Пискнув, я полетела в воду, запоздало сообразив, что берег в этом месте обрывистый, что я в темноте попросту не рассмотрела. И хорошо если я плюхнусь в воду, а не напорюсь на какую-нибудь корягу на берегу.
Но упасть мене не дали. Что-то затрещало, хрустнуло, и меня выхватили буквально из воздуха, прервав позорное падение.
– Ну что же ты, любушка? – мягко попенял Илья, прижимая меня к груди.
– Илюшка... – от испуга голос сорвался, и я умолкла, жадно вдыхая родной запах любимого.
– Зачем в темноте ходить? Так и пораниться недолго.
Он ласково, как маленькую, погладил меня по голове. В другой момент я бы, может, и окрысилась на такую детскую ласку. Но сейчас в груди потеплело, словно я услышала самый приятный комплимент на свете. Я и не подозревала, как соскучилась по Илье, его надёжному спокойствию, сильным рукам, мягкому голосу. «И это ещё и суток не прошло... – мелькнула в голове испуганная мысль. – Что же дальше-то будет?!»
– Давай уедем, – неожиданно даже для себя самой попросила я. – Вот прямо сейчас. Ну их с этими глупыми традициями. Пожалуйста...
Илья тихо засмеялся, и это немного привело меня в чувство.
– Что смешного?
– Ничего... Только о том же подумал, как ты оное молвила, – пояснил богатырь. – Но невольно нам, любушка.
– Почему? – насупилась я. – Кто нам приказывать может? Я вроде никому присягу не давала.
– Ты нет, я а отцу твоему в верности присягал, – качнул головой Илья. – Как оно получится, коли я княжну умыкну, аки тать в ночи?
– А если княжна совсем не против, чтобы её умыкнули, тогда как? – проворчала я, уже понимая, что возвращаться в дурацкий шатёр всё равно придётся.
– Вот скажешь о том своему батюшке, и умыкну, – усмехнулся богатырь. – А пока невольно. Я и так все устои нарушаю: княжну вот схватил, держу-не пущаю, да ещё мамок-нянек не зову.
Вот только вопреки шутливой отповеди, его руки сильнее сомкнулись у меня на спине. «Пущать и звать» Илье явно хотелось так же сильно, как и мне, то есть никак. Я прижалась щекой к его груди, вслушиваясь в чуть участившийся сердечный ритм. «Ну вот, – снова проснулась совесть. – Напугала человека. Вон как сердце колотится. Небось, успел подумать, что его неуклюжая невеста сейчас себе шею свернёт».
Додумать эту мысль я не успела. Илья с заметным усилием разомкнул объятья и отстранился.
– Прости, – едва слышно выдохнул богатырь.
– Эм... Что? – опешила я.
– А к реке зачем пошла? – спросил он, оставив моё удивление без ответа.
– Выбраться отсюда хотела, – буркнула я, не понимая причины этой внезапной дистанции. – Ты, кстати, откуда тут взялся? Девичьи песни слушать надоело?
Мне хотелось его задеть своей осведомлённостью, но я не преуспела.
– Дались мне эти песни, – хмыкнул Илья.
– Ну, видать, дались, раз пришёл.
– Парни привели. Не уследил. Заметили, как я в переулочке стою. Не говорить же, зачем я там околачивался...
– И зачем ты там... околачивался? – нахмурилась я, вспомнив сразу все пакости, которых успела нахвататься на посиделках, от некой весёлой вдовушки до плотоядных взглядов, которые девицы кидали на моего Илью.
– Там дорога в гору идёт. Верхушку шатра видать, – не замедлил с ответом богатырь, я и почувствовала, как запылали от стыда кончики ушей.
– А... Э... А тут как оказался? – ляпнула я первое, что пришло в голову, лишь бы заполнить натянутую паузу.
– Так увидел, что ты уходишь. И не удержался, – отвел взгляд Илья. – Прости.
– Так ты меня заметил?
– А то как же. Ты в уголке сидела. Песни слушала. Тепло мне рядом с тобой, любушка. Потому и остался.
– Тогда почему не подошёл?
– Подошёл?
– А, ну да... Приличия всякие и прочие «не по-людски», – недовольно поворчала я. – Когда это уже кончится?
– Скоро, милая. Благословит нас батюшка твой, и кончится, – отозвался Илья.
В его голосе мне почудилась нотка какой-то неуверенности, но я отмела проявления своей паранойи на старте: ещё за предыдущее стыдно было.
– Поскорей бы, – я снова прильнула к Илье, вдыхая любимый запах. – Люблю тебя.
– Любушка, – эхом отозвался он.
В его голосе было столько нежности и какого-то жара, что я неосознанно привстала на цыпочки, потянувшись к любимым губам.
Ага... Размечталась. Илья, продолжая удерживать меня за плечи, сделал полшага назад. Я даже не поняла, что произошло. Просто недовольно заворчала, не найдя то, чего мне так хотелось.
– Пойдём, проведу тебя до шатра, – внезапно севшим голосом проговорил Илья.
