В замке и около замка

IX

На другой день в замок явились гости. Вернулся лесничий, а с ним приехали пожилая пани и мальчик, еще младше Войтеха. Пан Скочдополе принял их очень сердечно, а мальчика в большом волнении прижал к сердцу. Малыш, который называл пана дядюшкой, также радостно обнимал его. Пан Скочдополе сам отвел приезжих в отведенные для них комнаты, чтобы потом представить их пани, которая во время болезни принимала гостей в более поздний час. Когда наконец пани велела передать, что ожидает гостей, приезжая сказала мальчику:

— Теперь пойдем к новой тетушке, Эмилек; относись к ней так же, как и ко мне, чтобы и она тебя полюбила. Она ласковая и добрая, тебе здесь будет хорошо.

Мальчик не сказал на это ничего, но потом взял старую женщину за руку и спросил:

— А вдруг мне эта тетушка не понравится — что тогда? Как же я полюблю ее?

— Ну, увидишь, — усмехнулась женщина, и они пошли в сопровождении лесничего к новой тетушке.

Пани Скочдополе ожидала их; в простенке у окна стоял доктор, а пан Скочдополе, когда Йозеф открывал двери, обратил к пани умоляющий взгляд; та хотела подняться, но не смогла: слабость и волнение помешали ей. Обе женщины дружески поздоровались, как старые знакомые, встретившиеся после долгой разлуки; когда же гостья, взяв мальчика за руку, представила его хозяйке со словами: «Это Эмиль!», а мальчик обратил к ней глаза, подобные тем, которые минуту назад бросили на нее умоляющий взгляд; когда она увидела родные черты, то успокоенно улыбнулась и, привлекая к себе мальчика, тихо промолвила: «С сегодняшнего дня это наш сын!». У пана Скочдополе вырвался глубокий вздох облегчения, и, взяв мальчика за руку, он сказал:

— А ты тоже должен очень любить матушку!

— Но ведь это моя новая тетушка? — отозвался он.

— Я хочу, чтобы ты называл меня матушкой, а дядю — отцом, раз ты теперь наш сынок.

— Ладно, я так и буду вас называть, но вы меня тоже должны любить — тетушка так сказала, — заявил мальчик и сразу же обратился к отцу: — Дай мне, пожалуйста, отец, этого коня, я на него посмотрю, можно?

— Это матушкин,— ответил пан.

— Можно, матушка?

— Да, и можешь взять его в свою комнату, только смотри, чтобы он всегда оставался таким же красивым, — ласково сказала пани Скочдополе.

— А можно покрасить его в черный цвет? — спросил мальчик.

— Для чего же? — возразили тетка и пан лесничий.

— Да ведь зеленых коней не бывает, а он зеленый.

Лесничий и пожилая пани хотели его побранить за то, что он сразу же стал нарушать заведенный порядок, но пани Скочдополе улыбалась, а у ее мужа засияли глаза.

Тут вниманием мальчика завладел доктор, отговоривший его красить коня и рассказавший ему о Войтехе и Жоли. Эмиль тотчас же к ним попросился, и доктор сам отвел его.

Остальные еще долго не расходились, углубясь в серьезную беседу. Когда же гости ушли, пан Скочдополе склонился к руке жены, сказав взволнованно:

— Я никогда не забуду этого, Катерина. Приказывай, что хочешь, я твой слуга!

— Не слуга, Вацлав, а самый искренний друг! — ответила пани, сжимая ему руку.

Так закончилась эта первая встреча, которой пан Скочдополе ждал столько лет и на которую пани никогда раньше не хотела дать согласия, хотя он жертвовал для своей жены всем.

Эмиль и Войтех, а также и Жоли, быстро подружились, хотя песик любил Войтеха больше, чем Эмиля. Войтех же держался по отношению к Эмилю только очень вежливо, потому что по замку сразу же разнеслась весть, что Эмиль — родственник пана и когда-нибудь будет его наследником. Эмиль наполнил собой весь дом, все его полюбили и говорили меж собой: «Ну, глядя на него, сразу скажешь, из чьего он рода: это же вылитый пан Скочдополе!». Одна старая ключница хорошо знала, в каком мальчик родстве с паном, но выдавать этого не хотела. Только когда Войтех спросил ее однажды, есть ли у Эмиля мать, она сказала:

— Она умерла сразу, как он родился.

— А отец?

— Тогда же, — коротко ответила ключница.

«Все же ему легче: наверное, он не скучает по маме, раз он ее не знал», — подумал Войтех.

Пани Скочдополе хоть и медленно, но набиралась сил, и был уже назначен срок ее отъезда в Италию. Пан Скочдополе и Эмиль должны были ехать с нею, а в горничные госпожа хотела взять Марьяну, к которой очень привыкла. Та с радостью согласилась, видя, что действительно нужна госпоже. Но, прежде чем господа уехали, случилось еще кое-что.

Пани письменно назначила порядочную сумму, из которой следовало ежегодно оплачивать воспитание и дальнейшее учение Войтеха. В случае ее смерти расходы перелагались на наследников. Этот документ пани передала в руки доктора. Ту же сумму, которую она когда-то по легкомыслию определила на содержание собаки — тысячу золотых, — она пожертвовала на обучение одного неимущего студента.

Затем вместе с паном они составили документ об основании на их средства приюта для малолетних детей и больницы на шесть коек, постройка и оборудование которых были поручены доктору, а пан управляющий обязан был выполнять все его распоряжения.

