Я запоздало заметил стоящую вдалеке машину. Даже показалось, что знакомую. Получается, воевода все же не поверил, что произошедшее плод сумасшествия Водяного царя и проследил за мной.
Ну да, логично. Слишком все шло хорошо. У меня такого не бывает. Вот жизнь и выдала свое жирное «но».
Илия стоял, облокотившись рукой о капот Зверя. Суровый, сосредоточенный, точно собранный из прямых линий. Лицо его походило на вырезанную из дерева маску, а холодный взгляд не сулил ничего хорошего. Да я и сам понял, что именно теперь крупно попал. Залетел так, как не залетал даже в армии.
— Подойди! — приказал он.
Хотя, будто бы и не приказал — пригвоздил меня острой шпилькой, как букашку, а теперь, скрипя, вел по длинному стеклу к коробку для пополнения своей коллекции. Не знаю, то была сила его хиста или все помножилось на жуткую усталость, однако я даже не попытался сопротивляться. Да и что мне оставалось? Попытаться убежать? Смешно. Если это и получится, ждем ли меня что-то в дальнейшем? Или Матвею Зорину уготована участь вечного изгоя, прячущегося в лесу под прикрытием могучей нечисти?
Но так или иначе, я подошел. Вблизи воевода будто бы был еще больше. Или, может, это со мной сыграла злую шутку темнота, теперь окончательно накатившая, как липкая тошнота после стакана дешевой водки.
— Давай, начинай врать, что оказался тут случайно. Что просто решил прогуляться. И что с водяным, претендующим на трон Водяного царя, встретился мимоходом.
Блин, значит, и это он видел? А мне казалось, что рядом никого не было. Я даже оказался уверен в этом. Очередной артефакт, прикрывающий хист? Вроде того, которыми обвешался кощей, пытавшийся меня убить? Чего я удивляюсь? У озера я воеводу тоже не почувствовал, хотя тот укрылся на другом берегу. Его лишь Лихо учуяла. Которая, зараза такая, в этот раз решила меня не предупреждать. С характером женщина.
При этом я словно язык проглотил. Да и что скажешь, когда тебя поймали с поличным на месте преступления? Делать вид близорукого крота и клясться, что обознался? Или это вообще не ты, а твой брат-близнец, двадцать лет сидевший в колонии? Сегодня был не день глупых отмазок, вот я и молчал.
— Давай мы сейчас сэкономим время друг другу, — сказал воевода, доставая вторую руку из-за спины. — Ты выпьешь это, а потом расскажешь мне все. Тогда я буду уверен, что ты говоришь правду. И мы вместе подумаем, что с тобой делать.
Он передал мне предмет, и в моих руках оказалась небольшая фляжка. Я вдохнул запах — ничего такого, отдавало чем-то цветочным, пряным. Только сомневаюсь, что это настойка на травах, после которой весь организм напитывается витаминами. Видимо, выбора действительно нет. Надо виниться, рассказывать все как есть, а потом надеяться на снисхождение. Все-таки ведуны на дороге не валяются. Может, и пронесет.
Я поднес фляжку к самым губам, на мгновение остановившись. Она показалась мне смутно знакомой. Эти пузатые бока, в виде тонких линий с цветками лилий в навершии я точно не видел. А вот горлышко… Оно на глаза уже попадалось.
В голове судорожно крутились мысли, напоминая человека, который тонет. Вот он на мгновение показывается на поверхности, а потом вновь скрывается под толщей воды. Вода, вода, вода… Что-то ее стало слишком много в последнее время в моей жизни.
Кстати, а с чего воевода решил, что нынешний водяной главный претендент на царство? Ведь существовал еще ихтиандр, по силе и владениям превосходящий нечисть, с которой я разговаривал. Да, он не подходил на должность в силу определенных личных характеристик. А еще из-за того, я что отослал его туда, где анцыбалы людей топить боятся. В смысле, далеко и надолго. Поэтому в местных демократических выборах участие не примет в виду неявки. Но воевода этого знать не мог. А знал лишь…
— Пей уже! — чуть повысил голос Илия.
Я чувствовал напряжение в его теле. Создавалось ощущение, что если я ослушаюсь, то эта громадина размажет меня на месте. Блин, говорила мне бабушка: «Мотюнюшка, носи красивые кольца, их всегда можно активировать и узнать, кто перед тобой». Шучу, конечно, так она не говорила. Но мысль была верная.
