Ведьмино семя

Глава 1

Мое представление о шабаше уже никогда не будет прежним. Некоторое время я лежу на расплавленном пятне снега, не в силах совладать с расслабленностью и желанием так и продолжать. Лежать обнаженной в сугробе и чувствовать, как снег тает под моей голой задницей, словно обжигая нервные окончания.

Но я понимаю, что так нельзя. Нужно возвращаться, вставать, найти Агнесс и хорошенько отругать её за вечеринку. Это будет своего рода благодарность. Ведь мы обе знали, что вчера был канун зимнего солнцестояния, и вечеринка в баре была лишь поводом выпить и отвлечься от учёбы. Если бы отец был в городе, он бы точно оторвал мне не только голову, но и всё остальное. Я даже представить себе не могу, насколько сильно он может рассердиться.

Не могу сказать, что жалею о случившемся. Когда у тебя родители — чёрный ведьмак и белая ведьма, случается смешанное потомство. Я белая ведьма, но мои подруги — сплошь чёрные. Поэтому Агнесс вела себя в своей природе, и винить в этом можно только себя, своё природное любопытство и непослушание.

Я открываю глаза и разглядываю рассвет над головой. Меня завораживают краски пастельных розовых и фиолетовых цветов. Начинаю ощущать холод. Не спеша встаю и осматриваю пейзаж. Это обычное поле, покрытое истоптанным оплавленным снегом. На его краях торчат голые деревья и чёрные кустарники. Вдалеке стоит моя малышка, красная «Ауди». Изучаю остатки кострища.

Ночью в нем было так

много дров, и он высоко взвился к

небу, казался метров пять, не меньше. Как же нам было жарко! По внутренней стороне бедра чувствую холодную струйку. Она не бежит, медленно вытекает. Топаю к

машине. Достаю вещи, одеваюсь, обуваюсь, сажусь внутрь и включаю обогрев.

Обдумываю случившееся, почти не глядя на дорогу.

Тот ведьмак исчез.

На моих губах появляется улыбка. Я помню тебя, красавчик брюнет. Громадный зубр.

Чем его кормили в детстве, что он таким вымахал? От воспоминаний горячо.

В баре зубр аккуратно подсел за наш столик глубоко

за полночь. Капюшон, накинутый на голову, скрывал лицо от глаз других посетителей. Объемная толстовка обнажала большие руки по локоть.

Агнесс сразу отметила красивые пальцы, крупные,

грубоватые. Впилась в них горящим

зеленым взглядом, откинула назад волосы, как флажком махнула, нескромно наклонилась к парню. Кажется, у него еще

кольцо было на мизинце с гербом. Я не запомнила каким. Вместо этого мысленно сожалела, что он не поворачивается в мою сторону, а

разглядывает Агнесс. Она, заводная кошка, смотрела на него в ответ и облизывала

край фужера, поигрывая, бесстыдно оттягивая

о стекло нижнюю губу. С чего ему смотреть в мой край, когда меня

обнимает Слава. Он давно клинья подбивал, так что выглядели мы вполне парой.

— Можно вас угостить? — спросил зубр.

Мы, конечно, не отказались. И понеслась.

согрелась, вставила ключ в зажигание и завела машину. Мотор послушно заурчал, и я усмехнулась. Общение с ведьмаками — дело непростое. Они скрываются от всех, никому не открываются по-настоящему. Никогда не знаешь, кто перед тобой — обычный парень или ведьмак? Разница лишь в том, что обычному парню нужен от тебя только секс, а с ведьмаком — как повезёт. Мне сегодня ночью повезло.

Нажимаю на газ и чувствую боль в ягодицах. Ругаюсь про себя: зачем у него такие большие яйца? Зачем он это сделал? К чему эта метка? Я никогда о таких не слышала. Мало того, что болит, так ещё и напоминает о себе.

Пока ехала, я обдумывала случившееся. Агнесс не вспомнит ничего. У чёрных ведьм много особенностей, и они уязвимы в них. Есть две ночи — зимнее и летнее солнцестояния, когда ведьмы ничего не помнят. Агнесс даже бар не запомнит. Она потому и попросила меня быть с ней. И мы совсем не планировали идти на шабаш. Во-первых, мы зелёные, и нас могли не пустить. Во-вторых, всё не так просто. И ведьмак тоже не простой. Он не должен был кончать в меня. Это прежде всего в его интересах, а не в моих. Странная ночь.

— Надеюсь, ты дома, солнышко? — спрашивает отец по телефону, пока я думаю, что соврать.

— Я ночевала у Агнесс.

