Ватутин

ОТ ШТАБА ДИВИЗИИ ДО ШТАБА ОКРУГА

Штаб 7-й стрелковой дивизии размещался в старинном русском городе Чернигове. Город внешне напоминал Полтаву: та же патриархальная тишина садов, зелень огородов, тенистые аллеи городского сада, перезвон теперь уже редких церковных колоколов, слепящее солнце и неизъяснимая прелесть украинских ночей. Здание штаба располагалось на задворках сада в старинном особняке.

Ватутины из Москвы прибыли с теми же фанерными чемоданами. Имущество их пополнилось лишь детскими распашонками, шапочками, пеленками, которые в последнее время с любовью шила Татьяна Романовна. Сразу по приезде они сняли недорогую квартиру в две комнатки недалеко от штаба. Окна выходили в небольшой, но густо заросший палисадник, за которым краснело здание, где предстояло служить Ватутину.

— Ну прямо как в Чугуеве, — сказал Николай Федорович, выглядывая в окно. — Только там из Малиновки часа полтора надо было добираться, а здесь — все рядом. Чаще можно будет домой заглядывать.

— Ой ли? — усмехнулась Татьяна Романовна. — Только что заглядывать. Теперь уж и вовсе поселишься в казарме с красноармейцами. Не успели приехать, а ты уже собираешься в казарму.

— Какая казарма, Танюша. Я теперь штабной работник, а это ответственность огромная. На службу же действительно тянет. Отдохнули хорошо, пора и за дело...

Как и всегда, в службу Ватутин включился сразу и с удовольствием. Небольшая первичная штабная должность на деле оказалась очень хлопотливой и ответственной. В общих чертах Ватутину предстояло помогать войскам в организации боевой подготовки, участвовать в обучении полковых штабов, готовить показные занятия, полковые и дивизионные учения, участвовать в них самому в составе оперативного отделения.

Трудности усугублялись продолжавшейся модернизацией армии, оснащением ее новым вооружением, доведением до войск положений новой военной доктрины.

Курс на индустриализацию страны начал приносить первые положительные результаты. Конечно, можно полемизировать, насколько был обоснован такой курс, правильными ли путями шло социалистическое строительство. Однако бесспорно, что судьба наших Вооруженных Сил, а значит, и будущая победа в Великой Отечественной войне была предопределена этим курсом. Маршал Г.К. Жуков по этому поводу писал: «Ведь можно было бы на пять—семь лет отложить такой крутой подъем тяжелой индустрии, дать народу, который стократ заслужил это, побыстрее и побольше товаров широкого потребления, продукции легкой промышленности. Разве это не было соблазнительно? Но поступи мы так, кто знает, когда бы завершился тот тяжелейший период, который мы называем начальный период войны, где, под каким городом или на какой реке были бы остановлены фашистские войска?..»

В 1929 году ЦК ВКП(б) принимает постановление «О состоянии обороны страны». Реввоенсовет СССР и народный комиссариат по военным и морским делам получили задачу наряду с модернизацией имеющегося вооружения организовать работу по производству принципиально новых видов вооружения. Речь шла о танках, самолетах и авиадвигателях, артиллерии, средствах химической защиты и связи. В РККА вводится должность начальника вооружения. Этот пост занял образованнейший и талантливый военачальник того времени И.П. Уборевич. Позже, в 1931 году его сменил на этом посту Тухачевский. Создается Управление моторизации и механизации РККА. Его возглавил большой знаток танкового дела К.Б. Калиновский.

До 1929 года страна не имела ни танковой промышленности, ни конструкторов, ни инженерно-технического состава. А поскольку повышение роли танков в современной войне, их влияние на состояние и уровень развития Вооруженных Сил стало бесспорным, началось мощное развитие танковой промышленности. Уже за первую пятилетку в войска поступило около 4 тысяч танков и танкеток, а в 1931—1935 годах армия в достаточном количестве получала современные боевые машины: танкетку Т-27, легкие танки Т-24, Т-26, быстроходный танк БТ, средний танк Т-28, тяжелый пятибашенный танк Т-35.

Принимается новый план строительства ВВС. Главное внимание здесь уделяется созданию бомбардировочной и истребительной авиации.

В том же 1929 году Реввоенсовет СССР принимает пятилетнюю программу артиллерийского перевооружения армии. Она предусматривала увеличение дальнобойности, скорострельности, огневой мощи орудий, создание крупных артиллерийских КБ, закладку новых заводов. Создавались образцы танковой, противотанковой, зенитной артиллерии, программа эта была выполнена

полностью, и за 1928—1933 годы производственные мощности артиллерийских заводов возросли в 6 раз, а производство, например, зенитной артиллерии увеличилось в 25 раз.

Помимо технического перевооружения серьезно встал вопрос о пересмотре руководящих документов боевой подготовки войск, чтобы организовать боевую учебу на более высоком уровне. Долгое время войска жили по уставам, принятым в 1924—1925 годах. Теперь сама жизнь требовала введения новых уставов. Основу их составлял временный полевой устав РККА 1929 года, часть II (дивизия, корпус). Согласно уставу, основным видом боя являлся общевойсковой бой, успех которого зависит от взаимодействия всех родов войск. Впервые был четко определен порядок использования авиации, танков, инженерных войск, организации ПВО, ПТО, ПХО.

Войска начали учиться по-новому. Не обошли новшества и 7-ю стрелковую дивизию. На тактико-строевых занятиях и учениях отрабатывались новые способы и формы ведения современного боя, осваивались новейшие образцы вооружения и военной техники. Серьезное внимание уделялось взаимодействию стрелковых частей с артиллерией, танками и авиацией в различных видах общевойскового боя. По-новому организовывалось управление, и от этого возросла нагрузка на штабы.

Николая Федоровича радовали все эти новшества. Он на практике убеждался в правильности теоретических положений, над которыми ломал голову в академии и которые теперь определяли всю деятельность войск. Во многом благодаря стараниям Ватутина оперативное отделение штаба уверенно чувствовало себя в учебно-боевой обстановке.

Не секрет, что успех проводимых в армии мероприятий в огромной степени зависит от уровня подготовки командных кадров. Командный состав РККА к тому времени на 90 процентов имел среднее специальное военное образование, но в свете новых требований восьми часов командирской подготовки в месяц явно не хватало. Приказ наркома об увеличении времени на подготовку командного состава до 42 часов в месяц был принят в войсках с энтузиазмом. Теперь наряду с тактической, огневой подготовкой серьезное место начала занимать техническая подготовка. Она проводилась по программе обязательного технического минимума по родам войск для каждой категории комсостава.

Ватутин был в дивизии единственным командиром с академическим образованием, и ему поручили проводить занятия с офицерами штабов дивизии и полков. Много времени отдавал он и подготовке к сборам командиров полков, батальонов, дивизионов. Проходили сборы под руководством командира дивизии, но многие материалы готовил Ватутин. Он же нередко проводил занятия. Отрабатывались вопросы управления войсками в бою с привлечением современных средств связи. Чтобы не отрывать от боевой подготовки строевые подразделения, в качестве войск использовались полковые школы младших специалистов. Их сводили в своеобразные батальоны, полки. Командиры с помощью своих штабов учились управлять войсками в сложной обстановке.

Занимаясь такими непростыми вопросами, Николай Федорович постоянно работал над собой. Вся военно-теоретическая литература, имевшаяся в дивизии, сосредоточилась в его неказистом столе и тяжелом сейфе. Он штудировал военные журналы, писал письма в академию, в который уже раз перечитывал «Мозг армии» Шапошникова. Но особенно ценный материал он нашел в вышедшей в 1928 году книге Уборевича «Подготовка комсостава РККА». Книга захватила его по той простой причине, что в ней он нашел ответы почти на все вопросы, возникавшие у него в последнее время.

Уборевич давал методику совершенствования и воспитания комсостава, рекомендации по проведению занятий, сборов, учений. Материал был настолько блестяще разработан, дышал такой новизной и оригинальностью мышления, что Николай Федорович первый раз прочитал книгу залпом, не отрываясь. Основным условием успеха Уборевич считал качественную и всестороннюю военную подготовку. Поэтому при проведении учений, военных игр он предлагал менять должности командиров по родам войск. Пехотинец выступал в роли артиллериста и наоборот, строевик работал в штабе, а штабные командиры практиковались на строевых должностях. Эффективность любого занятия, по его мнению, на 80 процентов зависела от подготовки руководителей занятий. Руководитель должен сам продумать, проиграть всю динамику учений, проработать все возможные варианты и твердо держать в руках ход занятий. В то же время Уборевич считал, что следует особенно ценить самостоятельность мышления, творчество, проявляемые подчиненными на занятиях. Научить командира самостоятельно и быстро принимать решения, проводить необходимые расчеты, отдавать четкие, короткие, понятные приказы, добиваться их выполнения — вот суть командирской подготовки. Через всю книгу проходила мысль о недопустимости командирского всезнайства, шаблонного мышления. Шаблон, подражание убивают командира гораздо раньше врага.

Николай Федорович был настолько увлечен этой книгой, что делал из нее выписки. Он проникся к Уборевичу таким уважением, что и потом верил ему, несмотря на чудовищные обвинения, которые предъявляли ему. Увы, через десять лет имя Уборевича упоминать будет опасно, но Ватутин запомнил его рекомендации на всю жизнь.

