Ватутин

ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ

Село Чепухино Воронежской губернии растянулось километра на два по отрогам меловых гор на берегу речушки Полатовки. На противоположном берегу — пестрый ковер лугов, за ними синеет лес.

До революции лучшие земли вокруг села принадлежали богатейшим российским помещикам: графине Паниной, графу Девиеру, сенатору Струве. Крестьянам оставалась худородная земля в десяти—двенадцати верстах от деревни — камень, пески, мел. Сельские урочища так и называются — Мелки, Гнилушки, Дальние.

Здесь, в семье крестьянина, 16 декабря 1901 года родился будущий полководец Николай Федорович Ватутин.

Тяжек был труд хлебороба. Крестьянские полоски, выделяемые обществом, лежали за помещичьими землями и были так малы, что ежегодно перемерялись не только саженями и аршинами, но и вершками. С утра до поздней ночи надрывались чепухинские мужики на своих клочках земли, но вечные долги, частые недороды так и не позволяли вырваться из нужды.

Отец Коли Ватутина, Федор Григорьевич, жил одной семьей со своими братьями и сестрами, всего тридцать человек. Возглавлял семью дед Григорий Дмитриевич, который вернулся в родное Чепухино после восемнадцати лет службы в кавалерии. Не было на селе более отзывчивого и справедливого человека, чем Григорий Дмитриевич, не было случая, чтобы он не помог попавшему в беду односельчанину. Сам работал, не жалея сил, и своих сыновей, дочерей и внуков воспитывал в трудолюбии. Впрочем, так испокон веков велось в больших крестьянских семьях, где каждый на виду, каждый отвечает за всех и знает, что ему делать по хозяйству. А уж старшего слушаться — первый закон. Без этого нельзя.

Много детей в доме Ватутиных. Коля — маленький крепкий паренек с вихрастой головой, носом пуговкой, веселыми глазами — по утрам вскакивал первым из детворы. Спала ребятня летом на сеновале, да и взрослые старались перебраться из душной хаты на вольный воздух. В хате оставались одни старики.

На дворах призывно замычали коровы. Подали голоса и их буренки. Сейчас же на крыльце хаты появился взлохмаченный дед

Григорий, в старом армячишке и подшитых валенках, несмотря на лето.

— Колька, пострел! Молодец! — крикнул он, увидев внука. — Гони коров! Аллюр три креста. Ар-р-р-ш! А я остальную ораву будить буду.

Дед расчесал пятерней седую, желтую от табака бороду, сунул в рот трубку, погладил лысину и зашагал к сеновалу. Вид у старика был самый решительный.

Коля, сверкая пятками, догнал коров, которые, поднимая уличную пыль, тянулись на звук рожка. За околицей деревенский пастух собирал стадо.

Когда Коля вернулся домой, все ватутинское семейство было уже на ногах. Возле дома на траве белела широкая холстина. По ее углам поставлены большие миски на семью каждого сына, лежат деревянные ложки, горкой нарезан хлеб, пучками брошен зеленый, весь в каплях воды лук, рассыпаны пупырчатые огурцы и репа. Семья собиралась завтракать. Ватутины из-за большого числа едоков зимой ставили в избе два стола, а летом ели запросто, на траве. Отец Коли Федор Григорьевич степенно раскладывал ложки в своем углу. По характеру он походил на деда Григория: такой же честный, работящий, отзывчивый. Рядом пристроились полукругом жена Вера Ефимовна, четверо дочерей и пять сыновей. Коля втиснулся между братьями, с удовольствием втягивая ноздрями духмяный запах исходящей парком каши.

Дед дал команду. Все дружно взялись за ложки. Ели молча, сосредоточенно и торопливо, в крестьянской жизни к еде относятся серьезно — как к работе: хорошо поешь — хорошая будет работа.

Коля во всем подражает старшему брату Павлу. Тот две зимы уже ходит в школу, а летом вместе со взрослыми на пахоте, сенокосе, уборке хлеба.

Завтрак закончился быстро, так же быстро убрали посуду и холстину. Взрослые, все как один, уехали в поле. Ребятишки дружной ватагой отправились в лес. Брали и самых маленьких. Их несли по очереди в корзинках, что предназначались для грибов и ягод.

