— Накричалась? — поинтересовался он.
Арнольд наслаждался силой и превосходством, нависая над ней и не скрывая горячих намерений.
Ева же едва дышала, ощущая себя последней слабачкой. Понятно, что с ним силой действовать нельзя, а ничего с собой она сделать не могла. Какой резон дальше бить в грудь, когда она стоит прикованная к нему наручниками в тишине и полной темноте. Его дома! Его дома! Оставалась только магия.
— Только попробуй применить, — угадал деймон ход её мыслей. — Накажу! Больно покараю. Ева?
— Да, пошел ты!
Ева еще не встречала настолько уверенного в себе ведьмака. Настолько чувствующего свое превосходство и физические и магическое. Настолько привлекательного и сексуального партнера, словно он создан исключительно для нее. Ха, да каждая ведьма знает, что подобные мужчины казались такими для любой женщины. Каждой мерещилось, да-а-а, он создан специально для нее. Такова ведьмаковская харизма и натура.
— Проучу, — пригрозил «созданный-специально-для-нее» в назидательном тоне.
Ева плевать хотела. Она одним духом зашептала, творя заклятие защиты и нападения, понимая, что оно — единственный шанс поменять баланс сил.
Арнольд не шевелился. Стоял с усмешкой рядом, с любопытством глядя на нее, потирая свободной рукой чуть шершавый подбородок. Видимо размышлял, что делать дальше. Точно перед ним не ведьма колдовала, а нечто неразумное, глупое, грозящее наперекор ему сделать самой себе плохо.
А потом случилось то, что Ева не ожидала.
Заклятие легло мягко поверх ее страстных заклятий произнесенных на капоте машины. Обволокло ведьмака. Арнольд не сопротивлялся ни тогда, ни сейчас. Более того, его губы слегка растянулись в улыбке, в то время, как штаны внизу характерно затопорщились. Ева же проклинала его отборными проклятиями, затем звучала и возвращала накопленную магию, всю черноту, что копилась в ней долго. Очень долго. Она защищалась и хотела сковать силы, и ночь шабаша ее на пользу. Летнее солнцестояние, когда ведьмы отдают. Заклятие должно было получиться сильным, ударным, полностью парализующим.
— Дерзкая мышка, — прошипел он, не сводя с ее лица напряженного взгляда.
Магия беспросветностью впитывалась в деймона, варилась в нем, трансформировалась, а затем он стряхнул ее серебряной паутиной. Как тяжелую кольчугу, поднял руки, вывернул и оттолкнул от себя к девушке.
Никогда ничего подобного Ева не видела. Пять секунд, вспышка и она не только в наручниках, но и в собственном заклятии сковки. Как!? Как, такое возможно?
Оборот навыверт, будто рикошет или обратка. Ведьмак уподобился зеркалу.
Парень усмехнулся, видя, что шокированная она стоит перед ним и не может пошевелиться. Произнести ничего не может. Ева только глаза вытаращила и смотрит испуганно. Определенно не понимает, что приключилось?
— Я же сказал, что накажу, — вымолвил он, аккуратно беря ее на руки. — Всыплю по первое число.
Он включил свет, и отнес ее в большую комнату, служившую для приема гостей. Внутри расположились две зоны для отдыха. Одна для игры в карты с баром, вторая для бесед с диванчиками и уютными креслами. Весь декор в насыщенных синих тонах. На полу лежал черный ковер и у второй зоны огромный в два метра камин. Интерьер напоминал замок Дракулы в минималистическом стиле. Странный интерьер, даже по современным меркам, н она едва это заметила.
Арнольд усадил Еву на диван. Точнее, как усадил, размягчил заклятием ее суставы и тазобедренные кости. Посадил, и развел ей ноги в стороны. Ухмыльнулся довольно, любуясь видом. В то время, как Ева внутренние проклинала его. А что еще оставалось…
Майка на бретельках, тоже была сдернута с мягких полушарий грудей. И мужскому взору открылись маленькие розовые ореолы и отвердевшие соски. Не мудрено, взгляд у Арнольда стал мягче, когда он пальцами потрогал их. Затем последовала поправка расположения «юбки». Он круто задрал её на живот, полностью приоткрывая женское лоно.
