Великий и Ужасный 6

Глава 19 Бунт папуасов

Кажется, по другому и быть не могло. Папуасы взбунтовались до нашего прихода! Похоже, те самые три батальона, разгромленные нами на шоссе, служили в том числе и в качестве усиления охраны Бечейского зверинца. Зверинец! Так упыри называли это место… А содержали там, как оказалось, не только уруков. Снага, гоблины, тролли, даже гномы — молодежь всех нелюдских непокорных племен свозили сюда. Заложники — такое простое и такое мерзкое слово. Похоже, таким образом достигалась лояльность автономных общин прифронтовой полосы.

Эльфов, что характерно, не нашлось ни одного. Хотя кое-какие анклавы остроухих по слухам на Балканах существовали, в труднодоступных местах. Какого черта эльфы забыли в упырином царстве — понятия не имею, у них с вампирами всегда были какие-то свои, особые отношения. Может, потому что и те и другие — потенциальные долгожители?

Больше всего представшая передо мной картина напоминала именно зоопарк, так что название было вполне метким. Огороженный колючей проволокой квадрат с все теми же бараками, точно такими же, как в Крупани. В бараках содержали снажью, гоблинскую и гномскую молодую поросль. Троллей держали в глубоких зинданах из бетонных колец, во дворе. Их всего-то с дюжину было, этих юных синекожих горных ологов…

Урукам же для проживания убедительно предлагались огромные клетки-вольеры под открытым небом, и хлипкие навесы, которые позволяли укрыться от непогоды только плотно прижавшись друг к другу. Вода — из пожарного брандспойта, еда — два раза в день, скудная и отвратительного качества. Заняться во время пребывания в заточении — решительно нечем! Охрана — лютая, использует шокеры и резиновые пули при любой попытке сопротивления, да что там — сопротивления? Даже из-за косого взгляда!

Черные уруки снискали себе страшную репутацию из-за своей свирепости, и уже благодаря этому наши гребаные папуасы были ограждены от самых отвратительных проявлений порочности человеческой натуры. Да и не только человеческой, если быть честным. Не только люди — говно на блюде. Все мы порой похожи на мразей, особенно — отдельные представители. Мужчины и женщины любой расы и национальности имели все шансы оскотиниться, получив безнаказанную власть над… Над кем угодно! И лагерная жизнь для этого служила питательной средой более чем полностью. Кино еще было такое, земное, «Экскремент» называется… Или что-то типа того.

Орчата в заточении времени зря не теряли. Они били друг друга, матерились, орали похабные песни, провоцировали охрану, бесили флегматичных троллей бесконечными подколками и подначками на тему выбраться из зинданов и навалять всем вокруг. И за ширмой из глума, хулиганства и безбашенности готовили побег. Как выяснилось уже постфактум, это был подкоп! Тупой, банальный подкоп, который начинался под одним из навесом, углублялся в землю на пятнадцать метров и вел прямо к сортиру административного здания Бечейского зверинца.

Честно говоря, я даже слегка загордился нашими папуасами! Ненависть и жажда мести переборола гормональную бурю в крови, и им хватило терпения. Докопались, и при этом — не вырвались наружу тут же, убивая штабных офицеров, а слушали, анализировали, поджидали подходящего момента. Все-таки охранные соединения квартировали за пределами лагеря, и не отвлеки мы солдат — бунт внутри был бы подавлен с максимальной жестокостью, при помощи танковых орудий и пехотных пулеметов. Но когда батальон ушли, и на охране осталась только рота стрелков и пулеметчики на вышках — пацаны и девчата дали волю своей кровожадности…

— Стояли звери

Около двери,

В них стреляли,

Они умирали. — продекламировал я, оглядывая тот самый зверинец.

Бывший зверинец. Почему-то глядя на апокалиптическую картину, представшую моим глазам, вспомнилось именно это стихотворения, эпиграф одной из книжек великих А и Б. Ну, и его продолжение тоже как нельзя лучше подходило тому, что произошло здесь несколько позже.

— Но нашлись те, кто их пожалели,

Те, кто открыл зверям эти двери.

Зверей встретили песни и громкий смех.

А звери вошли и убили всех.