Коля любил такие походы. В лесу чего только нет! Малина, черника, смородина. Кто первый найдет полянку — свистит, аукает. Но ягод так много, что свист стоит со всех сторон, не знаешь, куда бежать. Да и у тебя место не хуже. А грибы! Желтеют в ельнике юркие лисички, а вот и заветный бугорок, где в сухих ветках и листьях сгрудились крепкие боровички. О сыроежках и речи нет. Они всюду. Их красные, желтые, фиолетовые, серые шляпки торчат даже на тропинках. Вот на пути встает густой орешник. Корзины уже давно заполнены ягодами и грибами. В дело идут рубашки и девчачьи платки. Рубашонки деревенской детворы не только греют своих владельцев и прикрывают наготу, но иной раз служат и мешком для сбора диких яблок, орехов, неводом для ловли пескарей...

Но пора и домой. Обратно идут не спеша. Губы и руки фиолетовы от черники. Ягоды наелись досыта. Глаза на нее не смотрят. И только кто-нибудь из малышей, ковыляющих сзади, нет-нет да зацепит из корзины старшего горсть соблазнительной малины.

Блеснула в зарослях ивняка река. Вся ватага с громким криком бросается к берегу. Наскоро выкупавшись, ребята бегут домой. Показались первые избы деревни, сияет церковная маковка, а вот и родная хата — белые стены, соломенная крыша и ярко-красная труба. Недалеко от хаты зеленеет огород: огромные тыквы, картошка, огурцы, лук, капуста. Да мало ли чего надо на большую семью Ватутиных!

Перекусив, ребята разбегаются по двору. Солнце начинает клониться к закату, но работа в хозяйстве всегда найдется, и детвора — первые помощники. Чистят хлев, метут двор, окучивают картошку, выпалывают сорняки, поливают. Всем хватает дела.

Вечереет. Вернулись с поля взрослые. Отужинали на той же холстине и, едва небо потемнело, укладываются спать. Тяжко достается крестьянину хлеб. Земля плохая. Сколько ни работай — урожай не обилен, хлеба до новины никогда не хватает. Поэтому уходят из деревни на заработки за пятьсот верст и более — на Дон, Кубань, Терек, где нанимаются к богатым казакам косить сено. Работают там до изнеможения, болеют малярией, дизентерией, умирают от тифа, холеры. Всячески притесняли казачьи богатеи иногородних батраков. Драли с них три шкуры, платили гроши, не пускали косарей в станицы, гнали с базаров. Вот и приходилось им жить как перекати- поле. Много могил косарей осталось на казачьей земле.

На всю жизнь запомнил Коля Ватутин землю своих отичей — опаленные зноем, иссушенные ветрами меловые высоты. На этой земле трудились его дед, отец, мать, на ней работали его братья и он сам. На ней он познал цену крестьянского труда и научился упорству.

Взрослые давно спят, а детвора окружила деда Григория. Просит рассказать о войне с турками. Не может отказать дед внучатам, да и самому в охотку вспомнить прошлое житье-бытье, как воевал турка у Плевны под знаменами знаменитого «Ак-паши» — «Белого генерала», как звали турки генерала Михаила Дмитриевича Скобелева. Покрыв лысую голову малахаем и прихватив рыболовную снасть, зашаркал старик подшитыми валенками, направляясь к любимому месту на берегу реки. За ним поспешает детвора: кто с котелком, кто с картошкой, кто просто так.

Для Коли рассказы деда лучше всяких сказок. А какой гордостью наполняется его сердце, когда дед достает в очередной раз конверт, в котором знаменитый Скобелев прислал ему, раненому солдату, Георгиевский крест. На конверте рукой генерала написано:

«В траншеях, 31 октября 1877 года.

Кавалеристу Ватутину, согласно обещания, за распорядительность, мужество и храбрость, оказанную в деле с 29 на 30 октября. За Богом молитва, за царем служба не пропадет. От души поздравляю тебя, уважающий Михаил Скобелев».

