Как выяснилось, от Следопыта была и весьма ощутимая польза. За всеми хлопотами, я как-то позабыл о самом важном — спросить, где живет Миша? Точнее, для меня Михаил Евгеньевич. Малое наличие рубцов еще не являлось весомым поводом для панибратского обращения к пожилому человеку.
Я почему-то думал, что нужно будет ехать примерно туда, где мы впервые встретились после охоты. Следопыт же указал совершенно другое направление. Нет, не сказать, чтобы в противоположное, но мне бы пришлось колесить до рассвета, чтобы найти старика.
Получается, не так уж неправильно поступил Илия. Подумал наперед. Чего я удивляюсь — он же воевода. С одним промахнулся, пусть отправил бы не Следопыта, а хотя бы Печатника. Этого не так жалко.
После медленного получасового кувыркания по проселочным дорогам, мы все такие выехали к небольшому озерцу. С одной стороны оно было усеяно зарослями камышей, с другой у берега покачивался знакомый катер и чуть выше располагался крохотный потрепанный домик.
Бог ведает, кто и для чего построил его здесь, в этой глуши. Справедливости ради, он и не походил на обычный жилой дом. Как, например, та же обитель Стыня, спрятанная в лесу. Эта хижина напоминала зимовье для случайно забредших сюда охотников. Дверь запиралась на засов, сам домик крохотный, на одну комнату, где видимо, располагалась и столовая, и спальня, и печь для готовки.
Нет, я сам был поклонником влажных мечт бросить все и уехать в какую-нибудь глушь, без телефонов и прочей цивилизации. Но когда смотрел на это, то понимал, что еще не готов слиться в экстазе с природой. И электричество с газом все-таки серьезная необходимость.
Из главного богатства у Миши был тот самый катер на воздушной подушке. Интересно, он его сам купил или воевода помог? Выглядело плавучее средство здесь так же странно, как Мазерати в сарае у деда. Но я привык к тому, что у рубежников не всегда все, как у людей.
Встречать нас вышел сам хозяин, явно почувствовавший приближение обладателей сильных хистов. Еще бы, он тут живет вдали ото всех, потому его два рубца чувствительны к изменению магического поля.
— Матвей, Виктор, рад вас видеть. О, вы с бесом еще. Миша, — протянул он руку перевертышу, чем немало удивил меня.
— Григорий, — гордо ответил тот.
На моей памяти, рубежники всегда относились к нечисти, как к людям второго сорта. И внимание Михаила к такому незначительному существу, как бес, удивило.
— Михаил Евгеньевич, погодите, это вам, — сказал я, вытаскивая из машины припасенные подарки.
Их я купил в рыболовном магазине, когда затаривался продуктами. Не бог весть что, мормышки, набор крючков, несколько видов лески, грузила и спиннинг. Конечно, помимо моей душевной доброты, у меня существовал и коварный умысел. Двухрубцовый рубежник должен был стать моим главным источником информации. А для этого нужно навести мосты.
— Ох, Матвей, не стоило!
Однако всколыхнувшийся от благодарности хист ответил, что еще как стоило. Рубежник торопливо пробежал пальцами по всем подаркам, внимательно и с детской радостью рассматривая мормышки. Казалось, его даже на какое-то время выбило из реальности. Но вскоре он очнулся и стал торопиться.
— Спасибо, еще раз спасибо, но нам собираться надо. Можем не успеть. А на Мокриды никак нельзя опаздывать. Я сейчас.
Он сбегал домой, оставив припасы, после чего вернулся и стал помогать перегружать гостинцы в лодку.
— Далеко это, Михаил Евгеньевич? — спросил я.
— Да называйте меня Миша, какой я Евгеньевич? Вы вон, ведун целый, а я так. Что до пути, тут все относительно. Если по речкам — то далече. Если по местам запретным, то быстро доплывем.
— Что за запретные места?
— Протоки да болота, владения водяных. В другое время пришлось бы останавливаться, дары приносить, знакомиться, договариваться. А там разная нечисть обитает. Есть такая, которая даже рубежников не жалует и не боится. Но сейчас можно, все у Затопленной скалы собрались. Быстро довезу.
— А что, сын ваш не поплывет?
— Нельзя ему.
— Молодой еще? — пошутил я.
— Чужанин. Летние мокриды — праздник сакральный, тайный. Туда не всякому рубежнику вход разрешен, только по дозволению. Про обычных людей и слова нет.
Я даже весь извелся. Вот умел Евгеньич навести таинственности. Теперь и самому стало любопытно.
