Ватутин

КОМАНДИР

С трепещущим сердцем подъезжал Николай Ватутин к родному Чепухино. Из Валуек выехал с односельчанином в тряской бричке, и теперь при виде родных мест воспоминания нахлынули с особой силой. Прошло всего два года, а казалось, вечность. Не увидит он больше тихого, всегда занятого каким-нибудь делом отца, прошедшего фронты Мировой и Гражданской войн в скромном звании солдата. Не увидит горячо любимого деда Григория, младшего братишку, многих близких людей. Вот какими оказались эти два года. Тоскливо было на сердце, и только радость предстоящих встреч поднимала настроение.

Была у Николая и тайная причина, которая особенно согревала сердце. Перед самым уходом в армию завладела его сердцем совсем юная хорошенькая девушка Таня Иванова. Жила она в соседней Вороновке сиротой с больной матерью, батрачила с детских лет. Сельский сход оставил за горемыками отцовскую избу, в которой, несмотря на убогость обстановки, девочка наводила идеальную чистоту. Трудолюбивая сирота пользовалась в селе всеобщей любовью.

Коля сразу заприметил ее на посиделках, хотя девушка и старалась спрятаться в тени, стыдясь своего старенького платья и веревочных туфель. Конечно, он помнил Танюшку еще маленькой шустрой девчонкой, но никак не мог подумать, что из затюканной, робкой батрачки вырастет такая красавица. В тот вечер Коля и решил, что это суженая, и не только решил, но сразу сказал об этом девушке. Та зарделась как маков цвет и убежала. А скоро Коля понял, что счастье идет ему навстречу. Почти каждый день виделись молодые люди до самого отъезда Николая в армию.

Сейчас красный командир Николай Ватутин ехал домой с твердым намерением жениться.

Мысли о Тане подняли настроение, а когда впереди показалась знакомая соломенная крыша родного дома, сердце радостно застучало. Встречала молодого командира вся семья. Первыми навстречу выбежали сестры — Матрена, Дарья, Лена. За ними, вытирая на ходу слезы, спешила мать. На пороге избы улыбались Павел и Афанасий. Вера Ефимовна заметно сдала. Маленькая, сухонькая, почерневшая от загара и работы, она уткнула счастливое лицо в грудь сына и тихо плакала.

— Ну, будет, будет, — гладил мать по голове Николай. — Что за напасть?

— Это я от радости, сынок. Как высоко ты поднялся, да красивый какой стал!

— Ну, хорошо, разбирайте подарки, — повернулся Николай к сестрам. — Купил на первую командирскую...

По случаю приезда брата сестры расстарались с угощениями, но долго пировать Николай не собирался.

— Все! — сказал он, поднимаясь из-за стола. — Перво-наперво надо сходить на кладбище, а потом дело делать.

После кладбища он попросил у Павла старую одежонку.

— Ты что это надумал? — запротестовала мать. — Походи по селу, отдохни, себя покажи. И я бы с тобой пошла, пусть люди посмотрят.

— Пройдемся, мама, обязательно. А сейчас надо помогать Павлу. Афоня пока не работник. Крыша прохудилась, сарай, хлев подновить требуется. Зима ведь скоро.

Почти целую неделю от зари до темна трудились братья по хозяйству, а в субботу вечером, надев отглаженную командирскую форму, начищенные до зеркального блеска сапоги, заспешил Николай из дома. Давно уже ждала его желанная Танюшка. С этой субботы почти все вечера стал он пропадать в Вороновке.

— Что же ты, сынок, все в Вороновку да в Вороновку? — не выдержала мать.

— Это он к Танюшке Ивановой бегает, — наперебой запричитали сестры. — Он и жениться на ней задумал. Тоже нашел невесту! Под стать ли она тебе, братец, такому ученому и военному? Голытьба и неграмотная.

— Цыц, вы, сороки! — прикрикнул на сестер Николай. — Тоже мне нашлись богачки. Мы любим друг друга, и в полк я намерен поехать с женой. Так что готовьтесь, мама, к свадьбе. А то, что неграмотная — не беда. Грамоте я ее обучу. Эх, да что говорить, такая красавица. В Вороновке все это видят, только у вас глаза закрыты...

— Что ты, что ты, сынок? — забеспокоилась Вера Ефимовна. — Нам ли тебя учить! Мы только рады твоему счастью. Господи, благослови вас...

Свадьбу сыграли скромную, но веселую, а через два дня молодые уехали в Чугуев, где расквартировался 67-й стрелковый полк. Службу, как ни странно, пришлось начинать с домашних забот. В городе не оказалось свободных квартир, и Ватутины облюбовали небольшую крестьянскую хату в пригородной деревне Малиновке. Хозяйка, пожилая крестьянка, которой квартиранты приносили немалую материальную поддержку, с удовольствием поделилась с Татьяной немудреной домашней утварью, отдала молодым свою кровать, ибо уже давно спала на печи. После столь быстрого обустройства Николай поспешил в полк. С первых дней жизни в Чугуеве он принялся обучать жену грамоте. Вновь сказалась педагогическая жилка. Для начала, развесив по всей избе вырезанные из картона буквы алфавита, он вывел на середину комнаты удивленную Татьяну.

— Ну вот, — сказал он улыбаясь, — теперь совмещай приятное с полезным. Делаешь какую-нибудь домашнюю работу, учи буквы, осваивай азбуку. А по вечерам будем заниматься письмом. Потом — чтением, счетом. Не беспокойся, все будет хорошо.

— А я и не беспокоюсь, — засмеялась Татьяна, обнимая мужа. — С таким учителем, да не выучиться грамоте...

— Не просто грамоте. Я хочу, чтобы ты стала образованной женщиной.

Чтобы поспеть на службу, вставать Николаю приходилось затемно, а жена вставала еще раньше, но всегда ждал его на столе горячий завтрак. Приходил же домой молодой командир иногда и за полночь. Но Ватутины были тогда молоды, счастливы и находили время не только на учебу, работу, но и на отдых. Уже к Новому году Татьяна начала читать и писать.