Что может быть лучше таких ночных рыбалок с дедом? Но приближалась осень, а с ней учеба в школе. Ее все в деревне называли «караулкой». Церковная сторожка мало походила на учебное заведение, и тем не менее не одно поколение чепухинских детей выучилось здесь грамоте. В сторожке было четыре крохотные комнатенки. В двух жили церковный сторож и учитель, а две другие, смежные, служили классами. Классы были тесно заставлены старенькими партами. Подслеповатые окна пропускали мало света и поэтому даже днем зажигали лампу. Называлась эта школа одноклассным училищем с четырехлетним сроком обучения.

К первому учебному дню Коля готовился долго. Накануне на речке тер песком покрытые цыпками руки, но так и не оттер их. Дед видел его мучения, посмеивался, но обещал утром дать кусок мыла. Утром Колю поджидал удивительно пахучий маленький кусочек мыла. Тщательно умывшись и причесав вихры, он с замиранием сердца осмотрел холщовую сумку, где лежали тетрадка, два карандаша и потрепанная азбука. Еще Павел начинал с ней учиться. По дороге в школу Коля все пытался выяснить у брата, строгий ли учитель, а когда узнал, что учителем будет тот самый дяденька, который организовывал с отцом в селе кооператив, успокоился окончательно. Коля хорошо помнил часто приходившего к отцу невысокого молодого человека в очках, с аккуратной бородкой, в чистой сатиновой рубахе и высоких сапогах.

Николай Иванович Попов был большим патриотом и прекрасным педагогом. Он прививал детям любовь к родине, к истории России, русскому языку. Занимаясь детьми, не забывал и о родителях, старался и тех привлечь к общественной работе. Для этого организовал в селе кооперативную лавку. Казначеем мужики единодушно избрали Федора Григорьевича Ватутина, заслужившего в деревне репутацию честнейшего человека. Ученики тоже привлекались к работе в лавке — помогали учителю и при этом решали арифметические задачи: сколько нужно мешков сахара для продажи, сколько ящиков мыла...

Впрочем, кооперативная лавка существовала недолго. Местные лавочники повели против нее настоящую борьбу: как могли, мешали получению нужного товара, перекупали лучшее и дешевое. Дело это мужикам пришлось оставить. Но крестьяне долго еще вспоминали свое торговое товарищество.

И вот Коля Ватутин сел за первую в своей жизни школьную парту. Маленькая, исцарапанная и отполированная не одним поколением учеников, она показалась Коле самым дорогим и прекрасным предметом.

— Здравствуйте, дети! — вывел его из задумчивости приятный тихий голос. Перед доской стоял Николай Иванович, поглаживая бородку и весело поблескивая глазами из-за стекол очков.

Ему нестройно ответил хор ребячьих голосов.

— Садитесь. Что-то очень робко здороваетесь. Давайте знакомиться. Меня зовут Николай Иванович. Я буду учить вас чтению, письму, расскажу много интересного о жизни людей, постараюсь помочь вам разобраться во всем, что вас интересует.

Учитель положил на стол толстый журнал, открыл его, но, подумав немного, захлопнул и отложил в сторону.

— Думаю, еще успею познакомиться с каждым из вас, а сейчас хотел бы поговорить вот о чем. Задумывался ли кто из вас, где он живет, чем славится наша земля, которую топчут ваши босые ноги, почему деревня наша называется Чепухино?

Класс молчал. Николай Иванович отошел к окну и продолжал:

— Так вот. Судя по вашему молчанию, не знаете. Ну, слушайте. Много, много лет назад, когда русские люди попали под власть жестоких кочевников, в наших местах еще не было жителей. В лесах бродили медведи, в реках рыбы было видимо-невидимо. И все это богатство захватили завоеватели. Пришли они из далеких азиатских степей. В честный бой вступил с врагом русский народ. Но Русь была раздроблена на княжества, каждое из которых в отдельности не могло устоять под натиском кочевников. Но прошло время. Русские люди поняли, что им надо объединиться, чтобы победить грозного врага, изгнать его из страны. Так и произошло. На Куликовом поле победили русские татар, сбросили с шеи народа вековое ярмо, стало крепнуть русское государство...