А еще пришлось играть роль плохого рубежника. В смысле, стоять и смотреть, как перевертыш грузит припасы на лодку. Должен же я как-то был оправдывать его присутствие? Витя вот тоже решил остаться в стороне, тогда как Михаил Евгеньевич бросился помогать нечисти. Нет, все-таки действительно странный он. У меня даже мысль возникла, что чтобы остаться нормальным человеком, рубежнику надо жить подальше от себе подобных. Исключение разве что кроны — они и так на всю голову стукнутые.
Вскоре с приготовлениями было покончено, и мы отошли от берега. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, а луна еще пряталась среди туч. Потому я нашел дополнительный веский довод, почему Олег должен был остаться дома. В такой тьме он бы ничего не увидел.
Мы доплыли до края озера, которое соединялось с еще одним, потом вышли через протоку к какой-то речке, а дальше я даже не запоминал путь. Разве что пытался ориентироваться по телефону, пока была сеть.
И надо отметить, что плыть по здешним местам оказалось жутковато. Мне всегда казалось, что нет ничего страшнее путешествия по реке в темноте. Когда грозно ухают ночные птицы, что-то плещется в воде, каждая коряга видится как минимум крокодилом, а после продолжительной тишины резко квакают лягушки. Как оказалось, я ошибался. Намного страшнее, когда нет вообще никаких звуков, кроме рокота мотора и плеска воды.
Будто все в округе попросту вымерло. Или же пристально следит за тобой, не шевелясь в кромешной тьме. Чудовищное оцепенение охватило меня, не позволяя сказать ни слова. Замер и перевертыш, взирая в темноту пустым взглядом. Видимо, влияние Лихо стало его отпускать, поэтому и пыл нечисти поутих. Но и до дрожи в коленках было еще далеко.
Следопыт вот откровенно струхнул, присев на свободное место и будто вжавшись в лодку. Единственный, на кого не распространялись чары, был Михаил Евгеньевич. Мягкими уверенными движениями он направлял наш катер к конечной цели.
Когда в очередной раз мы вырвались из объятий свисающих до воды веток, взору открылось огромное вытянутое озеро с небольшим островком посередине. Суша было крохотная, всего метра три на два. У нас она могла пройти разве что по программе доступное жилье молодым. А что, там даже мебель была — здоровенный трухлявый пень с выведенным короедом сердцевиной.
Со всех сторон озеро оказалось скрыто густыми рядами деревьев. Держу пари, с земли сюда попросту не пробраться. Неподалеку от островка возвышался гребень черной скалы, едва выступающий из воды. Но и по не только внешним признакам я понял, что мы на месте.
Казалось, что вся вода усеяна плавающими корягами. И лишь присмотревшись, можно было различить глаза, жабры, плавники. Нечисть, наводнившая озеро, неохотно расплывалась по сторонам, провожая нас злобными взглядами. Единственное, что сейчас охраняло наши жизни — слово Водяного царя. Мне казалось, что если бы его не было, то все водяные и их подопечные точно бы набросились на нас.
— Матвей, у края не стойте, — негромко посоветовал мне двухрубцовый рубежник. — Вон там уже ичетчики сгрудились. Сами не полезут, но если спровоцировать…
Про ичетчиков я читал. Некий аналог мелких чертей, только живущих в специально отведенных местах, чаще всего на пересечении двух стихий — воды и ветра. Еще ичетчики очень любили шум. Они поднимали гвалт по каждому удобному поводу. Оттого селились в старину на водяных мельницах. А что, все правильно. Вот тебе и шум, и ветер, и река. Все, как они обожают. Где ичетчики жили теперь — непонятно. Но судя по обширному количеству, их участь тех же гуменников не постигла. И в охранную рубежную книгу нечисть никто включать не собирался.
Михаил Евгеньевич меж тем продолжал мне рассказывать о публике, которая собралась на Летние мокриды. Ужасные расплывшиеся существа с толстенными губами и выпирающими скулами, лишь отдаленно напоминавшие женщин, назывались албастами.
Про этих я вообще не слышал. Рубежник именовал их «камышовыми русалками», намекая на близкую связь с теми прекрасными созданиями, которые могли возбудить и полного импотента. Эти же бочкообразные крокодилы строили мне глазки, но ничего кроме отвращения подобные заигрывания не вызывали.
Что до русалок, они здесь тоже были. Прекрасные, молодые, если не знать, как эти утопленницы выглядят на самом деле. Они держались поодаль, явно чувствуя себя городскими на этой деревенской дискотеке. И в общей сутолоке не участвовали. Разве что изредка подплывали к толстым мужикам, что-то говоря им, а иногда и флиртуя.