67-й Купянский стрелковый полк 23-й стрелковой дивизии жил напряженной жизнью. Украина была самостоятельной советской республикой, до образования СССР оставался еще месяц с небольшим, но военный союз между республиками существовал давно и все воинские формирования подчинялись Главнокомандующему вооруженными силами С.С. Каменеву и штабу РККА. С 1922 года в армии началась коренная перестройка. В стрелковых дивизиях расформировывались бригады, что значительно сокращало личный состав дивизии. Теперь дивизия состояла из трех стрелковых полков, артиллерийского дивизиона, школы младших командиров и подразделений обслуживания. В едином штате дивизии насчитывалось 15,5 тыс. человек, 156 пулеметов и 24 орудия. Бригады преобразовывались в полки, а полки — в батальоны, дивизии входили в стрелковые корпуса как высшие тактические соединения. В армии продолжалась демобилизация, и на повестку дня встал вопрос о военной реформе. В соответствии с декретом от 28 сентября 1922 года об обязательной воинской повинности граждан трудового происхождения в армию в основном прибывали представители беднейших слоев населения — малограмотные или совсем неграмотные ребята. Поэтому в частях приходилось организовывать школы по ликвидации неграмотности. Проводился специальный «день неграмотного красноармейца».

Николай Ватутин прибыл в полк, когда в нем только что прошла реорганизация и началось формирование так называемой показной роты, вооруженной только автоматическим оружием, станковыми и ручными пулеметами и автоматами Федорова. Новые огневые средства обещали невиданные перспективы, но для массового перевооружения их было слишком мало, да и личный состав по своему уровню не был готов осваивать даже такое оружие. Николай очень стремился попасть в это подразделение, но начать службу пришлось с новобранцами.

В его взвод определили только что прибывших, смущенных, испуганных ребят в старых свитках, фуфайках, бушлатах, с деревянными сундучками, мешками, корзинками. Они собрались в дальнем углу плаца. Перед ними уже расхаживал бравый ротный старшина, служака еще с царских времен, и отделенные командиры из старослужащих. Увидев Ватутина, старшина подал команду строиться.

— Не надо, старшина, — остановил его Ватутин. — Хочу сначала поговорить с молодежью. Давайте все ко мне, — сказал он новобранцам, и те быстро окружили командира взвода.

— Будем знакомиться, товарищи красноармейцы. Я ваш командир взвода Николай Федорович Ватутин, русский, из крестьян, в армии с 1920 года, член РКП(б), участник Гражданской войны, окончил Полтавскую пехотную школу красных командиров, женат. С вами хочу познакомиться сейчас, пока вас не переодели и все вы очень разные по внешнему виду...

Около часа беседовал Николай с бойцами, и, когда рота двинулась в баню, он уже имел первое представление о подчиненных. В бане бойкий парикмахер быстро постриг новобранцев наголо, и после веселого мытья с парком и шутками началось первичное превращение в красноармейцев. Перед каждым лежал комплект белья, обмундирования, сапоги, островерхий суконный шлем с алой звездой... Но сколько еще мучений предстояло перенести новобранцам, чтобы научиться правильно наматывать портянки, заправлять гимнастерку... В армии мелочей нет. От того, как замотаны портянки, зависит возможность совершения многокилометрового марша. Николай старался сам помочь новичкам, чем поначалу вызвал некоторое недовольство старшины, но тот скоро понял искреннюю заинтересованность молодого командира и проникся к нему уважением.

— Чует мое сердце, товарищ взводный, — сказал он как-то Ватутину после вечерней поверки, — ваши орлы скоро станут лучшими не только в роте, но и в полку.

Старый служака не ошибся. Завоевывая с первых дней сердце солдата, Ватутин по крупицам создавал отличный слаженный коллектив, именно создавал, ибо уже тогда считал работу командира творчеством. Сколько бессонных ночей провел в раздумьях над организацией, казалось бы, простых занятий по огневой подготовке или изучению личного оружия.

— Учебный час должен проходить для бойца как мгновение, незаметно и насыщенно, — любил повторять он. — Младший командир обязательно должен знать каждого своего подчиненного, чем он дышит на службе и вне ее, что у него дома, что на душе. Надо заниматься с каждым бойцом.

И занимался. Персонально каждого бойца взвода обучил меткой стрельбе. Подолгу бился над постановкой дыхания, тренировкой глазомера. На тактических занятиях с каждым повозился в окопе, посидел в засаде. На строевых занятиях вышагивал в паре с отстающими. Даже во время несения караульной службы успевал проводить с бодрствующей сменой занятия по уставам.

Красноармейцы чувствовали заботу командира и отвечали ему большим доверием и любовью. Ватутин был строгим командиром, но его строгость определялась не размером наказания, а справедливостью. Ни одного проступка не оставлял Ватутин без внимания, и бойцы знали об этом.

Все, что делал Николай Ватутин, не ново, записано в уставах, но как нелегко бывает точно, с душой выполнять их требования не только подчиненным, но и командирам.

Помимо боевой подготовки была обычная солдатская жизнь с увольнениями, нарядами на работу, спартакиадами, концертами, учебой в начальной школе. Половина солдат взвода Ватутина оказались, как тогда говорили, «остромалограмотными», и он остатки свободного времени отдавал благородному делу приобщения людей к знаниям.

— У меня круглые сутки школа, — шутливо говорил он жене. — В полку и дома азбука, счетные палочки, чернила. По ночам стала сниться арифметика...

Через год службы взвод Ватутина завоевал звание отличного, а командир получил репутацию одного из лучших офицеров полка. Командование высоко оценило работу молодого краскома, наградило его именными часами, а в январе 1924 года направило на учебу в Киевскую высшую объединенную школу командного состава, где повышали квалификацию отлично зарекомендовавшие себя по службе младшие командиры — участники Гражданской войны. Срок обучения в ней составлял один год.

Тогда бушевали страсти о направлениях реформы РККА. Спорили об общей идее, какой должна быть армия социалистического государства и каковы пути создания и вооружения такой армии. В ходе дискуссии четко обрисовались два противоположных лагеря, яростно отстаивающие свои позиции.

Первое предложение исходило от партийных работников. Главным их идеологом был Н.И. Подвойский. Они считали, что принципы построения старой царской армии неприемлемы для государства рабочих и крестьян. Пропагандируя идею «вооруженного народа», они предложили ввести милицейскую систему строительства вооруженных сил. Суть ее заключалась в том, что все мужское население призывного возраста, способное носить оружие, в мирное время не служит, а проходит ограниченные военные сборы. В случае же войны все они встают на защиту отечества.

Противники этой идеи, в основном руководящий состав Красной Армии во главе с С.С. Каменевым и М.Н. Тухачевским, вполне резонно доказывали, что милицейская система в случае войны обеспечит лишь слабо обученное ополчение. Трудно будет при такой системе осваивать все более усложняющуюся военную технику. Профессиональные военные предлагали создать сравнительно небольшую, но хорошо подготовленную кадровую армию, сумеющую обеспечить безопасность страны.

Но в обоих случаях строительство мощной армии зависело от материальных ресурсов государства, образовательного уровня населения, классового происхождения призывного контингента. Надо было подумать и о том, как долго СССР будет находиться в международной изоляции и будут ли в будущем у РККА союзники.

