Вечное Дао. Беседы о «Дао Де Цзин» т. 3

Глава 4 «Парень! Как мы растрясли эту штуку!»

Насколько я понимаю, вы рассматриваете невинность как противоположность знаниям — а как насчет невежества? Знающие люди так часто используют в своих целях людей без знаний. Пожалуйста, скажите что-нибудь об этом.

Невежество — это состояние, существующее до знаний, невинность — состояние, существующее после знаний. Невежество предшествует знаниям, невинность приходит после них. Они кажутся похожими — в некотором смысле они похожи, и все же они тотально отличаются.

Ребенок невежественен. Называя ребенка невинным, вы все путаете. Невежество похоже на невинность, потому что ребенок не знает; он кажется невинным, но он узнает, он вкусит горький плод знаний, ему придется это сделать. Он как Адам в райском саду — его придется вышвырнуть оттуда. Он пройдет через это, он согрешит, он станет испорченным. Его невинность не имеет силы, она бессильна. Эта невинность не может избежать знаний — знание войдет в него, змей будет искушать его, мир будет развращать его, он вступит на пути знаний, встанет на пути ума. Он, как семя, готов двигаться в знания. Невинности нет, он невежественен.

Но мудрец, подобный Лао-цзы — который познал мир и вернулся домой, который был развращен, который прошел пути греха и знаний, вкусил горький плод и теперь стал зрелым, снова стал похожим на ребенка — он невинен. Только мудрец невинен.

Иисус говорит: «Только те, которые подобны детям, смогут войти в мое царство Божие». Помните, он говорит «подобны детям», а не «дети». Дети не смогут войти в царство Божие — только те, которые подобны детям. Что это значит — «подобны детям, но не дети»? Те, кто прошел через мир, кто познал всю испорченность и вновь обрел свою девственность.

У знания есть две противоположности: невинность — невинность мудреца; и невежество — невежество ребенка. И не поймите меня неправильно: когда я настаиваю на невинности, я не отстаиваю невежество. Я не говорю: будьте невежественны. Если вы невежественны, вы просто откладываете знания; сегодня или завтра, рано или поздно, вы попадетесь в ловушку знаний.

Пройдите через него. Проживите его, познайте его. Вкусите этот горький плод. Будьте изгнаны из рая, чтобы вы могли вернуться и вновь обрести его; и тогда качество полностью меняется. Когда вас вышвырнули вон, вы были невежественны. Когда Адама выгнали из рая, он был просто невежественным. Когда Иисус вновь вошел туда, это был уже не прежний Адам. Невинный мудрец, прекрасно знающий, что такое мир, понявший его до конца — он превзошел.

Какова связь между медитацией и процессом раз-обучения?

Никакой связи нет, потому что медитация и есть раз-обучение; это не две вещи, которые могут быть связаны — это одна вещь, один процесс. Медитация есть раз-обучение, раз-обучение есть медитация.

Что вы, в действительности, делаете, когда медитируете? Вы просто раз-учиваете ум; мало-помалу, слой за слоем, вы отбрасываете ум.

Вы похожи на лук, вы продолжаете счищать с себя шелуху: один слой — самый поверхностный — отброшен, появляется другой слой, вы снимаете его и тоже выбрасываете, появляется следующий — и так далее.

Но однажды последний слой снят, и в ваших руках ничего нет. Вся луковица исчезла. Вы оглядываетесь вокруг и не можете найти себя. Это точка, к которой ведет медитация. Теперь это больше не медитация, это превратилось в самадхи.

Это то, что вы на Западе называете экстазом; но лучше было бы назвать это энстазом, нежели экстазом. Слово «экстаз» происходит от греческого «экстазис», что означает «стоять за пределами» — быть вне своей личности или кожи настолько тотально, что вы перестаете быть их частью — вот что такое экстаз.

Но самадхи больше похоже на энстаз — находиться внутри себя настолько глубоко, что внутреннее и внешнее исчезают. Вы стали внутренним, самой внутренностью; не то, что вы находитесь внутри, вы и есть внутреннее. Вот что такое самадхи.

Слово «самадхи» происходит от двух корней. Первый корень — сам; сам означает единство, абсолютное единство. Второй — адха, адха означает движение, достижение, бытие. Итак: единство, достижение единства, становление единством — самадхи означает, что вы стали настолько единым, настолько кристаллизованным, что внутри вас нет ничего противоположного вам. Вы стали единым целым, унисоном, гармонией всех противоположностей.

Ум есть противоположности. Вы думаете одно — и вдруг другая часть ума отрицает это. Вы хотите медитировать? — одна часть ума говорит «да», другая немедленно говорит «нет». Вы хотите стать саньясином? — одна часть ума говорит: «Правильно», другая часть говорит: «Берегись, что ты делаешь? Не делай этого. Подожди». И даже в мелочах: «Какое платье сегодня надеть?» Вы стоите перед зеркалом, и ум не может решить. Ум — это толпа.

Раз-обучение означает отбросить эту толпу, отпустить всех этих людей и стать настолько единым, что нельзя даже сказать, что это «одно», потому что «один» имеет значение только в толпе. «Один» имеет значение только тогда, когда есть «два».

Вот почему индуисты никогда не называли это «одним», они называют это не-дуальностью, они просто говорят: не два, чтобы показать, что, если мы говорим «один», тогда «два» входит через черный ход — поскольку что будет значить один, когда нет двух? Если мы говорим, что Бог — это одно, если мы говорим, что в самадхи вы — одно, тогда два — здесь, рядом, в уголке; а затем появляется три, и следом — целый мир.