Тритоны, а это были именно они, напоминали ящериц, которые очень быстро эволюционировали в людей. К примеру, лица у них были вполне антропоморфные, разве что нос плосковат, да уши крохотные, прижатые к голове. От людей их отличала светло-зеленая кожа, именно кожа, а не чешуя, и невероятное количество бородавок, которые порой селились на лице целыми колониями.
А еще все тритоны оказались вполне упитанными. Я даже про себя посмеялся, что именно так и должны выглядеть истинные скуфы. А что, у них и свои альтушки в виде русалок есть!
Еще одной забавной нечистью, которая меня заинтриговала, оказались анчутки. Эти крохотные перепончатые малыши походили на людей намного больше тритонов. Только не на половозрелых мужчин, а на десятилетних мальчишек — вытянутые, тощие, разве что взгляд у них взрослый, осознанный, да черты лица грубые, совсем не юношеские. Рубежник сказал, что они вроде адъютантов или помощников у водяных. Чем последний был выше в ранге, тем больше у него в ведении водилось анчуток.
Вишенкой на этом жирном, покрытом илом и водорослями торте, оказались анцыбалы и водяные. Было их около четырех десятков. Те, что повнушительнее и повесомее, располагались непосредственно возле островка. Те, в чьих владениях значилось какое-нибудь крохотное болотце или богом забытое озерцо, подальше. Порой им приходилось грубо одергивать зарвавшегося ичетчика, позволившего дерзость подплыть на непозволительную близость к «водяным князьям». Как оказалось, каждый водяной считал себя как минимум дворянином, если адаптировать на наш манер. Даже если служил ему один-единственный анчутка. А как по секрету сообщил Михаил Евгеньевич, существовала парочка такой нечисти, у кого во владениях и не обитал более никто.
Рубежник был доволен тем, что мы успели вовремя. Потому что самого главного хозяина праздника еще не было. И судя по нетерпеливому брожению мелкой нечисти и переругиванию «князей», появление Водяного царя ждали давно.
Я и сам так никогда не жаждал, чтобы мой недруг появился как можно скорее. Потому что буквально кожей ощущал, что здесь чужой. Вот и спокойствие и уверенность Вити улетучились, перевертыш же вообще прижался к моей ноге, явно сам не замечая этого. Учитывая, что находился он сейчас в образе беса, подобное выглядело вполне естественно.
Один лишь Михаил Евгеньевич чувствовал себя в своей тарелке. Он перекинулся даже парой фраз с несколькими ичетчиками, горстями сыпал комплименты албастам, на что они издавали довольные утробные звуки, отдаленно похожие на кваканье и кланялся каждый раз, когда на него смотрел тот или иной водяной.
Но наконец вода поодаль от острова забурлила, а вся нечисть вокруг затихла. Образовавшаяся волна ощутимо качнула катер — я даже схватился за банки с молоком, как бы не разбились. Будто огромная рыбина из сказок, на спине которой располагался целый город, внезапно оказалась в этих водах. А еще я почувствовал силу, которую можно было сравнить с кощеевой. Ну да, в своих владениях Водяной царь столь же силен, как и леший в лесу. А учитывая, сколько у него паствы, силен больше. До сих пор непонятно, почему он не стер моего лесного друга с лица земли раньше?
Наконец воды расступились и на островок вышел Он. Вся нечисть охнула и склонила головы. Да у меня сердце забилось часто. Не потому, что я жутко боялся Водяного царя, как тот же перевертыш, причина была другая. Верховная нечисть сегодня предстала в образе зловещего утопленника — с сине-багровой кожей, вздувшейся грудью, в которой остался воздух, розовой пеной вокруг рта, бледным лицом и стеклянными белыми глазами. Он мог выбрать любое обличье, какое бы посчитал достойным (хотя мне казалось, это все равно был бы какой-нибудь тип из ужастиков), однако остановился на образе нечисти из моего видения.
И что интересно, несмотря на внешнее сходство, становилось понятно, что существо передо мной давно уже не человек. Не знаю, в чем это проявлялось? В движениях, что ли?
Я взглянул на Следопыта, который стоял ни жив, ни мертв, будто что-то предчувствовал. Не бойся, я тебя от Лихо спасал не чтобы отдать на закуску водяному уроду. К тому же, пока он жив, леший все время будет в опасности. Можно сказать, я сделал выбор. Осталось самое важное — привести задуманное в реальность. И вот это, конечно, пугало больше всего.
Водяной царь между тем тяжело прошелся по островку, все-таки суша была не его епархией, и плюхнулся на пень. Оказалось, что тот ему как раз под стать. И теперь, на этом импровизированном троне, верховная нечисть действительно выглядела важной. Конечно, не как воевода в своем зале, скорее как депутат законодательного собрания, за спиной которой висит его же собственный портрет, нарисованный Никасом Сафроновым.