Иероним Петрович Уборевич, по единодушному признанию всех знавших его военачальников, был самым талантливым, самым одаренным среди полководцев Гражданской войны. Родился он в семье литовского крестьянина. В революцию пришел семнадцатилетним юношей, арестовывался охранкой, но начавшаяся мировая война круто изменила его судьбу. Он закончил курсы при Константиновском артиллерийском училище и ушел на фронт. Воевал на Западном, Юго-Западном, Румынском фронтах. Командовал батареей.

В 1917 году подпоручик Уборевич возвращается к революционной работе, вступает в РСДРП(б). В Красной Армии он с первого дня ее основания. Командовал одним из полков, которые сдержали наступление немцев на Петроград. К сожалению, в одном из боев он попал в плен, оказался в тюрьме, из которой бежал и вновь вступил в Красную Армию. Воевал несколько месяцев на Северном фронте: командовал батареей, полком, бригадой, дивизией и в числе первых был награжден орденом боевого Красного Знамени. Еще через несколько месяцев он назначается командующим 14-й армией, с которой бьет Деникина, затем командовал 9, 13, 5-й армиями. Гражданскую войну он заканчивал на Тихом океане главнокомандующим Народно-освободительной армией Дальневосточной республики. Затем Украина, Крым. Заместитель у М.В. Фрунзе. Потом Тамбовщина. Будучи заместителем командующего по борьбе с антоновщиной, он одновременно командует сводной кавгруппой и принимает личное участие в боях. Потом снова Дальневосточная республика и необычная должность военного министра. В 1922 году двадцатипятилетний полководец, награжденный тремя орденами и почетным революционным оружием, избирается членом ЦИК СССР и остается им до своей трагической гибели. В 1935 году командует войсками различных округов. С 1926 года — член Постоянного военного совещания при РВСР.

Высокообразованный человек, владеющий иностранными языками, он хорошо знал литературу, искусство, прекрасно разбирался в технических вопросах и со знанием дела отвечал за вооружение РККА. Служивший вместе с ним в конце двадцатых годов К.А. Мерецков впоследствии вспоминал: «Он неоднократно говорил мне, что чтение книг явилось для него своего рода академией, давшей ему познания в различных областях науки, в том числе и в военном деле. Наблюдая, как некоторые командиры, прибыв на сборы, часто недосыпая, набрасывались на учебники, стараясь за короткое время восполнить свои пробелы в теории, Уборевич не одобрял их и говорил, что только систематическое чтение военной, художественной и иной литературы может способствовать приобретению знаний, развитию кругозора. Чтение — это работа. Оно должно быть непрерывным и регулярным, вестись изо дня в день, а не урывками. Но от этого важного и полезного дела нужно отличать еще более важное, полезное и необходимое особенно на войне — умение действовать, руководить войсковым соединением в боевой обстановке, когда перед тобой реальный противник».

Командир дивизии после очередного отлично проведенного Ватутиным занятия поинтересовался, какие материалы использовал молодой штабист в подготовке. Николай Федорович протянул ему книгу Уборевича.

— О, это голова, — протянул тот. — Умница. Я под его началом еще Деникина бил. Образованнейший человек. У нас многие ветераны Гражданской, да и я грешу этим, все хвалятся, что академиев не кончали, а белых академиков бивали. Глупая это бравада. Вон Иерониму Петровичу от бога талант даден, а он не постеснялся подучиться. На год раньше тебя академию кончил, да еще германского генерального штаба. — Комдив поднял палец правой руки многозначительно, повел бровями. — Это тебе не фунт изюма. Война будет, куда до нее Гражданской, а он наперед знает, что и как. Слышал бы ты его речь на совещании РВСР, нам командующий округом рассказывал...

Ватутин, конечно, не мог слышать этой речи, но мы теперь можем узнать, что говорил тогда Уборевич, как оценивали его выступление другие военачальники. Тот же К.А. Мерецков писал: «Иероним Петрович вообще являлся наряду с М.Н. Тухачевским, В.К. Триандафиловым и некоторыми другими видными военачальниками одним из инициаторов постановки новых вопросов в подготовке войск. Так, выступая на расширенном совещании РВС Союза ССР 28 октября 1929 года относительно обучения и воспитания войск, он обратил особое внимание на изучение военной техники, которая в связи с техническим перевооружением армии во все возрастающем количестве поступала в войска. Он подчеркнул, что овладение современной техникой определяет все дальнейшее содержание военной подготовки. Однако тут же заметил, что здесь нам мешает, к сожалению, незнание элементарной математики, основ физики и химии, то есть именно того, что особенно важно в связи с применением в армии машин.

На том же заседании Уборевич поставил вопрос о создании базы для обучения танкистов. Нельзя с теми полигонами, стрельбищами и полями, которые мы имеем, говорил он, добиться большого успеха. Новый базис требует резкого отражения в финансовой смете и в решениях Реввоенсовета, чтобы обеспечить техническую учебу войск. Внимательно следя за развитием авиации и за состоянием наземных средств борьбы с ней, Уборевич пришел к выводу, что угроза нападения на важные объекты в глубоком тылу с каждым годом все возрастает, и выдвинул задачу усиления средств ПВО».

Важность этих вопросов, к сожалению, понимали не все наши военачальники, и, что самое главное, среди них был сам нарком обороны Ворошилов. Дорого будет стоить это непонимание советскому народу в годы Отечественной войны.

Хорошо еще, что такие штабные работники и командиры, как Ватутин, внимательно изучали работы талантливых полководцев, следовали их советам. Правда, не все от них зависело. Ватутин занимал скромную должность, а значит, чаще ему приходилось заниматься весьма прозаическими делами. На маневрах и учениях, в любое время суток, в любую погоду он выбирал местоположение штаба, организовывал связь с полками. Приходилось заботиться об обеспечении секретными документами, картами, машинистками, телефонными аппаратами, керосиновыми фонарями, тренировать личный состав штаба в отражении нападения противника.

Помотаться по лесам Черниговщины пришлось ему изрядно, и семья, как надежный тыл, только и давала редкие минуты радости. Например, тогда, когда, вернувшись из командировки, он узнал, что у него родилась дочь.

Полтора года прослужил Ватутин в 7-й стрелковой дивизии и завоевал уважение сослуживцев, комдива, многих командиров полков. Коммунисты, как и в академии, единогласно выбрали его членом партийного бюро штаба дивизии. Поэтому никто в дивизии особенно не удивился, когда он был выдвинут на должность помощника начальника одного из отделов штаба Северо-Кавказского военного округа.

Ватутины быстро снялись и отправились к новому месту службы. Даже появление в семье ребенка не на много увеличило их багаж. Николай Федорович и на новом месте быстро нашел себя. Глубокие военные знания, высокая штабная культура позволили ему уже в первый месяц самостоятельно выполнять ответственные задания командования. Ватутин откровенно радовался жизни: любимое дело, любимая жена, дочь. И только письма, приходившие из деревни, в последнее время вызывали озабоченность и тревогу. В деревне шла кардинальная ломка жизненного уклада, начиналась коллективизация. Судя по письмам брата, проводилась она поспешно, непродуманно.

Ватутин понимал всю остроту положения дел на селе. Коммунисты и на новом месте выбрали его членом партийного бюро и партийной комиссии. Он прекрасно разбирался в лозунге текущего момента, не сомневался в политике партии, и только письма брата вызывали неприятные сомнения. Разве можно так ломать деревенскую жизнь? Уже после первого года насильственной коллективизации, высылки в отдаленные края множества крестьян, а то и просто их уничтожения на страну обрушился невиданный голод. Действительно, были на деревне, и в немалом количестве, кулаки-мироеды, были явные и тайные враги советской власти, сжигавшие зерно, травившие скот, убивавшие коммунистов, но не мог весь народ быть врагом самому себе! По некоторым данным, от голода и репрессий тогда погибло 9,5 млн человек. Голод охватил самые хлебородные районы страны: Украину, Поволжье, Северный Кавказ. Хлебозаготовки, как когда-то в Гражданскую, под чистую вымели у новоявленных колхозников даже семенное зерно.

Ватутин вчитывался в газеты, слушал радио, выступления ораторов на митингах, выступал и сам. Как и многие оторванные от села люди, он видел причины бедствия в происках врагов, разгильдяйстве и перегибах руководства на местах. Уверенность эта еще больше окрепла после появления статьи Сталина «Головокружение от успехов». Мог ли он сомневаться тогда в искренности вождя?

Но его родственники голодали, колхоз в Чепухино распадался, и он отпросился у командования на трое суток домой. Татьяна Романовна уже несколько дней собирала продукты. К ним Николай Федорович добавил весь свой двухмесячный командирский паек, взял какие смог найти деньги и поехал в Чепухино. То, что он увидел, ужаснуло. Куда делись жизнерадостные, довольные жизнью люди? Больше половины домов в деревне было заколочено. Запустение гуляло по дворам. И родная хата с ободранной соломенной крышей, казалось, плакала подслеповатыми окнами. Семья пухла от голода, но братья держались бодро, ругали председателя колхоза, присланного из района и с началом беды сгинувшего невесть куда, но в советскую власть верили. Пряча глаза от Николая, они жалели многих односельчан, что совсем недавно покинули родные места, отправляясь на поселение.

— И как не жалеть, сынок, — тихо говорила мать. — Какие же они кулаки? Крестьяне, как и мы. И то, кабы не был ты командиром, и нам бы не миновать этой доли...