Николай Иванович помолчал и, сев на стул, продолжил:

— Вот тогда-то и привлек наш район внимание Москвы. Здесь стала проходить южная граница нашего государства и был построен небольшой город Валуйки — крепость, оберегающая южные границы России. Да, те самые Валуйки, которые каждый из вас в ясную погоду может увидеть с наших меловых гор. Но и тогда еще эти земли были заселены слабо. Прошло триста лет. Во времена походов на Азов русский царь Петр I приезжал в Валуйки. Он сделал этот небольшой город настоящим военным лагерем. Здесь собирались русские войска, отсюда отправлялись на войну с турками. Примерно в это время поселил он между реками Оскол и Полатовка донских казаков. Казак Чепухин выбрал самое лучшее место на берегу тихой и безлюдной Полатовки, построил хату, и от него пошло наше село — Чепухино. Другой казак — Насонов основал соседнее село — Насоново. Бежали сюда с Украины преследуемые польскими панами бедняки, «мандровали» по нашим землям и, наконец, осели на них. «Мандровать» — значит путешествовать. Так появилось село Мандрово, нынешний волостной центр...

Долго еще рассказывал учитель о родном крае, и перед глазами Коли Ватутина и его товарищей будто заново открывались знакомые места.

Коля учился с удовольствием. Учеба давалась ему легко. Каждый день, проведенный в школе, становился для мальчика праздником, приносил новые знания. Николай Иванович строил занятия интересно. Часто ходил с ребятами по окрестным лесам и полям. Ботаникой и зоологией занимались обычно прямо в лесу. Водил Николай Иванович ребят и на раскопки древних курганов, которых было великое множество в окрестностях села. В раскопах находили предметы утвари, монеты. Первым помощником учителю был Коля Ватутин. Ребята еще по детским играм признали его вожаком, а теперь этот авторитет подкреплялся отличной учебой.

Незаметно пролетел первый школьный год. Вот и каникулы. Детворе — раздолье, хотя никто из ребят не думает отлынивать от домашних дел. Быстро прошло лето. За несколько дней до начала учебного года в селе случилось большое несчастье, и виной ему была бедняцкая детвора, пекшая в костре картошку. Павел и Николай Ватутины, как старшие в семье Федора Григорьевича, работали с отцом на жатве. Своя полоска была уже убрана, но дел в поле оставалось еще много. За долги надо было отрабатывать на графских полях. Федор Григорьевич вторую неделю вместе с сыновьями безвылазно жил в поле. К последнему воскресенью августа работу закончили. Время было полуденное, когда на селе ударил набат. Тревожный гул докатился до самых далеких полей и пастбищ. Вздрогнули работавшие чепухинцы. Тревожно забилось у крестьян сердце от этого звона.

Скачущий во весь опор к стану деревенский пастух, задыхаясь, крикнул:

— Пожар! Пожар, мужики! Горит Чепухино!

Но уже запрягали мужики лошадей, торопились в деревню, обгоняя друг друга. Издалека было слышно, как голосили бабы, ревели ребятишки. Зловещими клубами высоко поднимался над деревней черный дым.

Пожары в Чепухино случались часто. Бывало, выгорало все село. На сей раз пожар занялся с верхнего конца деревни. Изба Ватутиных находилась в стороне от пожара, но все семейство помогало тушить огонь. С колокольни не переставал звонить колокол. Несмолкаемый гул голосов, крики и плач стояли на деревне. С треском рушились полыхавшие крыши, разбрасывая далеко в стороны снопы искр. От реки к селу вереницей стояли бабы и передавали друг другу ведра с водой. Мальчишки стерегли тревожно ревущую скотину, норовившую бежать куда попало.

Коля и Павел не отставали от отца, а Федор Григорьевич, выхватив топор, бросился к ближайшей горящей избе...

Пожар тушили день и всю ночь. К утру огонь стих, и только ветер разносил далеко в поля горячий пепел.

Когда через три дня чепухинские ребята пришли в школу, Николай Иванович велел им написать сочинение «О пожарах в селе Чепухино». Коля, за короткую жизнь которого пожары трижды уничтожали село, не стал описывать стихию. Он писал о причине пожара, ребятишках, которые хотели полакомиться печеной картошкой и нечаянно подожгли ригу.

Николай Иванович, обычно зачитывающий всему классу Колины сочинения, на сей раз просто объявил мальчику отличную оценку.

В этот учебный год в школе было особенно интересно. Николай Иванович задумал организовать для деревенских детей драматический кружок. Инспектор народных училищ, приезжавший в Чепухино с комиссией, не мог сдержать смеха.