Вряд ли кто-то пожалел мелких уруков. Они справились сами. Бараки пылали, административное здание зияло дырами в окнах и выбитыми дверьми. Изуродованные офицеры охраны и, почему-то, гномы болтались на фонарных столбах, подвешенные и удушенные колючей проволокой,. Вырванные с корнем пулеметные вышки навалились на остатки проволочного ограждения, все вокруг было залито кровью, раздолбано, обоссано и засрано. Ни единой живой души в лагере не наблюдалось, но валяющиеся тут и там трупы молодых орков и раздетых до исподнего, изувеченных охранников свидетельствовали о жестоком сражении, которое развернулось здесь что-то около нескольких часов назад.

— Ау-у-у-у!!! — завыли с восторгом уруки. — У-у-у-у!!!

Они явно радовались, что у них такие крутые отпрыски. Вон, всех вздрючили, все сломали, сожгли и изгадили! А папашкам с мамашками для этого всего-то потребовалось три батальона охраны с дерьмом смешать, какие мелочи. Теперь орки принюхивались, прислушивались и присматривались — и взгляды их все чаще обращались к горизонту, туда, где поднимался черный дым над далекими постройками.

Городок Бечей, вот что это были за здания. Старое, красивое поселение, где жили в основном кхазады и румелийцы, и совсем немного раскийцев…

Мое восприятие вдруг странным образом обострилось, я весь обратился в слух, и совсем близко, как будто на расстоянии вытянутой руки услышал звуки ударов, треск пламени, грохот ломающегося дерева, испуганные женские крики и торжествующий рев нескольких сотен орочьих глоток. Сейчас, в эту самую секунду озлобленные на весь мир гребаные папуасы равняли с землей и потрошили этот городишко, главная вина которого заключалась только в том, что он располагался рядом с концлагерем… Там было чертовски плохо сейчас, в этом Бечее, так плохо, что у меня аж скулы свело.

И да, ни о какой гордости за молодых орков больше речи не шло. Хреновый из меня орк, так и не привык я и не освоился до конца. Пошло оно всё в жопу!

— Так, ять, — из моей груди вырвалось что-то вроде вздоха. — Всё, дамы и господа. Я устал от уруков. Вы меня капитально задолбали. Это ни разу не Орда, это натуральное говно получается. Пойду подвиги совершать, а вы тут разбирайтесь… Остановить я вас не остановлю, в конце концов ордынцы из вас получаются как из говна — пуля, а вот оскотиниться или наоборот — в совесть нации превратиться, это да, это я запросто… Но, как говорил некто Эскобар — что то херня, что это — херня! Ни скотиной, ни пустобрехом-моралистом мне становится не улыбается. Бывайте.

Махнул рукой — и пошел. И никто меня не останавливал, что характерно. Ни один из гребаных уруков, которые были мне в общем-то многим обязаны. Они уже сделали стойку и вот-вот были готовы сорваться в стремительный рывок к бьющемуся в агонии городку на горизонте.

Я шагал прочь от концлагеря, повинуясь ежиной чуйке. Мне нужно было в Хунедоару, а для уруков я все что мог — всё сделал. Инфантилизм? Детский сад? О, да. Но — если я не могу что-то предотвратить, и не собираюсь это возглавлять — то участвовать точно не намерен. Это снага я мог запугать, людей — убедить, кхазадов — подкупить, гоблинов — терпеть… А тут были уруки. Дикие, кровожадные, мерзкие и жестокие. Ну да, я тоже мерзкий и порой жестокий… И вполне хладнокровно воспринял тот факт, что охрана Бечейского зверинца погибла в страшных муках. Гномы из тамошних — почему-то тоже, но, допустим, на это могли быть причины. Ну, штрейкбрехеры какие-нибудь, например… На это урукской части моей натуры хватило.

Но сам Бечей… Нет. Это слишком. Я постепенно переходил на бег, и роскошные трофейные эргенчевы сапоги вколачивались в землю со страшной силой.

— А! ЧТО! Я! ОДИН! МОГ! СДЕЛАТЬ⁉ — выкрикивал я в такт шагам, выплескивая раздражение и досаду.

— И ни хрена ты не один, — отдуваясь, выдохнул Сагдей Лучник. Он почему-то решил догнать меня! — Я с тобой. Меня воротит от привычки сородичей убивать мирняк. В этом нет ничего интересного и увлекательного! Черепа от этого получаются совсем неавторитетные, и вообще — убивать тех, кто не может дать отпор, это недостойно мужчины и урука… Наверное. По крайней мере — в моем представлении. Мы должны были вырезать гарнизоны и поджигать замки боляр и носферату, а не ровнять с землей Бечей… Вот это было бы весело!