— Ева! — слышно, как он задыхается от злости. — Я же просил! Тебя. Никаких вылазок. Сколько раз говорить об опасности, и не только из-за меня! Ты не понимаешь?

— Я почти у дома, папа, и я все понимаю. Но я же не заключенная и не узник. Я студентка. У меня есть жизнь, друзья. Это же Агнесс! Ничего не случилось, в конце концов.

Отец молчит, какое-то время думает. Затем выдает строгим голосом прокурора:

— Ты наказана. На все каникулы. Сессию закончишь позже. Ключи от машины на базу.

— Слушаюсь, — огрызаюсь я, сердито поджимая губы. Бросаю трубку.

Так было всегда. Мой отец неистовый параноик. Звоню Агнесс, и рассказываю ситуацию. Та охает.

— Но как? Как ты с ним оказалась там, — пытает она меня, а я морщусь, жму на тормоза. — Ведьмак, ведьмак, — слышу в трубку ее расстроенный вой. — Больше в тот бар ходить нельзя.

Соглашаюсь с ней, ведь выходит, что она меня подставила. Захожу в дом. Прохожу мимо охраны, отдаю ключи Ольге. Она у нас что-то типа главной хозяйки. На ней весь дом и прислуга.

— У нас есть мазь от ожогов?

Она смотрит на меня с прищуром, явно догадываясь, где я провела ночь. Ну да, ну да, я больше не маленькая девочка и не Рапунцель, чтобы томиться в башне.

— Сейчас принесу, — говорит она мне вслед, пока я поднимаюсь наверх, в комнату.

Когда я выхожу из душа, на столе стоит банка с мазью от ожогов. Ольга сидит рядом, мнёт в руках упаковку с ватными дисками, палочками и пластырем. Взгляд у неё смешанный, с укоризной и в то же время виноватый и понимающий.

— Покажешь? — спрашивает она, видя, как я колеблюсь, но потом я киваю, соглашаясь. Если не ей, то кому? Она мне как мать. К тому же я хочу показать ей, может быть, она подскажет или знает что-нибудь об этом. Я поднимаю край полотенца и показываю ожог. Она испуганно ахает.

— Неужели всё так плохо? — сердце моё тоже уходит в пятки, я поворачиваюсь к ней. — Я вообще никогда не слышала о таком. Ты знаешь, что это? У него глаза будто огненные.

Она бледная, молча смотрит на ожог, опускает край полотенца. Её тревожное беспокойство передаётся мне.

— Ну не молчи же! Что это, черт возьми? Зачем он оставил это? Он что, садист?

— Это метка деймона, — произносит она упавшим, полным потрясения шепотом.

— Кого? Деймона?

Глаза у неё огромные, лицо вытянуто.

— Когда черная ведьма вступает в близкий контакт с ведьмаком и с животным в короткий срок, иногда рождаются деймоны. Переродившийся в утробе черной ведьмы ведьмак. Их семя смешалось в ней. Помесь дьявола и его слуг. Поверить не могу! Какая напасть…

Я в состоянии шока, какая ещё напасть? Ничего подобного никогда не слышала, ни мельком, даже краем уха.

— Наверное, они такая же редкость, как и я, — шепчу, пытаясь понять масштаб беды.

— О нет, милая. Белые ведьмы встречаются, пусть и редко. Сама знаешь. А эти полулюди-полуживотные вообще миф! Им место в средневековье. Ведьмаки ныне не допускают подобного. Это же кровосмешение!

— Он что? Минотавр? — лихорадочно припоминаю случившееся ночью. — Я думала, он ведьмак!

— Он и есть ведьмак, только удвоенный. Деймоны агрессивны, милая. Ненасытны. Семьи скрывают своих переродков. Зачастую детей убивают. Такое в семье позор и грех, большой грех. Кто ж на такое пошёл?

Я стараюсь взять себя в руки. Ну переродок и переродок, что с того? Выглядел он как обычный парень, я даже сразу не осознала, что он ведьмак. Только когда он угостил Славу выпивкой, и тот поплыл от единственного глотка, а затем мило позвал танцевать Агнесс. Да, они друг друга едва выносят, сколько я себя помню. А ведь я обрадовалась такому положению дел. Молодец, Ева, приключений полная…

— Ладно, я поняла. И что мне делать с задницей? Оно пройдёт?

Она не знала ответа. Мы обработали ожог, помазали и наложили шину. Решили ничего никому не рассказывать. Хоть здесь было всё нормально. Я тревожно выдохнула. Ольга точно умела хранить секреты. Он у нас не был первым.