Связаться с Елецким миссис Барнс смогла лишь в среду. Телеграмму отправлять не хотелось, хотя баронесса могла это сделать еще в понедельник, сразу по прилету написать несколько слов на почте при аэровокзале Мейденхед. Ну какой прок от телеграммы: напишешь в ней несколько слов, что добралась, все хорошо, занимаюсь ради тебя порученным делом. В телеграмме мало чувств. Другое дело эйхос: него можно говорить, много говорить. При этом даже представлять, что все эти слова ты произносишь на ухо тому человеку, которому хочешь их сказать. Еще можно представлять этого человека очень близко, его тепло, запах, ощущения от прикосновений к его телу. Элизабет нравились подобные фантазии, она часто жила ими. Раньше фантазировала много, представляя Майкла, потом Роберта и графа Кальвера, до тех пор, пока он не избил ее за измену. Теперь она чаще всего представляла Алекса.
Возможность скинуть сообщение в Россию через эйхос появилась лишь после обеда в среду. И может быть это к лучшему, потому как теперь ей было что сказать своему прекрасному русскому демону, который ее раздразнил так, что иногда мерещился по ночам. Она даже не понимала, как вышло так, что он овладел ее душой. Наверное, через тело. Через тело многие мужчины проникали в ее душу. Но Алекс как-то сделал это особо сильно и невероятно быстро. Так же быстро, как он овладел в тот день в подвале своего дома. Это была волшебная стихия, которая в один миг заставила баронессу так сладко страдать, как этого не случалось уже давно, может быть даже никогда.
И вот сейчас получив место в очереди на связь с Москвой миссис Барнс села за столик в кафе и, забыв о чашке чая и сэндвиче с тунцом, поднесла эйхос ко рту и сказала:
«Здравствуй мой демон. Я люблю тебя, хотя я для тебя всего лишь шлюха. За все это время я даже не изменяла тебе ни разу. Если не считать трех ночей с дилдо. Купила его в аптеке на второй палубе „Западного Экспресса“. И нацарапала на нем твое имя. Как ты хотел, я ублажала себя им перед сном, и представляла, что это ты. У меня были очень сильные ощущения, и постель оставалась мокрой до утра», — наверное, Элизабет говорила это слишком громко, и мужчина в черном сюртуке обернулся на ее слова. Но миссис Барнс было все равно, что о ней подумают. Она чуть не застонала от собственных слов и тех трепетных воспоминаний. Едва сдержалась, чтобы сейчас не сунуть руку себе между ножек. Мучительно выдохнула и продолжила: — «Очень прошу тебя, Алекс, пожалуйста, не бросай меня. Ответь, скажи, что после моего возвращения мы будем хоть изредка видеться с тобой и чувствовать друг друга так, как это было в тот вечер. Я, наверное, дура, я — дрянь и безвольная рабыня своих желаний, но что я могу поделать, если меня такой сделали боги? Ведь я тоже хочу жить. Хочу хоть иногда быть счастливой», — она сглотнула, чувствуя, что к горлу подкатывает горький ком. Запила его глотком чая, хотя это не слишком помогло. И продолжила так: — «Прости, я начинаю расстраиваться. А ты, наверное, вовсе не это ждешь от меня. Тогда перейду к делу: я договорилась о встрече с тем человеком, у которого свиток. Он меня ждет к вечеру. Я не знаю, что будет между нами. Возможно, мне придется переспать с ним. Скажу честно, я этого не хочу, но сделаю так, ради тебя, если не будет иного способа сделать фото той вещи. Если все пройдет удачно, то уже завтра постараюсь вылететь в Москву. Твоя Элиз».