Вопросы военного строительства обсуждались на внеочередном пленуме ЦК партии в феврале 1924 года. Было принято решение о проведении коренной перестройки в армии и обновления военного руководства. Буквально через неделю был утвержден новый Реввоенсовет СССР и началась военная реформа. Она предусматривала создание армии, состоящей из кадровых и милицейско-территориальных частей. Все мужчины трудового социального происхождения призывались на военную службу. Меньшая их часть проходила службу в кадровых формированиях в течение различных сроков в зависимости от рода войск, большая — в территориальных частях непродолжительное время, а потом периодически призывалась на кратковременные сборы. К территориальным формированиям относились только стрелковые и кавалерийские дивизии. В них примерно 20 процентов штата составляли кадровые командиры, политработники, остальной состав был переменным и призывался ежегодно в течение пяти лет на месячные сборы. Обучение одного бойца в территориальных формированиях обходилось государству чуть ли не в три раза дешевле, чем в кадровых частях, где призывники служили два года. Большое внимание реформа уделяла переподготовке командных кадров. В стране была развернута широкая сеть курсов и школ усовершенствования и переподготовки командного состава всех рангов. В одну из таких школ и прибыл Николай Ватутин.

Киев поразил Ватутиных своей красотой, величием и вместе с тем провинциальной простотой жизни. Николай и Татьяна сняли небольшую комнату в доме, находящемся всего в десяти минутах ходьбы от школы. Громоздких вещей за год совместной жизни они не нажили, а мелочь распродали в Чугуеве. В Киеве они купили только самое необходимое для жизни: кое-какую посуду, постельное белье. Жалованье у командира взвода было скромным, а товары в нэпмановских магазинах и на знаменитом Бессарабском рынке были не по карману. Николая более всего огорчало, что частные учителя соглашались заниматься с женой за непомерно большую плату.

— Я лучше брошу учебу или буду заниматься сама, — успокаивала мужа Татьяна.

— Ну уж нет, — возмущался Николай. — На это я не согласен. Ты должна стать образованной женщиной. Деньги сэкономим на моих обедах, обойдусь завтраками и ужинами. Не впервой.

— А на это я не могу согласиться. Уж я знаю, как ты работаешь, да еще голодать...

— Нет и нет, — не уступал Ватутин.

Грозившийся затянуться надолго спор разрешился весьма просто. Оказалось, что при городском Доме Красной Армии работали общеобразовательные курсы для членов семей командного состава и Татьяна могла их посещать. Все, казалось бы, наладилось, но Николай загорелся идеей приодеть жену. Не мог он стерпеть, чтобы его Танюша ходила на занятия в подшитых валенках и протертом во многих местах кожушке. Как ни сопротивлялась жена, но добротное драповое пальто и сапожки получила. И уж совсем затрещал семейный бюджет, когда хозяин квартиры, воспользовавшись тем, что Ватутины, заплатив вперед, не взяли расписки, потребовал повторной платы. Возмущению Николая не было предела, но вступать в тяжбу с негодяем и жуликом он посчитал ниже своего достоинства. От обедов все же пришлось на месяц отказаться.

Чтобы не вступать в споры по поводу расхода электроэнергии, Ватутин, как в детские годы в Валуйках, вставал пораньше и шел заниматься в школу, успевая хорошо там поработать до начала занятий. Вечерами тоже надолго задерживался, а воскресным днем можно было обходиться и без электричества. Татьяна только укоризненно покачивала головой и радовалась как ребенок, когда Николай неожиданно бросал все дела и тащил ее в городской парк, где играл гарнизонный оркестр, горели разноцветные фонари и тихо скользили по голубоватому льду конькобежцы.

Занятия были очень насыщенными. За год учебы предстояло освоить хотя бы в первом приближении работу штабов, основательно изучить организационно-мобилизационные мероприятия в связи с предстоящей реформой.

В школе постоянно шли диспуты о том, какой должна быть армия, возможна ли новая война и какой характер будет она носить, какова будет тактика Красной Армии, ее техническое оснащение. Спорили и по поводу операций наших войск во время Гражданской войны. Особенно острые споры развернулись вокруг Польской кампании. Часть слушателей критиковала командование Юго-Западного фронта за то, что оно не обеспечило флангов Западного фронта при наступлении на Варшаву. Другая, наоборот, критиковала Тухачевского, что тот переоценил свои силы и начал неподготовленную операцию. Поводом к спору послужили изданные работа М.Н. Тухачевского «Поход за Вислу» и рецензия на этот труд Б.М. Шапошникова «На Висле. К истории кампании 1920 года». Тухачевский, блестяще разобрав всю кампанию, все же не избежал субъективных оценок и перелагал всю вину за неудачное наступление на соседний фронт. Шапошников не менее блестяще доказывал, что, даже если бы взаимодействие между фронтами было идеальным, едва ли удалось окончательно разбить врага, ибо расчет сил и средств командование Западного фронта произвело неверно.

Ватутин принял сторону Шапошникова. Спорил он отчаянно, увлекался, но свою точку зрения отстаивал до конца, ссылаясь на речь В.И. Ленина, который на X съезде РКП(б) говорил: «При нашем наступлении, слишком быстром продвижении почти до Варшавы, несомненно, была сделана ошибка. Я сейчас не буду разбирать, была ли это ошибка стратегическая или политическая, ибо это звено от меня слишком далеко, — я думаю, что должно это составлять дело будущих историков... Но во всяком случае ошибка налицо, и эта ошибка вызвана тем, что перевес наших сил был переоценен нами».

Ленинские цитаты тогда и еще долгое время потом были главными аргументами в любых спорах.

Имя Ленина в те дни не только в Киевской школе, но и во всей стране произносилось с великой скорбью. Совсем недавно детекторный приемник донес до слушателей трагическую весть: не стало вождя мирового пролетариата. В Киеве в траурной колонне трудящихся шел в строю и Николай Ватутин. Печальные звуки песни «Замучен тяжелой неволей» скорбно неслись над засыпанными снегом крышами домов, скованным льдом Днепром, Дарницким лесом. Плакали женщины, дети, красноармейцы. Мужчины не стыдились слез. Молодые краскомы Киевской военной школы дали клятву не щадить сил для укрепления Красной Армии.