Индусы настаивали, что Бог — это не-два, недуальность, адвайта; в самадхи вы — не два, вот и все. Больше ничего не говорится, только негатив — чтобы не позволить цифрам вновь пробраться через черный ход.

Разучиваясь, вы превращаетесь в не-два. Учась, вы становитесь множеством. Учась, вы становитесь легионом, толпой, и эта толпа все растет. Чем больше вы учитесь, тем больше и больше становится эта толпа. Конечным результатом обучения может быть только безумие, и больше ничего.

Так что вовсе не случайность, что почти все великие мыслители Запада рано или поздно сходили с ума. На самом деле, если какой-то мыслитель на Западе не был сумасшедшим, это просто показывает, что он был не таким уж глубоким мыслителем, вот и все. Ницше сошел с ума — он был настоящим мыслителем. Бертран Рассел? Он не сходил с ума, он остался поверхностным популяризатором, весьма неглубоким.

На Востоке случилось совершенно другое. Мы не можем представить, чтобы Будда сошел с ума. Это было бы самой невозможной вещью в мире — чтобы Будда сошел с ума! Ницше сошел с ума, потому что Ницше — мыслитель; Будда не может сойти с ума, потому что он не-мыслитель. Он отбросил мышление — как он может сойти с ума? Однажды вся толпа уходит, и он сидит один — некому его потревожить, он настолько одинок, что он — даже не «одно», потому что кто будет говорить, что вы — одно? Если есть кто-то, кто может сказать, что вы — одно, значит, другой все еще здесь.

Медитация — это раз-обучение. Очистите вашу луковицу. Это трудно, потому что вы отождествились с этой луковицей, вы думаете, что это слои и есть вы, так что снимать шелуху трудно и к тому же болезненно, потому что это не похоже на то, как вы сбрасываете свои одежды — это больше похоже на то, как вы сдираете с себя кожу; вы стали слишком привязаны к этой шелухе.

Но стоит вам узнать, стоит вам отбросить один слой, как вы чувствуете возникающую свежесть. Вы обновляетесь. Затем растет мужество, затем — надежда. Затем вы чувствуете большую уверенность. Затем вы можете очистить следующий слой. Чем больше вы счищаете, тем более тихим, счастливым и блаженным вы становитесь. Теперь вы на правильном пути. Теперь недалек час, когда вы отбросите всю луковицу.

Но это хорошо, что вы чистите слой за слоем, потому что вам, быть может, не удастся отбросить всю луковицу. Это тоже возможно, это случалось изредка, но это происходит при интенсивном, напряженном понимании, которое обычно недоступно.

Есть два способа достичь просветления: первый — внезапный, и второй — постепенный. Внезапное просветление случается очень редко, но оно случается. Постепенный путь легче, потому что я не требую, чтобы вы отбросили сразу всю луковицу; это будет слишком. Мне придется убеждать вас: снимите первый слой, который уже загрязнился — и вы тоже чувствуете, что он грязный: на нем скопилось так много пыли, и он так высох и так ограничивает вас, и он все сжимается и сжимается — он стал тюрьмой. Поэтому вы слушаетесь меня, вы счищаете его.

Очистить второй слой будет гораздо труднее. Он будет свежим, вам захочется зацепиться за него. Третий слой будет еще более свежим — чем больше вы приближаетесь, тем сложнее становится, потому что начинают происходить прекрасные вещи. Вы еще не достигли центра, но вы приближаетесь — как будто вы идете к реке: воздух становится прохладным, и вам хорошо; мир остался далеко позади, воздух перестает быть грязным, небо более открыто, река ближе, река через воздух посылает вам весть: я рядом, иди!

Чем ближе вы подходите, тем больше вы цепляетесь за последние слои, потому что вы чувствуете: «Это происходит благодаря этому слою». Это происходит не благодаря какому-то слою, это происходит оттого, что вы находитесь ближе к центру.

Так что есть люди, которые цепляются за мирские вещи; но, кроме них, я встречал многих людей, которые начинали цепляться за духовные вещи — но это тоже один из слоев.

Кто-то говорит: «Какой прекрасный свет зажегся во мне!» Он приходит и говорит: «Ошо, помоги мне, чтобы я всегда мог чувствовать этот свет». Что вы будете делать с ним? Свет — это переживание, это не вы. Это нечто отличное от вас. Вы — переживающий, свидетель. Когда-то раньше вы переживали деньги, теперь вы переживаете свет, но он остается все тем же — это объект, и теперь вы хотите зацепиться за него.

Если бы я сказал: «Бросьте ваши деньги, все мирское», вы бы поняли; но если я скажу: «Бросьте всю эту чепуху, этот свет! Бросьте свою растущую кундалини, и видения, и лотос, цветущий внутри вас! Бросьте всю эту ерунду!» — вы удивитесь: неужели я духовный человек? Мне следовало бы помочь вам, чтобы внутри вас расцвело еще больше лотосов.

Но они остаются «слоями», их необходимо очистить. И я должен помочь вам очистить всю луковицу.

Я не собираюсь помогать вам остановиться где бы то ни было, пока не случится пустота. Цель — это ничто, шуньята: все слои исчезли, и в руках — только пустота. Вы остались одни, без всяких переживаний.

Духовность — не переживание. Она означает приход, окончательное возвращение к самому переживающему. Это не переживание; все переживания принадлежат миру, потому что они относятся к разным слоям луковицы, они не принадлежат вам.

