Ваше Сиятельство 6

Глава 17 На все воля Тонатиуха

Когда они вошли в зал, виконт Уоллес передал Элизабет индейцу, наверное, опасаясь, что она попытается бежать. Но как бы она убежала, если рядом, сердито посапывая, стоял Лорд и его мокрая морда то и дело утыкалась в голые ноги Элизабет — по ним до сих пор текло мужское семя и красная краска. Хозяин особняка, зажег свечи, расставленные на пьедестале изваяния и затем выключил свет. В полумраке, подогретом пламенем свечей, изваяние бога ацтеков и атмосфера в зале стали еще более зловещими.

— Молись Тонатиуху! — Джозеф грубо толкнул гостью к статуе бога. — Кайся! Умоляй великого бога-орла простить тебя!

— Тонатиух прости меня! — всхлипывая произнесла миссис Барнс.

За ее спиной Махуизох прорычал что-то.

— На колени! — виконт с силой нажал на плечо Элизабет, и она не устояла на ногах — просто упала на пол перед статуей, едва не ударившись головой о темную от чьей-то крови доску.

— Это должны быть не просто слова! — грозно сказал Джозеф. — Молись всей душой! Клянись, что изгонишь из своего сердца всех мужчин! Всех, кто смеет не поклонятся великому Тонатиуху! Ты признала, один из нечистых мерзавцев смеет сейчас осквернять твое сердце! Немедленно прокляни его!

Элизабет, всхлипывая, молчала.

— Ты нас очень злишь, Элиз! Ты прогневала самого Тонатиуха! — воскликнул господин Уоллес и схватил баронессу за волосы. — Немедленно прокляни его! Назови его имя!

Элизабет сцепила зубы. Боль, злость, страх, обида — все смешалось в ней в каком-то безумно злом вихре. Она проглотила горький ком и нашла в себе силы сказать:

— Его имя граф Елецкий! Он настоящий демон и убьет вас и вашего проклятого бога!

Все-таки Махуизох понимал английскую речь, потому что после ее слов он заорал первым. Виконт Уоллес опомнился лишь через несколько мгновений:

— Сука! Подлая дрянь! Ты сдохнешь! Сейчас же сдохнешь! — закричал он, со всей силы ударяя Элиз ладонью по лицу.

Вторя мужчинам, Лорд поднял громогласный лай. Махуизох схватил англичанку за руку и поволок к жертвенному алтарю, роль которого выполняла доска с прорезями-кровостоками. Виконт Уоллес поспешил помочь ему, и они вдвоем, кое-как привязали, брыкавшуюся, кусавшуюся баронессу к доске.

— Джозеф, не надо! Умоляю, не надо! Пожалуйста, отпустите меня! — всхлипывала Элизабет, пытаясь выдернуть руки и ноги из привязей.

Мужчины словно не слышали ее. Виконт Уоллес открыл дверку шкафа у простенка слева и долго возился там, гремя посудой, перекладывая какие-то предметы. Индеец стоял без движений в двух шагах от миссис Барнс, скрестив руки на груди. Мерцавшие на пьедестале статуи свечи злыми отсверками отражались в его черных глазах. В их свете, едва разбавлявшем полумрак, лицо жреца казалось злой маской, отлитой из меди. Проворчав что-то ацтек подошел к англичанке вплотную и с силой сдавил ее скулы своими длинными пальцами.

— Чтоб ты сдох! — прошипела Элиз и плюнула на его руку.

На нее снова нашла волна ярости, и баронесса вполне понимала, что она об этом скоро пожалеет. Такое с ней случалось множество раз: с Теодором, с графом Кальвером и капитаном Картером. Когда они выводили ее из себя, в душе Элизабет рождалась злость, которую она не умела контролировать. И миссис Барнс дерзила им в ответ иногда даже бросалась в драку, прекрасно понимая, чем это кончится. Кончалось тем, что она просыпалась в слезах, избитой, горько сожалея о своей несдержанности. Вот и сейчас миссис Барнс не сдержалась. Как могла она сдержаться, если от нее требовали невозможного⁈ Как она могла проклясть Алекса, который был ей дорог так же как жизнь⁈ И сейчас она понимала, что из-за своей глупости, своей несдержанности она лишится этой самой жизни.