— Каждый раз задаюсь вопросом, почему ты выбрита? Разве ведьмы не дорожат растительностью?
Удовлетворенный результатом и молчанием, парень кивнул.
— Сиди и думай о своем поведении. Я в душ, когда вернусь, поговорим. А потом, — он не стал продолжать, просто покинул помещение, оставив ее одну.
Ева и рада была бы мучительно закрыть глаза. Но куда? Заклятие приказывало смотреть в одну точку. И только. Она мысленно перебирала все заклинания, что знала, и приходила в ужас от мысли, что все они до одного требовали звучания и манипуляции рук. Не бывает мысленных заклятий. Они настолько слабы и не эффективны, что толку от них ноль.
Испытаешь настоящий холод от перспективы остаться такой до самой смерти. Ведь она всего-то хотела домой. Она никому ничего не делала, не желала. Она лишь приняла решение запереть себя в доме и никогда оттуда не выходить. И что теперь? Что? Она даже завыть не могла.
Могла годами находиться в подобном состоянии, служить мебелью, вешалкой, куклой, чем угодно, пока кто-нибудь из гостей не настучит на этого ведьмака или не сжалится. Ведь пока она тут в его доме, ее могут никогда и не найти. Но кое-что в этом было славное. Ее, наконец, оставил в покое ненормальный сексуальный голод. Зуд ополченной взволнованности не дающий покоя сознанию и телу уже целые сутки.
Пока хозяина дома не было, она прокручивала в голове случившееся. Если у нее и раньше имелись подозрения, что ее кто-то проклял. То теперь она в это действительно верила. Как можно объяснить такое количество неудач?
Все началось со смерти отца. По словам прислуги и друзей, всех кто их знал, за отцом ничего такого странного не наблюдалось. Обычная автокатастрофа. Только вот у ведьмаков, обычно, бывает много возможностей спастись. Почему ее отец не смог ими воспользоваться? Куда она потом делась, тоже никто не обеспокоился. Кроме Агнесс. Ева уволила Ольгу. И мысленно поблагодарила себя за то, что в этот раз оставила строгие указания, в юридической фирме ведущей ее дела, в случае своего исчезновения. Боялась она после того, как пришла в себя в клиники, изрядно. Ее начнут искать. Начнут. Но не раньше, чем через неделю. А за неделю может случиться, что угодно. Если у отчаяния и есть лица, то это было одно из них.
Все что случилось с ней до этого, казалось теперь сущей мелочью. Оставалось только молится. Когда парень вернулся, она этим и была занята.
Арнольд вошел в комнату, в одних спортивных штанах. Встал напротив нее беспомощной и парализованной, пристально разглядывая. В то время, как Ева делала тоже самое. Он был крайне мускулист, даже слишком. На левом плече к сердцу тянулась татуировка неизвестного Еве зверя. На правом мизинце появилась печатка. На ней герб.
— Я сейчас разморожу твое лицо, и мы говорим. А затем посмотрим, — произнес он строгим голосом.
Он произнес заклятие, и мышцы на лице Евы обрели подвижность. Она с облегчением начала двигать всем подряд, хлопая глазами и кривя нос, словно безумная кривляка.
— Если бы я тебя не знал раньше, то решил, что тебя ко мне подослала Кроу или ее отец. Но на твое счастье, мы знакомы. Так что рассказывай подруга, что знаешь и помнишь о себе. Меня интересует, как ты попала в бордель, что знаешь и чем была занята до этого момента. И не лги мне, Ева, я пойму.
— Кроу, — эхом повторила Ева, моргая. — Я не шпион. Я вообще мало, что помню. Я очнулась в клинике. У меня полная амнезия. И я не помню ничего. Совсем ничего, что было раньше. Ты можешь проверить. Я не лгу.
— Как ты пришла в разум. Вы же все, были как овощи? Отвечай.