В сердце России

В РОЩЕ ЛУЧИННИК

Знаете ли вы русскую березу в пору золотой осени? Это весной! Тогда березки прихорашивают стволы: сбрасывают поистрепавшийся за зиму потемневший слой коры, одеваются в тончайший нежно-белый с темной отделкой шелк и шумят своими клейкими сморщенными листочками. Березняки стоят тогда будто в зеленой дымке. В сентябре же березовые листья возвещают о начале осени первыми золотыми прядями в шелковистых кронах. В прощальные колеры расцвечивает осень березовую листву. С чем можно сравнить красоту наших осенних берез, тот восторг, ту радость, которую ощущаешь, когда войдешь в сентябрьский березняк, вдохнешь прохладный воздух, разлив в нем аромат грибов, запах лесной земли с каким-то неповторимым осенним оттенком?!

После утреннего дождя полдень был свежий, ясный, безветренный. Солнце приветливо смотрело с высокой голубой выси, по которой изредка проплывали легкие белые облачка, похожие на паруса в бескрайней морской дали. Березы стояли чистые, веселые, словно дети после купания. Кроны их были где-то высоко. На фоне синего неба березы будто в позолоте. Сквозь ветви просвечивало солнце. Потоки света, яркие и теплые, пробивали кроны, ломались, играли на стволах, ложились пятнами на землю. Возникала прихотливая игра воздуха, света и тени, придававшая роще особую, лишь ей свойственную красоту. Когда солнце закрывало облачко, все вокруг темнело, прекращалась игра света, а когда солнечные лучи снова появлялись косыми стрелами на макушках берез, они будто вспыхивали, отдавая теплое сияние всей роще. В березовом лесу всегда светлее, чем в каком-нибудь другом — дубовом, еловом или сосновом, как будто березы сами светятся тихим ровным светом и освещают пространство вокруг себя. Даже в ненастье в березняке светло и весело — просторно в тесноте его белых стволов, светло и в лунную ночь. В старину была поговорка: «В еловом лесу — трудиться, в сосновом лесу — молиться, а в березовом лесу — веселиться».

В этот полдень я долго бродил в березовой роще вблизи Болдина с названием Лучинник. Было тихо. Протенькает синица, прыгая с ветки на ветку, да прострекочет сойка, извещая о непрошеных гостях. И снова тишина.

Березы стояли в пышном наряде. Высокие с гладкой, белой, как только что выпавший снег, корой, горели под лучами солнца, словно холодные костры. Куда там костры — ярче! Днем уголь костра мало заметен, а березы, залитые солнцем, горели разноцветным пламенем: желтым, багряным, золотым… Ни росные капли, ни проливные дожди, казалось, не могли погасить неугасимое зарево березового пожара. А когда нечаянно появлялся ветерок, роща переговаривалась с ним, шумела.

Смотрю на эту красоту, и меня пронизывает мысль: «А ведь я где-то видел это!» Да, конечно, видел — в Третьяковской галерее на полотне И. И. Левитана. Так оно и называется — «Березовая роща». Великий художник нарисовал ее на Волге, в Плесе, с изумрудной травой и стволами, чуть розовеющими на прямом свету. Это одна из лучших его картин. Но в Лучиннике я ощущал ее живую красоту, соединенную с образом А. С. Пушкина. И само название рощи, по преданию, связано с поэтом. Однажды в роще был пойман крестьянин, срубивший березу. Виновного привели в контору к управляющему. Случайно вошел Пушкин. Узнав, что провинившемуся угрожает наказание — порка розгами, поэт спросил крепостного: «Зачем же ты испортил березу?» «Виноват, — со слезами возмолился мужик, — во тьме сидим, барин, лучины нету. Вот я и срубил березку». Пушкин отменил наказание и шутя сказал: «Хотел на всю жизнь запастись лучинами? Не дело это рубить молодую рощу, сейчас она настоящий лучинник, только на лучину годится. Подрастет, вашим же детям послужит на пользу и радость». Так роща с тех пор и зовется — Лучинник. Пушкин любил эту рощу. Во время приездов в Болдино она была местом его прогулок, отдыха и труда. В погожее утро верхом на коне он приезжал сюда. Медленно поднимался по тропе, шел по мягко шуршащей бронзовой листве меж белеющих стволов березок. Здесь под их сенью зрели его творческие планы, рисовались черты любимых героев. Отсюда через сквозные просветы меж подростковыми деревцами, освещенными глянцевым блеском осеннего солнца, он видел убранные поля на плавно поднимающихся холмах, убогую деревеньку, медленно крутящиеся крылья ветряных мельниц. Здесь, в уединении и тиши, он, возможно, снова и снова перебирал в памяти мысли о прошедшей молодости с ее порывами, увлечениями и страстями. «Безумных лет угасшее веселье мне тяжело, как смутное похмелье». В болдинском одиночестве Пушкина была тоска и в то же время одержимость творчеством.