Элиз, конечно, пострадала за свой плевок — Махуизох несколько раз ударил ее по лицу, на котором и без того не было живого места. Однако, баронесса уже не чувствовала боли. Место боли все полнее занимал страх, он наползал со всех сторон: от темных теней, пляшущих из-за трепетного пламени свечей; от металлических звуков, которые издавал Джозеф, ковыряясь в шкафу; от запаха крови и смерти — он витал здесь повсюду; от взгляда жреца-ацтека, пронзавшего ее до самого сердца. Страх сжимал ее сердце холодной костлявой рукой, и Элизабет понимала, что ее сейчас убьют. Кровь из ее рассеченного тела будет стекать в ритуальные чаши, которые виконт Уоллес уже принес. Махуизох вырежет из ее груди сердце, сделает это умело, так, чтобы оно еще билось в его руке на радость кровавому богу Тонатиуху. К сожалению, Элизабет неплохо училась в колледже, и кое-что знала о ритуалах империи по ту сторону Атлантики.

— Джозеф, пожалуйста, не убивайте меня! — тихо попросила миссис Барнс. — Мой брат знает, что я пошла к тебе. Меня будут искать.

— Тебя никто уже не найдет, — прорычал виконт Уоллес.

Из ее глаз снова потекли слезы. В этот раз так часто, что лицо стало мокрым. Баронесса затряслась в рыданиях. Это явно нравилось ее мучителям. Махуизох впервые за последнее время улыбнулся. В руке его сверкнул ритуальный обсидиановый нож, черный, как глаз ворона.

И тогда Элизабет решила молиться своему демону.

— Алекс! — прошептала она, тихо, но с огромным душевным жаром. — Пожалуйста, спаси меня! Пожалуйста! Если только сможешь! Если успеешь! Я верю, только в тебя, мой демон! Я знаю, что нет на этом свете силы сильнее чем ты! — тут же ее разум омрачило сомнение: Россия — это слишком далеко. Даже если бы он может летать как ветер, он все равно не успеет. Наверное, уже никто не в силах помочь ей. Все же, она еще раз призвала, теперь уже в голос: — Алекс! Спаси меня! Если меня убьют, покарай этих негодяев!

Хотя в среду я в школу не ходил даже на консультации, день вышел загруженным. Помимо подготовки к экзаменам, как-то так вышло, что на мой эйхос обрушилось множество сообщений.

От Торопова. Сообщил, что по его сведеньям под меня усиленно роет Козельский, что я и так понимал. Также Геннадий Степанович намеками сообщил об успехах в Лондоне: вычислили его люди этого подонка-Лаберта и дни его сочтены.

Сообщение от самого Козельского с вежливым приглашением зайти к нему в ведомство сегодня или завтра и обстоятельно поговорить. Прослушав это, я рассмеялся, но этому козлику решил пока не отвечать — пусть теряется в догадках и помучается грядущим.

Послание от Ольги. Моя невеста заботливо сообщила, что от папы пока нет существенных новостей, и попросила меня не волновался. Вообще-то я волновался гораздо меньше, чем князь Ковалевский и сама Ольга, но, если честно, волнение было.

От Принцессы Ночи. Она назвала меня мудаком за то, что я отказался принять от нее в дар виману, но при этом признала, что любит меня «по-своему» и долго рассуждала о предстоящей свадьбе с князем Мышкиным, сожалела, что ей придется носить эту несерьезную фамилию.

И длинное послание от Светы Леской со звуками ее поцелуев, а потом сладкими стонами — умеет актриса подразнить. Она решила пообщаться со мной, одновременно играя с дилдо, лежа в своей комнате на театральном чердаке. Самое обидное: она меня основательно раздразнила, и я тут же ответил ей: «Приезжай! Скорее! Не могу терпеть!». Но терпеть пришлось: виконтесса извинилась и сообщила, что у нее через час спектакль, она очень сожалеет, но приехать не может. Увы, я так и остался сидеть за рабочим столом со стоящим колом членом…

И пришлось мне вернуться к главному на сегодняшний день — финальной проработке схемы устройства сквозного согласования «Одиссей». Да, вот так — звучит заковыристо и серьезно, потому что вещь действительно серьезная. Ведь поднять на качественно иной уровень возможности воздушного флота империи — это залог успеха в войне с самым серьезным противником. Это мощь государства и его будущее благополучие.