Медитация есть процесс раз-обучения. Не спрашивайте, какая между ними связь — ее нет; это не две вещи, они не могут быть связаны.

Насколько я понимаю, когда все есть одно, человеческие существа тоже едины. Поэтому для меня игнорировать нищету на улицах значит отрицать единство. Пожалуйста, скажите что-нибудь об этом.

Когда все есть одно, нет вопроса о том, чтобы игнорировать или не игнорировать.

Если все не есть одно, тогда возникает вопрос, игнорировать или не игнорировать; тогда есть выбор. Но когда вы чувствуете, что все есть одно, выбора нет. Я не говорю, что вы будете игнорировать, я не говорю, что вы не будете игнорировать; вас больше нет — поэтому происходит все то, что происходит.

Если вы начинаете служить этим людям на улицах — отлично. Если этого не происходит, ничего не поделаешь.

Постарайтесь понять меня, потому что вы думаете, что, когда вы придете к реализации единства, вы будете служить этим людям. Возможно, это будет так. Возможно, это будет не так — поскольку, если вы чувствуете единство, кто будет служить и кто будет тот, которому служат? Тогда кто вы — тот, кто чувствует страдание, кто сочувствует и сострадает — и кто они? Они исчезли. О том, что произойдет, ничего нельзя сказать. Что-то будет происходить, но никто не может этого предугадать.

Этот вопрос возникает оттого, что единство еще не ощущается, это просто идея в уме. Вы долго думали. Это логическое заключение, оно не экзистенциально.

Нищий на улице... вы проходите мимо; вам больно. То, что чувствует боль — тоже эго. Вы чувствуете сострадание — или не чувствуете сострадание, просто игнорируете. Игнорирование есть эго, сочувствие — тоже эго; вы в обоих случаях здесь.

Кончено, сострадание — это эго получше, более отточенное, в некотором смысле — золотое; но это тоже эго. Человек, который игнорирует — у него, возможно, очень и очень обычное эго, не благочестивое, не религиозное, некультурное; но у него есть эго, и для меня оба этих эго совершенно одинаковы — или вы сострадание или вы игнорируете, но вы есть.

У меня здесь совершенно другая задача; мои усилия направлены на то, чтобы вас не стало — и тогда пусть происходит то, что происходит. Если вы чувствуете возникающее сострадание, тогда вас не будет, будет только сострадание; тогда вы не будете говорить: «Я сочувствую этому нищему», потому что я не может чувствовать сострадания. Я — как оно может сочувствовать? И сострадание, которое течет через «я», уже испорчено. В нем нет той невинности, той красоты, которые должны в нем быть. Оно уже стало частью эго, оно будет усиливать эго, будет создавать для вас барьеры на пути к достижению единства. Вы будете сострадать, вы станете великим человеком или великой женщиной, великим слугой народа — а великие слуги народа приносили столько вреда во все времена. Они больше не нужны. Это вредные люди.

На самом деле, если ваше эго получает наслаждение от сострадания, в глубине вы будете желать, чтобы на улицах были нищие — иначе как вы будете чувствовать сострадание? В глубине вы будете хотеть, чтобы повсюду были прокаженные, нищие, калеки, слепые — чтобы вы могли приятно провести время, сострадая и служа им.

Если нищета полностью исчезнет из мира, великие слуги народа будут самыми несчастными людьми на свете, потому что им будет нечего делать. Видимо, Бог милосерден к ним — он поддерживает нищету.

Нет, я здесь не для того, чтобы учить вас быть слугами народа. Это не помогло. Это создает тонкое, благочестивое эго, а когда эго благочестиво, оно более ядовито, потому что оно кажется таким прекрасным, и вы можете еще больше цепляться к нему.

Я здесь для того, чтобы помочь вам отбросить эго — благочестивое, не благочестивое, эго грешника или эго святого. Эго нужно отбросить — тогда все, что происходит, прекрасно.

Вы идете и сидите рядом с нищим, вы помогаете, но вас больше нет; тогда Бог течет через вас, целое работает через вас. Тогда вы не ждете никаких результатов, даже простого «спасибо» от этого нищего; и вы не ищете фотографа, вы не волнуетесь, чтобы газетчики подоспели вовремя, не ждете, что правительство обратит на вас внимание, что Комитет по Нобелевским премиям задумается о вас. Нет. Вас нет, и вы не держите в уме, что вы служите, что вы помогаете, что вы сослужили такую великую службу этому несчастному; нет, вы не будете задумываться над этим — не вы это сделали, там был Бог — действуя через вас. Вы были одержимы. Когда вы пусты, божественная сила овладевает вами. Тогда все, что происходит, прекрасно.

Иногда, возможно, вы будете служить, помогать — а иногда может случиться, что вы просто пройдете мимо. Никто не знает. Иногда вы можете просто пройти мимо. Если целому не угодно, если у целого есть свои планы, вы не будете вмешиваться.

Если этому человеку необходима нищета, если эта нищета будет причинять ему все большее внутреннее страдание, если эта нищета даст ему новое рождение — тогда Бог не станет помогать ему. Ему предстоит стать зрелым через это страдание — помощь будет вредной. Поэтому не навязывайтесь ему, оставьте его в покое. Если Бог — а говоря «Бог», я имею в виду целое, не какого-то человека, а просто целое — если целое захочет избавить его от нищеты, оно начнет действовать вашими руками — но пожалуйста, не вмешивайтесь.