— О! — сказал я, и на душе чуточку потеплело. — Неужели в урук-хае Монтенегро есть хотя бы один настоящий ордынец?

— Слушай, у меня, в конце концов, жена, дети… — внезапно признался Сагдей. — Мне тошно думать, что и с ними могли бы так, понимаешь?

Конечно, я понимал. Любой адекватный человек и не человек такое понимал. Проблема была в том, что в урук-хае адекватов почти не водилось. Или водились?

Тяжелый, почти конский топот ног стал мне ответом. Обернувшись, я увидел Райлу и других, тех, с которыми попал в Крупань, с которыми сидел в вагонетке, ел кобольдов, убивал драконидов… И, на удивление — Беспалого с Квадратным! И знаете что? Поперек рож у каждого из них красовались замечательные, просто шикарные белые отпечатки ладоней!

— Мы это… С тобой! — чуть отдышавшись, проговорила Райла, и кривые улыбочки остальных стали подтверждением ее слов. — Мы мел искали.

Вообще, четырнадцать молодых, и три матёрых — Беспалый, Квадратный и Сагдей — это была охренительная победа. Я и надеяться на такое не мог, думал — дальше пойду один. А тут… Парни и девчата, и лучник-ортопед — они были классными ребятами, и раз не польстились на огонь и кровь Бечея, значит — определенно заслуживали доверия. Да и два орка, которые сначала попытались проломить мне башку в штреках, а потом — прониклись уважением, тоже были очень и очень крутыми бойцами, и, как выяснилось — правильными мужчинами.

И потому, у самых отрогов поросших лесом мрачных в рассветной мгле Южных Карпат, я замедлил бег и сказал:

— Привал, братья и сестры. Привал до тех пор, пока Бабай Резчик не сделает из вас уберсолдат. Клянусь, ребята, через сутки вас не убьет даже пулеметная очередь, и вы сможете гнуть арматуру и ловить муху на лету… Хотя, черт меня подери, вы же уруки! Наверняка все это умеете… Но, так или иначе, я намерен заняться резьбой по оркам, потому что знаю, что нам предстоит! Я уже бывал там один раз, и наследил, и следы эти — капитально стремные.

Я вспомнил Вдовушку, и засомневался: паучиха всегда была себе на уме, и предсказать заранее было нельзя: станет она нашим противником или захочет законсервировать на черный день…

Бивак разбили в глубине букового леса, у корней трех сросшихся кронами зеленых великанов. Все понимали — нужна была передышка, даже урукский организм нуждался в еде, сне, отдыхе. Поэтому, пока я разжигал костер, молодежь мигом рассыпалась по лесу: насобирали гору валежника полезли на деревья разорять гнезда в поисках яиц и к ближайшему озерцу — ловить руками карасей и щук. Сагдей усмехаясь глядел на их суету, положив лук на колени. А потом — р-раз! — резко прицелился и выпустил стрелу, и откуда-то с ветвей рухнул крупный фазан, стая вспорхнула, а травматолог как в китайском кино — раз-два-три! — сбил на лету еще трех птиц.

— Вот это уже будет похоже на ужин! — довольно сказал он. — Вдобавок к карасям!

Птиц жарили на вертелах, карасей — тоже. Рыба была крупная, жирная. Не теряя времени я усадил у костра Беспалого, расплел косу, достал перо, приладил иглы, развел в плошечке сажу с кровью и сказал:

— Пожелания, предложения по татау будут? Какие-то особенные таланты у тебя есть?

А Сагдей задумчиво почесал лысину и проговорил:

— А нахрена ты с этой первобытной штукуёвиной мучаешься? Я ж тебе твои приблуды принес! — и полез в свой рюкзак, и извлек оттуда мой ящичек! — Твои вещички?

— Охренеть, доктор! Сука-а-а-а! — я аж за волосы себя дернул от досады. — То есть все это время ты таскал стилос и колоры с собой? Я корячился на коротких привалах и лупил урукам колечки какой-то туземной палкой-ковырялкой, а моя прелесть была тут же, под рукой? Да ты представь себе, сколько…

— Ага, — лучник хитро блеснул на меня стеклами очков, в которых отразилось пламя костра. — Я очень хорошо представил. А теперь ты представь!