Так как старую ключницу увозила с собой пани, вместо нее поставили жену портного Сикоры. Марьяна добросовестно посвятила ее во все таинства службы и считала, что та легко их освоит. Добрая и трудолюбивая женщина не жалела о своей хате, она отдала ее за дешевую плату внаем, а сама переселилась в замок, чему больше всех обрадовался Войтех, который боялся, что останется совсем один. Сикорова же, считая причиной таких удач не доброту свою, а вмешательство мальчика, ухаживала за ним и берегла его как зеницу ока. И песику, который остался с Войтехом, она всегда потом подсовывала лакомые кусочки, а когда сам Войтех упрекал ее, говоря, что пани не приказывала этого, она отвечала:

— Оставь, мой мальчик, мы должны отучать его от лишнего постепенно — он ведь не понимает, почему вчера кормили сладко, а сегодня иначе, успеет еще привыкнуть.

Так оно впоследствии и случилось.

Пани Скочдополе сама захотела, чтобы у Войтеха остался «этот невольный виновник стольких бед».

— Но и стольких хороших дел, — возразил на это доктор.

А что Кларинка? Она наряжала госпожу и прислуживала ей верно до тех пор, пока однажды ее самое не принялись наряжать и причесывать. В волосы девушке вплели зеленый венок, и так она предстала перед матерью и женихом. Невеста плакала, а мать и госпожа благословили ее. Все желали ей счастья, и не было никого прекраснее Кларинки в тот день. Когда приехали из костела, накрыли стол, за который сели самые близкие друзья, а дворовые веселились под открытым небом и пили за здоровье пана объездчика и его супруги. Все были веселы, даже госпожа казалась веселой, а пан управляющий в новом, с иголочки, сюртуке, сшитом Сикорой (ибо он зарекся заказывать платье в Праге), идя из замка, не мог сразу попасть домой, что с ним редко случалось.

Только жениху и невесте было ни до еды, ни до питья.

Ну, а что же городские дамы? В этот день все мужья жаловались друг другу вечером в корчме на подгоревшие обеды, а их супруги желали бы иметь по десять пар глаз и по дюжине языков, чтобы не пропустить ни одной новости. Свадьба была самой главной новостью, и сколько ямок было вытоптано у костела, сколько визитов было нанесено друг другу, прежде чем они успокоились! А что же говорить о других новостях, лежавших перед дамами подобно пряже, которую нужно было сучить и перематывать, — например, болезнь пани, история с Войтехом, отъезд пани и постройка ограды вокруг парка. Им не давали уснуть те узлы, которых они не могли распутать, не находя правильной нити. И таких узлов оказалось немало! Главной загадкой был Эмиль — чей он? А почему ушла Сара? Почему не вернулись гости, почему вдруг господа полюбили этого чудака доктора, почему, зачем и для чего доктор получил от них какие-то бумаги? Наконец, дамам во что бы то ни стало потребовалось разузнать, много ли сорочек, панталон, корсажей и подобных вещей получила Клара в приданое от госпожи, даны ли ей были также серебро и фарфор, были ли сорочки предварительно вышиты, какие у нее будут занавески на окнах, какой столяр сделает им мебель, умеет ли Клара готовить, кто ей будет прислуживать и не поссорится ли она через неделю с мужем. Эти вопросы стояли у всех на очереди дня, но, увы, они оставались без ответа. Конечно, доктор все это знал и мог снять с их души камень; не одна из дамочек старалась что-нибудь у него выведать, готовая за новость дать вырвать себе передний зуб, но с доктором было бесполезно разговаривать. «Это настоящий грубиян», — снова принялись они без зазрения совести честить его, ибо холера была уже позади.

В одно прекрасное утро перед замком остановилась удобная дорожная карета; в одной из комнат у окна стояла пани в дорожном костюме, устремив грустный взгляд вдаль. Рядом с ней стоял с хмурым выражением на лице доктор.

— Доктор, увижу ли я все это когда-нибудь? Встретимся ли мы снова?

— Если вы будете так же продолжать, как начали, то я твердо верю в это. И, — прибавил он, — заранее радуюсь.

— Значит, вы довольны мною?

— Совершенно.

Вошел Франц и объявил, что карета подана.

— Тогда с богом, до свидания! — сказала пани, подавая доктору руку. Тот горячо поцеловал ее, а когда поднял голову, увидел на глазах ее слезы.

У кареты перед замком собралась добрая половина всех его обитателей. Пан отдавал последние распоряжения управляющему, рядом стоял грустный Калина.

Клара, роняя слезы, держалась за руки матери, Войтех с Жоли на руках тоже плакал, а Эмиль, не менее грустный, утешал его, обещая писать другу письма.

Выйдя из замка, пани приветливо всем кивнула, Кларинку поцеловала в лоб, Войтеха тоже, а Жоли погладила, промолвив:

— Люби его, Войтех, будь послушным и учись хорошенько.

Потом доктор помог ей подняться в карету, она еще раз взглянула на него и опустилась на мягкие подушки.

Через минуту рядом с ней уселись пан Скочдополе с Эмилем, слуги заняли свои места, и вместе с певчими птицами господа покинули осенний край, ища неба более голубого и солнца более теплого...

«Сколько еще таких душ, как ты, стонет в тенетах тщеславия, суеты и предрассудков, не имея сил стряхнуть их с себя!» — подумал доктор, провожая взглядом отъезжающих.

— Вы в самом деле надеетесь, доктор, что она поправится, что это путешествие пойдет ей на пользу? — спросил Калина.

— Надеюсь. У нее хорошее сердце и добрые намерения, — ответил доктор больше на свои мысли, чем на вопрос Калины, и, взяв Войтеха за руку, повернул его к замку со словами:

— А теперь за учение, если хочешь стать доктором!