Приезд Николая, по сути дела, спас семью от голодной смерти, но он как коммунист не мог спокойно смотреть на гибель колхоза. После бегства председателя хозяйство быстро распадалось, погибал скот. Крестьяне разбирали его по домам. В колхозе осталось лишь тридцать семей, да и те были склонны к роспуску коллектива. Оставшиеся два дня отпуска Ватутин посвятил беседам с односельчанами в знакомой до боли чепухинской школе. Всю ночь дискутировали: быть в Чепухино колхозу или нет. Николаю Федоровичу все-таки удалось убедить односельчан в необходимости сохранить колхоз.

В часть Ватутин вернулся в подавленном настроении. Выступая на заседании партбюро штаба, откровенно рассказал о происходящих в деревне событиях, борьбе, перегибах. Развернувшаяся в округе подготовка к большим маневрам отвлекла Николая Федоровича от тяжелых дум, а скоро из дома стали приходить добрые вести. Постепенно, с большим трудом вставал на ноги чепухинский колхоз, вновь ожила русская деревня, перенесла очередное лихолетье. В эти дни Ватутина подкараулила еще одна неожиданная беда. Видимо, во время поездки в деревню он заразился тифом, долго держался на ногах, работал до тех пор, пока прямо со службы его не отвезли в госпиталь.

Только через несколько месяцев Николай Федорович почувствовал себя настолько хорошо, что смог приступить к работе. Уровень решаемых вопросов был выше, чем в штабе дивизии, большую часть служебного времени отнимали командировки. Инспектирования войск, контрольные занятия, учения позволяли ему в масштабе округа изучать действия стрелковых частей, артиллерии, кавалерии, авиации, их взаимодействие. Он не только обобщал опыт передовых частей и подразделений, но и распространял его по округу. За короткое время авторитет Ватутина среди товарищей и командования вырос настолько, что его стали отмечать едва ли не в каждом приказе по штабу округа. «Проведенные под руководством Ватутина опытные учения дали богатый материал по организации управления войсками...» — говорится в одном из них. В другом приказе можно прочитать: «Помощнику начальника отдела штаба товарищу Ватутину за добросовестное и вдумчивое инспектирование войск и за ряд ценных предложений объявляется благодарность».

Все, казалось, складывалось хорошо, но Ватутин жаждал самостоятельной работы, мечтал приложить силы в руководстве крупного штаба. Вскоре мечта его сбылась — молодого командира выдвинули на должность начальника штаба 28-й горно-стрелковой дивизии.

Вновь скорый переезд к новому месту службы и новые обязанности, новые сослуживцы. Николай Федорович несколько лет прослужил в этой дивизии и всегда потом повторял, что для него это была лучшая школа командирской практики. Дивизия — сложный организм, боевое соединение, находящееся в постоянной боевой готовности. Ее боеспособность определяют полки, обученность личного состава, состояние боевой техники. За все эти компоненты отвечал штаб и лично начальник штаба, как и командир дивизии.

Николай Федорович понимал сложность и своеобразие штабного руководства. Именно штаб проверяет боеготовность и обеспечивает правильность применения в бою сил каждого подразделения. Штаб дивизии и прежде всего его начальник должны владеть современной военной теорией и даже опережать ее развитие. Тридцатилетний Ватутин впервые получил под свое начало тысячи людей, на него легли очень серьезные обязанности и прежде всего — поддержание высокого уровня боеготовности соединения. По опыту прежней службы он знал, что больше всего штабы «спотыкаются» в организации управления, и на эту сторону направил главное внимание и усилия. Для начала пришлось подтянуть теоретическую подготовку. Вновь на его столе появились книги Шапошникова, Триандафилова и новая книга Уборевича «Оперативно-тактические и авиационные военные игры». Но особенно заинтересовался он трудами Тухачевского «Бой пехоты», «Маневр и артиллерия», «Наши учебно-тактические задачи». Авторитет этого полководца, заместителя наркома в армии был чрезвычайно высок.

В армию Михаил Николаевич пришел после окончания Александровского военного училища в 1914 году. Он воевал в одном из первых полков русской армии — лейб-гвардии Семеновском. В Красной Армии с первых дней ее существования. Тухачевский командовал войсками 1, 8, 5-й армий, был помощником командующего войсками Южного фронта, командующим войсками Кавказского и Западного фронтов. Он возглавил ликвидацию Кронштадтского мятежа и восстания Антонова, занимал посты начальника штаба РККА, командовал войсками ряда округов, был заместителем наркома обороны.

Многие военно-теоретические взгляды Тухачевского совпадали с взглядами Уборевича, Шапошникова, он обладал даром военного предвидения. Вот как отзывался о нем Г.К. Жуков: «На посту первого заместителя наркома обороны Михаил Николаевич Тухачевский вел большую организаторскую, творческую и научную работу. При встречах с ним меня пленяла его разносторонняя осведомленность в вопросах военной науки. Умный, широко образованный профессиональный военный, он великолепно разбирался как в области тактики, так и в стратегических вопросах. М.Н. Тухачевский хорошо понимал роль различных видов наших вооруженных сил в современных войнах и умел творчески подойти к любой проблеме.

Все свои выводы в области стратегии и тактики Михаил Николаевич обосновывал, базируясь на бурном развитии науки и техники у нас и за рубежом, подчеркивая, что это обстоятельство окажет решающее влияние на организацию вооруженных сил и способы ведения будущей войны... В М.Н. Тухачевском чувствовался гигант военной мысли, звезда первой величины в плеяде выдающихся военачальников Красной Армии».

Взяв на вооружение теоретические разработки Тухачевского, Шапошникова, Уборевича, Ватутин смело перестраивал работу штаба дивизии. Правда, не всем пришлись по душе его нововведения. Были в дивизии, в полках опытные, заслуженные командиры, считавшие свой опыт чуть ли не абсолютом, но и они скоро не устояли перед волей и профессиональной компетентностью Ватутина.

Для него же рабочий день длился с раннего утра до глубокой ночи. Везде можно было встретить невысокого, плотно сбитого, необычайно подвижного и жизнерадостного начальника штаба. Горная подготовка стала в дивизии дисциплиной номер один. Николай Федорович сам усиленно тренировался, получил разряд альпиниста, добился в штабе округа разрешения на организацию похода сводного отряда дивизии на вершину Казбека. Отряд шел на штурм в полной боевой экипировке с легким и тяжелым вооружением, в том числе с разобранными пушками. Через десять лет во время боев на Кавказе с гитлеровскими альпийскими стрелками этот опыт пригодился.

На осенних маневрах дивизия продемонстрировала отличную боевую выучку, способность совершать глубокие марши, быстро и правильно развертываться в боевые порядки, наносить стремительные удары, создавать прочную оборону. Во многом в этом была заслуга Ватутина.

Это были годы стремительных изменений в политике, экономике, культуре страны, да и всего мира. Оборонная промышленность набрала темпы, и в войска стала регулярно поступать новейшая боевая техника и оружие. А значит, совершенствовались военная теория, стратегия, тактика, изменялись организационная структура и практическая подготовка войск. В 1932 году впервые в мире в нашей армии создаются механизированные корпуса, включавшие две механизированные и одну стрелково-пулеметную бригады и отдельный зенитно-артиллерийский дивизион. 500 танков, более 200 броневиков, сведенные в единое формирование, по тем временам произвели настоящую революцию в военном деле. Через три года таких корпусов в РККА было уже 4 и еще 12 отдельных танковых бригад и полков, не считая танковых подразделений стрелковых частей.

Причин для такого роста вооружений было больше чем достаточно. Отгремели бои на КВЖД, и уже сам Китай подвергся агрессии со стороны Японии. Над кварталами Шанхая заклубился огонь боев, самураи ворвались в Маньчжурию. Почти на двадцать лет растянутся сражения в этом районе земного шара.

В Европе вслед за Италией фашисты пришли к власти и в Германии. Задолго до этого момента великий немец Эрнст Тельман предупреждал: «Гитлер — это война!» Но на Западе не только игнорировали подобные заявления, но и усердно вскармливали фашизм. Нацисты же не скрывали своих далеко идущих планов. Уже утром 31 января 1933 года, на другой день после сформирования своего правительства, Гитлер выступил перед личным составом рейхсвера с реваншистскими призывами, а еще через месяц заявил, что главной целью его правительства является «восстановление политического могущества Германии». Под ним новый канцлер понимал создание мощных вооруженных сил и установление при их помощи гегемонии тысячелетнего рейха. «Строительство вермахта, важнейшая предпосылка для достижения цели — завоевания политического могущества, — разглагольствовал фюрер и тут же указывал направление своей агрессивной политики. — Отвоевание новых рынков сбыта... и, пожалуй, это лучшее — захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация». Впрочем, об этом Гитлер написал еще несколько лет назад в своей «Майн кампф». Новым было лишь то, что эта программа начала активно претворяться в жизнь. Гитлер, дорвавшись до власти, уверенно взялся за дело. О том, как вооружалась Германия, говорят многочисленные факты. В первые три года фашистской диктатуры в строй вступило более 300 военных заводов, в том числе 60 авиационных, 45 бронетанковых и автомобильных, 70 военно-химических, 80 артиллерийских, 15 военно-судостроительных. Только годовой выпуск боевых самолетов с 1931 по 1935 год увеличился в 300 раз и составил 3183 машины.

Была ли в то время возможность приостановить рост могущества фашизма? Наверное, была. Это сложный вопрос, требующий серьезного изучения. Тем более удивительны скороспелые выводы некоторых нынешних историков, утверждающих, что именно внешнеполитические ошибки советского руководства, культ личности Сталина, давление на коммунистов Европы, разрыв с социал-демократами привели к усилению фашизма. Безусловно, эти факторы оказывали какое-то влияние, но сводить все только к ним — значит бросаться из одной крайности в другую. Опять же, хорошо рассуждать сейчас, зная весь расклад сил на мировой арене.