Факт в том, что со слова я свою любимую ювелирку достать и сразу активировать не успею. Значит, придется действовать по наитию. Ох, хоть бы я не ошибался. Иначе именно здесь мне и поставят памятник собственной глупости. А как еще — напасть на воеводу, который сильнее и опытнее тебя.
Мне казалось, Илия что-то понял. По крайней мере, когда я стал шептать губами тайное слово, он шевельнулся и подался ко мне. А в следующее мгновение я уже вытянул руку, выплескивая хист для защиты.
Против кощея — самая жалкая попытка обороны. Против нечисти — непреодолимая преграда.
Сталь сверкнула в ночи, стремительно приближаясь к сердцу. И неожиданно будто увязла в воздухе. Как глупая муха застревающая в расплавленном янтаре, чтобы быть погребенной на века. Оружие заготовленное для моей смерти вместе с рукой несостоявшегося убийцы попала в ловушку.
Тогда я даже еще и не понял, что сейчас создал новое заклинание. Вот так просто, буквально на ходу. Хотя, правда говорят, только в минуты смертельной опасности человек мобилизует в себе невиданные способности.
Сейчас же я разглядывал красивый вытянутый кинжал. Тонкий, как талия балерины. И губительный, как укус разъяренной гюрзы. Я даже название вспомнил — стилет. Да, точно, лезвие похоже на иглу. Такой не предназначен для рубки. Лишь для одного верного и решительного удара.
Теперь у меня не было никаких сомнений в том, кто оказался передо мной. Это стало ясно, как божий день. Пусть вокруг нас и царил мрак.
Меч, за которым я потянулся, вышел из Слова словно из заготовленных под него ножен. И тут же ударил по руке, которая все еще держала стилет. Нечисть разве что дернулась в последний момент, оттого я не отсек конечность, а лишь серьезно порезал ее. Думаю, перерубил часть мышц и сухожилий ближе к запястью. Может даже вену задел. Потому что кровь хлынула чересчур бурно.
Патока, в который застыло оружие и конечность сразу же спала. Наверное из-за того, что я до сих пор так и не понял, как именно «держал» это заклинание. Перевертыш тут же отпрянул, а тело воеводы стремительно начало деформироваться. Могучие плечи втянулись, массивные ноги истончились, одежда пропала, сменившись черным густыми волосом. А вместо Илии на меня смотрел Митька, придерживая раненую руку.
Доппельгангер не рассчитывал разжалобить своего противника. Потому что в то же самое мгновенье он рванул в лес. Так шустро, что я даже не успел второй раз ударить его. Ну правильно, чего я удивляюсь? Кто может быть проворнее лесного черта на пересеченной местности?
Я скрипнул зубами. От злости и от досады. Внутри что-то оборвалось и показалось, что на языке появился вкус непонятной горечи. Наверное, это можно назвать разочарованием. Почему он так поступил? Отчего хотел меня убить? Ведь мы… почти сдружились.
После небольшого промедления я все же побежал за ним. Точнее, побежал куда-то в темный лес, не разбирая дороги. Только зачем? Для чего? Думаю, даже если бы на моем месте был какой-нибудь Чингачгук, последний из могикан (не армян, а индейского племени), то и он бы потерпел фиаско. Днем еще может быть, а ночью — чего тут разберешь?
От досады я ударил ближайшее молодое деревце мечом, полностью скосив его. И тут же почувствовал себя глупо. Дерево тут причем? Росло, никому не мешало, выполняло свою роль в выработке кислорода.
Меч глухо завибрировал, и его дрожь прошла по пальцам. Однако здесь было еще что-то, кроме простого механического колебания. Некая сила, чужая, древняя. Она будто спрашивала, чего я хочу. Только делала это без слов, словно старый приятель, едва заметно кивая головой. И я ответил на его зов.
Понятно, чего я хочу. Найти этого мерзавца!
Меч завибрировал вновь. Только теперь вполне самостоятельно, увлекая руку за собой. И указывая в нужном направлении. Клинок, вкусивший крови, точно знал, где находится его жертва. И подобно гончей собаки повел меня за собой.
Что было делать? Я побежал. Взбудораженный возможностью догнать и наказать перевертыша. За то, что предал и пытался убить. Нет, он хотел это сделать и раньше, работая на Шуйского. Но тогда все было по-другому.