Весной начала активно претворяться в жизнь военная реформа. Многие дивизии переводились на территориально-милицейский принцип формирования. В одну из них на стажировку был направлен и Ватутин с товарищами. Каждый стрелковый полк дивизии формировался из военнообязанных призывного возраста конкретного района, в свою очередь каждый батальон в полку и каждая рота в батальоне имели свой район приписки. Артиллерия и специальные части комплектовались через специальный отбор со всего дивизионного района. Всей этой работой руководили военкоматы. Службу переменный состав проходил на сборах в учебных центрах, оборудованных силами базового полка и местных советов. К началу сбора туда прибывал постоянный состав командиров и политработников, военная техника и вооружение. Перед весенним призывом каждый военнообязанный проходил трехнедельную допризывную подготовку и прибывал на свой первый сбор, где и проходил в течение трех месяцев серьезное обучение.

Конечно, по качеству боевой подготовки территориальные части уступали кадровым, но имели удовлетворительную боеспособность. Ватутин и его товарищи видели это, понимали необходимость таких преобразований, но в душе каждый надеялся продолжить службу в кадровой дивизии.

Незаметно наступило лето. Киев расцвел каштанами и сиренью. Теперь уже и Николая Ватутина трудно было удержать в классе или дома. Выходные дни они с Татьяной проводили в парке на берегу Днепра. Любовались с крутого обрыва красотами Заднепровья, катались на лодке, купались, загорали на золотистом песке. Иногда Николай не выдерживал и, прихватив с собой учебники, занимался или устраивал экзамены жене.

В середине июня школа выехала в Дарницкие лагеря на левом берегу Днепра, где тактические занятия чередовались с боевыми стрельбами, марш-бросками, учениями. По-пластунски исползал Николай заднепровские низины, разведал сотни троп в вековых лесах и густых кустарниках. Мог ли он предположить, разглядывая в стереотрубу видневшиеся вдали колокольни Киева, что без малого через двадцать лет он приведет в эти места 1-й Украинский фронт?

Из Чугуева пришло письмо. Однополчане писали, что 23-я дивизия остается кадровой, но к началу осени в полках заканчивается комплектование командного и политического состава, и жалели о том, что Ватутина нет с ними.

Николай несколько дней раздумывал, а потом подал рапорт начальнику школы с просьбой разрешить сдать выпускные экзамены досрочно. Как передовику учебы, лучшему методисту Ватутину в просьбе не было отказано. Выпускные экзамены он сдал на «отлично» и уже к концу июля убыл к прежнему месту службы, в 67-й Купянский стрелковый полк.

Поселились Ватутины на старом месте, чем несказанно обрадовали хозяйку. Николая ожидало приятное известие. Он назначался помощником командира роты полковой школы, самого образцового подразделения. В школе готовили младший командный состав, и службу здесь проходили лучшие, наиболее подготовленные в строевом и методическом отношении командиры. Ватутин с необыкновенным рвением включился в службу и скоро стал выделяться даже среди передовых командиров. Уже через три месяца его избирают секретарем партячейки школы, членом партийного бюро полка, а еще через три месяца Ватутин назначается командиром роты. С этого времени все в полку стали называть его по имени и отчеству — Николай Федорович.

Тот, кто не командовал ротой, вряд ли станет военачальником. С давних времен при выдвижении на вышестоящую должность учитывалось, командовал ли выдвигаемый ротой. Сама жизнь доказала, что, не пройдя эту ступеньку, трудно управлять не только крупными воинскими формированиями, но и батальоном и полком. В роте солдат создается, живет, служит. Здесь решается успех боевой и политической подготовки, здесь первичное армейское хозяйство. Одним словом, это военная организация в миниатюре.

Ватутин принял роту, когда в кадровых войсках в соответствии с реформой произошли структурные изменения. Стрелковый взвод состоял теперь из трех отделений, имел на вооружении три ручных пулемета и один станковый. Рота состояла из трех стрелковых и пулеметного взводов. Батальон соответственно — из трех стрелковых рот и одной пулеметной. В полку впервые появилась шестиорудийная артиллерийская батарея. Поступили новые уставы.

Николай Федорович начал работу с внимательного изучения новых уставов и наставлений, не забывая знакомиться с личным составом. На первых порах пришлось заняться хозяйственными делами. Нового тут ничего не было, но одно дело знать, другое — отвечать. Можно было переложить многие заботы на ротного старшину, но Ватутин хотел все постичь сам. Поэтому и окунулся в черновую работу. Сам проверил все ротное хозяйство, просчитал имущество и только потом занялся вплотную боевой подготовкой. Здесь тоже требовался обыденный, постоянный труд. Он ходил на подъемы и отбои, проверял заправку обмундирования, ел вместе с солдатами, долго колдовал над расписанием занятий и нарядов.

Вдумчивый, кропотливый труд всегда приносит хорошие результаты. Начало налаживаться ротное хозяйство, строго выполнялся распорядок дня. Все это сказалось на состоянии дел в подразделении. Люди сами почувствовали, что жить и служить стало легче, а командир роты сосредоточил усилия на боевой учебе. По-прежнему Ватутин старался воздействовать на подчиненных личным примером: стрелял первым в роте, впереди бежал марш-броски, первым печатал шаг на строевых занятиях. Но одного личного примера было мало, ведь теперь у него были в подчинении и командиры. И вот тогда, организуя управление через командиров взводов, взаимодействие с другими ротами и батальонами, он впервые понял великую силу умело налаженного управления.

Практически безвылазно он находился в подразделении. Надо сказать, что у командиров взводов такой распорядок дня особого восторга не вызывал. Ребята они были молодые, холостяки, хотелось и на танцы сбегать. Полковая танцплощадка считалась лучшей в Чугуеве. Доставалось дома и самому командиру.

— Я уже начинаю забывать, что у меня есть муж, — робко укоряла его Татьяна. — Просыпаюсь — тебя нет, засыпаю — тоже...

— Вот сделаю роту отличной, тогда погуляем, — отшучивался Николай.

— Ну да, погуляем. Потом батальон будешь делать отличным, полк...

— Стоп, стоп! — остановил жену Ватутин. — Ты меня так скоро в комдивы произведешь.

— Ничего, такие, как ты, дослуживаются, — сама не ведая, насколько права, говорила Татьяна.

Надо сказать, что в это время боевая учеба в полку была весьма эффективной. Сказывались первые результаты военной реформы, закрепленные первым общесоюзным законом о военной службе, принятым ВЦИК и СНК СССР. В январе 1925 года М.В. Фрунзе назначается наркомом по военным и морским делам, председателем Реввоенсовета СССР. Фрунзе пользовался в армии особой любовью и уважением не только как старый революционер и прославленный полководец, но и как обаятельный человек. К сожалению, его пребывание на этом посту оказалось непродолжительным. Уже 31 октября того же года после операции по поводу застарелой язвы желудка Фрунзе умер при весьма загадочных обстоятельствах. Но дело, начатое им, продолжало жить.

