Ваше Сиятельство 6

Глава 18 Серебряные стрелы

Элиз не знала, как запереть дверь. Внутренний запор здесь не был предусмотрен. И сюда явно кто-то шел — это баронесса поняла, когда жалобный визг пса прервался и послышались голоса, перешедшие в крики.

— Ублюдок, я сейчас твой бог! — Элизабет приподняла секиру. — Твоя жизнь зависит только от меня! Прикажи своим не заходить сюда!

Господин Уоллес попытался сказать что-то, но не успел. Дверь распахнулась, на пороге появился дворецкий с каким-то лысоватым коротышкой. Пса не было видно, его затихающий визг доносился из комнаты, где изначально проходила эта безумная вечеринка.

— Господа! — со злой усмешкой произнесла Элизабет Барнс. — Дальше не шагу! Иначе, сами понимаете: слабые женские руки — могут не удержать эту штуку, и я случайно отрублю голову вашему хозяину! Если вы хотите, чтобы он остался жив, то закройте эту дверь! Вы очень мешаете — у меня интимный разговор с господином Уоллесом!

Дворецкий не шевельнулся: с изумлением и ужасом он смотрел то на корчащегося на полу виконта Уоллеса, то на полностью голую, измазанную кровью гостью их дома. Старый слуга и раньше подозревал, что от этой госпожи стоит ждать беды. Племянник его — тот самый коротышка с проплешиной — вдруг увидел индейца с разрубленной головой и побледнел от испуга.

— Убирайтесь отсюда и не смейте здесь появляться, пока я вас не позову! — прикрикнула на них чеширская баронесса. — Подтверди, дорогой! — она пнула ногой Джозефа.

Тот заорал от боли и кое-как выговорил:

— Метс, уйдите! Умоляю, Метс, уйдите! Делайте, что она сказала!

Дворецкий, имя которого было Метс, нехотя закрыл дверь, но почти, уже не мешкая, понесся по коридору. Он не понимал, что там произошло. Как эта падшая женщина, низость которой он имел несчастье наблюдать несколько лет назад, могла справиться с двумя сильными мужчинами, вдобавок разрубить морду Лорду⁈ Разрубила так, что у пса раздвоилась верхняя челюсть. Все что пришло в голову дворецкому, это немедленно вызвать медицинскую службу, полицию и выпустить в сад собак. Они всегда охраняли периметр дома, чтобы никто не посмел посягнуть бесценную коллекцию его господина. Только сегодня господин Уоллес приказал запереть собак, чтобы эта шлюха смогла беспрепятственно зайти в дом. «Сначала отпустить собак!» — решил Метс, опасаясь, что гостья сможет сбежать раньше появления полиции. Переполненный ужасом от произошедшего, он даже не подумал, как попадут в дом полицейские и медики, если по двору будут бегать огромные сторожевые псы.

Едва дверь захлопнулась, первой мыслью Элиз было скорее бежать отсюда! Проломить секирой окно и бежать! Однако баронесса нашла в себе силы остановить боязливый порыв, и ярость с новой силой поднялась в ее душе. Закусив губу, миссис Барнс подняла окровавленное оружие.

— Элиз! Умоляю! — виконт Уоллес все понял по ее глазам. — Умоляю, Элиз! Смилуйся! Ты же обещала! Мое желание! Последнее желание! — его голос дрожал, по лицу текли слезы.

— Черт с тобой, Джозеф. Но сначала изгони Тонатиуха из своего сердца! — со злой усмешкой произнесла Элизабет. — Ну же! Прокляни своего бога!

— Да, да, Элиз! Тонатиух — вон из меня! Изыди! Проклинаю тебя, Тонатиух! Проклинаю! — заголосил Джозеф, слабея от потери крови — она все еще текла из его разрубленного плеча.

— Черт с тобой, живи! — решила миссис Барнс и с небольшим замахом опустила секиру на левую голень виконта.

Расчет ее был прост: пока она будет разбираться со свитками для Алекса, Уоллес может как-то подняться на ноги и доставить ей проблем даже одной рукой. А так на ноги он станет очень нескоро, если даже когда-то встанет вообще.