Можно сказать, что я мчался на крыльях ветра в образе Графа Монте-Кристо или хотя бы Дубровского. Но куда уж там. Величайшего мстителя не назовут Матвей. Это я могу точно и решительно заявить. Поэтому и бежал я как Мотя Зорин, преследующий скрывшегося в ночном лесу перевертыша — неуклюже, с заминками, многочисленными падениями и пару раз чуть не напоровшись на собственный меч.
Лишь после этого дошло, что с такими методами преследования воевода все же действительно навестит меня. Только для опознания трупа княжьего человека. Поэтому я снизил скорость и перешел на шаг.
У меня до сих пор было значительное преимущество перед доппелем. Он ранен, причем серьезно, если я все правильно понял. И стремительно теряет кровь. Долго бежать в таком состоянии перевертыш не сможет. Тогда как я здоров, не сказать, что полон сил, но цел. Да и меч ведет за доппельгангером, куда бы он не спрятался. Рано или поздно, я догоню его.
Пару раз я взбирался на небольшие холмы, после чего вновь спускался к деревьям. Продирался сквозь заросли кустарника, перепрыгивал через ручей, но шел и шел. Пока не выбрался к берегу внушительного озера. Это, наверное, Лесогорское, если внутренний компас меня не подводил.
Меч повел вдоль берега. Значит, перевертыш не рискнул отправиться вплавь? Почему? Либо сильно истощен и боится не доплыть. Либо понимает, что его кровь может привлечь нежелательное внимание. В любом случае, мне это было только на руку.
Злость постепенно отошла на второй план, а на первый накатила чудовищная усталость. Но в то же время решимость никуда не делась. Я был уверен, что буду шагать до тех пор, пока не упаду. Есть вещи, которые нельзя прощать. И предательство — одно из них.
Благо, далеко идти не пришлось. Сначала меч завибрировал так, будто был готов вырваться из рук и сбежать от меня. А потом я увидел его, лежащего под деревом неподалеку от воды. Лежащего в своем истинном обличье, обессиленного и сдавшегося. Он не мог больше бежать. Как не оказался способен накинуть чужую личину. Весь его хист уходил на поддержание жизни.
Я не знал, что сказать. Просто стоял, глядя на перевертыша, заключенного в это уродливое тело и тяжело дышал, сильно сжав зубы. Доппель не выдержал первым.
— Давай быстрее покончим с этим. Я все равно уже почти труп.
— Почему? — смог я выдавить из себя только это.
И удивился от реакции, которое оно вызвало. Казалось, это короткое слово придало перевертышу жизни, раззадорило его. Он приподнялся на локтях, при этом жир на руках мерзко заколыхался, а затем зло ответил.
— Потому что ты глупец! Невероятный глупец. Что тебе стоило взять зарок с меня, чтобы я не мог навредить тебе и твоим друзьям? Почему не спросил? Ты просто не оставил мне выбора! Ты сам выбрал этот путь.
— Я думал, что мы…
Я не смог сказать это слово. В памяти еще стояло, как мы вместе с перевертышем делаем мерзкую и грязную работу, которую я сам никогда бы не мог выполнить. А доппель между тем продолжил.
— Друзья? Да что ты такое несешь, идиот? Неужели ты до сих пор не понял, что в этом мире нет друзей. Есть временные союзники и враги. Последних больше. Да и временные союзники в любой миг могут переступить черту и воткнуть нож в спину.
Я стоял на ватных ногах, чувствуя, как в горле образовывается какой-то мерзкий комок, который невозможно проглотить.
— И все же почему? — спросил я. — Тебе не хватило денег?
— Нет, ты был более, чем щедр, — зло отозвался доппельгангер. — Твоя щедрость может лишь граничить с твоей глупостью. Но кое-что я не мог оставить… Я искал этот меч не одну сотню лет. Но ты привязал меч к себе. Получается, нужно было тебя убить.
— Он был на Слове.
— Не переживай. Я бы нашел возможность выведать у тебя, где хранятся твои игрушки. Умирающий рубежник готов на все, лишь бы избавиться от мучений.
Он замолчал, шумно дыша и буравя меня ненавистным взглядом. Я же не чувствовал ничего. Будто все эмоции попросту вынули и осталась только пустота.
— Ну что ты стоишь, остолоп? Ты выиграл, я проиграл, так бывает. Давай, заканчивай с этим. Или… или даже после этого ты решишь, что я достоин жизни?
Перевертыш тускло, будто из последних сил, посмеялся. Казалось, у него тоже закончились всякие эмоции.