За год с небольшим Ватутин вывел свое подразделение в передовые. По итогам боевой и политической подготовки рота была признана лучшей в полку, а ее командир получил право на поступление в военную академию РККА, незадолго до этого названную именем Михаила Васильевича Фрунзе.

Татьяна только глубоко вздохнула, услышав весть о скором переезде.

— Сколько же можно учиться? Ведь грамотней тебя в полку никого нет, — тихо сказала она.

— Как ты можешь такое говорить? Я сам чувствую, что мне не хватает знаний. Академия — мечта каждого военного. Неужели не понятно?

— Да не кипятись ты! Конечно понятно, это я так, по-бабьи...

В аттестации Ватутина для поступления в академию было написано: «Сила воли развита в высшей степени. Энергичный. Авторитетный. Служит примером для комсостава полка. Здоров. Вынослив. В обстановке разбирается хорошо. Оценивает правильно. Твердо знает свое дело. К себе и подчиненным требователен. Хороший стрелок. Методист стрелкового дела. Любит военную службу».

Любой командир мог гордиться такой аттестацией, но Николай Федорович понимал, что в академию отбирают лучших из лучших и готовиться к поступлению следует самым серьезным образом. Вступительные экзамены предстояли сложные. Политическая подготовка, тактика, оружие и боевая техника, военная история с древнейших времен и до наших дней, уставы — вот далеко не полный перечень дисциплин, которые следовало повторить. А времени оставалось мало. На два дня в неделю освобождался Ватутин от служебных обязанностей, но разве может командир отличной роты не зайти в свое подразделение? Зашел на минутку — и остался. Вот и приходилось Николаю Федоровичу вспомнить свои детские ночные бдения в Валуйках да бессонные ночи в Киевской военной школе.

Видя мучения мужа, Татьяна предложила сменить квартиру на большую и переехать в Чугуев, поближе к месту службы. Николай Федорович отказывался, считая это излишней роскошью.

— Это же только на время твоей подготовки, — убеждала Татьяна мужа. — А когда уедешь на экзамены, я снова перееду в Малиновку.

— Ладно, переезжаем, — согласился Ватутин.

Москва Ватутина ошеломила многолюдьем. Несмолкаемым гулом тысяч голосов. Пока с Киевского вокзала добирался до небольшого здания академии на Кропоткинской улице, дважды пришлось отбиваться от назойливых цыганок и нахальных торговцев папиросами. Доложив о прибытии и получив койку в общежитии недалеко от величественного храма Христа Спасителя, Николай Федорович сразу засел за учебники.

Экзамены продолжались почти месяц, и все свое время Ватутин делил между академией и общежитием. В окно комнаты были видны толпы верующих, направлявшихся в храм. Белоснежный, с золотыми куполами храм малиновым перезвоном колоколов отвлекал от учебы, и Николай Федорович в раздражении затыкал уши ватой. Ему ли, красному командиру, отвлекаться на церковные перезвоны, когда по всей стране идет борьба с «религиозным дурманом». Иногда Ватутин уходил в облюбованный им парк на Девичьем поле, спускался тенистыми аллеями к Москве-реке, до позднего вечера любовался замечательными видами Подмосковья, тихим разливом реки, зеленью Воробьевых гор. Нередко рядом заливалась гармоника, звенела гитара и проникновенный голос выводил:

К вечеру появлялись влюбленные парочки, занимавшие все скамейки в саду, и Ватутин спешил в общежитие.

Экзамены Николай Федорович сдавал успешно, чувствовал себя уверенно, когда входил в большую аудиторию и брал экзаменационный билет, слышал шелест карт, бумаги. После очередной «пятерки» он посылал в Чугуев телеграмму. Все шло хорошо, но волнения закончились только тогда, когда он увидел в списке принятых в академию свою фамилию. Через два дня Ватутин убыл в Чугуев с предписанием, в котором было сказано: «Командиру 23-й стрелковой дивизии. На основании приказа начальника академии откомандировать слушателя 1-го курса Ватутина Николая Федоровича в распоряжение начальника академии для обучения на первом курсе».

В полку Николая Федоровича встретили с поздравлениями, но больше всех радовалась жена. Неделя ушла на передачу дел новому командиру роты, прощание с товарищами, и Ватутины убыли в Москву, решив по дороге заехать в Чепухино. Перед началом учебы слушателям предоставлялся отпуск.

Деревня изменилась в лучшую сторону. Трудно было, глядя на хорошо одетых, сытых, безусловно довольных жизнью людей, подумать, что всего пять лет назад они терпели нужду, умирали от голода. Родной дом с подновленной крышей радовал глаз свежевыбеленными стенами, настоящим забором вместо плетня, большим, как при деде Григории, огородом, скотным двором с настоящей живностью. Мать, братья, сестры гордились успехами Николая, единственного красного командира из их деревни, поступившего сейчас в военную академию. А уж Танюшу Иванову не узнали не только в Чепухино, но и в ее родной Вороновке. Отпуск пролетел незаметно. Николай Федорович с удовольствием поработал с братьями в поле, а Татьяна Романовна хлопотала по дому. Наступило время отъезда, и полдеревни пошло провожать Ватутиных.

Снова Киевский вокзал столицы. Все имущество молодой семьи уместилось вместе с владельцами в коляске извозчика. Ехали довольно долго. Общежитие для семейных находилось в Ваганьковском переулке. Здесь на шестом этаже старинного особняка, в восьмиметровой комнате, предстояло Ватутиным провести три года. Неприхотливые в быту, они быстро устроились на новом месте и были совершенно счастливы. Перед молодыми людьми открывался новый мир: огромный столичный город с театрами, музеями, концертными площадками. В двух шагах от общежития — Кремль, Красная площадь, Большой театр. Да мало ли чудес в Москве? Но Николай Федорович думал прежде всего об учебе.

1 сентября начались занятия в академии. Рабочий день у Ватутина с короткими перерывами длился с 7 часов утра до полуночи, а нередко заканчивался и в 2 часа ночи. Татьяна Романовна поступила в вечернюю школу. Конечно, в выходные дни Ватутины посещали театры, музеи, трижды выезжали с экскурсией в Ленинград, но главным все же оставалась учеба.