Подбежав к шкафу с книгами и свитками, баронесса разбила стекло одним движением секиры.

— Где-то свиток? — Элиз на миг повернулась к хозяину дома, снова начавшему орать от боли.

— Там! Третий справа! — простонал он, уткнувшись лицом в пол и скрежеща зубами.

Элиз решила не фотографировать свиток, а просто забрать его как есть. Однако тубус был длинноват, чтобы поместиться в ее сумку с «Harmony of Light II», и тогда взгляд баронессы зацепился за мешок, валявшийся позади статуи бога ацтеков. Она схватила мешок, в котором осталось немного крупных перьев и пучок сухой травы, и бросила в него тубус. Недолго думая, бросила все остальные тубусы: ведь Джозеф мог соврать, и «третий справа» мог оказаться вовсе не тем свитком, который нужен Алексу. Затем Элизабет сорвала со стены египетскую маску — похоже, она была золотой. Разбив стекло, закрывавшее небольшую витрину, собрала там несколько каких-то красивых вещиц, тоже вероятно сделанных из золота.

Даже через сумасшедшую боль господин Уоллес не мог без возмущения наблюдать за грабежом. Он запротестовал страдальческим мычащим голосом.

— Ах ты ублюдок! — Элизабет гневно глянула на него. — Тебе жалко этих безделушек даже после того, как ты дрыгнул меня в задницу? Я тебе сейчас вторую ногу сломаю!

Виконт тут же замолк. Даже стонать не посмел. Только громко сопел, роняя на пол слезы.

Всю добычу миссис Барнс сложила в мешок и решила, что теперь нужно как можно скорее бежать из этого проклятого места. Схватила сумочку с фотоаппаратом, лишь сейчас, когда Элизабет повесила на плечо свою сумочку, до баронессы дошло, что она совершенно голая. Измазанная кровью, изрисованная какими-то индейскими орнаментами и голая!

Выругавшись, она замерла. Возвращаться в комнату, где осталось ее платье — еще тот риск. Скорее всего там страдал от раны и злости Лорд, возможно, там же были слуги виконта.

— Здесь есть какая-то одежда? — баронесса подбежала к Уоллесу. — Ну же!

Пинок ускорил ответ:

— В шкафу! — диким голосом проорал он, скосив глаза в левую сторону зала.

Видно, виконт имел раскрытый шкаф, в котором он недавно гремел мисками. Миссис Барнс подбежала туда и начала торопливо выгребать с полок содержимое. Нашла что-то, развернула: предмет, похожий на шерстяной халат с вышивкой индейских орнаментов. Еще что-то вроде накидки, коротких штанов и шляпы. Еще один халат. Недолго думая, Элизабет обтерла со своего тела кровь, натянула на себя штаны, накинула длинный халат, тот что поуже. Обуви не было, увы…

— Сука! Блядь, какая сука! — завыл, корчась на полу, виконт Уоллес.

— Что ты сказал? — пылая яростью, Элиз повернулась к нему.

Он не ответил, завыл, зарычал царапая ногтями уцелевшей руки пол.

— Вручаю твою жизнь твоим же богам, — решила миссис Барнс.

Собрала с пола пучки сухой травы, что выпали из мешка и бросила их на горящие свечи, туда же бросила тряпье. Огонь быстро схватился за него, лизнул деревянную статую. Завоняло дымом, и Уоллес снова заорал от боли и отчаянья.

Закинув за плечо свою сумку, Элизабет схватила мешок, загремевший металлом и оказавшийся весьма тяжелым, и подошла к окну. Подняла секиру и начала наносить ей удары сверху вниз, разбивая стекла, разрубая перемычки оконной рамы. Когда получился приемлемого размера пролом, Элиз положила мешок на подоконник и вскарабкалась сама. Как она не старалась ступать аккуратнее, ногу все равно порезала об осколок стекла. Но сейчас это казалось неважной мелочью.