Без пяти семь к особняку виконта Уоллеса, расположенного в Эшере, подкатил старенький «Харрисон» лондонской службы извоза. Расплатившись с водителем и взяв сумочку с фотоаппаратом, миссис Барнс вышла из эрмимобиля и с пару минут стояла, оглядывая особняк своего давнего приятеля Джозефа Уоллеса, наполовину скрытый ветвями сада. Три года назад Элизабет была здесь на вечеринке, организованной виконтом. В те дни душа миссис Барнс, утомленная серыми семейными буднями в Лондоне, просила приключений. Элизабет удалось улизнуть от мужа, сказав, что собирается на день рождения к подруге, и приехать сюда. Выбралась от виконта Уоллеса она лишь утром, потому как Джозеф умудрился ее напоить и затянуть в постель. При чем напоил так сильно, что миссис Барнс даже не все помнила, что происходило с ней той ночью.
Вот и сейчас, стоя перед этим старинным двухэтажным особняком, украшенным серыми фигурами горгулий, Элизабет думала, что вряд ли ей удастся просто так отделаться от Джозефа, да еще при этом получить снимки свитка, которые нужны Алексу. Ну что поделаешь, значит у нее такая судьба — судьба быть шлюхой. Ведь она, по сути, сама это выбрала.
Элизабет открыла калитку рядом с высокими коваными воротами и ступила на мощеную дорожку, ведущую к входу в особняк. Здесь баронессу никто не встречал, и она побаивалась собак. Хотя Джозеф обещал ей, что они не тронут ее, все равно миссис Барнс мучило беспокойство — она помнила двух огромных догов, свирепо рычавших на нее прошлый раз, когда она отважилась выйти в сад. С тех пор прошло три года, и может быть здесь многое поменялось. Быть может уже нет тех догов, а может на их стало больше и они еще более злобные к гостям.
Пройдя полпути по дорожке вдоль розария, Элизабет остановилась, прислушалась, огляделась, нет ли поблизости этих чертовых собак. При этом она думала, что Джозеф все-таки большой мерзавец. Неужели так сложно встретить ее если не у ворот, то хотя бы в саду или у входа в дом? Он никогда не был джентльменом. Впрочем, все мужчины, которых она знала, оказывались джентльменами только в начале знакомства, а потом, переспав с ней или даже еще раньше, превращались в подонков. Часто очень грязных подонков и извращенцев. Исключением был только Майкл: ее брат как был порядочным мальчиком с доброй и несколько робкой душой, так и остался таким до сих пор. И еще, пожалуй, Алекс. Этот демон, хоть и унижал ее, но все же проявлял много доброты и благородства. Алекс, волшебный Алекс, был именно тем мужчиной, которого просило ее тело и душа: он сочетал все те качества особо ценные для Элизабет. Этот великолепный демон был властен, силен и в меру груб, груб именно до той степени, которая вызывала особое удовольствие. То же касалось и унижения с его стороны, этот русский граф, не переходил ту черту, после которой общение становится неприятным. И конечно, при всей своей пренебрежительности к Элизабет, Алекс оставался добр в душе к ней. Нужно было лишь играть по его правилам, которые миссис Барнс вполне уяснила и была готова исполнять.
Убедившись, что собак поблизости нет, Элизабет щелкнула замком сумочки и достала фотоаппарат «Harmony of Light II» от Hermics-Electro Ltd. Это была дорогая вещь, купленная ей аж за 630 фунтов: новая модель с особо чистой кварцево-туэрлиновой оптикой, с двумя крупными кристаллами марсима, что практически гарантировало сохранность сделанных снимков. Элизабет повернула резной рычажок. В корпусе, украшенном причудливыми бронзовыми вензелями, что-то тихо зажужжало, вспыхнуло два огонька. Миссис Барнс навела прибор на особняк Уоллеса, покрутила ребристый лимб, так чтобы в окошко захвата объекта поместились горгульи по углам здания, и нажала верхнюю большую пластину. Элизабет не знала зачем ей эта фотография. Сделала просто так, как бы на память о сегодняшнем приключении, которое еще неизвестно во что выльется. При чем, чтобы исполнить этот каприз, она весьма рисковала, ведь в любой момент могли появиться собаки. Наверное, риск, чувство страха тоже давало ей иногда те эмоции, которые иногда хотелось получить.