– Не хочу. Никто меня ещё часа два точно не хватится, – покачала головой я. – Давай тут побудем. И перестань от меня шарахаться! Я же не кусаюсь.
– Любушка. Родная... – Илья снова отвёл глаза, не позволяя мне приблизиться.
– Да что такое? – насторожилась я.
– Я же не железный...
– Не же... А... О!.. Ну да... – наконец дошло до меня, и разум затопило странной смесью смущения и раздражения.
– Пойдём, милая, – снова повторил Илья, и на этот раз я не стала спорить.
Он подхватил меня на руки, на мгновенье зарылся лицом в мои волосы, с хриплым выдохом выпрямился и широким шагом направился в сторону дороги.
По пути я молчала. Не потому, что сказать было нечего. Нет... На языке вертелось столько всего, что часа на полтора бы хватило. И то, как меня достали средневековые представления о морали и нравственности, и мнение о глупом упрямстве, заставлявшем Илью тащить меня к моему папаше, и общие впечатления о жизни «пресветлой княжны», которую я уже успела попробовать прошлым вечером, и которая уже тогда успела опротиветь мне до чёртиков. Где-то даже вертелись обвинения. Ведь происходящее и близко не походило на обещанную Ильёй свободную и спокойную жизнь за пределами Буяна.
Но я молчала. Сама отвечала на собственные претензии и сама же отметала свои обвинения. Илья не властен над нормами, принятыми здесь. Да и лёгкой жизни в русском княжестве мне никто не обещал – речь шла о Берендее. Мало того, хотела я или нет, но теперь уже слишком много народу знало, что княжну Илюшка всё-таки нашёл. А ну как мы удерём, а безутешный папаша отправит нам вслед отряд воинов вместо благословения? Без благословения я бы обошлась, но солдаты были бы очень некстати. Столько третьих и все лишние...
Отгоняя невесёлые размышления, я просто наслаждалась близостью Ильи. Не зная, что мне готовит завтрашний день, не говоря уже о неделе, в одном я была уверена: свою жизнь я хочу провести рядом с этим человеком. И то, как он бережно нёс меня на руках, словно какую-то драгоценную хрупкую вазу, убеждало меня, что и он хочет того же. Кто бы знал, что не пройдёт и недели, как я в этом засомневаюсь. Да ещё как...
Но та ночь закончилась спокойно. Илья какими-то тропинками принёс меня к дому старосты и опустил на землю, легко переступив низкий плетень. Он даже обошёл дом и заговорил о чём-то с сонными воинами, сидевшими у костра, отвлекая их, пока я кралась к шатру и заползала под шёлковую стену. Вот только целовать меня на сон грядущий не стал. И я, хотя и очень этого хотела, подчинилась его решению. Хриплое «я не железный» ещё не успело выветриться из моей памяти, наполняя душу странной смесью смущения и удовольствия.
«Не железный... – с усмешкой пробормотала я, сбросив одежду и спрятавшись от ночной прохлады под тонким одеялом. – Очень надеюсь, а то у меня уже возникали некоторые сомнения...»
Утро, а точнее полдень встретил меня серым небом и мелким моросящим дождём. Пожалуй, впервые с тех пор, как мы с Ильёй покинули Буян, нашлись в бытности княжны и положительные стороны: в карете было по крайней мере сухо, а стоявшая на полу медная жаровня согревала ноги и отгоняла сырую промозглую прохладу. Ах да... Ещё я была единственной, кого не выгнали под дождь, когда наш тарантас увяз в размокших колеях, и воины вытаскивали его на относительно сухое место чуть ли не на руках. Поглядывая наружу в щёлку между занавесками, я успела оценить перекошенные физиономии по уши извозившихся в грязи мужиков. А уж когда в карету вернулась Мавра, похожая одновременно на мокрую курицу и бездомного щенка, я и вовсе прониклась всеми прелестями принадлежности к правящему классу.
Впрочем, это не лишило меня понятия об элементарном сострадании. Как ни хотелось мне побыстрее завершить скучное путешествие, а вместе с ним и вынужденную разлуку с Ильёй, я всё же приказала остановиться в первой же деревне, которая встретится на пути: людям надо было просохнуть и отогреться.
Таким образом, в столицу наша кавалькада вместо раннего утра въехала на вечерней зорьке. К сожалению, спокойно рассмотреть средневековый город мне не удалось. Раздувшаяся от чувства собственной значимости мамка буквально забросала меня наставлениями, как сидеть, как смотреть и даже как дышать. Прямая спина, головой не вертеть, в окно не выглядывать, руками не махать, нос не морщить... И ещё несколько сотен таких же «не» вылились на меня как из рога изобилия. Я сдерживалась из последних сил, утешая себя оптимистическими соображениями. Во-первых, проштрафившаяся нянька на глаза мне показываться не рисковала, следовательно, поток указаний был в два раза меньше. А во-вторых, оставалось всего ничего, и скоро я снова смогу обнять Илью.
