дура ты.
Оставив девушку в покое, я направился в комнату, где охранники смотрели камеры видеонаблюдения.
Едва переступив порог, наткнулся взглядом на несколько моих людей — расправив плечи, в полной боевой готовности, они застыли. Мужчины склонили головы в знак уважения, когда я проходил мимо.
Периметральная сигнализация срабатывала всякий раз, когда что-либо тяжелее сорока килограммов пересекало незримую границу, охраняемую спрятанными в грунте датчиками.
— Всё хреново, — произнёс брат, указав на одну из камер на маниторе.
— Как я понимаю Оливия постаралась.
Внутри я какой угодно, только не спокойный.
— Сучка.
Оливию нахожу на кухне, та спокойно кушает свои хлопья и залипает в телефоне.
— Где она? — кричу я.
— И тебе доброе утро, как спалось? — отвечает девушка не отрываясь от телефона.
Со злости хватаю телефон, тот летит в стену.
— Купишь новый.
— Где она — скрежу зубами, пытаясь сдержать свой гнев.
— Незнаю — шепчет она мне на ухо и выходит из кухни.
После её ухода повисла тишина. Гнев начал угасать, но напряжение так и не покинуло мои мышцы. Маленький котёнок с успехом обвёл меня вокруг пальца. Мне казалось, я здесь кукловод, но это она играла со мной.
Мне приходится приложить много усилий, чтобы закрыть глаза и сосредоточиться на своем дыхании.
Сердце колотится.
Пульс учащенный.
Тяжело.
Я громко стону.
Черт!
Она, наверное, даже не представляет, что делает со мной… с моим телом, когда я вижу ее и нахожусь так близко к ней. Теперь же её нет, и я умираю. Медленно и мучительно.
Я всегда думал, что в аду есть особое место с моим именем. Место в седьмом круге, где мое наказание будет длиться целую вечность. Мне удалось смириться с этим, как ни странно. В конце концов, это было то, что я заслужил, и оправдания мне не нужны.
Такая чистая душа, как у нее, никогда бы не ступила на порог темноты.
Я смеюсь над этим, циничным смехом, который почти заставляет меня задыхаться.
Вот и все, не так ли?
Какое еще наказание может сравниться с этим? Никакое…
Похоже, это ад на земле…
Ненависть к себе, которую я сейчас испытываю, переполняет меня, и мне ничего не удается сделать, кроме как на шатких ногах направиться обратно в комнату, где парни изучают камеры.
Войдя увидел как мужчины углубились в разговор. Увидев меня, они останавливаются и приветствуют меня. Я сохраняю ничего не выражающее выражение лица и поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь.
Я молюсь о том, чтобы с ней все было хорошо.
Я молюсь о силе, чтобы она вернулась ко мне.
И… я молюсь о том, чтобы все это закончилось.
Что я натворил?
Что я навлек на нее?
— Миша пропал — залетает Иван — Видимо она его забрала.
У меня появляется жалкая надежда.
— Вы успели зашить в него чип?
— Обижаешь— говорит один из моих парней, он в ту же секунду вводит код от чипа Мишы, на экране загорается маленький красный огонёк, местоположение Мишы.
Я бросился к своей машине, пытаясь попутно управиться с ключами. Выругавшись, с третьей попытки разблокировал двери машины.
В тот же миг моментально тронулся с места, желая как можно скорее найти свою жену.
Довольно быстро оказался на месте, я не понимал, что Полина могла делать в генекологическом отделении. Но тут вспомнил, что её подруга работает, раньше работала генекологом, только у неё она могла просить помощи, только к ней обратиться и спрятаться, как я раньше не догадался.
У меня дрожат руки, но я стараюсь держать голову высоко. Выхожу из машины, в телефон начинает жужжать в кормане брюк. Я не обращаю на него внимания.
Но тут я вижу то, так много чувств грозит захлестнуть меня — паника, страх, горе.
Моя собака, поправка, её собака лежит в крови застрелена, снег возле собаки начал таять от его крови, а моей девочки нигде нет. Рядом валяется телефон, поднимаю и смотрю, смотрю. Мой номер, она набрала мой номер. Я отключаюсь, телефон в кармане перестаёт жужжать.
Страдая от головокружения, слегка покачнулся. Меня окружала странная, погруженная в дымку, чернота, словно я ушел под воду или попал в густой туман.
— Филипп — До ушей донеслись звуки собственного имени, но голос был очень приглушённым и, казалось, звучал где-то далеко.
Я практически ничего не видел, все вокруг было размыто. Моментально ощутив тошноту, я склонился, колени от снега, стали мокрыми. Я ощутил поднимающуюся в горле горечь. К ни го ед. нет
Встаю, руки дрожат, брат отходит от меня. Выругавшись, швырнул свой телефон в машину, чувствуя образовавшийся в горле ком и затуманивающееся зрение. Сжав руки в кулаки, ударяю по лобовому стеклу. От силы удара по стеклу с пассажирской стороны побежала трещина. Ощущая охватывающее отчаяние, вновь наношу удар по лобовому стеклу своей машины. Костяшки пальцев пронзила острая боль, битое стекло впивалось кожу. Убрав руку, пинаю дверцу, расположенную с пассажирской стороны.
Что же ты натворил? Ублюдок! Моральный урод. Если она умрёт…
Почувствовав опустившуюся на плечо руку, развернулся настолько быстро, что брату пришлось поднять перед собой руки и сделать шаг назад.
— Успокойся, слышишь. Мы найдём её.