Тогда же фактом было образование мощного нацистского государства в центре Европы, в общем-то поддерживаемого западными демократиями, и СССР правильно оценил надвигающуюся на страну опасность. Среди крупных военачальников первым в открытую заговорил о ней Тухачевский. Он аргументированно доказывал, что Германия готовит сильную армию вторжения, основную мощь которой составляют высокоманевренные бронетанковые, механизированные, десантные соединения. Он неоднократно отмечал гигантский рост военно-промышленного потенциала Германии, ее возможностей по массовому производству самолетов, танков и прямо заявлял, что наш враг номер один — гитлеровская Германия.

И армия готовилась к защите Отечества. Повышались требования к комсоставу, а значит, нужно было совершенствовать систему его подготовки. Расширяется сеть военных училищ, причем упор делается на авиационные, бронетанковые, артиллерийские, технические. Для старшего комсостава открывается ряд академий: механизации и моторизации, артиллерийская, военно-химическая, военно-электротехническая, военно-инженерная и военно-транспортная. Увеличился набор в академию им. Фрунзе и военно-политическую. Уже к 1932 году в высших военно-учебных заведениях обучалось 16,5 тыс. слушателей. Начали работать различные курсы усовершенствования. В 1934 году на такие курсы при академии им. Фрунзе был направлен Ватутин. Через пять лет он вновь переступил порог знакомого здания. В Москву на сей раз приехал один. Курсы были краткосрочными, без исключения из списков части, а переезд с маленькими детьми представлял определенную трудность. У Ватутиных к тому времени родился сын Витя. Да и Татьяна Романовна заканчивала вечернюю школу.

Академией с 17 апреля 1932 года руководил один из кумиров Ватутина — Шапошников. Николай Федорович получил счастливую возможность видеть, слышать видного военного теоретика и непосредственно у него учиться.

Борис Михайлович Шапошников, бывший полковник Генерального штаба царской армии, был из когорты тех военспецов, которые пришли в Красную Армию и отдали все свои силы и знания молодой республике. В 1918 году он добровольно вступил в РККА. Руководил разведывательным, а потом оперативным управлениями полевого штаба РВСР. Принимал самое непосредственное участие в разработке планов разгрома Колчака, Деникина, Юденича, Пилсудского. После Гражданской войны командовал войсками Ленинградского, Московского, Приволжского военных округов, три года возглавлял Генеральный штаб РККА. Авторитет его в армии был необычайно высок, а после выхода в свет трехтомного труда «Мозг армии» Борис Михайлович занял место одного из ведущих теоретиков.

Образованнейший военачальник, обладавший большими и разносторонними знаниями, человек высокой культуры, Шапошников развернул в академии серьезную работу по улучшению учебно-методического процесса, повышению уровня знаний не только слушателей, но и преподавательского состава. Разработанные под его руководством учебные планы отличались большой продуманностью, полноценным содержанием.

Несмотря на то что в академии преподавали лучшие теоретики, методисты, Шапошников особое внимание уделил подготовке профессорско-преподавательского состава. Кроме ежегодных общеакадемических сборов, где изучались новые образцы боевой техники, вопросы военного строительства, были установлены дни командирской подготовки, проводились занятия по иностранному языку и ежегодные пятидневные оперативные игры.

Столь серьезное отношение к подготовке преподавателей объяснялось еще и тем, что состав слушателей стал намного образованней. Особенно в этом отношении выделялись слушатели академических курсов.

На них Ватутин познакомился с Ф.И. Толбухиным, А.И. Антоновым, И.С. Коневым. Вместе они с увлечением играли в военные игры друг против друга.

Шапошников лично курировал курсы, читал слушателям лекции, проводил иногда практические занятия, военные игры. Серьезнейшее значение придавалось изучению новой боевой техники во вновь оборудованных технических классах, при этом ее изучение увязывалось с освоением теории глубокого боя, операции. Именно тогда будущие полководцы впервые услышали о массированном применении танков, авиации, артиллерии на направлении главного удара и организации взаимодействия при прорыве полевой и долговременной обороны.

В оперативно-тактической подготовке делался упор на вопросы управления войсками. От слушателей курсов требовалось, чтобы они, выступая в роли общевойсковых командиров, могли не только принимать правильные решения, но и ставить задачи частям различных родов войск, организовывать между ними взаимодействие и контролировать выполнение своего решения. Шапошников значительно изменил ход проведения практических занятий. До него в процессе обучения доминировали групповые упражнения. Он же ввел военные игры на карте. Руководил ими, как правило, сам и был убежден, что именно игры лучше всего развивают оперативное мышление.

Особо подчеркивал он важность правильной деятельности штабов во всех видах боя. Надо сказать, что в то время бытовало мнение о второстепенной роли штабов. Грешили этим и слушатели. Услышав как-то на занятии, что один из слушателей назвал штаб канцелярией, Борис Михайлович возмутился.

— Штабник не есть какой-то неполноценный военный с пером за ухом, способный лишь записывать указания начальства, — страстно заговорил он. — Это, если хотите, военный мыслитель и военачальник в одном лице. Только при помощи штаба можно дельно руководить войсками. Тот же начальник, который захочет одновременно скакать в кавалерийском строю, руководить огнем артиллерии и регулировать движение обоза, будет фактически отсутствовать в своем соединении, потеряет управление, и бой пойдет самотеком. Никакая отвага и никакое превосходство в силах не могут возместить недостаток знаний и умения...

Потом практически на каждом занятии Борис Михайлович повторял эту мысль, и слушатели сами на военных играх убеждались, насколько важна в боевых условиях четкая работа штаба.

Ватутину, как штабному работнику, были особенно близки мысли начальника академии. И не только мысли. Он был один из немногих слушателей, кто с удовольствием овладевал навыками быстрой и правильной отработки боевых документов. Шапошников требовал, чтобы даже малейшие недостатки в оформлении карты устранялись немедленно, и буквально расцветал, видя идеально оформленную карту, донесение; он всячески поощрял слушателей, обладавших высокой штабной культурой. Ватутин постоянно оказывался в их числе. Неизменно сдержанный, скромный, внешне незаметный, он тем не менее выделялся своими знаниями даже среди безусловно способных однокурсников.

Несмотря на короткий срок обучения, слушатели академических курсов смогли значительно повысить уровень своей оперативно-тактической подготовки. Особую пользу им принесли постоянные контакты с видными военачальниками. На Николая Федоровича неизгладимое впечатление произвел почти трехчасовой доклад Тухачевского «Будущая война в свете выполнения нашей первой пятилетки». Как и все его работы, доклад подкупал оригинальностью мышления, глубоким научным предвидением. Ватутин впервые увидел на трибуне высокого, атлетически сложенного, красивого человека, услышал четкий, хорошо поставленный голос и залюбовался им. «В человеке все должно быть прекрасно», — вспомнил он чеховскую фразу, слушая докладчика.

Кратковременное пребывание в Москве Николай Федорович почти полностью посвятил учебе, очень скучал по семье, особенно по детям. Почти ежедневно он писал домой письма и столь же часто получал ответы. Татьяна Романовна с двумя малолетними детьми выбивалась из сил, а тут еще школьные занятия, которые не хотелось бросать. Учителя ходили к ней на дом, но вот математик почему-то перестал ходить, и она решила бросить учебу. Этого уж Николай Федорович допустить никак не мог. В одном из писем он пишет:

«Здравствуй, милая Танечка!

Сейчас получил от тебя письмо. Спешу ответить. Прежде всего о твоем несчастье, что у тебя нет учительницы. Постараюсь достать учебники. Теперь относительно процентов. Я не помню всего на память, ты посмотри все, что мы получили по заочному обучению. Там, кажется, правила есть. Я же тебе сообщаю следующее:

Процент — это одна сотая часть всякого числа. Например: у тебя 100 рублей. Одна сотая часть от 100 рублей будет 1 рубль. Так этот 1 рубль и есть 1% от 100 рублей...»

Самым подробным образом он описывает все математические правила, интересуется семейными делами и заботами. Таких писем было очень много. Рабфак на дому продолжал действовать. И все-таки Татьяне Романовне приходилось трудно. Дети болели. Особенно Ватутины беспокоились за младшего, Витю, у которого начал развиваться костный туберкулез. Николай Федорович очень переживал, стремился всей душой домой. Наконец подошел срок окончания курсов. Ватутин закончил их с отличными оценками, а в его выпускной характеристике Шапошников дописал: «По всем вопросам имеет свое самостоятельное суждение».

В дивизии Ватутина ждали с нетерпением: прибывала новая техника, проекты новых уставов, менялись штаты. Ватутин с увлечением взялся за работу, но, к огорчению командования дивизии да и самого Николая Федоровича, из Главного управления кадров пришло указание откомандировать его в распоряжение командующего Сибирским военным округом на должность начальника отдела штаба округа.

Назначение было с повышением, но Николай Федорович огорчился, хотя виду и не подал. Его беспокоило здоровье детей, особенно Вити, сибирский климат мог задержать выздоровление мальчика. А главное, удручало, что округ — внутренний, второй категории, до которого не докатилась революция в военном деле. Новая техника шла прежде всего в пограничные округа, да и уход с самостоятельной работы на сугубо штабную не мог не огорчить.

