Ведьмино семя

Глава 21

Первые несколько дней Ева отсыпалась и пила ведрами настойки. Травы с магическим успокаивающим действием раньше помогали. В этот раз, все было иначе. Сильное заговоренное снотворное дарило немного отдыха сгорающему от сластолюбия тела. Но когда Ева бодрствовала, жизнь превращалась в зудящую муку страсти. Она ошибалась, то был не ад…

Спустя неделю началось то, что она приняла за отравление. Ее ломало и крутило, рвало и лишало сил. Тело поднимало температуру и опускало. Сердце от нагрузок билось через раз, давление прыгало, а она не могла ни есть, ни спать. Мысли приходили в голову только спустя несколько часов. Они расплывались акварельными кляксами на фоне мыслительного торможения.

Она обратилась в больницу, прошла обследование. Ничего ни утешительного, ни действенного врачи не предложили. Что с ней они не смогли объяснить. Предложили остаться в больнице, но мрачная Ева уже знала ответ.

Она умирает.

Как и сказал ведьмак. Будь он не ладен и проклят стократ окаянный. Какой нужно быть алчной нечестью, чтобы накладывать заклятие страсти. Отчего лучше сдохнуть? От того, что творит в организме грязный яд или от унижения, после того, как она приползет к Арнольду? Она будет смиряться, изнывать от желания, томиться похотью, но выбирает первое.

Звонок раздался после обеда и Ева не узнала голос позвонившего.

— Крошка, как поживаешь? — спросил тот, как ни в чем не бывало. — Ты так резко уехала с озера. Я начал думать, что ты в обиде на нас, дорогая.

В голове, у Евы, борющейся с очередным позывом к рвоте и слабостью, не проскочило ни единой мысли. Не возникло порыва послать еще одну сволочь в ее жизни куда подальше, съязвить или повесить трубку. Какой смысл говорить с тем, кто убил тебя?

Она не двигалась и ничего не отвечала.

— Ауу? Ты еще там, — спросил вампир. — Честно говоря, я думал, ты будешь скучать без меня и Ирэн. Хочешь добавки? Разве мы не повеселились в душевой? Ой! Ты была невероятной! Я скучаю по тебе. Не хочешь встретиться с нами снова?

Кажется, прошла вечность, прежде чем тело отпустила удушающая тошнота и взгляд немного прояснился. Она не могла вспомнить, кто звонит? Арнольд? Тот ведьмак?

— Можем продолжить с момента, как закончили? — продолжал Тони. — Нам ведь было очень горячо. Помнишь? Тебе хорошо, дорогая?

Она ответила спустя несколько минут.

— Мне плохо. Я умираю.

На том, конце трубки задорно хмыкнули, что-то кому-то сказали, раздавались разные звуки, указывающие на уличный шум и езду машин.

— Ну, так в чем дело? Давай встретимся, и я отменю твое умирание на некоторое время. Я же, этот, причиндальный чудодей! Писямаг! Воу! Что скажешь? Тебе станет снова весело, и мы клево развлечемся.

— Я не могу, — отозвалась она, соображая, ее только что тошнило на ковер.

А у ног на корточках стоит слуга и убирает рвоту. А, значит, она на некоторое время зависла или вырубилась или не знает, что делала. Тело отказывалось служить. Разум затуманенный болью больше не доступен ей все время.

— Дай мне кого-нибудь, — велел Тони, очевидно, раздражаясь.

Она послушно протянула трубку. И ее снова унесло в забытье.

Проснулась Ева поздно ночью. И впервые за долгое время ощутила себя, если не здоровой, постоянное состояние на взводе и бесконечное возбуждение, никак не назовешь нормой. Но голова у нее работала. Она несколько минут смотрела никуда, затем повернулась к окну. Взгляд зацепил на прикроватной тумбе пузырек с зеленой жидкостью, и лист бумаги.

На нем каллиграфическим почерком чернела надпись: «От Тони. По одной капле в нос. Раз в сутки. Выздоравливай».

Она села, обращая внимание, что одета в ночную рубаху. Взяла пузырек. Он был с мизинец, совсем не большой. Повертела его, обдумывая. Почти не оставалось сомнений, она держит в руках пиразин. Затем вызвала прислугу и того, кто убирал рвоту. После смерти отца, когда Ева вернулась домой, она уволила почти весь штат служащих. Он был одним из новых работников в доме.

— Объяснитесь, — попросила она, наблюдая, как Вальдир мнется.

При найме он показался ей услужливым, пугливым и дрожащим. Сутулый, худенький со значительным острым носом и редкими светлыми волосами, с большими руками, он смотрелся нелепо, но не опасно. И поэтому она его наняла.

