Могилы когда-то в лесу копали?
Не приходилось?
Вот и мне тоже…
Я вообще раньше никаких не копал. Только слышал про это дело. От Мишки. У него идиотская мечта была — могильщиком на кладбище устроиться. Ну, стипендия не велика, а пожить весело хочется. По словам Мишки — копальщики могил хорошо зарабатывают. Очень. На похоронах родственники денег не считают — сколько с них попросят, столько и заплатят. Съездил он на одно кладбище, на другое. Везде — от ворот поворот. Свои на этих местах сидят. Чужого близко не подпустят. Мафия — так Мишка про них выразился.
Оказалось — не лёгкие это деньги. Мох с земли я убрал. Той же лопатой чахоточника измерил. На поверхности периметр ямы наметил. Копнул раз, другой. Тут проблемы и начались…
У деревьев корни имеются. Нет бы им вглубь, как морковке, внедряться… Нет, они во все стороны растопыриваются. В одном месте начал углубляться — на толстенный корень нарвался. Не обойти его и не убрать. Был бы топор — перерубил, а с моей деревянной лопатой…
Три раза начинал и бросал. Корни.
Постоял.
Перекурил.
Мысленно плюнул.
Дурью я маюсь.
Про слова Ваньки-внучка вспомнил. Те, что в тёмном лесу плохие люди могут горло ножичком перехватить, а тельце под выворотень спрятать.
Я, что, дурнее паровоза? Надо и мне так сделать.
Походил. Посмотрел. Повезло — есть недалеко выворотень.
Дерево вместе с корнями из земли грохнулось, а под ним даже небольшая ямка имеется. Вот туда чахоточника и помещу.
Сказано — сделано.
Землицей сверху чуток закидал. Пусть черви лесные теперь порадуются.
Пошёл обратно на поляну. Дорогой ёлку не пропустил. Ту, где под еловой лапой у меня кое-что имеется.
Нормально. Если не знаешь — не увидишь. Ветку-то я так к стволу пристроил, как будто она из него и растёт. Это, если не приглядываться. Такому, как я. Лесовики-то, скорее всего, заметят. Но, будем надеяться на лучшее.
На несколько шагов от своего схрона отошёл. Остановился. Пачку с папиросами достал. Пересчитал оставшиеся. Мало совсем. Всё равно скоро кончатся. Нечего и экономить. Раньше уши опухнут, позже — без разницы.
Закурил. Только затянулся разок, бородач рядом. Тот, что от пестеря меня освободил.
Как и подошёл? Я и не заметил. Может он давно тут? Видел, как я возле своей заветной ёлочки хороводы вожу?
Нет, вроде…
— Ты, где пропал? Думал я, что уже лыжи навострил…
— Не. Тут я.
Сам лопату ему протягиваю. Она у меня в целости и сохранности. Не сломал и не попортил инструмент. Бережно с ним обращался.
Мужик лопату у меня не взял. Проигнорировал.
— Пошли.
Много со мной не стал разговаривать. Вообще, они тут все неразговорчивые какие-то.
Пошли, так пошли. Мне как скажут. Велят, кидай — кидаю, тащить — тащу…
Вон, даже опыт копания могил уже имею. Расту социально.
Идёт, не оборачивается. А, вдруг я его захочу лопатой по башке огреть?
На поляне костёр жгут. Видно, для освещения окружающего пространства. Кто-то с плошками в руках сидит, кто-то уже закончил прием пищи.
Интересно, мне что-то перепадёт? У меня уже давно в животе поуркивает. Мадам утром не сильно много в чашку каши соизволила положить. Обеда — вообще не было. Ночь скоро на дворе, а я не жравши. Так и заворот кишок может случиться. Это по местным понятиям.
Спас меня от голодной смерти Пестерь. Так я решил этого мужика про себя называть. Ну, который меня от ноши за спиной освободил. Мне же никто не представился.
Кстати, и о моем имени-отчестве не спросил. Это, на мой взгляд — плохой прогностический признак. Как они меня теперь для себя обозначают? Тот, кто чахоточного закопал?
Пестерь мне на казанок указал. Там на дне что-то ещё осталось.
— Ешь. Потом помой.
Во как. Объедки! Или как-то по-другому это называется? Остатышки.
А как насчёт ложки? Нет? На меня такой нужный инструмент не припасен?
Похоже, что нет…
Ну, ладно, мы люди не гордые.
Так, без ложки справился. Рукам-пальцам.
И на этом спасибо.
Про чай я даже не заикался. Всё же не совсем наивный чукотский юноша.
— Мыть-то где? — Пестерю вопрос задал. Других не стал спрашивать. На всякий случай.
Показали мне, где. Теперь знать буду.
Похоже, мытьё казанка с этого вечера входит в прямые мои обязанности.
Если тут ещё кто дуба даст, опять мне хоронить? Так ведь с лопатой я и хожу. Обязательная она теперь моя принадлежность.
Народ начал по шалашам расходиться. Эй! А, я?
Рогожку хоть дайте какую укрыться!
Вслух я это не произношу. Сам себе вопросы задаю — сам на них и отвечаю.
Одно мне, похоже, остается — лунным светом греться. Вон она сегодня какая большая.
Я вздохнул и пошёл лапник ломать. Хоть так.