Но приказ для военного человека дело святое, и, быстро собрав нехитрый скарб, Ватутины убыли в Новосибирск. В дороге Николай Федорович успокоился окончательно, посчитав свое назначение во внутренний округ стремлением высшего командования укрепить все округа высококвалифицированными специалистами.

В штабе округа Ватутина встретили доброжелательно, и скоро, забыв свои сомнения, он включился в привычный ритм работы. Международная обстановка тем временем ухудшалась с каждым днем. В ночь на 3 октября 1935 года вероломно, без объявления войны, итальянские фашисты напали на Эфиопию. Западные страны и Лига Наций реагировали совершенно спокойно. А ведь война в Африке при растянутых коммуникациях и ограниченности собственных ресурсов была бы для Муссолини невозможной, если бы не попустительство западных демократий. Под давлением миролюбивых сил и прежде всего Советского Союза Лига Наций вынуждена была объявить Италию агрессором и вынести решение о применении к ней экономических санкций. Но выполнять эти решения страны Запада не спешили, а США, Германия, Австрия, Венгрия вообще отказались выполнять решение Лиги. Война бушевала, а на заседаниях так называемого мирового содружества даже не хотели слушать представителя Эфиопии.

Снисходительное отношение европейских стран к итальянской агрессии и итогам плебисцита в Саарской области убедило германское правительство в том, что настало время проверить прочность Версальского и Локарнского договоров. 7 марта 1936 года гитлеровские войска беспрепятственно, под восторженные крики обывателей, заняли Рейнскую демилитаризованную область и вышли на французскую границу. Париж, Лондон, Вашингтон хранили странное молчание, и Гитлер тут же заявил: «Дух Версальского договора уничтожен. В Европе должен возникнуть новый порядок». Летом 1936 года жертвой становится Испания. Вспыхнувший в стране франкистский мятеж быстро перерос в Гражданскую войну. Германия и Италия открыто выступили на стороне Франко. На Дальнем Востоке Япония практически полностью захватила Маньчжурию и вела успешные боевые действия в Среднем и Южном Китае. Фашистские государства перестали церемониться и в дипломатической сфере. 25 ноября 1936 года в Берлине был подписан антикоминтерновский пакт Германии и Японии, а спустя некоторое время заключен тройственный агрессивный союз Германии, Японии, Италии. Фашизм бросил вызов человечеству. И если на Западе еще питали на этот счет какие-то иллюзии, то Советский Союз не сомневался в намерениях фашистов и вынужден был готовиться к испытаниям.

В эти годы разработчики советской военной науки считали наиболее вероятным ведение длительной и трудной войны, ход которой во многом будет зависеть от ее начального периода. Тухачевский отмечал: «Первый период войны должен быть еще в мирное время правильно предвиден, еще в мирное время правильно оценен, и к нему нужно правильно подготовиться». Другой видный военачальник А.И. Егоров говорил, что «...противник, применяя скрытую мобилизацию, может быстро сосредоточить сильную армию из крупных мотомеханизированных, пехотных, авиадесантных частей, конных масс и боевой авиации и внезапно вторгнуться на чужую территорию. Военные действия сразу охватят пространство на глубину 400—600 километров и нанесут значительный урон коммуникациям, военным складам и базам, воздушным и морским силам. Таким образом противник способен уничтожить войска прикрытия, сорвать мобилизацию в пограничных районах, помешать развертыванию армии, занять важные в экономическом отношении районы...»

В ноябре 1935 года ЦИК и СНК СССР присвоили новые воинские звания большой группе видных военачальников. Маршалами Советского Союза стали В.К. Блюхер, С. М. Буденный, К.Е. Ворошилов, А.И. Егоров, М.Н. Тухачевский. Звания командарма 1 ранга удостоились И.П. Белов, С.С. Каменев, И.П. Уборевич, Б.М. Шапошников, И.Э. Якир; командарма 2 ранга — Я.И. Алкснис, И.И. Вацетис, И.Н. Дубовой, П.Е. Дыбенко, Н.Д. Каширин, A. И. Корк, М.К. Левандовский, А.И. Седякин, И.Ф. Федько, И.А. Халепский; флагмана флота 1 ранга — М.В. Викторов, B. М. Серов; флагмана флота 2 ранга — Л.М. Галлер, И.К. Кожанов.

В течение 1935—1936 годов был полностью переаттестован командный, политический и инженерно-технический руководящий состав армии и флота. Было увеличено денежное содержание комсостава. Армия отвечала на заботу народа высоким уровнем боевой подготовки. В 1935 году штаб РККА подготовил проект Наставления по ведению операций, который ликвидировал образовавшийся разрыв между оперативным искусством и тактикой. Основной упор делался на теорию глубокого боя (частей и соединений), операции (фронтовые и армейские масштабы). Все теоретические положения нашли быстрое применение в практике. Маневры 1935—1936 годов, на которых войска продемонстрировали высокую мобильность в наступлении и упорство в обороне, поразили не только политическое руководство страны, но и многих иностранных наблюдателей. На маневрах успешно действовали артиллерия и танки, авиация, инженерные войска и части химзащиты. Маневры изобиловали крупными сражениями танков. А выброска воздушного десанта просто потрясла присутствующих на маневрах военных атташе.

Заместитель начальника штаба французской армии генерал Луазо в 1935 году писал: «Я видел могучую, серьезную армию, весьма высокого качества и в техническом и в моральном отношении. Ее моральный уровень и физическое состояние достойны восхищения. Техника Красной Армии стоит на необычайно высоком уровне. В отношении танков я полагал бы правильным считать армию Советского Союза на первом месте. Парашютный десант большой воинской части, виденный мною под Киевом, я считаю фактом, не имеющим прецедента в мире. Наиболее характерным, конечно, является теснейшая и подлинно органическая связь армии с населением, любовь народа к красноармейцам, командирам. Подобного мощного, волнующего, прекрасного зрелища, я скажу откровенно, не видел в своей жизни».

Английский генерал Уэйвелл, докладывая правительству о применении русскими на маневрах воздушного десанта, сказал: «Если бы я сам не был свидетелем этого, я бы никогда не поверил, что подобная операция вообще возможна».

Значительно позже, оценивая проведенные гитлеровцами воздушно-десантные операции, один из американских военных журналистов в газете «Нью-Йорк таймс» от 19 мая 1940 года писал: «Сочетание парашютных десантов, которые захватывают аэродромы, с посадочными десантами, использующими их, является страницей, вырванной из книги о Красной Армии, которая первая в широких масштабах продемонстрировала эти методы на маневрах 1936 года».

Мастер танковых атак и ударов Гейнц Гудериан обратил особое внимание на «действующие в глубину боевые группы, которые преследуют оперативные цели, наносят удары против флангов и тыла и парализуют противника одновременно на всю глубину его обороны». В немецкой военной газете он писал: «Масса танковых сил должна целесообразно объединяться в боевые корпуса, как это имеет место в Англии и России...»

Все, что делалось тогда в нашей армии, значительно опережало развитие военной мысли в капиталистических странах. И как горько сейчас говорить о том, что к моменту решающих испытаний мы многое из того, что было сделано в те годы, растеряли, а то и преступно уничтожили своими руками.

Но было бы ошибкой считать, что преобразования в армии шли без особых препятствий. Трудности были, и немалые. Прежде всего мы снова начали отставать в модернизации вооружения и военной техники, создании перспективных образцов самолетов, танков, особенно средств связи. Не все было гладко и в подготовке командного состава, особенно высшего. Эта категория военачальников должна была в совершенстве знать боевые и оперативные возможности соединений, объединений, родов войск, видов вооруженных сил, владеть искусством их применения в операциях, кампаниях, войны в целом. Они должны были обладать даром предвидения в развитии военного дела, строительства армии и флота.

И хотя в стране имелось уже 13 военных академий, теоретические разработки и практические мероприятия по подготовке и ведению операций с применением больших масс войск, авиации, танков, воздушных десантов и управления ими нигде, кроме Генерального штаба РККА, не проводились. В войсках и штабах округов просто не было специалистов такого масштаба.

Особенно наглядно эти недостатки выявились при проведении наркомом обороны Ворошиловым большой военно-стратегической игры. Непосредственно ею руководил начальник Генерального штаба РККА Егоров. Кроме руководящих работников Генштаба и наркомата в игре участвовали командующие войсками ряда округов, их начальники штабов, начальники всех академий. За «красную» сторону играли: в роли командующего Северо-Западным фронтом командующий войсками Ленинградского округа Шапошников, Западного фронта — командующий войсками Белорусского округа Уборевич, Юго-Западного — начальник штаба Киевского военного округа Д.А. Кучинский. Армиями во фронтах командовали начальники академий и командующие внутренних округов. За «синих» — противника — играли заместитель наркома обороны Тухачевский и командующий войсками Киевского округа И.Э. Якир.

Игра прошла с большим напряжением и серьезными просчетами с обеих сторон. На разборе выяснилось, что ошибки и сбои происходили в основном из-за отсутствия у участников единства взглядов по ряду оперативно-стратегических вопросов. Озабоченное этим руководство Вооруженных Сил собирает 15 февраля 1936 года расширенный Военный совет, который после долгих дебатов признал необходимым создать для подготовки командиров высшего звена и развития оперативно-стратегических проблем специальное высшее военное учебное заведение.