Я стою, прислонившись к гладкоствольной березке, шелковистая кора ее приятно холодна. Чудо это объясняется просто, если вспомнить, что белый цвет хорошо отражает солнечные лучи. Белый цвет коры у березы не для одной красоты. Весной белят стволы фруктовых Деревьев, чтобы уберечь их от солнечных ожогов. Вот и березу цвет коры предохраняет от ожога, ведь кора у нее тонкая, не то что у дуба или сосны, которым не опасно горячее солнце.

Береза! Березка! Самое милое русское дерево. О ней поется в песнях, говорится в сказках. Неизъяснимое чувство восторга охватывает, когда глядишь на березу. Сколько в ней мягкого света и как прекрасно это высокое и стройное дерево с перламутровой корой! Олицетворение красоты и добра. Береза — символ поэтического очарования наших лесов. Это зеленая краса милых родных мест. Как дома без окон, как ребенка без улыбки, так родной земли нельзя представить себе без белой березы.

Сколько красоты и яркости принесла береза на полотна Левитана, Поленова, Куинджи, Нестерова! Когда великий русский композитор М. И. Глинка возвращался на родину, то, переехав границу, он остановил свой экипаж, вышел на дорогу и низко поклонился белой березке, как символу России. А. С. Пушкин после путешествия по Крыму, в декабре 1824 года, писал своему другу поэту Дельвигу: «… мы переехали горы… и первый предмет, поразивший меня, была береза, северная береза. Сердце мое сжалось: я начал тосковать о милом полудне…»

С древних времен береза вошла в жизнь русского народа. Без этого дерева трудно представить жизнь крестьянина. На Руси березу называли деревом четырех дел: первое дело — мир освещать, второе — крик утешать, третье — чистоту соблюдать, четвертое дело— больных исцелять. А это означало, что когда-то в деревнях березовые лучины, не дающие копоти, были единственным источником света. Береза давала деготь, без которого не могла обойтись ни одна телега. Береза лечила больных целебными почками, соками. Когда крестьянин простужался, занемогал, лучшим средством помощи ему был березовый веник в парной бане: разгонит кровь и как рукой снимает всякую хворь. Березовый веник был еще стражем чистоты в каждом деревенском доме. Самые спорые и жаркие дрова, сани, топорища, лыжи, пастуший рожок, бурачок для квасу— все это береза. Из березы люди издавна делали посуду, на тонких ее свитках— бересте писали наши предки. Любопытно, что в народном поэтическом творчестве почитаемая славянами береза выступает всегда положительным героем — то хранительницей народных кладов, то заколдованной красавицей, доброй волшебницей или мудрой крестьянской дочкой, побеждающей в поединке со злыми силами.