Академия располагалась на Кропоткинской улице. Старинное здание с просторными аудиториями, лучшей в стране военной библиотекой, физкультурным городком и тиром стало для большинства слушателей вторым домом. Первое высшее военно-учебное заведение советской республики, созданное еще в 1918 году, видело в своих стенах таких героев революции и Гражданской войны, как Павел Дыбенко, Василий Чапаев, Иван Тюленев, Леонид Петровский. К началу учебы в ней Ватутина академия превратилась в настоящую кузницу высокообразованных красных командиров. Возглавлял академию, сменив на этом посту 7 февраля 1925 года М.В. Фрунзе, «железный латыш» Роберт Петрович Эйдеман. Сын народного учителя, он в марте 1917 года вступил в РСДРП(б), был председателем солдатского полкового комитета. В октябре на 1-м Всесибирском съезде Советов был избран заместителем председателя ЦИК Сибири. В Гражданскую войну организовывал партизанское движение в Сибири, командовал отрядами, дивизиями на колчаковском и деникинском фронтах. В боях с Врангелем возглавлял 13-ю армию, которая громила врага в степях Таврии и Крыма. После войны был заместителем у Фрунзе, командовал Сибирским военным округом. В статье «Десять лет», посвященной юбилею академии, Эйдеман так определил ее задачи и уровень подготовки современного командира: «Мы делаем сейчас ставку на военно-техническую выучку академика, на умение не только принять решение, но и провести его в жизнь, пронизать основной идеей, вдохновляющей весь организм, каждое частное распоряжение и указание. Отсюда вытекает и то внимание, которое в настоящее время в учебных планах тактики уделяется военным играм на карте и на местности, технике управления и командному языку».

Научно-педагогический коллектив академии состоял из блестящих военных теоретиков, таких, как В.Ф. Новицкий, А.А. Свечин, И.И. Вацетис, Б.И. Доливо-Добровольский, А.К. Коленковский, Н.Е. Варфоломеев и другие. В марте 1927 года решением Реввоенсовета СССР им было присвоено почетное звание «преподаватель высшего военно-учебного заведения РККА», а немного позже «профессор высшего военно-учебного заведения РККА».

Большим авторитетом в области оперативно-тактической мысли был будущий начальник оперативного управления Главного штаба РККА Владимир Кириакович Триандафилов, а в области инженерной службы — главный руководитель военно-инженерного дела во всех академиях Дмитрий Михайлович Карбышев.

Триандафилов первым начал разрабатывать теорию глубокой операции, предусматривающую подавление обороны противника на всю ее глубину за счет использования танков, авиации и воздушно-десантных войск. Триандафилов разработал теорию глубокого наступательного общевойскового боя, изложенными им принципами с успехом пользовались многие военачальники Второй мировой войны.

Карбышев был блестящим преподавателем. Учившийся в то время в академии будущий прославленный маршал И.Х. Баграмян впоследствии написал: «Едва ли не самым популярным из наших преподавателей был Д.М. Карбышев, руководивший кафедрой инженерной службы. Лекции он читал с таким знанием дела, так просто и ясно, что самостоятельная работа по его предмету не вызывала у слушателей затруднений. В его лекциях были широко представлены и материалы о новейших достижениях инженерной службы нашей и иностранных армий, и разнообразные исторические примеры, и подлинные документы прошедших войн. Слушатели очень любили консультации Дмитрия Михайловича, во время которых получали все данные, чтобы прийти к правильному решению той или иной задачи. Дмитрий Михайлович никогда не «натаскивал» слушателей, он старался развивать у нас самостоятельность мышления, оградить от шаблона, схемы. Главную свою задачу он видел в том, чтобы мы твердо усвоили и разумно применяли принципы, лежащие в основе инженерных расчетов».

Вот с какими преподавателями пришлось столкнуться Ватутину. Годы учебы в академии совпали с необыкновенным скачком советской военно-теоретической мысли. Один за другим выходят труды: М.Н. Тухачевского «Вопросы современной стратегии», И.П. Уборевича «Подготовка комсостава РККА», А.А. Свечина «Стратегия», А.К. Коленковского «О наступательной операции армии, входящей в состав фронта», В.К. Триандафилова «Характер операций современных армий».

Сначала Николая Федоровича очень увлекла работа Триандафилова. Уже в то время относительно роли танков тот писал: «В крупном тактическом значении танков для будущей войны теперь никто не сомневается. Имеющееся к данному времени увеличение автоматического оружия в пехоте, тенденция дальнейшего увеличения и качественного улучшения этого оружия, широкое распространение искусственных препятствий в обороне и отставание средств подавления (артиллерии) от средств обороны выдвигают танки как одно из могущественных средств для будущей войны».

К сожалению, Триандафилов не довел свои теоретические разработки до конца. В 1931 году он трагически погиб в авиационной катастрофе.

В тот период большое впечатление на Ватутина произвела книга Б.М. Шапошникова «Мозг армии», в которой он знакомил читателей с основными взглядами на характер войны, ее способами и масштабами ведения, историческими, экономическими и политическими взаимосвязями, анализировал структуры Генерального штаба, сущность его работы и требования, предъявляемые к органам оперативного управления, военачальникам и штабным работникам. Ватутина особенно заинтересовали страницы, где речь шла о требованиях, предъявляемых к командиру, военачальнику, полководцу. Равновесие ума и характера, знаний и темперамента при хорошем строевом опыте — первое необходимое условие успеха. Но тут же Шапошников предупреждает, что злоупотребление силой характера стесняет свободу ума. Вспыльчивость и упрямство затемняют разум и делают полководца рабом чувства, а у него всегда должна быть «холодная голова». Особое значение для военачальника имеет чувство ответственности. Но даже при наличии всех этих качеств Шапошников особый упор делал на постоянное трудолюбие. На долгие годы запомнил Ватутин слова Шапошникова: «Современное военное дело настолько усложнилось, настолько быстро шагает вперед, что необходимость идти нога в ногу с ним вынуждает к усиленной работе. Сутки современного военачальника не имеют излишествующих часов, а наоборот, в них чувствуется недостаток, ибо нагрузка велика. Слов нет, что от такой нагрузки недалеко и до перегрузки, переутомления, поэтому очень важно нормализовать свою работу, прибегнув к системе научной организации труда».

Николай Федорович всегда отличался особым трудолюбием, но вопрос об организации труда ему показался очень важным и своевременным. Он стал учитывать каждую минуту, каждую мелочь, что помогло ему через много лет в боевых условиях за короткое время выполнять огромный объем работы.

Занимался он по привычке до глубокой ночи. Вступил в военно-научное общество, пытался сам разрабатывать теоретические темы, но это пока были робкие попытки. Не хватало практического опыта работы в войсках, руководства большими массами людей, да и многие теоретические разработки двадцатых годов значительно опережали существующее состояние вооруженных сил.

Особую тревогу вызывало техническое оснащение Красной Армии, отсутствие в войсках новых образцов военной техники и оружия. Сказывалось трудное экономическое положение страны, оборонной промышленности.