Вы не знаете, что происходит, что должно произойти. Почему этот человек нищий? В этом должно что-то быть. Возможно, он страдает за что-то, что он сделал, возможно, это его карма; а может быть, он проходит через родовые муки, которые обновят его.

Это все равно, что встретить женщину, которая рожает ребенка — она кричит, плачет, вопит, вам становится ее жаль, и вы помогаете — так, что ребенок не рождается. Тогда вы — враг, а не друг, потому что этот ребенок умрет в утробе, а потом из-за этого умрет и сама женщина.

Иногда нужна операция, а иногда — равнодушие; иногда нужно сострадание, но вы не должны решать, решение не должно принадлежать вам. Поэтому вы можете сделать только одно, а именно: отбросить себя, разучиться, разобусловить себя — и тогда вы становитесь проводником. Но тогда выбор — не ваш. Тогда вы можете просто сказать всем своим существом: «Да будет воля Твоя». И тогда все, что происходит, прекрасно.

Пожалуйста, объясните, что такое человеческая свобода воли и как она соотносится с бытием и недеянием.

Нет ничего похожего на свободу воли. Это всего лишь идея эго, ничего подобного быть не может.

Я не говорю обратного — что вы зависимы и что вы рабы. Ум очень легко движется к противоположному. Он создает дихотомии: либо вы обладаете свободой воли, либо вы раб. И то и другое неверно, обе концепции ложны, потому что вас нет — так что вы не можете быть рабом и не можете обладать свободой воли, поскольку и для того, и для другого нужны вы.

Жизнь есть бесконечная взаимозависимость. Вы — органическая часть целого, вы не отдельны — так как же вы можете быть свободным? Но я не говорю, что вы не свободны, помните это — потому что как вы можете быть несвободными или свободными? Вас нет, вы вообще не существуете. Это бесконечная взаимосвязь, и эта взаимозависимость есть целое, Бог. Но эго продолжает искать свои пути...

Я слышал: однажды огромный слон переходил через мост. Мост был очень старый и очень сильно раскачивался; а на голове у слона сидела муха, рядом с его ухом, и когда они перешли через мост — они почти разрушили этот мост — я говорю «почти»... Когда они перешли, муха сказала слону:

— Парень! Как мы растрясли эту штуку!

Но слон не услышал. Тогда муха сказала:

— В чем дело? Ты что, дурак? Ты что, не слышишь меня?

Но слон ничего не услышал.

Целое громадно. Мы — даже не мухи. Пропорция невероятно, потрясающе огромна. Это не отношение мухи к слону — оно ничтожно. Мы — почти ничто, а целое так громадно.

Но вы продолжаете стараться, настаивать, что мост трясется из-за вас.

Муха была в некотором роде очень тактична; она сказала: «Парень! Как мы растрясли этот мост!» Мы — это очень тактично.

Если бы у мухи был ум человека, она, конечно, сказала бы «я». Мухи более тактичны. Она, по крайней мере, допустила участие слона.

Но человек говорит: свобода воли, он даже не допускает участия целого, он полностью сбрасывает его со счетов. Он говорит: «Я».

Поэтому в мире существует две философии. Одна говорит о свободе воли. Но, поскольку эта точка зрения ошибочна, абсолютно ложна, ее можно оспаривать — и с ней спорили; поэтому есть другая сторона, которая говорит: «Никто не свободен. Все мы — марионетки, и нити находятся в неизвестных руках; все, что он предопределяет, случается. Мы — всего лишь рабы, больше ничего».

Обе стороны ошибаются. Вы ни рабы, ни свободные люди. Это немного трудно понять: вы ни рабы, ни свободные люди именно потому, что вас нет, потому что вы — часть целого, но если вы считаете себя отдельными, вы будете чувствовать себя рабами. Если вы понимаете себя как часть целого, вы становитесь мастером, хозяином; но когда вы становитесь хозяином вместе с целым, вы не против целого. Если вы против целого, вы становитесь рабом. Если вы плывете вместе с рекой, вы становитесь хозяином. Вы становитесь рекой! Если вы пытаетесь плыть против течения, вы становитесь рабом.

Нет ни свободы воли, ни рабства. И «зависимость» и «независимость» — фальшивые слова. Их следует полностью отбросить, ими не следует пользоваться. Это взаимозависимость. Я существую в вас, вы существуете во мне. Жизнь такова: мы существуем друг в друге, мы жители друг друга. Дыхание, которое только что было во мне, вышло и вошло в вас. Всего мгновение назад я мог сказать: «Это мое дыхание» — а где оно теперь? Чье-то сердце бьется благодаря ему.

В вашем теле течет кровь; всего несколько дней назад она текла в деревьях, она была их соком; она стала плодом, а теперь течет в вашем теле. Вы вновь возвратитесь в землю — прах к праху — и снова родится дерево; вы станете удобрением; и снова дерево оживет, и появятся плоды, и ваши дети будут есть их. Вы ели своих предков — вы едите их.

И это продолжается бесконечно! Все прошлое поедается настоящим. А все настоящее будет съедено будущим. Жизнь взаимосвязана, глубоко взаимосвязана. Она похожа на сеть. Вы — просто пересечение двух нитей, вас нет, вы — просто узелок между двумя протянутыми нитями. Когда вы понимаете это — вы смеетесь, по-настоящему смеетесь! А вы носили такую огромную тяжесть!

