Ванька

Глава 41 Тайна Агапита

Агапит сегодня как-то особенно разохотился дрова колоть. Еле я его и остановил.

— Всё. Всё, пошли. Хватит.

Эти слова Агапиту можно говорить. Они его из смирёного состояния не выводят.

Так-то он мужик почти нормальный. Себя обслуживает. Работник хороший. Что ему скажешь — всё делает. Правда, только простые работы. В деревне даже семьей жил, бабу, детишек имел.

Но.

Была с ним одна заковыка.

Временами на него находило.

Как бес, какой в него вселялся. Нет, не бес, а древний воин.

Тут уж — разбегайся народ. Кто успеет.

Если в этот момент у Агапита в руках ничего не было, это полбеды. На кулачках всю деревню побьет и всё. Потом постепенно успокоится.

Если же палка у него окажется…

Он её, в зависимости от длины, в разных ипостасях начинает использовать. Короткую — как меч, длинную — как копьё. Причем — весьма мастерски. Тут уж — спасайся, кто может. Кто не спрятался — долго потом отлёживается, ушибы в бане отпаривает.

Как-то он дома в деревне дрова колол и в этого самого древнего воина перевоплотился. Так вот, во владении топором Агапит тоже большим специалистом оказался. Не он, а тот воин, что в него вселялся.

Орал ещё Агапит в этих ситуациях что-то непонятное. Никто этого языка не знал. Даже батюшка, не говоря уж про учителя из земской школы.

После этого самого случая его в Вятку и увезли. В больницу. Как душевнобольного и опасного для окружающих. Так сельский сход решил.

Сбрасывало Агапита не на пустом месте. Должен был кто-то перед этим особое сочетание звуков произнести. Понятно — случайно. Это заметили. Врачи в психиатрическом отделении подтвердили — да, описано в литературе такое… На случае Агапита публикация даже была сделана в уважаемом отечественном медицинском журнале. За рубежом её перепечатали.

Так вот, слово это было строго-настрого произносить запрещено. Да, девяносто девять процентов вятчан его и не знали. Случайно похожее сказать получалось, просто близкое по звучанию.

А, без этих звуков, Агапит — смирёный. Как мне и старший надзиратель сказал.

Кстати, слово, это мне на ушко тоже шепнули. С целью, чтобы я что-то такое по незнанию не ляпнул.

По большому секрету могу сказать, что иногда это слово у нас в отделении произносили. Многие надзиратели и прочая больничная прислуга тут же, на территории психиатрического заведения проживали. От скуки тайно нехорошо развлекались. Бои ночью устраивали. Один боец был постоянный — Агапит. Противников ему из других отделений подбирали. Было из кого. От душевных болезней в губернской больнице постоянно не одна сотня пациентов на излечении была. Плюс алкоголики. Белочка к ним придёт — их сюда же госпитализировали.

Так вот, Агапита уже многие годы никто победить не мог. Понятно, что бои устраивали без оружия, на кулачках и ногами. Всегда верх одерживал Агапит.

Его, пока смиреного, из отделения выводили. Так, чтобы дежурный ординатор и фельдшеры не видели. Руки ему за спиной связывали. Ну, чтобы случайно не схватил железину какую. Перед выбранным противником ставили и словечко заветное шептали. Затем прошептавший в сторону быстро отскакивал.

Тут и начинал Агапит, кого напротив себя видел, ногами мутузить. Рук и ему не надо было. Так справлялся.

Иногда быстро побеждал, а временами побоища эти и долго длились. Как-то с одним огроменным вотяком чуть не пять минут ему возиться пришлось.

Зевая во весь рот, чуть нижнюю челюсть не вывихивая, я подвёл Агапита к сестре милосердия.

— Акулина, принимай пациента. Сдаю в целости и сохранности. Руки и ноги после колки дров в полном комплекте…

Та только высокомерно головой кивнула. Ишь, какой-то младший надзиратель с ней шутить задумал…

Сестра милосердия — большой человек. Конечно, в отношении меня, а не врача или фельдшера. Те в медицинской иерархии выше её стоят. Не говоря уже о старшем враче отделения.

Сестра милосердия работает под руководством врача или фельдшера. Они ею командуют. В обязанности сестры входит сопровождать ординатора на обходе, измерение температуры, проведение перевязок, смена компрессов, постановка мушек, клизм, подкожные инъекции, приготовление полосканий, проведение пульверизаций и спринцеваний, слежение за чистотой больного, его постели, кормление ослабленных больных и подача им лекарств, уход и наблюдение за больными… В общем — много чего. Надзиратель же — так, чаще на хозяйственных работах. Типа меня. То дрова для больницы колет, то за водой ездит. Ну, и в отделении с буйными помогает. И с неопрятными.

Сдал я Агапита и всё же вздремнуть решил. Тут, главное врачу или фельдшерам на глаза не попасться. Утренняя визитация доктора уже закончилась, а до вечерней ещё парочка часов. Вот и посплю я в это время…

До кровати своей добрался, лёг и почти тут же вырубился.

— Ваня!

Мать моя! Опять покойничек мой явился. Ну, чьи косточки я в лесу похоронил.

— Добрый день.

— Какой добрый! Чуть уже почти два часа до тебя достучаться не могу!

Так, вот почему меня в сон-то клонило. Покойник мой со мной пообщаться желание имел.

— Так день же… Днём мне по службе спать не полагается…

— Плохие люди по твою душу идут!

Опять двадцать пять. То в лесу он меня предупреждал о каких-то плохих людях, то сейчас…

— Те же? — спрашиваю покойника, так, от балды просто.

— Те… Нашли они тебя…

Нашли? Меня? Это, зачем меня? Чем я для каких-то плохих людей интересен?