Убрав свой «Harmony of Light II», Элиз снова огляделась, и поспешила к входу в особняк теперь уже почти бегом. Собаки так и не появились. Элизабет дернула массивную ручку двери. Слава богам, та была не заперта! В фойе баронессу встретил все тот же дворецкий, которого она видела здесь несколько лет назад: тот же хитроватый прищур, та же седая бородка, только морщины на сером лице стали глубже.
— Меня господин Уоллес ждет. Скажите, прибыла баронесса Элизабет Барнс, — известила его Элиз.
— Следуйте за мной, госпожа, — несколько небрежно сказал дворецкий, даже не назвав ее по имени или фамилии с титулом, и повел ее по длинному коридору в левое крыло дома.
Вел он ее вовсе не в большой зал, где прошлый раз проходила вечеринка, а дальше, к приоткрытой двери из которой доносилась негромкая музыка, похожая на размеренные ритмы ацтеков.
— Прошу, — дворецкий открыл дверь.
На полу, на разбросанных во множестве подушках сидел виконт Уоллес, раздетый по пояс. Его торс украшали какие-то знаки, выведенные красной и черной краской. Рядом с ним возлежал так же раздетый по пояс мужчина лет сорока с длинными черными волосами, орлиным носом и суровым лицом. Судя по красноватому цвету кожи и чертам лица он был выходцем из империи Теотекаиль — страны ацтеков.
— Ох, Элиз, детка. Мы ждем тебя, — произнес Джозеф, приняв из рук ацтека большую курительную трубку. — Пожалуйста, проходи. Раздели наш скромный ужин. Воздай с нами хвалу богам.
Опустив взгляд, миссис Барнс увидела на полу с десяток тарелок и мисок с разнообразной едой: жареным мясом, овощами, лепешками и крупными ломтями сыра — вся еда была, была простой без изысков, вовсе не похожая на принятую в высоких домах Европы. А в дальнем углу, слегка скрытом языками дыма, Элизабет увидела большую собаку — дога с темно-серой шерстью, лоснящейся в свете туэрлиновых светильников.
— Джозеф, мне бы нужно получить фото твоего свитка для Майкла, — напомнила Элиз о цели своего визита. — Пожалуйста, удели мне немного времени. Я могу тебе даже заплатить за это.
— Элиз, как ты можешь такое говорить? Разве я посмею взять с тебя деньги? — губами, сложенными трубочкой, виконт выпустил длинную струйку дыма, который пах не только табаком, но еще чем-то неизвестным Элиз. — Познакомься, это Махуизох — он истинный жрец небесного Тонатиуха. Он говорит с богами и проводит их волю на земле.
— Рада знакомству, — миссис Барнс кивнула, при этом ей стало не по себе в этой очень странной обстановке при виде двух полураздетых мужчин. — Может…
— Идем, Элизабет. Я тебе покажу кое-что, — прервал ее виконт Уоллес, вернув трубку Махуизоху, он нехотя встал. — Покажу такое, чего нет ни у кого в Англии и во всей Европе!
Его торс покрывали какие-то притирания, делавшие кожу блестящей и более темной, отчего знаки, нарисованные на его груди и животе казались рельефными и будто живыми.
— Может быть, мне лучше зайти следующий раз? — миссис Барнс уже была готова развернуться и уйти. Потом связаться с виконтом по эйхосу и оговорить встречу в другое время, когда у Джозефа не будет столь экстравагантных гостей и появится время для нее.
А гость, покуривая трубку, тем временем с хищной улыбкой изучал миссис Барнс, так и шарил взглядом по самым привлекательным участкам ее тела.
— Зачем же, Элизабет? Сегодня очень удачный день, для твоего визита! Сейчас ты убедишься! — он взял ее за руку и повел к приоткрытой двери.