Страна принимала все меры по улучшению технического состояния армии и флота. Увеличились ассигнования на оборонную промышленность, началось усовершенствование стрелкового, артиллерийского, морского вооружения. В 1922 году комсомол взял шефство над Военно-Морским Флотом. На флот ушло более 8 тыс. комсомольцев. Модернизируется почти полностью Балтийский флот, практически заново создается Черноморский флот, отряды кораблей на Баренцевом, Каспийском и Белом морях, на Дальнем Востоке. В 1921 году Совет Труда и Обороны принял программу-минимум строительства Воздушного флота. В 1923 году партия бросила клич: «Комсомолец, на самолет!», создается общество друзей Воздушного флота, которое за короткое время собрало около 6 млн рублей золотом, что позволило уже к 1925 году построить 300 первых советских самолетов и прекратить их закупку за рубежом.

Реввоенсовет СССР в 1924 году создает комиссию по военным изобретениям, работой которой руководили М.Н. Тухачевский, С.С. Каменев, И.С. Уншлихт. Видные ученые К.Э. Циолковский, Ф.А. Цандер, А.Н. Крылов, С.А. Чапыгин помогают работе вновь созданных научно-исследовательских и опытно-конструкторских учреждений. В знаменитом ЦАГИ конструкторы А.Н. Туполев и И.Н. Поликарпов создают образцы бомбардировщиков и истребителей, превосходящие зарубежные аналоги. В.А. Дегтярев совместно с В.Г. Федоровым конструируют лучший в мире ручной пулемет. На вооружение принимается новая 76-мм полковая пушка.

Страна делала все, что могла, но оснащение армии все еще оставляло желать лучшего. На вооружении стрелковых подразделений находились хоть и надежные, но требующие модернизации винтовки Мосина и пулеметы «максим». Автоматические винтовки существовали только в опытных образцах. Артиллерия насчитывала 7 тыс. орудий старых конструкций в основном среднего и малого калибра. Около полутора тысяч самолетов находилось на вооружении еще со времен Гражданской войны. Вся автобронетанковая техника насчитывала 100 танков и бронемашин и около тысячи автомобилей разных классов. Танковой, противотанковой, зенитной артиллерии и средств радиосвязи не было вовсе.

В это время западные государства стремительно наращивали свои вооруженные силы. Сейчас нередко можно услышать мнение, что это мы в двадцатые годы своей военной программой спровоцировали гонку вооружений, создали образ врага, а никто-де не собирался воевать с молодой Советской республикой. Как же понимать наращивание военной мощи этими государствами? Разве там не знали, что у Красной Армии всего 100 танков, старенькие самолеты, трехлинейки и пулеметы «максим». Конечно знали. Если в Первую мировую войну в дивизии США или Франции насчитывалось 24 пулемета, то в 1927 году во Франции — 483, а в США — 947. Военно-воздушные силы Франции насчитывали 6114 самолетов, США — 3800, Англии — 3460, Италии — 1700, Польши — 500. В случае войны только Англия могла ежемесячно выпускать 2500 танков. Флоты крупнейших держав насчитывали сотни боевых кораблей различных классов. В Японии к 1929 году 63 процента продукции машиностроения производилось на военных заводах. Даже Германия, зажатая рамками Версальского договора, начала тайную подготовку к перевооружению рейхсвера. Уже в 1922 году между рейхсвером и крупными промышленниками было заключено соглашение о разработке перспективных образцов вооружения. А после того, как в 1926 году прекратила работу Союзная военно-контрольная комиссия, в Германии началось расширенное производство самолетов, бронетанковой техники, подводных и надводных кораблей. К 1929 году в Германии действовало 12 авиационных фирм, были созданы новые образцы артиллерийского вооружения, минометов, изготовлен танк, на базе которого в годы Второй мировой войны создавались все гитлеровские танки.

Гонка вооружений сопровождалась экономической и дипломатической блокадой СССР, осуществлялись военные провокации. Ультиматум лорда Керзона, бои на КВЖД, восточных, южных, западных границах не оставляли сомнений относительно враждебных намерений капиталистического окружения.

У Николая Федоровича и его товарищей не было сомнений в необходимости усиления Красной Армии и флота.

В мае 1927 года РВС СССР ввел новое Положение о высших военных учебных заведениях, которым на академию имени Фрунзе возлагалась задача подготовки командиров-единоначальников и штабных офицеров в звене полк — корпус и вносились некоторые изменения в учебный процесс.

Значительно сокращалось время на стратегию и оперативное искусство, но увеличивалось на изучение тактики. На первом курсе рассматривались действия полка, на втором — дивизии, на третьем — корпуса. Возрастал удельный вес самостоятельной работы, и к третьему курсу он составлял две трети в общем учебном процессе. Особый упор делался на практические занятия.

На ватутинском курсе всем слушателям выдали карты командира полка, и с той минуты они вступали в командование воинской частью. Преподаватели определили задачу части, задали исходные данные, сведения о «противнике», местности, погоде. Для начала требовалось уточнить данные о «противнике», провести подготовительные мероприятия к ведению боевых действий. И «война» началась. За «противника» играли опытные преподаватели. Задачи менялись чуть ли не ежедневно, марши сменялись разведкой боем, оборонительными или наступательными боями. Так продолжалось до конца всего академического курса, с той лишь разницей, что задачи усложнялись, так как постепенно приходилось переходить к командованию дивизией, корпусом.

Ватутин любил эти задачи, простые и головоломные, но всегда требующие для решения целеустремленности, настойчивости, глубины тактического мышления, самостоятельности. А поскольку он большей частью получал отличные оценки, значит, обладал этими качествами в должной мере. Преподаватели уже тогда подметили его командирские способности. В служебной аттестации того времени было написано: «Не признает шаблона. Склонен к ведению маневренного боя. Умеет трезво оценивать самые сложные ситуации и находить оптимальные выходы из них».

В академии Ватутин впервые вплотную столкнулся со штабной работой. Рабочая карта, бланки штабных донесений и распоряжений, расчет сил и средств увлекли его. Даже техника штабной работы привлекала молодого командира. Ему доставляло истинное удовольствие производить расчет маневра своих войск, вводить стройность в беспорядочную стихию ведения боевых действий.

В эти же годы он по-настоящему увлекся военной историей и с удивлением обнаружил, как хорошо она дополняет курс стратегии, оперативного искусства, расширяет военный кругозор. Казалось бы, что можно почерпнуть из походов Александра Македонского, Ганнибала? Интересно, красиво, но это было так давно. Волновали, поражали гениальностью Суворов, Наполеон, Кутузов, но и это было давно, когда не знали пулеметов, авиации, танков. Даже к операциям Людендорфа, Фоша, основным сражениям Первой мировой и Гражданской войн Ватутин научился подходить с критической оценкой. Но внимательное, заинтересованное изучение военной истории скоро убедило его, что в военной теории и практике зачастую действуют старые, как мир, закономерности, пренебрежение которыми при всех новаторских подходах нередко приводит к печальным последствиям.