— Видели ли вы подобное, господа? Ха-ха-ха! — заливался он. — Сиволапые мужики и театр. Ох и уморили же вы нас, господин Попов. Ну-ну, дерзайте...

Зря смеялся чиновник. Школьный кружок скоро заработал, да еще как! Ребята под руководством учителя инсценировали рассказ Чехова «Каштанка». С интересом смотрели спектакль и мужики, удивлялись, радовались за своих собственных детей. Коля Ватутин был непременным участником всех представлений. Любимой его ролью стал Балда из пушкинской сказки. С удовольствием играл он мальчика в инсценировке стихотворения Никитина «Жена ямщика», а поскольку в доме Ватутиных все пели, не мог отказаться Коля и от школьного хора.

Школу Николай Ватутин окончил первым учеником. Очень ему хотелось учиться дальше, но для этого надо было ехать в Валуйки, где находилось двухклассное земское училище. Сама поездка не представляла труда, но где было взять деньги для платы за обучение? Федор Григорьевич ничего не говорил сыну, хотя знал, что учиться тому, видимо, не придется.

В тот год, после очередного пожара, часть крестьян ушли переселенцами в Сибирь и на Алтай. Некоторые подались в город на заработки. Стали распадаться дружные и прочные семьи. У Ватутиных дед Григорий тоже решился на раздел. Собрав сыновей, он без долгих объяснений объявил им свою волю:

— Вот что, сыны. Разделяемся без шуму и спора, чтобы ни одна живая душа в деревне не слышала о нашем дележе...

Старик сам и поделил имущество.

Отделившись, семья Федора Григорьевича особого облегчения не получила. Скорее наоборот. Надо было воспитывать девятерых детей самостоятельно, вести одному все крестьянское хозяйство. А долгов только прибавилось. Учитель Николай Иванович по старой дружбе заходил к Ватутиным и все убеждал Федора Григорьевича обучать сына дальше. Коля был самым способным его учеником. Но Ватутин-старший помалкивал. Он в душе соглашался с учителем, да не было лишних денег. Кроме Коли надо хоть как-то выучить остальных детей. И за всех надлежало платить. Сельская школа существовала на крестьянские деньги.

Вечером за ужином отец наконец решился и сказал Коле:

— Прости, сынок, но ученье твое закончилось. Нет у меня денег учить вас всех. Ты у нас и так самый ученый. И рабочие руки в доме нужны.

Отец умолк, и сидевшие за столом с сочувствием уставились на Колю. Все знали, как он хотел учиться. Коля сидел, потупив глаза, и бессмысленно водил пальцем по столу.

«Как же так, — думал он, глотая слезы. — Ведь я хорошо учился. Учитель все время говорил, что надо учиться дальше. И тятька всегда радовался моей учебе...»

Горе мальчика казалось безмерным. Чтобы не увидели его слез, Коля выбежал из-за стола и спрятался в сарае. Забравшись в душистое сено, неподвижно лежал он и широко открытыми глазами глядел в щели на бездонное звездное небо. Приходилось смириться с судьбой. Он понимал, что отец прав: денег в семье не хватало на самое необходимое.

Но судьба оказалась благосклонна к Николаю. Дня через два-три мальчик случайно услышал, как дед Григорий сказал отцу:

— Что же ты не сказал мне о деньгах? Пришел бы сразу ко мне. Уж я знаю, что такое грамота. С турками ходил воевать, в Балканах мерз, подыхал в лазарете и не мог из Булгарии строчки домой написать. Потом десять лет служил в городу Бирюч и все десять лет за каждое письмо домой платил грамотею-вахмистру из последних грошей. Словом, нечего рассуждать. Собирай мальчонку в Валуйки. Будет жить у Силина. Как-никак у него собственный дом, да и племянник он мне.

На следующий день счастливый Коля трясся в телеге на мешках с зерном. Дед Григорий сам вез внука на учебу, по-крестьянски решив заодно продать в уездном городке ячмень и гречиху. Дед собрал последние деньги, часть платы из скудного жалованья внес учитель. Он же купил учебники и тетради.