Зал уже основательно заволокло дымом, статуя бога ацтеков пылала, постреливая искрами. Прежде чем спрыгнуть в сад, миссис Барнс обернулась, в дыму нашла взглядом Джозефа. За это время он успел доползти до двери и пытался подняться, дотянуться до дверной ручки.

— Удачи, господин Уоллес! — рассмеялась баронесса и спрыгнула с подоконника. Взвалила на спину мешок и стала продираться через кусты.

Когда Элиз выбралась на лужайку, с которой было недалеко до ворот в поместье, она почувствовала неладное. До нее донесся лай собак, и он приближался. В следующий миг глаза баронессы разглядели в ночной темноте, разбавленной луной и светом фонарей, четверых псов. Они казались чуть меньше Лорда, и вероятно принадлежали к какой-то бойцовской породе — в этом Элизабет мало понимала. Собаки явно заметили гостью и неторопливо бежали к ней со стороны розария.

До калитки рядом с кованными воротами оставалось не менее пятидесяти метров. Сердце Элиз бешено заколотилось. Она поняла, что не успеет добежать, даже если бросит тяжелый мешок и пустится со всех ног. И секиры у миссис Барнс уже не было. Хотя она никак бы не помогла ей. Отмахиваться столь тяжелым оружием сразу от четверых быстрых, злобных псов — дело пустое. Мешок Элиз все-таки бросила, но не побежала — застыла на месте и воззвала к своему демону:

— Алекс! Пожалуйста! Сделай что-нибудь! — выдохнула она, чувствуя, как от ужаса внутри все холодеет.

Когда до миссис Барнс осталось метров тридцать, лай псов превратился в злобное рычание, и они стремительно понеслись к баронессе. Но тут произошло чудо: первый из кобелей, черный, самый крупный, вдруг перекувыркнулся через голову и растянулся на траве, в агонии дрыгая лапами. Элиз увидела, как что-то похожее на крошечную молнию сверкнуло в ночном воздухе, и вторая собака покатилась по траве. Две оставшихся не добежали до Элизабет метров десять. Оба пса упали замертво. У каждого из них торчало из глазницы оперение серебряной стрелы. Стрелы пробили собачьи черепа насквозь.

— Алекс! — Элизабет часто дышала и озиралась по сторонам. Слезы градом текли по ее щекам — слезы радости. Она не сразу поняла, что лужайка освещена золотистым светом, и источник его находился позади Элиз. Миссис Барнс резко повернулась и увидела богиню, сжимавшую в левой руке большой, изящно изогнутый лук. Волосы ее блестели серебром, а глаза так прекрасны и пронзительны, что слова благодарности застряли в горле баронессы.

Элиз почти никогда не молилась богам, если не считать раннего детства, и даже не знала кто из богов как выглядит. Поэтому она лишь смогла произнести два слова:

— Великая… Небесная… — потом с придыханием добавила: — Спасибо тебе! Спасибо!

— Благодари графа Елецкого — демона своего, — сказала Артемида, подходя к ней. Добрых чувств к этой женщине богиня не испытывала, памятуя, что именно из-за нее пришлось пролить немало слез, тогда, после ссоры с Астерием. — И убирайся отсюда! Быстро! Сейчас подъедет полиция!

— Спасибо тебе! Спасибо! — снова повторила Элизабет, кланяясь так низко, как смогла, очень сожалея, что не знает имени этой богини и не может ее поблагодарить как следует.

— Больше я тебе не помогу! Убирайся! — повторила Небесная Охотница, сожалея, что ей приходится напрямую влиять на ход естественных событий, да еще при этом помогать этой распутнице.

Подхватив с земли мешок, миссис Барнс бросила прощальный взгляд на богиню, на особняк Уоллеса, в крайних окна которого мерцало пламя пожара, и побежала к выходу из поместья. Когда она выскочила из калитки, темную улицу осветил свет фар двух полицейских эрмимобилей. И в небе появились голубые огни — опускалась какая-то вимана. Сердце, едва нашедшее покой, заколотилось с новой силой. Бросившись в противоположную сторону от эрмимобилей, Элиз пробежала шагов сто, согнувшись, громыхая содержимым мешка и держась кустов вдоль тротуара. Остановилась в темном месте под старым дубом, прижавшись к стволу, тяжело дыша и подрагивая одновременно от страха и ночного холода.