— Матвей, нельзя сс… оставлять его в живых. Раненый враг, которого отпустили, всегда вернется.
— Я знаю. Я наивный, но не глупый.
Наверное, перевертыш хотел поинтересоваться, что я там несу, но не успел. Меч, ради которого он поставил все на карту, вошел в его жирное тело между ребер. Я бы хотел сказать поэтично, что пронзив его сердце, но серьезно сомневался в том, что так случилось. Потому что фехтовальщиком был тем еще.
Что доппель умер, я понял по слабому всплеску хиста.
— Ты все сделал правильно, сс…
— Он прав. Я никогда не смогу до конца стать рубежником. Я слишком человечен, в самом плохом смысле этого слова. Что мне стоило взять зарок с него? Но я посчитал, что он отплатит добротой на доброту.
— То, что ты хороший человек, не твоя сс… вина, — ответила Лихо. — Ты действительно хреновенький рубежник. Но разве это плохо? Посмотри, сколько существ вокруг тебя. И все к тебе тянутся? Сс… Может, тебе и не надо быть, как все. Просто сс… стоит стать чуть-чуть более жестче?
Я отошел в сторону от мертвого тела перевертыша, и встал, опершись рукой о дерево. Сначала закашлялся, словно пытаясь высвободить себя от густой грудной мокроты, а потом стал блевать. Жестко, с выступившими слезами и в конце-концов свалившись на колени. Будто какая-то часть меня, все это время противившаяся содеянному, наконец вырвалось.
Учитывая мое питание в последние дни, удивительно, как долго меня «чистило». Я даже не мог объяснить с точки зрения физиологии, что именно со мной произошло. Просто организм вдруг решил, что ему страсть как надо избавиться от всего, что было в желудке. А кто я такой, чтобы сопротивляться?
Нельзя сказать, чтобы я полностью очистился, вдруг взглянул на мир другими глазами и вообще изменился. Но легче стало — это точно. Особенно после того, как я спустился к озеру и умылся. Правда, еще взбодрила ледяная вода и дождик, который стал мелко накрапывать.
Наверное, Лихо права. Ну что сделать с тем, что я отношусь ко всем по-человечески? Стать мерзостью и говнить направо и налево? Нет, правду все твердят, рубежник из меня так себе. Я лучше буду и дальше с нечистью якшаться, чем дружить с ребятами полными хиста и дерьма.
Я нашел подходящий камень, после чего вырезал руну и вернулся к перевертышу, чтобы придавить его. Конечно, едва ли тут проходное место, но все же предосторожность не помешает. Доппельгангер, кстати, стал заметно оплывать, как надутая игрушка, имеющая небольшую прореху. Удивительная способность у нечисти к саморазрушению после смерти. Был бы я чуть позануднее, да не имей столько дел, написал бы какую-нибудь научную диссертацию по этому поводу.
— Все, что не делается сс… к лучшему, — философски заметила Юния.
— А все, что делается — к худшему.
— Нет, сам посуди. Что он мертв — это даже хорошо. Концы в воду и сс… все. Никто искать не будет.
— Гуманизма в тебе ни грамма.
— Я о таких словах даже не слыхивала, сс… Вот что за существа вы, люди. Напридумываете сс… себе проблем, чтобы потом сложнее жилось.
— Иначе скучно, — подтвердил я, вытаскивая телефон.
Так уж случилось, что я не Митька. И у меня нет вшитого в подкорку лесного компаса. Потому, бежать в погоню за перевертышем — это одно дело. А вот возвращаться к машине — совершенно другое. К тому же, я не вполне понимал, где именно оставил авто. Ладно, главное, добраться до дороги, а там уже разберемся.
Что удивительно, но мне повезло. Спасибо и на этом. Если бы сеть не ловила, я бы лег рядышком с доппелем. Потому что ни сил, ни настроения что-либо делать уже не было. Но нет, карты открылись, даже нашли меня в этом грешном мире. Я отдалил, приблизил, снова отдалил, после чего горько усмехнулся.
— Ну что, сс… теперь домой?
— Если бы, только и сказал я. Такое ощущение, что все, что со мной происходит, неслучайно. Эй, там, наверху, у вас действительно есть какой-то план для Матвея Зорина или это просто глобальный прикол?
Небо мне ответило лишь усилившимся дождем. Ну понятно, мне большего и не надо. Я побрел по направлению к дороге, желая побыстрее выбраться из леса. Только понимал, что поспать мне еще не скоро придется.