Дог, до сих пор важно возлежавший на подушках возле индейца, вскочил и поспешил на ними. Крупная, мокрая морда пса ткнулась в голую лодыжку Элизабет. Баронесса от испуга вздрогнула.
— Джозеф! Пожалуйста, я боюсь твоих собак! — она замерла, напрягая руку, которую удерживал виконт.
— Лорд, вернись! Иди на место! — повелел Уоллес.
Дог подчинился, отстал от них и важно вернулся к подушкам.
— Сейчас все увидишь, Элиз! — хозяин особняка толкнул дверь, пропуская гостью в полутемный зал. Окна были зашторены, а по углам зала горели свечи, но их света не хватало, чтобы разогнать таинственный полумрак, царивший здесь.
Переступив порог, Джозеф отпустил руку гостьи, потянулся к включателю на стене и повернул рычажок. Раздался щелчок — зал осветил желтый блеск туэрлиновых кристаллов. Теперь Элизабет могла оглядеться. Наверное, это было то самое место, которым гордился виконт Уоллес: зал с экспонатами его коллекции древностей. Коллекции полной магических и редких вещей, которые так или иначе отметились в истории разных культур. Были здесь и тысячелетние египетские статуэтки, маски и даже огромный каменный саркофаг. Простенок справа занимало древнее оружие: мечи, копья, один из первых в истории индийских остробоев. Прямо под стеклом в широком шкафе золотым теснением поблескивали старые фолианты, там же лежали тубусы со свитками — это глаза Элизабет отметили особо.
Посреди зала стояла статуя какого-то бога, украшенная перьями и разрисованная знаками, подобными тем, которые были на телах виконта Уоллеса и его гостя из-за Атлантики. Да, веянья Теотекаиль — империи ацтеков, становились все более модными на землях Коварного Альбиона. Их традиции, чаще всего недобрые и вовсе не благопристойные, проникали сюда вместе с модой на одежду, музыку, некоторые привычки.
— Возрадуйтесь, Элизабет! Великий бог Тонатиух теперь с нами! — воскликнул Джозеф. — Сам Махуизох доставил его ко мне! Он будет пока жить здесь, но скоро выйдет за пределы моего скромного жилища!
— Да, я вижу, — миссис Барнс безразлично кивнула. — Джозеф, я вас очень прошу, позвольте сделать фотографию того свитка. Это очень важно для научной работы моего брата. Его статья прославит вас и вашу потрясающую коллекцию на весь мир.
Баронесса щелкнула замком сумочки с увесистым устройством для фотосъемки и шагнула к шкафу, где под стеклом хранились тубусы с древними свитками — их было четыре.
— Не так быстро, Элиз. Мы же никуда не спешим. У нас впереди много прекрасного времени. И сначала… — он повернул ее к себе и провел пальцем по ее губам, — сначала тебе нужно восславить великого бога Тонатиуха! Ты должна поклониться ему! Подойди к нему и сделай это! — взяв ее грубо за руку виконт подвел гостью к изваянию, одетому в перья. — Давай! Сделай это!
Элизабет не понимала шутка это или с господином Уоллесом происходит что-то неладное. Три года назад он не был таким странным, а сейчас его глаза стали другими, чужими и страшными.
— Слава тебе, великий Тонатиух! — на всякий случай сказала она, сложив руки на груди и поклонившись.
— Молодец, Элиз. Ты мне нравишься, — виконт повернул ее к себе, порывисто обнял и поцеловал сначала в губы, потом в шею. — Сегодня нас ждет незабываемая ночь. Ты ее запомнишь навсегда.
Вот этого миссис Барнс хотелось меньше всего. Ночь с Уоллесом, которую она почти не помнила, в ее жизни уже была. Но пережить ночь с ним, которую она запомнит навсегда — нет, это не входило в ее планы. Она понимала, что с Джозефом скорее всего придется переспать, но сейчас обстановка в его доме и его безумные глаза ее слишком пугали. Пугали настолько, что она была готова вырваться из его объятий и убежать. Черт с ним, этим фото свитка! Элиз остановила лишь мысль, что там, на ее пути встретится огромный серый пес, такой же страшный, как горгульи, украшавшие этот особняк.