Вкус поцелуя Артемиды до сих пор чувствовался на губах. Знаю, вкус губ богини сегодня я почувствую много раз, ведь уже четверг. Снова день обещает быть насыщенным: первый экзамен; хотя бы полчаса со Светой Ленской; если успеется, визит в агентство к Торопову; а к 18 часам мне нужно обязательно быть в храме Артемиды Берегущей, что на улице Гончарной. И, возможно, Борис Егорович что-то уже выяснил насчет происков Глории, тогда придется встретиться с ним. В общем снова предстоят карусели, но их вечернее вращение обещает стать особо головокружительным и приятным.

Я глянул на часы: 6.07. Поскольку время уже такое, что не уснешь, встал и решил начать день с занятий боевыми техниками в спортзале, устроенном в подвале. Многие мои приятели из прошлых жизней удивлялись, мол, зачем мне, магу, умение махать кулаками, да еще и ногами. Ответ прост: эти занятия полезны для физического тела и укрепления духа. Не художественной же гимнастикой мне заниматься. Кроме того, такая практика усиливает мою любимую магию — кинетическую, потому как есть прямая зависимость между точностью, силой ударов кулаком или ладонью и той же точностью, силой кинетики.

Поскольку я проснулся раньше и времени у меня было достаточно, позанимался я в подвале, что называется, до седьмых потов, пока в начале восьмого не появился Денис со своими бойцами — они взяли привычку по утрам оккупировать мой спортзал для своих занятий рукопашкой. Я задержался с ребятами еще минут на пятнадцать, показал им технику выполнения «Олофт урулки», что дословно в переводе с лемурийского «Хитрость дурака». На деле за необычным названием кроется удар ногой с ложным замахом. Благодаря некоторым особенностям исполнения, удар неожиданный для противника и очень сильный. Денису нравятся мои техники, и его люди меня за эти необычные умения уважают особо. Для них я не просто какой-то там граф с причудами, но почти бог, способный на то, что не под силу другим. Я научил Дениса и его парней из охраны уже нескольким эффективным приемам. Конечно, до чистоты исполнения им еще очень далеко, но теперь в их арсенале есть то, чего нет ни у кого в этом мире.

Кстати, насчет бога… Эта мысль посетила меня, когда я умывался, поглядывая на себя в запотевшее зеркало. Ведь Небесные, после случая с Герой, притихли, видите ли, переосмысливают. До них медленно, но неотвратимо начинает доходить, что возможности Астерия во многом равны или даже превосходят их божественные. А Элиз считает меня демоном, но молится мне как богу. Того и гляди будет она не одна такая: образуется в этом мире культ Великого Астерия. Возглавит его, конечно, миссис Барнс — станет первосвященником. И в неустанных молитвах и прошения сложится этакий эгрегор, который будет подпитывать вера людей в меня. От этих мыслей я чуть не поперхнулся смехом, представляя Элиз в жреческих одеждах. Смех смехом, но такое в принципе возможно, ведь сильный эгрегор из направленных мыслей общности людей как раз и формирует начальные тела бога.

Только для меня все это крайние глупости. Мне это точно не нужно и будет только вредить моей независимости. А вот сама возможность такого поворота меня очень забавляла, поэтому я вертел ее в голове с таким интересом. Стоя перед зеркалом, я сложил руки на груди и подобострастно глядя на свое отражение произнес:

— Слава тебе, Великий Астерий! Да пребудет Имя твое и Сила твоя с верными тебе поборниками во веки веков! В общем, того, божище… Аминь! — расхохотался и плеснул на свое отражение водой, бьющей из крана.

Когда я зашел в столовую, мама уже доедала овсянку. Я приветствовал графиню поцелуем в щечку.

— Нет вестей от Майкла? — спросил я, устраиваясь напротив Елены Викторовны.