— Я прроошшшу ппппрощения — его тело потряхивало, а сам он заламывал руки. — Я не знал, что делать. Ваш друг сказал, что поможет. Вам стало легче. И это назначил ваш врач. Назначил? Я прошу прощения, о святые метелки, про, простите меня.

— Он больше ничего не передавал? — спросила Ева, понимая, что хотя Вальдир и оказал ей услугу, но с таким же успехом он мог ее и добить.

— Сказал, что когда закончится, вы знаете, где найти ещё. Я уволен?

Ева покачала головой. Вальдир побрел собирать вещи, оставив ее одну. Получалось пиразин не только вещество сносящее крышу от секса и дарящее мультиоргазмы на пределе чувств, он еще и вызывает мгновенное привыкание. Выходит, пока она его принимает, что будет? Она свихнется или нужно все время его принимать, и она останется в уме? И кто это может знать, эти да или нет? Кто ответит на вопросы?

Хорошие вопросы, очень правильные.

Когда ей через несколько дней совсем полегчало, она наняла магохранителей для передвижений вне дома и поехала к Тони.

Вампир не обрадовался ее сопровождению.

— Воу-во-у! — поднял он руки, разглядывая двух здоровяков, владеющих приемами боевой магии. — К чему это? Ева!? Чего боишься-то…

— К тому, — ответила она, не желая с ним ругаться, но и не жаждая повторения истории в душевой. А то, что та могла запросто иметь место быть, говорило тело Евы, реагирующее чувственно даже на порыв ветра. — Я приехала поговорить.

Тони оскалился. Когда он того хотел, он выглядел ослепительно, как юный красавец, чьи помыслы прекрасны и чисты.

— О, совсем не так, дорогая. Ты приехала за добавкой. Опочки!

Ева промолчала. Тони встречавший ее в дверях своей квартиры в одних шортах, отвесил ей клоунский поклон.

— Ты прав, — выдавила она, сожалея, что не может придушить его, но вместо этого дала знак магохранителям отойти на приемлемое расстояние, чтобы поговорить.

— Точно, не войдешь внутрь?

— Мне нужно знать, если я буду принимать эту… это лекарство. Я умру?

Ему определенно доставлял удовольствие ее приезд и явно хотелось поиздеваться над ней. Ему, виноватому в случившемся с ней, на чьем миловидном лице не было ни капли сожаления.

— Ну, как посмотреть? Все относительно, дорогая.

Ева ничего не сказала, давя Тони молчанием.

— Ну, если принимать стабильно, все будет в шоколаде. А вот если не принимать, опочки, — он скользнул взглядом по ее телу. — Ты и сама знаешь, какого это?

— Сколько?

Он очаровательно улыбнулся во все свои зубы, включая клыки. Сощурился лукаво, словно она загадала ему загадку.

— Тебе абсолютный ноль. Не ожидала, да?

Ева сузила глаза и посмотрела в сторону охраны, раздумывая, а может все-таки нарушить закон. И придушить? Эта сволочь посадил ее на неизвестное вещество, и теперь набивает цену.

— Что ты хочешь сказать?

— Один поцелуй.

Ева не стала больше разговаривать, развернулась к нему спиной и пошла прочь.

— Воу-воу, стой. Я шутил! Думал, тебе понравилось со мной, в той душевой. Нет? Опочки! Теряю сноровку.

У нее кровь закипела в венах. Понравилось? Он издевается? Ментальное насилие, приказы исподтишка, отравление, что именно из этого могло понравиться? Еве хотелось вцепиться ему в лицо и разодрать до костей, залить содержимое пузырька в ноздри, и заставить его жрать землю всю дорогу, каждый шаг пути, когда она пойдет домой.

— Воу, стой, — Тони схватил ее за плечо и развернул. — Я же сказал. Ничего. Всего лишь небольшая услуга и все. Такую мелкую и незначительную. А потом конечно, за звонкую монету. Но сначала…

Ева знала, числа этим услугам не будет. Она у него на крючке. И отныне она его шестерка. Она сделает все, что он попросит и потребует, выполнить любую просьбу, любое поручение. Будет приносить тапочки в зубах, и когда ее хорошенько прижмет, то согласится и на все остальное. На все! Все, что позволит ему представить поганая фантазия и извращенный разум. Ева сжала зубы, злясь на мир и на жизнь, на Тони, на Арнольда и на себя.

— Что ты хочешь, Тони? Говори, и, может быть, я соглашусь подумать об этом.