2 апреля 1936 года ЦК ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров, рассмотрев представление Наркомата обороны, принимают решение «создать в Москве Академию Генерального штаба РККА». Срок обучения определяется в полтора года, количество слушателей — 250 человек. 11 апреля 1936 года вышел приказ наркома обороны СССР о создании академии и подчинении ее непосредственно начальнику Генерального штаба. В приказе говорилось, что Академия Генерального штаба является высшим военно-учебным заведением, предназначенным для подготовки высококвалифицированных командиров на высшие командные должности и для несения службы в Генеральном штабе, в крупных общевойсковых штабах и органах высшего командования. Академия должна была готовить командиров с широким оперативным кругозором, способных разрабатывать и осуществлять на практике армейские, фронтовые и более крупные операции. Кроме того, академия должна была разрабатывать вопросы теории стратегии и оперативного искусства. В положении об академии указывалось, что «профессорско-преподавательский состав подбирается из числа наиболее квалифицированных кадров преподавательского состава и общевойсковых командиров... Для чтения лекций по отдельным вопросам программы, а также проведения отдельных оперативных игр привлекаются руководящие командиры Генерального штаба РККА, начальники центральных управлений НКО и командующие войсками округов.

Начальником и комиссаром академии был назначен один из талантливых командиров Красной Армии — начальник штаба Киевского военного округа комдив Дмитрий Александрович Кучинский. Человек высокой культуры, он отличался не только серьезными военно-теоретическими знаниями, но и большими организаторскими способностями. Для преподавания в академию были направлены лучшие военные силы: опытные военачальники, передовые педагоги и методисты из других академий. Среди них комкоры М.И. Алафузо, М.А. Баторский, А.И. Верховский; комдивы Я.Я. Алкснис, П.И. Вакулич, В.А. Меликов, В.К. Мордвинов, И.Х. Паука, А.А. Свечин, Е.Н. Сергеев, Н.Н. Шварц; дивинженер Д.М. Карбышев; комбриги А.И. Готовцев, М.И. Дратвин, П.П. Ионов, Н.И. Трубецкой, Г.С. Иссерсон и другие.

Основной стала кафедра армейских операций, которая впоследствии развернулась в кафедры оперативного искусства и стратегии. Здесь изучались армейские и фронтовые операции, теория военной стратегии, операции ВВС, ВМФ и взаимодействие их сил с общевойсковыми армиями. Теорию и практику подготовки и ведения боя корпусами всех родов войск преподавали на кафедре тактики высших соединений. Серьезная научно-педагогическая работа велась и на кафедрах организации и мобилизации, военной истории, социально-экономических предметов и иностранных языков. За короткий срок было создано первоклассное военно-учебное и научное заведение.

Тем же самым приказом наркома обороны предписывалось командующим войсками военных округов и начальникам главных и центральных управлений НКО подобрать кандидатов на учебу из числа лучших командиров, окончивших одну из военных академий, отлично проявивших себя на практической работе.

Когда Ватутина вызвал командующий войсками округа и тот, войдя в кабинет, увидел там начальника управления кадров, сердце его забилось радостно и тревожно. «Наконец-то», — подумал он, будучи в полной уверенности, что получит «добро» на один из своих многочисленных рапортов об отправке в Испанию. Но слова командующего разочаровали Ватутина.

— Вы направляетесь на учебу в только что созданную Академию Генерального штаба. Приказ наркома об ее создании только что пришел. Набирают лучших из лучших со всей армии. Командование округа оказывает вам высокую честь, товарищ полковник. Впрочем, вы можете отказаться, но предупреждаю, что это никоим образом не повлияет на ход вашего рапорта об отправке в Испанию. Советую ехать в академию. Учитесь, пока есть возможность...

Николай Федорович понял, что о поездке в Испанию надо забыть, а отказываться от такой академии было просто нелепо.

— Есть, отправиться на учебу! — отрапортовал он, к общему удовлетворению присутствующих.

Дома предстоящей поездке в Москву обрадовались несказанно. Особенно дети. Подлила масла в огонь Татьяна Романовна, начавшая рассказывать, какое интересное в Москве метро, какие парки, музеи, цирк... Без долгих хлопот, все с тем же чисто символическим багажом отправились Ватутины в Москву.

Академия размещалась в двух зданиях по Большому Трубецкому переулку, выходящему на Большую Пироговскую улицу. В одном здании находились командование, отдел политической пропаганды, кафедры, учебный и научно-исследовательские отделы, лекционные аудитории и учебные классы, библиотека, спортзал. В другом — общежитие для слушателей, поликлиника, столовая, детский сад. Татьяне Романовне большая светлая комната, кухня, ванная комната и все остальное показались раем. За десять лет совместной жизни Ватутины еще не жили в таких прекрасных условиях. Радовались дети. Да и Николай Федорович не скрывал своего удовлетворения. Он уже не мог дождаться дня начала занятий.

Следует отметить, что 138 командиров первого набора были действительно лучшими из лучших. Вместе с Ватутиным слушателями академии стали: комбриги Л.А. Говоров, П.А. Курочкин, Г.К. Маландин; полковники А.И. Антонов, И.Х. Баграмян, A.М. Василевский, А.И. Гастилович, В.Д. Грендаль, М.В. Захаров, B.В. Курасов, А.П. Покровский, К.Ф. Скоробогаткин, А.В. Сухомлин, С.Г. Трофименко, Н.И. Четвериков, А.И. Шимонаев; майоры М.И. Казаков, Л.М. Сандалов. Почти все они через несколько лет, в годину суровых испытаний, будут командовать армиями, фронтами, руководить крупнейшими штабами, станут прославленными военачальниками.

Многие слушатели знали друг друга по совместной службе, учебе в академиях, и у них очень быстро сложился дружный коллектив. Слушателей и преподавателей переодели в специальную форму одежды. На кителях и шинелях — черные бархатные воротники с белой окантовкой, фуражки с малиновым околышем, на брюках — малиновые лампасы с белым кантом. Татьяна Романовна, когда увидела мужа в новой форме, только всплеснула руками...

1 ноября 1936 года состоялось открытие академии. На торжественный акт прибыл начальник Генерального штаба РККА Маршал Советского Союза Егоров, некоторые руководители Наркомата обороны, представители других академий, общественности столицы. Торжественное собрание открыл комдив Д.А. Кучинский, он предоставил слово начальнику Генерального штаба. На трибуну поднялся Александр Иванович Егоров. Он говорил о сложной международной обстановке, задачах, которые ставят партия и правительство перед академией, призвал преподавателей и слушателей к упорной, напряженной и творческой работе. Потом с поздравлениями выступили представители других академий, военных округов, жены комсостава. В ответном слове Кучинский поблагодарил всех и обещал выполнить наказ партии.

5 ноября 1936 года на торжественном собрании академии было вручено Боевое Красное знамя и грамота ЦИК СССР.

Сразу после октябрьских праздников начались занятия. Учитывая теоретические знания и большой практический опыт слушателей, основной упор делался на самостоятельную подготовку.

Учебный год разбивался на три семестра. В первом главное внимание уделялось изучению вооружения и боевой техники, способов их применения дивизией, корпусом. Слушатели в группах по 15 человек сразу после курса лекций приступили к практической отработке на картах боевых действий стрелковых, механизированных, кавалерийских корпусов в различных видах и фазах сражения. Обучаемые решали задачи, попеременно меняясь в должностях командиров и начальников штабов дивизий, корпусов. Особое внимание уделялось вопросам взаимодействия с другими родами войск и частями обеспечения и обслуживания. Изучались полевые уставы, тактика и вооружение иностранных армий.

Обучение в Академии Генерального штаба для Ватутина стало вершиной непрерывного образовательного цикла, который он продолжал уже самостоятельно до последних дней жизни. Николай Федорович сам впоследствии признавался, что учился легко, с огромным желанием. Привычка учиться, постоянное недовольство собой, высокоразвитое чувство самокритичности позволили ему, особенно потом, на высших должностях, избежать таких типичных даже для талантливых людей ошибок, как самоуспокоенность и вера в свою непогрешимость.

Первый семестр закончился 4 февраля, и слушатели получили десятисуточный отпуск. Ватутины решили провести его в Москве. Николай Федорович, обычно работавший по двенадцать часов, позволил наконец дать себе передышку, походить с детьми по Москве, просто поиграть с ними. Кроме того, не хотелось прерывать курс лечения, который начал проходить Витя. Татьяна Романовна подозревала, что муж не выдержит и засядет за учебники, но Николай Федорович дал обещание и сдержал его. Сам сводил детей в Третьяковку, Пушкинский музей, на Сельскохозяйственную выставку, не раз подолгу гулял с ними на Красной площади. Вечерами ездил с дочерью на каток, пересмотрел с ребятами все немногочисленные в то время кинофильмы. Одним словом, отдохнули хорошо.

Второй семестр предусматривал освоение армейских операций с участием всех видов вооруженных сил и родов войск. Особое внимание уделялось теории глубокой операции. Учебных пособий по ведению армейских операций тогда, по сути дела, не было. Слушателям приходилось вместе с преподавателями создавать новую теорию. Очень скоро многие разработки академии по армейским операциям в соответствии с указаниями Генерального штаба стали рассылаться в войска, другие академии, управления Наркомата обороны. Академия реально становилась важнейшим военно-научным центром РККА.

Зимой слушатели досконально изучили стратегию боевых действий соединений и теорию армейских операций. С наступлением весны практические вопросы стали отрабатываться не только на картах, но и на местности. Начались ежедневные полевые занятия, на которых во всех группах вырабатывалось умение глубоко оценивать обстановку, принимать решения на операцию, бой.