«Собственный дом» родственников Ватутиных оказался обыкновенной хатой, приютившейся на самой окраине города в Казацкой слободе и состоявшей из одной большой комнаты. В этой комнате и жило многочисленное семейство Силина. С утра до позднего вечера в комнате колготились и ревели на все лады ребятишки, стучали посудой женщины, а зимой в углу за печкой мычал теленок. Коле Ватутину приходилось ждать ночи, когда все заснут, и только тогда садиться за уроки. Но это скоро не понравилось хозяевам. Больше всего донимала Колю старая бабка Силиха. Коля молчал, чувствуя себя виноватым. Тогда он стал вставать задолго до рассвета и часа два перед уроками занимался в училище.

Как и в Чепухино, мальчика полюбили в училище. Правда, в первое время дразнили за маленький рост, но обидчики попробовали крепких ватутинских кулаков и присмирели. А вообще Коля всегда оставался сдержанным и уступчивым товарищем, вот только в учебе не уступал никому: лучшее сочинение — у Ватутина, первым решил задачку Ватутин...

В Валуйках у Коли появились два товарища — такие же горемыки из соседней Насоновки. Они жили в Казацкой слободе у родственников, питались кое-как, спали урывками, но упорно учились. Каждое утро друзья спешили в училище через весь городок. Пять верст в один конец, пять — обратно. Зимой — через занесенную снегом базарную площадь слободки, весной и осенью — через непролазную грязь. На праздники ребята пешком уходили в деревни повидаться с родными, узнать новости. А новости у Ватутиных неважные: пала одна из коров, не хватает хлеба. Пришлось брату Афоне бросить учебу, помогать отцу и Павлу.

После окончания училища Коля принес домой похвальный лист. Осторожно, с любовью трогали родственники невиданную бумагу с гербовой печатью, не зная, что с ней делать. В углу тихо посмеивался Николай Иванович. Он первым и подал голос:

— У меня есть предложение. В губернии сейчас растет торговля хлебом, пенькой, овощами. Помещикам и купцам необходимы грамотные помощники. Земство решило помочь лучшим ученикам получить образование. В Валуйках объявили конкурс на стипендию в коммерческое училище для способнейших учеников начальной школы Валуйского уезда. Экзамены строгие, но зато обучение бесплатное. Коля, я уверен, их сдаст успешно...

На сей раз семья Ватутиных согласилась сразу — слишком заманчивым было предложение. Месяц занимался Николай Иванович с мальчиком. И Коля, блестяще выдержав экзамены, был принят в коммерческое училище, располагавшееся в большой торговой слободе Уразово, в 30 верстах от Валуек.

Четыре года учебы в училище прошли как один день. Воспитанники, кроме стипендиатов, были сыновьями купцов и чиновников. Коля чувствовал себя среди них чужим и все свободное время отдавал учебе. В субботу же, сложив в старый ранец книжки и тетрадки, спешил домой.

Уже два года бушевала мировая война. Пустели города и деревни. Ушел на фронт и Колин отец. Бедность, и без того душившая крестьян, обернулась нищетой. Поэтому, когда в училище прекратили выплату стипендии, Коля особенно не огорчился. Он быстро собрал пожитки и вернулся в родное Чепухино.

Летом работал в поле, учил грамоте младших братьев и сестер, много читал. Зимой ему удалось определиться переписчиком в волостное управление. Небольшой заработок стал хорошим подспорьем семье.

В воздухе запахло революцией. Наступил семнадцатый год. Докатились революционные волны и до Чепухино. Сначала до села добрались демобилизованные по ранению солдаты, которые принесли невероятную весть о свержении царя. Потом появились юркие люди в коже, полувоенном обмундировании, а то и барском платье. Размахивая красными лоскутами, они говорили много и непонятно, но от главного вопроса о войне и земле уклонялись. Крестьянам стало скучно. И действительно, красные флаги скоро исчезли, а управляющий графини Паниной вновь затребовал недоимки.