Теоретическая учеба подкреплялась практическими, тактико-строевыми занятиями, учениями, войсковыми маневрами. На младшем курсе практические занятия проводились на стрелковом, химическом, артиллерийском или инженерном полигонах. На старших курсах практиковались поездки в войска для ознакомления с боевой учебой на месте.

Выезд в лагеря или полевые поездки Николай Федорович любил особенно. После монотонного, однообразного сидения за учебниками и картой что может быть лучше, чем окунуться в живую, богатую переменами войсковую жизнь?

— Ты выходным дням так не радуешься, как лагерям, — смеялась жена. — В театр тебя не дозовешься.

— Но ведь иду, — отшучивался Николай Федорович. — Разве мало мы ходим? По-моему, в Москве не осталось театра, в котором бы мы не побывали. Ездили в Ленинград, Новгород. Да и не время сейчас путешествовать. В твоем ли положении... Надо беречь себя.

Разговор этот состоялся зимой 1929 года. Николай Федорович учился на третьем курсе, а Татьяна Романовна ждала ребенка.

В феврале 1929 года вышло постановление ЦК ВКП(б) «О командном и политическом составе РККА». Партия требовала повышения военной квалификации и идейно-политического уровня комсостава. Командиры должны были не только умело управлять подчиненными в бою, но и направлять политическую работу. Ватутина товарищи выбрали членом партийного бюро курса.

В стране происходили серьезные экономические, политические, социологические преобразования, и по всем вопросам развернулась острая политическая дискуссия, а то и борьба. Отмена НЭПа, курс на индустриализацию промышленности и коллективизацию сельского хозяйства ломали не только экономические отношения, но и психологию миллионов людей. Все эти сложнейшие вопросы стратегической политики партии, методы и формы претворения ее в жизнь вносили сумятицу в умы видных руководителей страны, приводили к победам и ошибкам, порой очень значительным, чреватым негативными последствиями. Историкам еще предстоит досконально изучить, проанализировать все происходящее тогда в стране: борьбу с троцкизмом, всевозможные уклоны Л.Б. Каменева, Г.Е. Зиновьева, Н.И. Бухарина. И были ли эти уклоны? Или, наоборот, уклонялся от генеральной линии И.В. Сталин?

Тогда победила линия Сталина. Был взят курс на индустриализацию страны и коллективизацию сельского хозяйства. Основная масса коммунистов, в том числе и военных, поддержала этот курс и сознательно с энтузиазмом претворяла его в жизнь. Ватутин, выступая в академическом журнале «Рупор» со статьей «Из опыта работы партийной организации третьего основного курса» писал: «Главнейшей задачей нашей партработы являлась постоянная и бдительная забота об укреплении идеологической устойчивости наших рядов на основе генеральной линии партии.

Мы своевременно организовали борьбу с правым уклоном и примиренчеством, являющимися основной опасностью для партии на данном этапе. Разгром контрреволюционного троцкизма сменился работой по ликвидации троцкистского болота и выкорчевыванию остатков троцкизма. Можно сказать, что к настоящему времени это болото почти осушено. Также успешно выкорчевываются остатки троцкизма.

Сплочение — под лозунгом выполнения пятилетки всех творческих сил рабочего класса и трудящихся крестьян, наступление на капиталистические элементы широким фронтом — вот идеологическая установка нашей партии на новом этапе социалистического строительства.

Под этим лозунгом строилась наша партийная работа. Работа среди беспартийных, несмотря на достижения текущего года, являлась одним из слабых участков. В будущем надо покончить с недооценкой этой работы и положить конец (хотя бы единичным) рассуждениям о том, что-де база наших беспартийных узка, что они являются людьми с оформившимися взглядами, а отсюда — нечего нам особенно заниматься этим вопросом.

Надо отметить, что целый ряд больших достижений возможен был лишь при условии правильного партруководства в академическом масштабе.

Только при этом условии мы могли в основной массе воспитать партийца-большевика, активного и непримиримого борца за ленинскую линию нашей партии, воспитать новую когорту активных строителей Красной Армии в духе решений нашей партии, решений пленума РВСР и на основе единства всего начсостава.

Уходя из академии, мы желаем, чтобы опыт нашей работы был учтен, чтобы академия организовала прочную связь со своими питомцами, а о себе мы говорим: «Мы готовы к работе в РККА».

В выпускной аттестации Ватутина отмечалось: «...в партийной, политической жизни активен. По своей подготовке и свойствам характера может быть единоначальником».

Выпускные характеристики уже готовились в строевом отделе академии, а выпускникам еще предстояли экзамены и последний майский парад на Красной площади.

1 мая 1929 года Николай стоял прямо против Никольских ворот в парадной колонне академии. Лучи весеннего солнца отражались от мокрой брусчатки, обнаженных клинков кавалеристов, штыков пехотинцев. Проскакал на белом коне нарком Ворошилов, прозвучали слова праздничного приказа, и грянул торжественный марш. После него выпускникам академии разрешили остаться у кремлевской стены посмотреть парад и демонстрацию трудящихся.

Потом Ватутины отправились в Сокольники. Прекрасная погода, праздничная суета тысяч людей поднимали настроение. По аллеям парка с песнями гуляла молодежь. Звонкие трели саратовских гармоник перебивались звуками маршей из рупоров репродукторов. Одетые по-летнему москвичи разбирали свежевыкрашенные голубой краской лодки, и скоро на уютных прудах стало тесно от отдыхающих. Тут и там образовывались импровизированные танцплощадки.

— Потанцуем? — спросила Татьяна Романовна мужа.

— Ну что ты! — смутился Николай Федорович. — Мне в форме как-то неловко, да и тебе надо поберечься. Уж больно долго ждали ребенка, как бы чего не вышло.

— Не беспокойся, все будет хорошо. Врачи, наоборот, советуют двигаться.

— Двигаться, но не танцевать, — решительно возразил Николай Федорович. — Вот походим здесь, поедем в город, погуляем по центру. Надо наглядеться на Москву. Скоро конец учебе и — прощай, столица...

Через две недели после майских праздников начались выпускные экзамены. Ватутин сдал их блестяще и был выпущен из академии, как говорили в старину, по первому разряду. Приказом наркома краском Ватутин назначался на должность помощника начальника оперативного отделения штаба 7-й стрелковой дивизии.