Я долго работал с разложенными на столе финальными схемами, доводя до ума детали весьма сложной структуры. Отвлекали мысли о том, что теперь проект «Сириус» под большой угрозой, и если все пойдет по негативному для нас сценарию, то моя разработка устройства «Одиссеей» может оказаться невостребованной — не передавать же мне это важнейшее изобретение императрице Глории. Иногда я поглядывал на эйхос, надеясь, что на него придет сообщение от Ольги или ее отца с информацией, которую я ждал с особым нетерпением: что именно имеют против «Сириуса», против царевича Дениса Филофеевича и всех нас наши враги, и у кого эти сведения находится. Однако, эйхос, выдавший днем много неожиданных посланий, к вечеру будто впал в спячку.

Лишь после ужина он радостно пискнул входящим посланием. Оно оказалось от Элизабет.

Поначалу слова сестры Майкла вызывали у меня улыбку: как и Ленская чеширская сучка извещала о своих экспериментах с дилдо. Надо же, она нацарапала на нем мое имя! Но я, извините, в этом вопросе не тщеславный, как и во многих других. Просто мысли Элиз, ее эмоции — а их излилось много — были одновременно забавны и приятны. А вот дальше миссис Барнс меня расстроила. Я чувствовал, как в каждом ее слове проступает тоска, и все яснее понимал, что эта женщина в самом деле любит меня. И это может оказаться не просто увлечением на месяц-другой. Меня снова начала покусывать совесть. Ведь все это время я недостаточно хорошо относился к чеширской баронессе. Да, Элизабет порочна, она большая эгоистка и кое в чем дрянь. Она полна противоречий, огромных противоречий, которые мучают прежде всего ее саму, не дают ей жить спокойно. Но, боги, а кто из нас без греха⁈ Извините за каламбур, сами боги полны им! Я был не прав, унижая Элиз без особого повода, в то время как этот человек сейчас старается для меня даже не имея надежды, что между мной и ей будут хоть какие-то сердечные отношения.

И я ответил ей:

«Элиз, спасибо тебе за такую заботу. Ты слишком не рискуй, постарайся не вступать с тем человеком в отношения, которые тебе неприятны. Лучше не торопись с решением этого вопроса. Ты беспокоишься, что по твоему возвращению я отвернусь от тебя, как от женщины мне больше ненужной? Нет, Элизабет, обещаю, этого не случится. Ты доверилась мне и постепенно становишься моим другом, я не бросаю таких людей — это мой принцип. Как ты знаешь, у меня есть невеста, которую я люблю, и я не могу уделять тебе столько внимания, сколько ты заслуживаешь, но я постараюсь делать так, чтобы мы хоть изредка мы были вместе. Еще вопрос: ты рассказала о своем перелете, нескучном, благодаря дилдо, рассказала о своих чувствах ко мне и том, как решаешь мой вопрос, но ни слова не сказала о главной цели своего визита в Лондон. Как решается вопрос с твоим разводом? Ты нашла достаточно хорошего адвоката? Хватает ли тебе денег? Желаю удачи, Элиз. Пусть все сложится хорошо, и ты скорее вернешься в Москву. Передавай привет Майклу».

Я знал, что из-за особенностей связи с Британией, мое сообщение может надолго застрять в кристаллах памяти московских станций и долететь до миссис Барнс лишь завтра или даже через несколько дней. Но что поделаешь, здесь я изменить ничего не мог.

Повозившись над схемами еще больше часа, я все-таки довел их до того состояния, когда с моей стороны все вопросы основных принципов функционирования устройства «Одиссей» были решены. Теперь, как я и обещал, эти листы вместе с моими пояснительными записками можно было передавать главному инженеру Директории Перспективных Исследований господину Броневому или напрямую графу Голицыну. Я известил Жоржа Павловича, что моя работа завершена, сообщением на эйхос. Сказал, что передам результат «как обычно», что означало: «заберете у моего дворецкого». И теперь, когда мое сознание освободилось от мыслей по устройству синхронизации, меня тихонько начало пробирать беспокойство, истоки его я пока не мог понять. Лишь когда сел в кресло возле окна и закурил, то понял: тревога как-то связана с Элизабет. Что-то с ней происходит нехорошее.