Но вот осенью в деревню добрались первые солдаты-фронтовики, распущенные по домам полковыми комитетами. «В Питере советская власть», — пронеслось по округе. На стене волостного управления забелели листки — декреты о мире и о земле, — а на коньке крыши вновь заполыхало красное знамя. Коля Ватутин впервые услышал слово «Ленин». Фронтовики без лишних разговоров собрали население окрестных сел у меловых гор и повели тысячную толпу к волостному управлению. Возле памятника царю-освободителю Александру II в Валуйках возник стихийный митинг, который очень скоро кончился тем, что на памятник накинули веревку и под дружный рев толпы повергли его наземь. Возбужденная толпа рассыпалась на три части и устремилась к помещичьим усадьбам. Через час полыхнули барские дома, дворовые постройки, а уже на следующий день в селе Чепухино была объявлена советская власть и начала работать комиссия по разделу земли.

Шестнадцатилетнего Колю Ватутина, как самого грамотного, всеми уважаемого за честность и доброту, крестьяне выбрали ее председателем. Не простым делом оказался дележ помещичьих земель. Дождавшись передела, крестьяне очень ревниво следили за тем, кому какая земля достанется. Спорили до хрипоты, по нескольку раз бросали жребий, ругались и мирились, доходило дело до драк. Коля перемерял участки по нескольку раз за день и неизменно оставался ко всем доброжелательным. Чего ему это стоило, можно только догадываться. Но именно тогда зародился тот удивительный сплав твердости, целеустремленности и внимательной заинтересованности в чужом мнении, который так пригодился потом при руководстве крупными штабами, командовании фронтом. Тогда же появился первый опыт нелегкой работы с людьми. Когда вернулся с фронта отец, жить легче не стало. Забушевало по стране пламя Гражданской войны.

Нет в истории любого народа большего горя, чем гражданская война. И не только потому, что сын шел на отца, брат на брата. Смута, смятение умов поселились на обширных просторах тысячелетней державы, вылились в беспощадные неуправляемые бунты, кровавую вакханалию, надолго спутав, унизив, растоптав понятия нравственности, чести, добра и зла, ввергнув людей в бесконечную пучину страданий. В гражданской войне не бывает победителей... Тогда, в кровавой круговерти, трудно было разобраться в свершившемся не только чепухинским мужикам, но и лучшим умам России. Сколько их оказалось по разные стороны баррикад! Скольких жизнь выбросила в изгнание, сколько поднявшихся на гребне коммунистической волны очутились в пучине ГУЛАГа...

Где же по логике событий должен был оказаться шестнадцатилетний крестьянский паренек, познавший с детства тяжелый мужицкий труд и «справедливость» власть имущих, только благодаря счастливой случайности и собственному таланту получивший хоть какое-то образование? И не такие неокрепшие души попадали под влияние и обаяние простых, доступных каждому, а потому привлекательных большевистских лозунгов: «Мир — народам, земля — крестьянам, фабрики — рабочим, хлеб — голодным». А как четко и предельно ясно определили большевики врага? Кто с белыми — тот с буржуями, помещиками, прочими кровопийцами, он — враг трудового народа. Чего же проще? Сковырнуть этого врага, добить — и сразу станет жизнь лучше, слаще, веселей. Как будет потом — не совсем ясно, но ясно одно — как жили раньше, жить не будем...

Валуек и окрестных сел война коснулась опосредованно, не так, как, скажем, донских или кубанских станиц, сибирских и украинских городов, пригородов Царицына или Петрограда. Пушки здесь не гремели так отчаянно, не сходились в ожесточеннейших схватках казачьи конармейские лавы, не пылили знаменитые тачанки Нестора Махно и жалких ему подражателей, не чадили копотью и смертью бронепоезда. Не мог чепухинский мужик сравнивать силу и справедливость различных властей. У него все это грозное время власть была одна. Она серьезно заявила о себе продотрядами, партячейками, уездной ЧК, мобилизационными комиссиями и напористыми агитбригадами, революционными театрами. А несла в массы кумачовое слово революции молодежь, комсомолия, «комса» — те, к кому всей душой только и мог потянуться недоучившийся студент коммерческого училища, бедняцкий сын Николай Ватутин. Еще в восемнадцатом году почти все мужское население села Чепухино выступило против немцев и гайдамаков, дошедших до Воронежской губернии. Постановлением схода был сформирован первый в округе отряд Красной Армии. В него вступили отец Коли Федор Григорьевич и старший брат Павел.

Весной 1920 года и Николай Ватутин добровольно вступил в Красную Армию.