Вот почему Иисус говорит: «Приди и следуй за мной, мое бремя легко». Ваше бремя очень тяжело. Ваше бремя — вы. Иисус говорит: «Мое бремя легко» — оно невесомо, потому что, когда вас нет, веса тоже нет, тогда гравитация не действует. Вы начинаете левитировать. У вас вырастают крылья. Вы можете летать.

Отбросьте дихотомии: зависимость, независимость — они взаимосвязаны. Если вы попытаетесь быть независимым, вы будете чувствовать себя зависимым; если вы попытаетесь быть независимым, вы потерпите неудачу и будете разочарованы — и вы почувствуете, что вы зависимы. Но и то и другое ошибочно.

Просто посмотрите внутрь: вас нет; просто космические лучи, создающие на своем пути некое сплетение, паутину, узор... Несколько дней вы здесь, а потом вы исчезаете; затем снова вы будете здесь — и снова исчезнете. Откуда вы приходите? Куда вы уходите вновь? В целое! Вы исчезаете, чтобы отдохнуть. Затем вы снова здесь.

Приходит весна, и деревья начинают расцветать, птицы начинают петь — новая жизнь; а затем она уходит, и все отдыхает. Затем снова приходит весна. Много-много раз вы были здесь, много-много раз вы будете здесь; но стоит вам понять, что вас нет, что целое продолжает играть через вас, стоит вам понять это — и тогда больше не нужно вновь и вновь бросать вас в тело, это не нужно: вы стали бдительным, сознательным. Теперь нет необходимости проявления в какой-либо форме; вы отдыхаете в целом — это мы назвали мокшей, нирваной. Это мы назвали окончательной свободой.

На Западе понять это очень трудно, так как, когда вы говорите о свободе, они думают о свободе воли, а когда Восток говорит о свободе, он говорит о свободе от всякой свободной воли. Свобода означает быть свободным от вас. На Западе свобода означает свободу от всех препятствий, ограничений — но вы остаетесь, это ваша свобода.

Когда мы на Востоке говорим о свободе, вы не остаетесь в ней — вы есть неотъемлемая часть рабства, вы неотделимы от рабства. Свобода остается, не вы; вот что такое мокша. Это не значит, что вы становитесь свободным — напротив, вы освобождаетесь от себя. Нет никакой самости.

Самость просто исчезает — это была ложная идея, произвольная концепция. Полезная, но не истинная.

Принесла ли цивилизация какую-нибудь пользу человеку?

Да, она сделала ваш грех настолько тяжелым, что приходится мало-помалу становиться святым. Она бросает вас в такую пучину страдания, что вам приходится искать ключи к выходу из этой тюрьмы. Цивилизация чрезвычайно полезна. Она помогает вам расти, она помогает вам понять ничтожность жизни.

Поглядите сюда — ко мне приходит гораздо больше людей с Запада, чем из Индии. Запад более цивилизован, более культурен — и конечно, более несчастен. Каждый находится на грани бешенства — на самой грани, нужен лишь небольшой толчок...

Они говорят, что из четырех человек трое находятся на грани сумасшествия. Один человек из четырех сегодня или завтра станет жертвой рака. Из четырех живых людей — живых на сегодняшний день — один из этих четверых заболеет раком.

Цивилизация приносит рак. Это великий дар, поскольку это показывает абсурдность ума. Цивилизация выносит всю абсурдность ума на поверхность.

Культура начинает становиться религиозной только когда она действительно цивилизованна, богата, изобильна. Бедная страна не может быть религиозной, она не может себе позволить быть религиозной. Бедная страна думает о коммунизме, богатая страна думает о медитации, саньясе. Бедная страна думает о хлебе с маслом, богатая страна сыта по горло всем, что может дать цивилизация, наука, технология. Ей хочется чего-то другого.

Когда потребности тела удовлетворены, возникают потребности ума; когда потребности ума удовлетворены, возникают духовные нужды — такова иерархия.

Если потребности вашего тела не удовлетворены, вы не будете думать о потребностях ума; когда вы голодны, вы не думаете о поэзии, вы не можете, это просто невозможно. Когда вы голодны, вы не можете думать о музыке. Вам нет никакого дела до Бетховена, когда вы голодны. Когда вы хотите есть, красота — бессмысленное слово. Вы видите красивое лицо — и появляется кусочек хлеба...

Я слышал, что один поэт заблудился в джунглях. Три дня он не мог найти дорогу — он был великим поэтом и написал огромное множество песен, прекрасных любовных песен — о луне, красивых женщинах, реках, горах и морях...

Через три голодных дня наступила ночь полнолуния; он посмотрел и изумился — на небе было никакое не красивое лицо, а кусочек хлеба, чапатти...

Когда нужды тела удовлетворены, внезапно поэзия, искусство, музыка, танец, литература, философия — все это становится чрезвычайно соблазнительным. Новый зов слышен в сердце. Когда потребности ума тоже удовлетворены, тогда впервые Бог, религия, медитация, экстаз — они становятся важными. И начинается поиск. Вот в чем разница между этими тремя словами: если удовлетворены потребности тела, это цивилизованная страна; если удовлетворены потребности Ума, это культурная страна; и если все духовные потребности удовлетворены, это религиозная страна.

До сих пор религиозных стран не существовало. Самое большее — некоторые цивилизации достигли уровня культуры, не более того. До сих пор в мире не было ни одной религиозной страны. Люди считают Индию религиозной, но ни одна страна еще не была религиозной. Когда-то Индия достигла пика культуры — в дни Кришны, пять тысяч лет тому назад — и тогда возникла новая потребность, поиск Бога.