До самого сна это чувство то нарастало во мне, то отпускало. А среди ночи я проснулся от того, что почувствовал отчаянный призыв Элиз. Она молила о помощи. Я точно знал, что миссис Барнс сейчас в огромной беде, все решают минуты, и во всем огромном мире Элиз может рассчитывать только на меня. Но что я мог сделать, находясь более чем за две с половиной тысячи километров от нее⁈ Мне никак не преодолеть такое расстояние достаточно быстро, даже на самой стремительной вимане. И на тонком плане, если бы даже как прошлый раз мне посодействовал Родерик, все равно помочь Элиз быстро я не мог.

— Ритуал! — хмуро сказал виконт Уоллес.

Жрец небесного Тонатиуха кивнул. Приложил обсидиановый клинок ко лбу и закрыл глаза, прошептал несколько слов, затем, повернувшись к хозяину особняка, сказал что-то на своем лающем языке.

Они вместе вышли из зала, чтобы взять курительную трубку и священные таблички, тексты с которых читали перед вечерней трапезой. Лорд побежал за ними.

— Алекс! Алекс! — давясь рыданиями, миссис Барнс изо всех сил пыталась освободить руки.

Будто не чувствуя боли, она дергала руками так, что казалось кисти оторвутся, застряв в тугих петлях. И случилось чудо: правая петля чуть поддалась, стала шире. После нескольких рывков Элизабет смогла вырвать руку, содрав кожу о грубую веревку.

— Мой демон! — всхлипнула баронесса, торопливо, лихорадочно пытаясь распустить узел на левом запястье.

Он не поддавался, и Элиз померещилось, что ее мучители возвращаются. Их голоса звучали ближе или так казалось из-за страха, разрывавшего сердце. Англичанка снова воззвала к Алексу. У нее возникла уверенность, что демон, хоть и не может оказаться так быстро здесь, но неведомым образом помогает ей. Так вышло и в этот раз: узел на левой руке поддался. При чем довольно легко.

Поглядывая на приоткрытую дверь, Элиз принялась освобождать ноги. Снова зазвучали мужские голоса. Нет, в этот раз они не приближались. Ее мучители будто спорили о чем-то. Освободив вторую ногу, Элиз бросилась к окну. Дернула за ручку створку, но она даже не шевельнулась. В страхе и спешке баронесса не могла понять, как открыть оконный запор. Наверное, окна здесь не открывались вообще, потому как содержимое этого зала имело для Уоллеса огромную ценность. Баронесса обернулась на дверь — голоса там звучали громче, раздался лай собаки.

Взгляд Элиз метнулся к простенку, на котором висело древнее оружие: копья, старинный остробой, лук и арбалет. Еще мечи и секира. Миссис Барнс подумала, что если она успеет, то эта секира поможет ей разнести окно, и тогда Элиз выскочит в сад. Израненная, голая, но хоть с каким-то шансом на спасение. Демон должен ей помочь! Она метнулась к простенку. По пути молнией мелькнула мысль: ее мучители сразу же прибегут на грохот от ударов секиры! Может быть правильнее не разбивать окно, а убить этих мерзавцев? Но там пес! Элиз боялась его больше, чем Махуизоха и свихнувшегося виконта Уоллеса!

Когда миссис Барнс смогла вырвать секиру из крепления, шаги и голоса мужчин уже звучали в коридоре. Дрожа от страха и волнения, Элиз стала слева от дверного проема и подняла тяжелую секиру. Последние мгновения до появления первого из мерзавцев длились вечность. Сердце баронессы стучало так громко, что она опасалась: этот частый, гулкий стук ее мучители непременно услышат и поймут, что она поджидает их у двери. Мысли в голове неслись точно табун обезумевших лошадей. В эти мгновения Элиз успела передумать все: что ей будет, когда ее схватит полиция; как жаль, что она уже не сможет помочь Алексу с фотографией снимка; сможет ли она убить сразу двух мужчин или они убьют ее. И еще пес! Он слишком быстрый, верткий — его точно не одолеть секирой, слишком тяжелой для ее рук. Лорд, наверное, загрызет ее.