Так же, как в первом семестре, при проведении оперативных игр на картах, каждый слушатель пробовал свои силы в различных должностях в полевом управлении армии: оператора, разведчика, начальника связи, даже начальника рода войск или службы. Ну и, конечно, командира и начальника штаба. Из всех докладов выбирались самые-самые смелые, оригинальные, и на их основе разрабатывались основные документы. Ватутин и здесь выделялся в лучшую строну. Достаточно сказать, что его в числе немногих слушателей преподаватели привлекли к работе в качестве помощника руководителя занятий и посредника на учениях. А через некоторое время вместе с А.И. Антоновым, А.М. Василевским, Л.А. Говоровым и М.В. Захаровым Николай Федорович назначается руководителем военных игр в группах.

Весь период обучения слушатели чувствовали на себе пристальное внимание Генерального штаба, руководства Наркомата обороны. Многие военачальники часто посещали академию, выступали с лекциями, докладами.

Большое впечатление произвели на слушателей показные военные игры на картах, проведенные командующим войсками Белорусского военного округа Уборевичем «Прорыв подготовленной обороны противника» и командующим войсками Киевского военного округа Якиром «Ввод в сражение механизированного корпуса». Блестяще владея материалом, используя только карты, схемы и личные записи, эти военачальники аргументированно и доходчиво раскрыли суть глубокой операции, показали, как новая теория находит практическое воплощение в деятельности войск. Слушая прославленных маршалов и командармов, Николай Федорович даже не мог подумать, что видит их в последний раз, что через несколько месяцев ему и его друзьям предстоит занять их место.

С 1 июня по 15 июля 1937 года, перед заключительным семестром, слушателям предоставили очередной отпуск.

Ватутины впервые поехали на курорт. Теплое, ласковое море, солнце, неповторимая красота сочинского побережья навсегда запомнились Николаю Федоровичу. Это был последний отпуск, который он использовал.

В последнем семестре состоялись поездки на Балтийский и Черноморский флоты, где слушатели знакомились с боевыми кораблями различных классов, их вооружением, боевыми возможностями и способностью взаимодействовать с сухопутными войсками на Приморском ТВД. На Украине, в приграничном районе, для слушателей организовали оперативное командно-штабное учение со средствами связи. Из них сформировали армейские управления сокращенного состава; за штаб фронта, командиров дивизий и корпусов подыгрывали преподаватели. После этого слушателей привлекли к участию в крупном учении войск Киевского военного округа. Они работали в армейских и корпусных штабах концевыми посредниками. После учений предстояла подготовка к экзаменам и завершение первого курса. К сожалению, наиболее подготовленным слушателям не пришлось закончить курс обучения в академии.

Совершенно неожиданно в августе—октябре 1937 года более 30 слушателей были отозваны из академии и назначены на высокие командные должности. Полковник А.М. Василевский последовательно назначается преподавателем кафедры оперативного искусства академии, начальником кафедры Тыла и затем начальником отдела Оперативного управления Генерального штаба. Полковник

А.И. Антонов назначается начальником штаба Московского военного округа, полковник М.В. Захаров — начальником штаба Ленинградского военного округа, полковник С.Г. Трофименко — начальником оперативного отдела штаба Киевского военного округа, полковник Л.М. Сандалов — начальником оперативного отдела штаба Белорусского военного округа. Заместителем начальника штаба Киевского военного округа стал и Николай Федорович Ватутин.

В то лето многие получили неожиданные назначения, но еще больше лишилось не только постов, званий, но и жизни. По стране прокатилась волна чудовищных беззаконий, репрессий. Ушли в небытие сотни тысяч ни в чем не повинных людей. Не минула сия горькая чаша и Вооруженные Силы.

Начав репрессии против ленинской гвардии, видных партийных, хозяйственных работников, деятелей культуры, да и простых людей, Сталин не мог не коснуться армии. Более того, он считал совершенно необходимым найти и разоблачить «врагов народа» прежде всего в Красной Армии, сменить, уничтожить старое военное руководство, обезопасить себя от реальной силы, способной противостоять ему в борьбе за власть. Авторитет Сталина в партии и народе был огромен, спорно говорить о каком-то военном заговоре. И тем не менее...

Через двадцать лет на XX съезде партии Н.С. Хрущев впервые заявил, что немцы через свои спецслужбы подбросили сфабрикованные документы — «доказательства» заговора, возглавляемого маршалом Тухачевским и другими видными военачальниками, а также сведения об их сотрудничестве с немецким генеральным штабом. Немецкая разведка рассчитывала на подозрительность, мнительность, жестокость Сталина и не без оснований.

Вопрос о том, существовал ли «заговор» Тухачевского, до сих пор остается открытым. Что там ни говори, а есть свидетельство известной спутницы жизни Маяковского Лили Брик, в те годы жены одного из «заговорщиков» — Виталия Примакова, командующего войсками Ленинградского военного округа. На их даче не раз тайно собирались те, кого Сталин вывел на знаменитые военные процессы 1937—1938 годов. До сих пор не верится, что эти мужественные, не раз глядевшие в лицо смертельной опасности люди, могли согласиться с теми обвинениями, которые им были предъявлены на процессах, если бы не чувствовали за собой хоть какой-то вины. Нет, не исключена попытка создания оппозиции, если не самому вождю, то его приспешникам. Но это только предположения, делающиеся на основе тех сфабрикованных документов, которыми располагал Сталин. Тщательно исследовавший эту проблему германский историк И. Пфафф, использовавший архивы, мемуары государственных, политических и военных деятелей, пишет в своей работе: «Представляется достоверным, что Гейдрих приблизительно в середине декабря 1936 года доложил Гитлеру свой план дать ход фальшивым документам, которые должны были подтвердить существование мнимых связей Тухачевского с германским генштабом». В качестве передаточного звена гитлеровская разведка выбрала Чехословакию. Ставка была сделана продуманно и безошибочно: СССР и Чехословакию связывал договор о дружбе и взаимной помощи. Сама Чехословакия была объектом большой игры фашистских правителей и западных демократий. И фальшивые документы, попавшие в руки президента Чехословакии Бенеша, не могли не взволновать его.

Трагична ошибка чехословацкого президента, но она произошла. 7 мая 1937 года Бенеш уведомил в Праге советского посла Александровского о существовании в СССР «военного заговора», а 8 мая переслал все документы по этому вопросу Сталину.

Сталин получил-таки «доказательства», которые так долго ждал. 11 мая 1937 года по его приказанию первая группа военных «заговорщиков» была арестована, и уже через месяц по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР были осуждены и расстреляны Тухачевский, Уборевич, Путна, Эйдеман, Корк, Примаков. Позднее их судьбу разделят и судьи — Егоров, Блюхер, Дыбенко, Белов и другие. 44 тысячи командиров и политработников различного ранга (более половины всего командного состава РККА) унесла с собой волна сталинских репрессий. Пострадали их дети, жены, родственники. Из пяти маршалов репрессировали трех, из четырех командармов 1 ранга — двух, всех 12 командармов 2 ранга, из 67 комкоров — 60, 136 комдивов из 199, 221 комбрига из 397.

И это все за три с небольшим года до начала кровопролитнейшей войны! Кто их заменил? Лейтенанты стали командирами полков, майоры — командирами дивизий. Все они стремились постигнуть сложнейшие задачи, поставленные перед ними жизнью, но далеко не все сумели подняться за короткое время до уровня настоящих военачальников.

Практически погиб весь высший состав Вооруженных Сил. Насколько же должен быть силен, талантлив народ, если он сумел дать новое поколение командиров, которому предстояло выдержать мощнейший удар гитлеровской военной машины и победить. Жуков, Конев, Василевский, Рокоссовский, Малиновский, Толбухин, Черняховский, Говоров, Мерецков — вот только самые знаменитые из них. В этот список можно смело поставить и Николая Федоровича Ватутина.

Сейчас, анализируя причины неудач, особенно в начале войны, мы вновь вспоминаем имена погибших в те годы военачальников. Безусловно, гибель их трагична, почти невосполнима для армии. Но, когда некоторые журналисты, историки бросаются в другие крайности, видят причину всех бед только в том, что во главе фронтов, Генерального штаба стали молодые и еще недостаточно опытные военачальники, хочется предостеречь от скороспелых выводов. В этой связи небезынтересно привести мнение на этот счет одного из полководцев Великой Отечественной войны Маршала Советского Союза И.С. Конева, высказанное им через двадцать лет после окончания войны известному писателю К.М. Симонову. Симонов пишет: «Что касается первой проблемы — уничтожения головки армии, — он (Конев. — С.К.) высказался более подробно. По его мнению, когда берут эту проблему отторженно и педалируют на ней, изображая дело так, что если бы десять, двенадцать, пять или семь человек не были бы оклеветаны и не погибли бы в тридцать седьмом — тридцать восьмом годах, а были бы во главе армии к началу войны, то вся война выглядела бы по-другому, — это преувеличение. С его точки зрения, если оценивать военный опыт, военный уровень и перспективы этих людей, то тут нужно подходить индивидуально к каждому.

Блюхер, по его мнению, был к тридцать седьмому году человеком с прошлым, но без будущего, человеком, который по уровню своих знаний, представлений недалеко ушел от Гражданской войны и принадлежал к той категории, которую представляли собой к началу войны Ворошилов, Буденный и некоторые другие конармейцы, жившие несовременными, прошлыми взглядами. Представить себе, что Блюхер справился бы в современной войне с фронтом, невозможно. Видимо, он с этим справился бы не лучше Ворошилова или Буденного. Во всяком случае, такую небольшую операцию, как хасанские события, Блюхер провалил...