Я ждал какого-то начального слова или отмашки. Мол: «Царь во дворца, царь во дворца». Но нет, ничего не произошло. Просто от бесчисленного воинства нечисти отделился громадный водяной, больше похожий на сома с мясистыми губами и длинными усами. И, самое смешное, что в руках он нес громадного сома. Я даже не думал, что у нас подобные водятся. Наверное, такая рыбина и правда могла утянуть на дно кого угодно. А еще мне почему-то вспомнился мультфильм с наркоманским сюжетом, где куриц кормили яичницей.
Сомоголовый водяной не произнес ни слова, лишь склонился и протянул презент Царю. Тот откусил ее в районе головы, отхватив громадный кусок, после чего выбросил сома в воду. И тут же на рыбину накинулись все остальные. Те водяные, что находились поближе к острову, лишь брезгливо отвернулись, а вот их собратья поменьше, боролись с анчутками, ичетчиками, тритонами и албастами на равных.
Но меня интересовало другое.
— По какому принципу водяные делают подношения? — шепотом спросил я у Евгеньича.
Хотя можно было даже не таиться. Гвалт от ичетчиков стоял такой, словно рыбы вдруг научились говорить и решили разом рассказать обо всех подводных новостях.
— Сначала самые старшие водяные, — ответил рубежник. — У кого нечисти, рубцов и владений много. Кто сам мог бы стать Водяным царем, если бы не нынешний.
Я кивнул. В принципе, чего-то подобного я и ожидал.
— А вот об этом расскажите, который рыбу сейчас дарил, с длинными усами.
— Правая рука нашего Водяного Царя. Тот ему доверяет и поручает все самые важные задания. Правда, тот ленив. Все больше любит через своих анцыбалов да анчуток делать.
Сдавалось мне, что с его анцыбалом я и не смог договориться. Именно усилиями этого водяного черти и убежали от лешего. Интересно, очень интересно.
— А большие у него владения? — будто невзначай спросил я.
— Внушительные, — ответил. — Большое Цветочное озеро за ним, Сайменский канал, Беличий залив. И по мелочи.
Я кивал, вовремя пнув перевертыша. Теперь тот так же внимательно слушал проводника водяных, не сводя взгляда с правой руки Водяного царя, который уже медленно возвращался в озеро.
Вторым с подношением вышел худощавый ихтиандр, больше всего походивший на человека. Ну, не считая огромных рыбьих глаз и широких губ. За этим оказался целый Выборгский залив со всеми русалками и прочими богатствами.
По землям он даже превосходил первого водяного, но по силе и влиянию шел вторым. Принес связку какой-то непонятной рыбы, с которой Царь тут же снял пробу и выкинул остальным.
Как пояснил Евгеньич, этот ихтиандр мог бы заткнуть за пояс первого. Нечисти в его владениях водилось столько, что многим и не снилось. Однако пошел ихтиандр по другому пути. На протяжении всей своей жизни он пытался балансировать и не выделяться — служил нашему Царю и в то же время водил дружбу с водяными-чухонцами.
Я немного подумал и все же отверг его кандидатуру для своего плана. Видал я таких, они никогда к власти не стремятся. Будут служить тому, кто бы наверху не находился, только бы не лишиться своего.
А вот третий водяной мне понравился. Образно, само собой. Был он толст, с повышенной чешуйчатостью, а из красивого у него оказался лишь цвет чешуи — серебристый, как рыбы. Его подношение Водяной Царь и пробовать не стал, только топнул ногой и выбросил в сторону. Даже отсюда видно было, что они так друг друга не любят — аж кушать не могут.
— Владетель Вуоксы и прибрежным к ней вод, — ответил на мой вопрос рубежник. — Вуоксец по возрасту сам претендовал на роль Водяного царя, да слишком резок, груб, не любят его остальные, не поддержали. А силой брать тот поостерегся. Не в пользу водяного был расклад.
Я еще раз пнул перевертыша, который буквально впился взглядом в нашего кандидата. Что ж, все не так уж и сложно, как я думал. Оставалось лишь дело в деталях.
Утомительным оказалось разве что ожидание, когда все водяные принесут свои дары. Да ладно бы дары, порой презентовали откровенную чушь. Один болотник даже корягу какую-то притащил, походившую на трость. Видимо, думал, что Водяной Царь будет на нее опираться. Да только этой самой корягой по спине и получил, под одобрительный хохот нечисти.
Но наконец поток «князей» иссяк, и Царь повелительно повернул голову к нам. Забавно, что до этого он будто бы не замечал пришлых. Я и сам понял, что сейчас надо сделать, однако Евгеньич на всякий случай озвучил.
— Теперь и наш черед.