Первым в зал вошел великий вождь Махуизох, и секира проломила его голову — рассекла ее пополам. Фонтан крови брызнул так далеко, что алые капли оросили статую небесного Тонатиуха. Кровожадный бог получил то, чего желал. Виконт Уоллес не сразу понял происходящее. Он замер, издав слабый стон, вытаращив глаза, уставился на Элиз. Не теряя драгоценные мгновения миссис Барнс снова занесла секиру. В последний миг хозяин особняка увернулся, и тяжелое стальное лезвие отрубило ему руку вместо головы.

Лорд! Эта опасная мысль точно молния вошла в висок баронессы. Огромный темно-серый дог стоял в коридоре в трех шагах от баронессы. Его рычание не было слышно за воплем господина Уоллеса, катавшегося по полу. Элиз успела схватиться за ручку двери и потянула ее на себя. Она почти успела захлопнуть ее. Успела бы, если бы не отрубленная рука Джозефа. Ладонь этой конечности легла так, что застряла под низом створки двери и мешала ее закрыть.

— Черт! Черт! — Элизабет несколько раз пнула окровавленный обрубок, но пес уже просунул голову между створкой двери и дверной коробкой, остервенело лая, он пытался ворваться в зал.

Миссис Барнс вскрикнула от боли — оставшаяся невредимой рука Джозефа вцепилась в ее ногу чуть выше ступни и сжала с такой яростью, что казалось его стальные пальцы сейчас переломят кость. Джозеф, вопил от боли и тянул Элизабет к себе. Кроме безумной боли виконта пробирал смертельный ужас. Ведь если его проклятой гости удастся закрыть дверь, то его верный пес не придет на помощь, и тогда… Тогда миссис Барнс легко расправится с ним!

Едва сумев устоять на ногах и изо всех сил держа дверь левой рукой, правой Элиз подняла тяжелую секиру и обрушила на морду Лорда. Лай пса прервался визгом. Он отскочил в коридор, и баронесса наконец смогла захлопнуть дверь.

Все еще держа Элиз за ногу, господин Уоллес произнес:

— Элиз, дорогая… — его взгляд был полон страдания, а пальцы, сжимавшую ногу гостьи постепенно обмякли. — Элиз, зачем ты это сделала? Мы же шутили. Никто бы не убил тебя. Я просто хотел тебя напугать.

— Шутили⁈ — Элизабет опустила секиру так, что окровавленное острие легло на лоб виконта. — Джозеф, спасибо за волшебный вечер. Очень остроумные шутки. Мне было смешно до колик! — она горько усмехнулась. — Но все хорошее рано или поздно кончается, правда?

— Элиз, детка, ты же не убьешь меня? — скрежеща зубами от боли, вымолвил Уоллес.

— Разве ты не хочешь соединиться душой с великим Тонатиухом? Твой друг уже там, и мне кажется, ни о чем не жалеет. Но я милостива, Джозеф… — Элиз наклонилась, пронзительно глядя в его глаза и провела секирой так, что ее острие рассекло лоб виконта, оставляя кровавую борозду.

— Правда? Элиз, не убьешь? — пальцы Джозефа начали ласкать ее ногу.

— Ты можешь попросить меня исполнить твое последнее желание. Если оно мне понравится, то я его исполню, — Элиз чувствовала, как ее тело еще подрагивает от злости, но страх уже прошел и на его место возвращалась боль. Болело лицо, по которому ее беспощадно бил Джозеф и индеец. Болело там, в глубине, между ягодиц, где очень грубо побывал немаленький член виконта. И душа тоже болела. При чем эта боль была самой сильной.

— Тогда я прошу, умоляю!.. Не убивай меня! — взмолился хозяин особняка. — Это мое желание, Элиз!

Он заплакал. Всхлипывая так противно, что желание убить его в миссис Барнс только выросло. Там за закрытой лишь на защелку дверью кроме собачьего визга послышался еще чей-то голос. Наверное, дворецкого или слуг виконта Уоллеса.