Тухачевский, по мнению И.С. Конева, человек даровитый, сильный, волевой, теоретически хорошо подготовленный. Это его достоинства. К его недостаткам принадлежал известный налет авантюризма, который проявился еще в Польской кампании, в сражении под Варшавой. И.С. Конев говорил, что он подробнейшим образом изучал эту кампанию, и, каковы бы ни были ошибки Егорова, Сталина на Юго-Западном фронте, целиком сваливать на них вину за неудачу под Варшавой Тухачевскому не было оснований. Само его движение с оголенными флангами, с растянувшимися коммуникациями и все его поведение в этот период не производят солидного положительного впечатления. По мнению И.С. Конева, некоторые замашки бонапартистского оттенка были у Тухачевского и потом. Но главным недостатком Тухачевского он считает, что тот не прошел ступень за ступенью всю военную лестницу, и хотя некоторое время был командующим округом, но непосредственно войсками командовал мало, командного опыта после Гражданской войны имел недостаточно. Тем не менее если подводить итоги, то Тухачевского можно представить себе на одном из высших командных постов во время Великой Отечественной войны с пользой для дела.

Якир, по мнению Конева, человек умный, со способностями, но без настоящей военной школы, без настоящего военного образования, человек, не лишенный блеска, но не обладавший сколько-нибудь основательным военным опытом для руководства операциями крупного масштаба. Его Конев с трудом представляет себе, скажем, в роли командующего фронтом на Великой Отечественной войне.

Егорова и Корка он считает людьми средних способностей, образованными, знающими, выдержанными, но не блиставшими сколько-нибудь заметными военными дарованиями. Дыбенко и Белова он относит к той же категории людей, таких, как Ворошилов и как Буденный, которые в военном отношении были целиком в прошлом, в Гражданской войне, и, будь они живы, они были бы обречены на то, чтобы показать в условиях большой войны свою отсталость и беспомощность.

Самым крупным военным деятелем из числа всех погибших И.С. Конев считает Уборевича, оценивает его чрезвычайно высоко. Высоко оценивает его опыт в период Гражданской войны. Высоко оценивает его как командующего округом, как человека прекрасно знающего войска, пристально и умело занимавшегося боевой подготовкой, умевшего смотреть вперед и воспитывать кадры. Плюс ко всему сказанному, по мнению И.С. Конева, Уборевич был человеком с незаурядным военным дарованием, в его лице наша армия понесла самую тяжелую потерю, ибо этот человек мог и успешно командовать фронтом, и вообще быть на одной из ведущих ролей в армии во время войны.

Потом И.С. Конев говорил о том, что в общем в Отечественную войну, которая произвела отбор кадров, выдвинулись люди хотя в большинстве своем участвовавшие в Гражданской войне, но без громкого прошлого за плечами. Это прошлое на них не давило, не навязывало им своих концепций, не заставляло смотреть назад — в Гражданскую войну. Они заканчивали оформляться как военачальники уже после Гражданской войны, проходили одну за другой нормальные ступени службы и именно поэтому шли вперед, а не останавливались на месте и не жили старым. И то, что из числа именно этих людей выдвинулись все ведущие кадры Великой Отечественной войны, не случайно...»

Сам Симонов, комментируя высказывания маршала Конева, сделал довольно убедительный вывод: «Определение меры ущерба, нанесенного армии арестами тридцать седьмого — тридцать восьмого годов, выбытием огромного количества командных кадров, в том числе высших, — проблема очень сложная психологически. К ней надо подходить очень осторожно и очень справедливо. В конце концов надо взять как аксиому, что по нашим представлениям, сложившимся к тридцать седьмому — тридцать восьмому годам, мы не можем делать окончательные выводы о том, как бы кто воевал в сорок первом году с немцами. Это один из коренных вопросов. Ответить на то, кто из погибших тогда людей как воевал бы с немцами, как мы и в какой срок победили бы немцев, будь бы живы эти люди, — все это вопросы, к сожалению, умозрительные.

В то же время существует факт непреложный, что те люди, которые остались, выросли в ходе войны и оказались у руководства армией, именно они и выиграли войну, находясь на тех постах, которые они постепенно заняли. И их право помнить об этом и относиться с известной горячностью и нервозностью к разговорам о том, что все бы пошло по-другому, если бы были живы те, кто погиб в тридцать седьмом — тридцать восьмом годах.

Мне кажется, что справедливее ставить вопрос в другом аспекте. Неизвестно, как бы воевали Тухачевский или Дыбенко — беру крайние точки, — но не подлежит сомнению, что если бы тридцать седьмого — тридцать восьмого годов не было, и не только в армии, но и в партии, в стране, то мы к сорок первому году были бы несравненно сильней, чем мы были. В том числе и в военном отношении...»

Безусловно, записанные Симоновым рассуждения Конева сугубо субъективны, как субъективен и сам Симонов в своих комментариях, но зерно истины тут есть, и в будущих серьезных исследованиях они имеют право на существование. Действительно, дело ведь не только в тех десяти—пятнадцати крупных военачальниках, но и в десятках тысячах командиров, которые пошли вслед за ними на смерть. Армия же осталась без руководящего состава в той тяжелой атмосфере подозрительности, которая разлагала все и вся, лишала людей инициативы и самостоятельности. Наконец, говоря о жертвах тех лет, нельзя не вспомнить, что многие из них пожали то, что посадили и любовно взращивали. Разве можно забыть о том море крови, которое пролил славный большевик Иона Якир при расказачивании на Дону и Кубани? А сколько невинных душ на совести интеллигентнейшего человека, любителя искусств, скрипичного мастера, атлета и жизнелюба красавца Михаила Тухачевского?! Ведь это он залил кровью мятежный Кронштадт, он отдавал приказ сметать с лица земли артиллерийским огнем вместе с жителями деревни восставшей Тамбовщины. Он, не поведя бровью, уже в тридцатом году расправился с группой военных специалистов старой школы, преподававших в советской академии. А что вытворяли Дыбенко, Смилга, целая плеяда «железных латышей»? Вспомнили ли они об этом, когда их вели в последний путь палачи Ежова и Берии?..

Николай Федорович всю ночь по дороге из Москвы в Киев не спал. Думал о неожиданном назначении, об арестах, не прекращавшихся ни на день. Было отчего растеряться молодому полковнику, только что назначенному на высокую должность. Врагами были объявлены те, с кого он долгие годы брал пример, арестовано все командование академии, более половины преподавателей, десятки его сокурсников, сослуживцев. Верил ли он в их вину? Не верил — свидетельствует Татьяна Романовна. Считал трагической, нелепой ошибкой, чьей-то злой волей, скрывавшей от вождя истинное положение дел. Вера в Сталина оставалась непоколебимой. Ее поддержал и скорый арест и осуждение, как многим тогда казалось, главного виновника всех бед — Н.И. Ежова. Мог ли тогда Ватутин подумать о том, что все это дело рук того, кого боготворила вся страна, что эти «ошибки» будут повторяться еще долгие годы и видные военачальники будут так же исчезать в бериевских подвалах, как и в ежовских? Даже в самые трудные месяцы войны, когда не только командиры, но и каждый солдат, каждая винтовка и штык были нужны, как воздух...

«Кому верить?» — в сотый раз задавал себе вопрос Николай Федорович, вглядываясь в пролетавшую мимо вагонных стекол темноту.

В штабе округа царила та же растерянность и подавленность. Только что прошли массовые аресты. Вакантные должности занимали вновь прибывшие командиры, зачастую даже не представлявшие, чем им придется заниматься. Обстановка усугублялась атмосферой всеобщей подозрительности. В этих условиях необходимо было отбросить все сомнения и, засучив рукава, браться за дело. Ватутин так и поступил, принявшись, по сути, за формирование нового коллектива. Приходилось учить людей штабной работе, возвращать им веру в свои силы, способности. Во многом его стараниями в штабе создавалась по-настоящему рабочая, творческая обстановка.

Вот выдержки из аттестации, полученной им в то время: «Товарищ Ватутин Н.Ф. идеологически устойчив, морально выдержанный, бдительный, беззаветно предан делу Ленина-Сталина и социалистической Родины. Умеет хранить военную тайну. Активно боролся с врагами народа и провел большую работу по ликвидации последствий вредительства. В партийно-политической работе принимает самое активное участие. Связан с массой, чутко относится к нуждам и запросам командного состава и красноармейцев. Правильно нацеливает и мобилизует парторганизацию и командный состав на выполнение поставленных задач».

Относительно активной борьбы с врагами народа в архивных материалах данных не обнаружено. Видимо, эта фраза являлась обязательным атрибутом и служила пропуском на благонадежность, ибо повторяется во всех без исключения аттестациях того времени.

Да и некогда уже было заниматься врагами народа. Даже Сталин, зная, насколько обескровлена армия в преддверии большой войны, беспокоился, с какими военачальниками встретит суровые испытания. И хотя оставался верен своему принципу — незаменимых людей нет, начал исподволь приглядываться к оставшимся кадрам, брать на заметку людей для будущего выдвижения. Так постепенно его пристальное внимание стали ощущать на себе Жуков, Павлов, Конев, Попов, Мерецков, Василевский, Ватутин и другие. В армию в срочном порядке возвратили некоторых еще не сломленных пытками репрессированных военачальников. Они помогли молодежи поднять армию. Не будь их, трудно сказать, с какими бы итогами кончилась смертельная схватка с фашизмом.