Сейчас в Америке почти такая же ситуация: начался глубокий внутренний поиск.

Цивилизация помогает, необычайно помогает, потому что она выносит все скрытые беды ума на поверхность. И вы должны узнать их все, чтобы превзойти их — другого пути нет. Только опыт того, что ничто на этой земле не может вас удовлетворить, что ничто телесное или умственное не может вам особенно помочь... Хорошо, телесные потребности удовлетворены — что дальше? Прекрасно, вы наслаждаетесь музыкой и поэзией; затем однажды вы неожиданно чувствуете разочарование — к чему все это? Вы играете в слова и колебания воздуха. Это не приносит глубокого удовлетворения.

Только религия может принести удовлетворение. Только религия может стать исполнением; она касается вашего самого сокровенного внутреннего ядра. Но цивилизация создает ситуацию, в которой религия становится возможна.

Осознает ли целое себя?

Нет, оно ни сознательно, ни несознательно. Вот что означает сверхсознание. Несознательность — это состояние сна: вы не осознаете себя. Сознательность — это самоосознание: вы осознаете себя. Но оно создает разделение: «я» и осознание этого «я». Вы становитесь двумя. Целое ни сознательно, ни несознательно — целое сверхсознательно, потому что нет никакого разделения между «я» и осознанием.

И когда вы становитесь едины с целым, вы также ни сознательны, ни несознательны. Либо вы и сознательны, и несознательны. В некотором смысле вы несознательны, потому что нет «я», которое можно осознавать; и в некотором смысле вы сознательны, потому что вы предельно алертны.

Если вы можете себе представить — это трудно представить — если вы можете представить состояние, в котором нет «я», а есть только осознание — нет никого, кто осознает, есть только осознание, — тогда есть покой, похожий на сон, и есть бдительность — такая же, как во время вашего бодрствования.

Но нужно запомнить одну вещь: все, что вы знаете, неуместно, когда вы говорите о целом. Все, что вы знаете. Вам известно две вещи: несознательность и сознательность; и то и другое неуместно. Либо соедините их вместе, либо отбросьте их вместе.

Целое совершенно другое. Все, что вы знали до сих пор, не может стать рамками для него. И об этом больше ничего нельзя сказать, поскольку, что бы я ни говорил, мне придется пользоваться вашими словами. А тогда непонимание неизбежно.

Поэтому лучше пойти в целое и познать его, чем задавать вопросы о нем. Спрашивайте о себе, потому что здесь есть проблемы, и эти проблемы нужно решать. С целым нет проблемы — забудьте о нем. Задавайте вопросы о себе, чтобы они могли разрешиться.

Однажды, когда вы пойдете в целое, вы узнаете. И другого способа узнать нет. Только это я могу сказать — и это не информация, это всего лишь намек, не принимайте его слишком буквально: целое сверхсознательно. Оно и сознательно, и несознательно — и одновременно ни сознательно, ни несознательно.

Художник является художником в меру своего творчества. Разве творчество — не действие? И разве большинство художественных произведений не есть результат действия, достижения, небытия? Если бы художник просто был, он не создавал бы никакого искусства. Неужели мир без искусства — это то, что вы имеете в виду? Неужели это конец творчеству?

Этот вопрос нужно разделить на несколько частей. Первая часть:

«Художник является художником в меру своего творчества».

Значит, вы понимаете неправильно. Художник является художником только в той степени, в которой он позволяет творчеству случиться. Это не он творит. Если он творит, он не творец. Возможно, он компонует вещи, но он не творец. Он может быть ремесленником, технарем, но он не художник.

Например, если вы пишете стихотворение, вы можете написать его по всем правилам поэзии, в нем не будет ни одной ошибки — но оно не будет поэзией. Грамматика будет в полном порядке, язык абсолютно правилен, ритм, метр — все на месте, но это будет все равно что мертвое тело: все в порядке, но тело мертво. В нем нет души. Вы не поэт, вы можете быть ремесленником. Вы можете составить стихотворение, вы не можете создать его.

Когда вы творите, вы должны полностью исчезнуть со сцены. Когда вы творите, Творец созидает через вас — это не вы. Все великие поэты, все великие ученые знают это — что когда их нет, через них начинает течь что-то; нечто овладевает ими. Нечто большее, чем они, течет через них, просачивается сквозь них; они — не более, чем проводники.

Художник является художником настолько, насколько он позволяет творчество — не то, что он делает это; это не действие. Вот почему вся старая поэзия анонимна. Никто не знает, кто создал Упанишады — такие прекрасные, необычайно утонченные. Никто не знает, кто создал пещеры Аджанты и Эллоры — они анонимны. Никто не знает, кто создал поэзию в камне — Каджурахо. Неизвестные мастера. Старые художники хорошо понимали: это было не их творчество, их имен не должно быть там. Они не подписывались.

Творец — Бог, они были всего лишь средствами, которыми он пользовался; и они были благодарны за то, что избраны быть Его сосудами.

Все первоклассные поэты, артисты, художники, музыканты, ученые знают; только художники второго сорта не знают этого. Художник второго сорта — подражатель. Он подражает первоклассным людям. Тогда он — эго: «Я созидаю». Ни один художник, достойный называться художником, никогда не провозглашал себя творцом.

«Разве творчество — не действие?» — Нет. Творчество есть недеяние. Многое происходит, но нет никого, кто делает это.

