Бабушка Ваньки крышку сундука аккуратно без стука закрыла. Сверху на сундук вышитую накидушку положила. Поправила её. Как по линеечке выровняла.
К окну подошла. Выглянула. Что-то там интересное увидела. Минуты три в окно пялилась, не меньше.
Я стоял и ждал. На часы-ходики, что на стене висели поглядывал. Антикварная, кстати, вещица. Сохранности — великолепной.
Делать мне тут больше нечего. Спасибо этому дому, пойду к другому. В родное общежитие надо возвращаться. На улице Луначарского.
Сейчас я про автобус спрошу и пока-пока.
— Ваня, в лавочку не сходишь?
Я даже вздрогнул. Не заметил, как Ванькина бабушка подошла. Задумался что-то.
— Внук-то у меня обезножел. Помоги.
Тут я себя чуть по лбу кулаком не постучал. Тормоз! Хуже даже. С ногой-то у парня что? Принёс его из леса ночью, с рук на руки близкой родственнице сдал и всё. Отстрелялся начисто.
Испугался я тут. Сильно-сильно. Точно, что-то с памятью у меня. Лечиться надо. Током…
Во дожил…
Звиздец…
Полный…
Целый день почти заветную книжечку Егоровны изучаю, хрень разную читаю, а про ногу-то у внука её и не спросил. Забыл. Как отрезало.
Видел ведь его сустав перебинтованный. Видел!
— Ему пока бегать-то не надо. Подвернул он ногу-то сильно. Хорошо излома нет… Только вывих. Два дня холод ему теперь поприкладываю, а с третьего — греть начну. Молоденькие жилочки — постепенно расходится…
Вот и ответ на мой вопрос. Сама Егоровна всё сказала…
— Сходишь? Тут рядом. Прямо по деревне пойдёшь, через три дома лавочка и будет…
— Хорошо. Почему не сходить. Мне это совсем не трудно.
Почему не сходить? Выступлю в роли тимуровца. Заодно и про автобус узнаю. В деревнях он обычно у магазина и останавливается. Когда к Мишке ездили, там автобусная остановка у сельпо и была. На расписание гляну. Может, сегодня вечером уже транспорта и не будет. Тогда придётся тут ещё ночь переночевать… Не должны выгнать.
— Что купить?
Если не много сейчас Егоровна закажет — на свои куплю. Завтракал и обедал у старухи, теперь надо и рассчитаться. Пенсия, явно, у неё не велика. Мишка, вон, как-то по пьяни говорил, что у его бабки до недавнего времени колхозная пенсия всего двенадцать рублей была, а только недавно им добавили, двадцать восемь рублей её сделали. Двадцать восемь! С таких доходов не зажируешь…
Вон — экономят на всём. Лампочки Ильича под потолком даже нет. Радиоточка отсутствует. Про телевизор уже и речь не идёт.
Хлеб Егоровна сама печет. Квасом тоже домашним она меня угощала. Получается почти самое настоящее натуральное хозяйство в стране победившего социализма. Первобытнообщинный строй… Палка-копалка в атомный век…
— Много ничего и не надо. Возьми только фунт сахара.
Фунт… Оговорилась старая женщина… Килограмм, наверное, имела в виду. Куплю ей даже два. Не обеднею. Килограмм девяносто копеек стоит. Остались ещё деньги со стипендии, не все пропили…
— Хорошо. Больше ничего не надо?
— Нет, нет. Только сахар.
Во, и сумка у неё самошивная…
— Вот, денежки возьми.
— Да, я на свои куплю.
Егоровна нахмурилась.
— Возьми.
Я взял.
Рубль.
Серебряный.
Одна тысяча девятьсот третьего года.
Новенький.
Муха не сидела.
Что?!!!
Не понял. Это не меня, а ещё кого-то током лечить надо. Как у бабки с головой-то? Всё ли ладно?
Впрочем, спорить не стал. На Ваньку посмотрел. Тот своими делами занимался. Ножичком что-то строгал.
Так. Вот кое-что и понятно стало. Больна бабушка Ваньки на головушку. Вот отсюда и все странности — одета как при царе Горохе, иконы вместо телевизора, едят с внуком деревянными ложками…
А, может они сектанты какие?
Я слышал, что встречаются в глухих местах у нас такие. Находят их в тайге, а они даже не в курсе, что люди в космос летают. Может и я в такую глушь как-то попал? Отсюда и отсутствие электричества, и прочие несуразности.
Не… Лавочка вон тут есть, товарно-денежные отношения… В изолированных поселениях такого не бывает…
Однако, рубль хорош.
Тут я кое-что понимаю. Отец у меня нумизмат. Ну, и я немного приобщился. Такая монетка дорого стоит. Тем более, учитывая её состояние. Сахара за неё можно купить не один мешок… Ещё и сдачу получишь.
В сельпо-то его возьмут, не поморщатся. Работники торговли — они ушлые. Старуху им обмануть ничего не стоит. Может, нашла она его где, и думает — что рубль, это и рубль, ничего особенного. Может, какой просто юбилейный. К олимпиаде много разных памятных монет выпустили. В обороте они часто встречаются, вот она и не сообразила.
Я даже подумал — себе его оставлю. Тут же стыдно мне стало. Уши даже, наверное, покраснели. Они у меня таким образом реагируют.
— А, других нет?
Сам на раритет бабушке Ваньки показываю.
— Этот, вон внуку оставьте, он старинный, дорогой. Не надо его на сахар тратить. Больших денег стоит.
Объясняю Егоровне как маленькой. Вдруг у неё, правда, с головой что. С такими надо поласковее, не известно, как она может отреагировать.
— Какой старинный? Этого года.
Сказала Егоровна и опять на меня как-то странно посмотрела. Жалеючи, что ли…