М. М. Пришвин говорил, что «береза — самое близкое к человеку дерево». У дома, при дороге, у реки — всюду березка рядом с человеком. Каждый считает долгом посадить березку перед домом, посадить на счастье, на будущее. У обычая сажать березку под окном есть медицинское обоснование: листья березы выделяют фитонциды — вещества, оказывающие губительное воздействие на бактерии, грибки. Сажая в палисаднике березку, человек создавал перед домом живой барьер болезням…

Хотелось бесконечно долго идти по роще, чувствовать тепло солнца, надежную твердость земли под ногами, видеть, как веселые березки то сбегаются дружной толпой в тесный хоровод, то разбегаются поодиночке, а то стоят, как верстовые белые столбы, вдоль и поперек светлой поляны, будто указывают дорогу в грибные места. Я увидел синицу, веселый голосок которой звенел серебряным колокольчиком. Летом ее не услышишь, а сейчас на всю рощу звенит. Песенка ее нежна, протяжна и отрывиста. Если заметит опасность, повернется раза два на веточке — и шмыг по лесу дальше. Не встречал я синицу вялой и сонной: всегда она в движении, в работе. Летом с рассвета до сумерек ищет насекомых поблизости от своего гнезда. Она два раза выводит птенцов. Ведь синица — самая плодовитая среди наших мелких птиц: в ее кладке более десятка яиц! Птенцы первой кладки появляются в мае. Не успеют они покинуть гнездо, как родители кладут новые яйца. Все время синицы в поисках корма для птенцов. За час она несколько десятков деревьев проверит, до тысячи веток осмотрит, склевывая с них массу насекомых. Большинство птиц не едят мохнатых гусениц, а синица знает, как с ними справляться: расклевывает гусеницу и съедает ее внутренности. Если не удается добыть достаточно мясной пищи, то продырявит клювом спелую грушу или же ягоды — землянику, смородину, причем ее привлекают семена.

Вот и она сама. Бежит по суку, заглядывая в каждую трещину, и все время лепечет: «Тень-тень, тень-тень». Перепорхнула на другой сук, подвесилась на ветке головой вниз, схватила какую-то букашку. На несколько секунд задержалась на ветке березы. В бинокль я увидел нарядную птицу. Черно-сизая блестящая шапочка прикрывает ее голову, которую она то опускает, то поднимает. Черные ленты, окаймляя белые щечки, тянутся на горло, как концы франтовского галстука, идет от горла на грудь черная полоса. Спинка зелено-серого цвета. Грудь и брюшко лимонно-желтые. Длинный хвост и крылышки голубовато-серые, а на последних еще беленькие полосы. Круглый год живет у нас синица.

Солнце спускалось за горизонт, становилось гранатовым. Лучи его окрашивали стволы берез в оранжевый цвет. Облака горели медно-красным румянцем. Коротки осенние закаты. Но какая чистота красок, на полнеба расплескавшихся, переходящих одна в другую непередаваемо тонко: от раскаленно-угольных до палево пепельно-потухших. Кругом задумчивый покой.

Только слышно было, как пискнула, промелькнув от пенька к пеньку, припала под коренья мышь, да мелькнуло что-то между деревьев: упала, цепляясь по сучьям, сухая березовая ветка. Думалось, что такой покой нельзя нарушить: так было всегда, так останется навеки.

Но нет, раз в году, в пору цветения садов, его нарушает многолюдье пушкинского праздника. Сюда, на открытую поляну, в день рождения поэта приходят, приезжают, прилетают. Здесь собираются почитатели Пушкина. На импровизированной сцене читают его стихи, поют, танцуют и просто рассказывают и говорят о великом поэте. Это праздник литературы, поэзии, труда, славы и гения Пушкина. Каждому хочется отдать ему дань уважения и признательности: любовью за любовь — он шел к народу, а теперь народ идет к нему. Сбываются пророческие слова Тютчева: «Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет».

В Болдино я возвратился в тот час, когда сумерки стерли последнюю солнечную улыбку. Отсветы зари перемещались к северу. Розовые тона их блекли, становились зеленоватыми. В высоком темно-голубом небе вспыхивали все новые и новые звезды с льдистым алмазным отблеском.