«И разве большинство художественных произведений не есть результат действия, достижения?» — Нет. В тот миг, когда появляется достигающий ум, рождается безобразное, а не искусство, не красота. Чем больше достигающего ума, тем больше уродства.

Когда ума нет, расцветает красота, рождается изящество, которое не принадлежит этой земле.

«Если бы художник просто был, он не создавал бы никакого искусства», — нет, лишь тогда он создал бы искусство. «Неужели мир без искусства — это то, что вы имеете в виду?» — Нет, мир уже и так лишен искусства.

Я имею в виду мир, который до краев заполнен искусством. Но есть два типа искусства: искусство ремесленника — псевдоискусство; и искусство художника.

В мире слишком много псевдоискусства. Настоящее, подлинное искусство исчезло. Ему пришлось исчезнуть, потому что подлинное искусство может случиться только в подлинных существах. Неподлинные существа — неужели вы думаете, что они могут создать подлинное искусство? Оно течет через вас. Поэзия приходит из глубочайшего центра поэта; если центра нет, если поэт не центрирован, если сам поэт не имеет корней, живет на поверхности — как может его поэзия двигаться в глубочайшие сферы его существа? Эта поэзия будет всегда меньше, чем поэт.

Вы можете обмануться, потому что вы тоже не подлинны. В фальшивом мире, где маски превратились в реальность, а изначальные лица полностью забыты; где реальные вещи исчезли; где розы не цветут больше на кустах, а производятся на пластмассовых заводах; где сам человек больше не естественное существо, а искусственная вещь, — в этом мире подлинное искусство, несомненно, умирает.

Мне хочется, чтобы весь мир был полон подлинным искусством, чтобы он пульсировал им, жил с ним, потому что это единственный путь: через подлинное искусство, настоящее искусство вы превосходите его. Если музыка настоящая, вы вскоре двинетесь в медитацию, так как музыка дает вам только небольшой проблеск медитации, больше ничего.

Если она настоящая, она даст вам проблеск; если она не настоящая — какой стала вся поп-музыка в мире: не настоящая, поверхностная — она может дать вам небольшой катарсис, она может привести вас в определенное состояние ума, в котором вы можете забыться; она может слегка отравить вас — это алкоголь. Вот почему поп-музыка такая громкая — она топит вас; вам приходится забыть себя, такая она громкая. Как вы можете помнить себя в таком грохоте? Вы забываетесь. Это как наркотик.

Настоящая музыка будет делать вас все более и более рафинированным. Она будет становиться все тише и тише. В действительности, настоящая музыка поможет вам услышать тишину, где все ноты исчезают, где остаются только паузы. Одна нота приходит, исчезает, а другая не пришла — возникает пауза. И в этой паузе медитация течет в вас.

Настоящая музыка поможет вам двигаться к медитации — за пределы потребностей ума, к духовным нуждам. Настоящая поэзия даст вам проблеск ума мудрецов — конечно, только проблеск. Она откроет окно, чтобы вы могли видеть далекие Гималаи. И тогда в вас рождается стремление, и вы пускаетесь в путешествие.

Искусство — не цель. Это потребность ума. Ее нужно удовлетворить. Благодаря окну искусства родится устремление — вы увидите далекий горизонт, и его красота станет для вас сильным толчком; вас будет притягивать.

Цивилизация нужна для того, чтобы создать искусство, поэзию, музыку, живопись; но это — не цели, самое большее, это места для ночного отдыха. Утром вы вновь на ногах, на пути к далекой цели. Цель всегда — Бог; ничто меньшее не годится.

Я новичок в вашем учении, но, насколько я понял, вы говорите (по крайней мере, приблизительно), что знания, добытые из книг — всего лишь жалкая информация, и как таковые, они бесплодны и бесполезны; а что действительно имеет значение, так это внутреннее знание, полученное из опыта; и что чувство лучше, чем интеллект. Тогда зачем вы издаете книги для продажи?

Я говорю, чтобы соблазнить вас безмолвием. Я пользуюсь словами, чтобы вы могли повернуться в сторону бессловесного существования.

Книги нужны, чтобы вести вас за пределы — поэтому не цепляйтесь за них. Самое большее, это мосты. Но если вы строите дом на мосту, вы дурак. Перейдите его!

Вы не можете понять безмолвие сейчас, вы понимаете только слова. Мне придется пользоваться словами, чтобы передать вам весть безмолвия. Между словами, между строками, изредка — если вы находитесь со мной достаточно долго — вы однажды можете услышать тишину; и тогда книги не нужны, тогда сожгите их вместе с прочими Ведами, Библиями и писаниями. Мои книги тоже нужно сжечь.

Нужно все оставить позади. Но сейчас вы не готовы. Когда вы готовы, никакие книги не нужны.

Эти книги издаются не для тех, кто понимает. Эти книги издаются для тех, кто желает понять — но еще не понимает. Их желание прекрасно. Им нужно помочь. А если я хочу помочь вам, мне придется подойти к вам поближе — это единственный способ. Прежде, чем я смогу привести вас туда, где нахожусь я, мне придется спуститься в то место, где находитесь вы.

Эти книги не обязательны. Они нужны из-за вас. Если вы можете перепрыгнуть их, избежать их, обойтись без них — прекрасно.

Но вы не сможете обойтись без них, иначе вы не были бы здесь. Вы здесь, чтобы слушать меня. Вы все же надеетесь, что, слушая, вы можете достичь. Я не думаю, что вы можете достичь, слушая. Я думаю, что, слушая, вы станете способны слышать то, что не говорится — и через это вы достигнете. Никто не достигал через книги, но книги могут помочь вам выйти за пределы. Все писания говорят одно и то же.