— Это у тебя фотоаппарат? — Джозеф потянул за ремешок ее тяжелой сумочки. — Скорее доставай его! Нужно запечатлеть меня рядом с Великим Тонатиухом!
Баронесса послушно достала свой «Harmony of Light II» и отошла на несколько шагов, позволяя Джозефу занять место возле статуи. Повернув ребристый рычажок и, когда оба индикатора замерцали, покрутила лимб, так чтобы в окошко захвата объекта поместился Джозеф и вся статуя. На наклонной доске, приставленной к пьедесталу статуи, Элизабет заметила темные потеки, которые навеяли страшные мысли.
— Джозеф, что это там? Кровь? — спросила она, понимая, что очень не хочет, чтобы хозяин особняка признал это.
— Да, это кровь. А что же еще? Богам тоже нужна пища, за это они даруют нам свою милость, — ответил господин Уоллес. — Давай, фотографируй скорее!
Миссис Барнс нажала пластину, отошла чуть дальше, и сделала еще два снимка. Потом сфотографировала шкаф со свитками и древними книгами, другие экспонаты, думая, что Алекса может заинтересовать что-то еще в этой огромной коллекции.
— Пожалуйста, Джозеф, позволь мне сейчас снять тот свиток, — попросила она. — Пока фотоаппарат готов, давай сразу решим этот вопрос.
— Потом снимешь, — виконт взял фотоаппарат из ее рук, положил его на пьедестал статуи. — Идем, детка. Мы потом вернемся сюда. Обязательно! — он снова сжал запястье Элиз и потянул за собой.
Когда они вернулись в ту, прокуренную комнату, Джозеф усадил миссис Барнс на красные подушки, рядом с индейцем, имя которого, кажется, было Махуизох. Тот повернулся, провел рукой по плечу Элизабет и что-то сказал виконту на каком-то лающем, неведомом Элиз языке.
— Что он сказал? — Элизабет даже вздрогнула от тех неприятных слов.
— Великий жрец говорит, что тебя нужно раздеть. Иначе мы не сможем нанести знаки богов на твое тело, — пояснил Джозеф Уоллес, присев напротив гостьи на корточки. — Тебе нужно приобщиться к Тонатиуху, иначе небесный гнев тяжелее молнии упадет на тебя. И клянусь тебе, это будет страшно!
Словно в подтверждение воли богов дог, возлежавший рядом с индейцем, приподнялся и трижды гавкнул. Не сводя глаз с миссис Барнс Махуизох кивнул и потянулся к курительной трубке.
— Давай, детка, я тебе помогу, — виконт подсел ближе к гостье и начал стаскивать с нее платье, не обращая внимание на неубедительные протесты миссис Барнс.
— Джозеф, пожалуйста не надо! Джозеф! Ну, Джозеф! — Элизабет вцепилась в платье, которое уже всецело оказалось в руках виконта Уоллеса.
Жрец-индеец коснулся ее голой груди и что-то сказал, в этот раз его голос звучал успокаивающе.
— Что он говорит? — баронесса попыталась прикрыть свою грудь ладонями.
— Великий Махуизох говорит, что ты очень хороша, и тебя обязательно нужно посвятить Тонатиуху, — пояснил господин Уоллес, откровенно любуясь ее обнаженным телом.
— Как вы хотите это сделать? — голос Элизабет в страхе дрогнул.
Ацтек поднес к ее губам трубку, с приплюснутого кончика которой словно серая змея выползала струйка дыма.
— Как⁈ Говорите, как! — миссис Барнс запаниковала. Молчание мужчин разрывало ее сердце.
Вдобавок жуткий серый дог, привстал и потянулся к ней.