И последнее, пожалуй, самое важное, что примиряло меня с действительностью, это то, что сам богатырь перестал шарахаться от кареты как чёрт от ладана. Он гарцевал на Ветре почти у самой дверцы, так близко, что я могла бы, протянув руку, коснуться кончиками пальцев его плеча. Хотя кто бы мне это позволил? То, что Илья за всё время шествия ни разу не посмотрел в мою сторону, я старалась не замечать: мало ли, вдруг мы в разное время друг на друга смотрели?
А торжественный въезд в стольный град княжеской дочки до безумия напоминал мне приезд в город цирка. Даже клоуны имелись: парни в пёстрых одёжках крутили свои трюки чуть ли не под ногами у лошадей. Но мне почему-то всё сильнее казалось, что главный клоун в этом цирке – я.
Наконец кавалькада добралась до высоких ворот в белокаменной стене.
– Прибыли, пресветлая княжна, – выдохнула Мавра и попыталась изобразить поклон. – То-то батюшке вашему радость.
– Угу, – кивнула я, не зная, как реагировать.
Никакого трепета, ни родственного, ни тем более верноподданнического, предстоящая встреча у меня не вызывала.
Толпа осталась за воротами. Звонко лязгнули гигантское засовы, которые я успела рассмотреть во всей красе, пока мы медленно тащились под сенью надвратной башни. Несколько раз дёрнувшись, карета остановилась, и почти одновременно с этим кто-то снаружи распахнул дверцу.
К счастью, обошлось без живой лестницы. У высокого колеса стоял Илья и протягивал мне руку. Поблагодарив его сдержанной улыбкой, я оперлась на его ладонь и спустилась на мощёный булыжником двор. «Ну, хоть не в грязь!» – мелькнула в голове бредовая мысль. Но о грязи тут и речи не шло. Не удивлюсь, если камни ежедневно мыли с мылом и щётками.
Напротив на широких ступенях под навесом, который опирался на резные каменные колонны, стояла очередная толпа. Куда меньше той, что бесновалась за воротами, собирая рассыпаемые из башни медяки, зато куда более напыщенная. На полшага впереди всех маячил мужчина лет сорока пяти. Кто он такой, я догадалась бы с первой попытки, даже если бы его голову не украшал тяжёлый золотой венец. Подтянутый, стройный, довольно красивый. Но на том его достоинства и заканчивались. Выражение точеного лица транслировало такую брезгливую скуку, что мне стало не по себе. И тем не менее я поняла, что заносчивый хмырь в золотой кепке кажется мне до странности знкомым.
Сперва я решила, что взгляд, способный сгноить парочку мелких форм жизни, предназначается мне. Слегка оробев, я попыталась поймать взгляд Ильи, но тот смотрел прямо перед собой. Мало того, дав от силы минуту на акклиматизацию, он повёл меня прямо к встречающим. Обозлившись одновременно и на себя, и на Илюшку, я гордо вскинула голову, готовясь ответить на хамское приветствие, и вдруг сообразила, что папочка смотрел вовсе не на меня, а мне за спину, на беснующуюся толпу за воротами.
Когда мы подошли ближе, князь соизволил нас заметить и даже растянул губы в улыбке. Тут-то до меня и дошло, почему он показался мне знакомым. Мы были просто до одури похожи! Тот же разрез глаз, те же губы, может, чуть более пухлые, те же высокие скулы я видела всякий раз, когда мне в голову приходила блажь взглянуть в зеркало. Даже тёмные чуть вьющиеся волосы и те достались мне от папаши.
«Генетика... Продажная девка империализма... – ни к селу ни к городу подумала я, глядя, как князь величаво спускается по ступеням. – И никакого теста ДНК не надо!»
Илья вдруг едва заметно сжал пальцы. Но не успела я сообразить, что происходит, как он выпустил мою руку и, отступив на шаг, поклонился:
– Вот, князь. Привёз я дочь твою.
– Вижу, – едва заметно кивнул отец, даже не посмотрев в сторону богатыря. – О награде твоей на пиру поговорим, – он картинно обнял меня, трижды расцеловав в обе щёки. – Хороша. Вся в меня.
Князь отстранился, окинув меня таким собственническим взглядом, что краска бросилась мне в лицо. Я почувствовала себя удачным приобретением, породистой лощадью, антикварным комодом... В общем, чем угодно, только не человеком. Я глубоко вдохнула, готовая разразиться бранью, язвительными замечаниями, требованиями, но за спиной едва слышно кашлянул Илья. «Ах... Да, – я медленно выпустила воздух сквозь стиснутые зубы. – Обещала же по-людски...»
– Иди. Мамки-няньки уже заждались тебя, дочь, – бросил меж тем князь, удовлетворившись осмотром, и обернулся к так и остававшейся на ступенях свите. – А мы будем пировать и героя чествовать! Вернул мне дочь Илья-богатырь!
Народ завопил что-то приветственное, а я тупо заморгала: «Всё, что ли? Да быть такого не может!»
Ещё как могло. Откуда ни возьмись налетели какие-то тётки и девицы. Краем глаза я успела заметить, как Илья идёт рядом с князем, легко кивая в ответ на поздравления. Но в следующую секунду меня уже подхватили под локти и, причитая, поволокли в сторону от главного входа. Окончательно потеряв связь с реальностью, я позволила себя увести.