Еще до того, как она ответила, по ее грустному взгляду понял, что нет.

Мама покачала головой и сказала:

— Волнуюсь что-то. Особенно со вчерашнего вечера. Уже перед сном пришло такое беспокойство, что даже два раза курила.

— Ты же знаешь, какая теперь связь с Лондоном. Может быть он тебе уже десяток сообщений скинул, а они никак не дойдут, — успокоил я, разумеется, не посвящая графиню в свои ночные волнения, связанные с Элизабет. Я до сих пор не знал, что именно там произошло, знал лишь, что Артемида помогла моей чеширской кошке. Хотя сделала это очень неохотно и лишь после того, как я ее дважды настойчиво попросил.

Я повернулся к Надежде Дмитриевне, ожидавшей позволения огласить утреннее меню, и когда она его озвучила, выбрал:

— Бифштекс с яйцом и с пюрешкой…

— Саша! — мама укоризненно глянула на меня.

Ах, ну да, граф не должен говорить слово «пюрешка», тем более служанке. Так можно только среди своих, когда никто не слышит. Ну что за веселое утро сегодня. Это против вчерашнего вечера, когда я очень волновался за Элиз.

— Дмитриевна, к бифштексу два яйца, — добавил я. — И что-нибудь из солки. А то жрать с утра очень хочется.

— Саша! — мама стукнула ладонью по столу.

Но едва Надежда Дмитриевна направилась к двери на кухню, как на лицо графини наползла улыбка, едва не перешедшая в смех. Все-таки исправляется Елена Викторовна.

— Мам, сегодня ночевать не приду. Я помню, ты просила, не исчезать из дома, пока нет Майкла. Прости, но обстоятельства такие, что надо, — сказал я, пока служанка на кухне гремела посудой. — Дел очень много на сегодня. Может даже не заеду после экзамена. Но тебе за эйхос обязательно сообщу результат. Хотя и без сообщения можешь считать, что сдал на отлично.

— Опять эту ночь с Ольгой? — графиня снова погрустнела. — Вы не боитесь, что ее родители могут очень рассердиться?

— Нет, нее с Ольгой, — вот не хотелось мне говорить ей сейчас правду, чтобы не отвечать потом на много других вопросов.

— А с кем? С Ленской? — Елена Викторовна нахмурилась.

— С Артемидой, мам. Так нужно. Будет меня ждать. И… — я поднял палец предостерегая ее от лишних вопросов. — Ни о чем не спрашивай. Просто знай, помни на будущее, что так надо и все у меня хорошо.

Перед уходом, я передал дворецкому толстый пакет с материалами по проекту «Одиссей» — за ним должны сегодня же заехать люди от графа Голицына. Жорж Павлович немного волновался — это чувствовалось во вчерашнем вечернем общении с ним через коммуникатор. Прямо он не говорил, что знает о нехорошей ситуации, сложившейся с назначением наследника престола, но я понял, что граф проинформирован. Возможно, не хуже меня, и, скорее всего, самим Ковалевским. Голицын так же намекнул, что в Директории в свете грядущих событий может многое поменяться, и он очень опасается, что мои схемы могут попасть не в те руки. Однако я его успокоил, заверил, что ключ ко всем моим разработкам только у меня в голове. И никто не сможет воспроизвести разработанные мной устройства без моей прошивки управляющих кристаллов.

Жорж Павлович великолепный инженер и, с одной стороны, как бы понимал мои ухищрения со схемами, но в магии он мало смыслил и его терзали сомнения, что до истины могут докопаться другие маги, работающие с кристаллами и эрминговыми потоками. Я на этот счет его успокоил.

Отдав пакет с очень важными материалами Антону Максимовичу, я вышел на улицу и неторопливо направился к школе, предвкушая встречу с Ольгой и предстоящий экзамен, который мы будем сдавать вместе. Уже на полпути от дома пискнул эйхос. Интуиция подсказала, что это сообщение от Элиз. Я снова начал волноваться за чеширскую баронессу — что-то у нее было не так.