В Упанишадах говорится: найяматма правачанен лабхьо — эту душу нельзя обрести, слушая проповеди; на медхья на бахуна шрутен — ни разумом, ни многим чтением.

Где-то в другом месте Упанишады говорят: «Цель — где? Где цель? Иди за пределы слов, лишь тогда ты узнаешь».

Точка, от которой слова поворачивают назад, за которую они не могут выйти — это поворотный пункт, это дверь.

Библия, Коран — все они существуют, чтобы помочь вам превзойти их. Если вы всегда хранили их в голове, это ваша глупость; вы даже не заглядывали в них, потому что в них говорится: «Не цепляйтесь за слова, не привязывайтесь к теориям, концепциям, философиям. Все это чепуха!»

Мои книги нужны, чтобы вы превзошли их. Наслаждайтесь ими на пути, но не цепляйтесь за них. И готовьтесь идти за пределы.

Вы сказали нам, что только через недеяние и раз-обучение мы можем найти наше подлинное существо. Как быть с нашими профессиями, которые требуют огромного количества знаний?

Делайте свое дело! Но пусть это будет профессия, не позволяйте ей стать вашей душой! Конечно, информация необходима. Врач должен знать о семьсот семи артериях, четыреста тридцати трех мышцах, семидесяти одной кости, двухстах тридцати нервах и тысяче других вещей в теле; и кроме всего этого, еще о десяти тысячах лекарств. Иначе он не может быть врачом.

Но это не проблема. Ему следует знать все это, но это не истинное знание, это информация — полезная, утилитарная, но это не рост в его существе. Держите ее отдельно. Она должна оставаться частью памяти. Она не должна отягощать вас.

А память имеет невероятные возможности; еще не изобрели такого компьютера, который имел бы такие возможности. Память одного человека, если ей дано достаточно времени, может вместить все книги, существующие сегодня в мире. Память одного человека может вместить весь мир книг. Она обладает невероятными возможностями. Единственное — вам нужно сохранять дистанцию: информация есть информация, а знание есть знание!

Знание — это нечто совершенно другое. Знание сосредоточено на бытии, это тень бытия. Благодаря информации вы можете быть полезны для других. Благодаря знанию вы будете просветленным. Оно не утилитарно.

В миру, на рынке нужна информация, и в этом нет ничего плохого. Она становится вредной, когда вы считаете, что эта информация стала вашим знанием. Тогда вы запутались.

Будьте врачом, когда находитесь у себя в больнице; но придя домой, полностью забудьте об этом.

Я как-то гостил в доме судьи Верховного Суда. Этот человек был одним из моих преданных. Его жена сказала мне, когда мужа не было дома:

— Мой муж любит вас, и он так верит в вас — вы можете немного помочь мне. Если вы что-то скажете ему, он обязательно выполнит это.

Я спросил:

— Скажите мне, в чем дело? Чего вы хотите?

Она сказала:

— Скажите ему только одно: что дома он не должен быть судьей. Он остается судьей даже в постели. Больше ничего. Он совершенно измучил нас. Он никогда не бывает человеком — отцом, мужем, другом, — двадцать четыре часа в сутки он судья Верховного Суда. Мы все боимся его, дети дрожат перед ним, потому что он смотрит на нас так, как будто все мы — преступники, стоящие в суде в ожидании его приговора. Пожалуйста, верните его на землю. Если бы он на несколько часов мог забыть, что он судья Верховного Суда, для нас это было бы настоящим благословением.

Если вы врач — хорошо, будьте врачом в больнице, но не смотрите глазами врача на свою жену. Насколько мне известно, доктора очень редко бывают хорошими любовниками, нет — потому что они продолжают смотреть одинаково. Они так много знают о теле — разве они могут любить женщину? Внутри одна мерзость — они знают: артерии, слизь, испражнения — они все это знают; и так весь день: одна болезнь за другой; и когда они смотрят на свою женщину, естественно, эта информация становится между ними.

Врачи не бывают хорошими любовниками. Трудно забыть о своих знаниях и информации.

Вот что я вам скажу: в больнице она нужна — пользуйтесь ею, но не давайте ей использовать вас. Когда вы приходите домой — отбросьте ее! Точно так же, как вы снимаете одежду. Не облачайтесь так же, как в больнице — переоденьтесь, наденьте какой-нибудь вечерний туалет — вроде этого...

Отставьте информацию в сторону, будьте человеком — и тогда могут произойти две вещи, параллельно: вы можете пользоваться информацией в утилитарных целях и одновременно расти как сущность.

Эта сущность растет через истинное знание, не через так называемые знания. Если вы можете сохранять эту дистанцию и бдительность, тогда нет ничего плохого.

На днях приехал один друг и привез мне много книг. Утром, прежде, чем отдать их мне, он слушал меня, и был слегка озадачен: я был так против знаний. Так что вечером он сказал:

— Я привез тебе столько книг, а ты так против знаний — что мне делать?

Я сказал:

— Ты можешь отдать мне эти книги и привезти еще — сколько сможешь. Знания не могут меня разрушить. Я могу пользоваться ими, но они не могут использовать меня. Вот и все, что нужно понять.

Почему в последнее время вы носите все эти смешные шапки?

Спросите у шапок!

Они вдруг появились. Кто-то прислал их мне, они появились на моем пути. Вы должны спросить у них, а не у меня. Но они ждут радушного приема и уважения.