— Ох, мать! — только и смог выдавить я и дернул себя за волосы во второй раз.

Сагдей — голова! Вот если здраво прямо сейчас рассуждать, то за каким бесом мне целая куча татуированных беспредельщиков в Раскии? Я что — кровавый маньяк? Мне что, хочется, чтобы уруки тут всех убили и изнасиловали и обоссали? Ну да, балканцы — враги, но за последнее время я как-то сильно отчетливо понял, что и балканцы бывают разные! Кто-то ведь навел для нас понтонную переправу! Я не хотел еще сотню таких же Бечеев, только потому, что они подвернулись под руку татуированному воинству. Ну да, они, формально, кто-то вроде случайных попутчиков Орды, до тех пор, пока мы воюем с упырями и османами…

— Не-а, — Сагдей снял очки, достал ту самую специальную тряпочку и протер их. — Больше не попутчики. Ты как ушел — так татау выгорать стали. Пуф! Легкий дымок — и нет никакого усиления. Получается, ты их из Орды выгнал! Если твоя сила основана на вере, то, выходит, ты потерял в них веру… А в нас — нет!

— А в вас — нет, — подтвердил я. — Вы правильные ребята. Нет никакого подвига в том, чтобы вздрючить мирный город. Никакого превозмогания, никакого пафоса, и никакого крокодительства! А на этих трех китах стояла и будет стоять Орда… И что же — их не смутило это твое «пуф»?

— Жажда крови застила им глаза. Кое-кто потом пожалеет, но, думаю, Шаграт задурит им голову. Расскажет про то, что от Резчиков все беды, и что пошли они, то есть вы — Резчики, в жопу, — проговорил Беспалый. — Шаграт мечтает о возвращении старых богов, вот что. Как будто забыл… Забыл кто такие есть эти старые боги.

— А кто они есть? — поинтересовался я.

Мне вправду было интересно, да и вообще — этот свирепый и упрямый орк открывался с неожиданной стороны, вон — теологические беседы ведет!

— Разжиревшие от веры и приношений духи предков, как Гортаур. Или — демоны. Как Горк и Морк. Нет бога кроме Бога, Единого Всеотца!

— Эру Илуватара? — удивился я.

— А за каким хреном называть Его обязательно по-эльфийски? — отмахнулся Беспалый. — И вообще, ты татау делать будешь? Мне нужен этот, как его… Резонанс!

— Резонанс? — все-таки уруки хоть и гады первостатейные, клейма ставить негде, но среди них та-а-акие типусы попадаются, что диву даешься! — Какой еще резонанс?

— С миром духов! Я так-то ученик шамана! — внезапно признался Беспалый. — Резонанс крайне необходим!

— А й-о-о-оп твою мать, — не сдержался я. — Шаман! Нет, правда, уруки — народ, полный скрытых талантов! Тогда все эти мудреные разговорчики вполне понятны. Резонанс, говоришь? Есть одна идея… Слушай, ученик шамана, а ты сможешь организовать нам связь с одними товарищами бесплотными? Наши, урукские дохлые вожди…

— Ну, наверное, смогу… — скорчил рожу орк. — А что за они? Там же зануды одни и мерзавцы!

— Сигимер, Марбод, Индутиомер… — начал перечислять я.

— О, Бог мой! Душнилы, все как один! Нахрен они тебе нужны, Бабай? Давай я тебя лучше с Лурцем познакомлю, который Черный Лук! Вот это был мужик! — вскочил на ноги Беспалый. — Герой, настоящий герой!

— И с Лурцем познакомишь, — покладисто согласился я. — Но мне позарез нужно связаться с Ордой, понимаешь? А для этого Лурц не подходит. Есть у меня там один шаман троллячий, вот у кого с резонансом проблем нет… Эти как ты выразился, душнилы, на него мигом выйдут. Так что придется, придется как-то до них достучаться… Бубен, что ли, какой тебе сварганить?

— Ну какой еще бубен? — возмутился ученик шамана. — Это ологская тема! Давай, делай мне резонатор, и я тебе покажу настоящее урукское шаманство! Не Резчиками едиными, слышишь⁈

И я забрал у Сагдея мою прекрасную, компактную, высокотехнологичную тату-машинку на батерейках, усадил Беспалого спиной к костру, зашипел от привычной боли от выскочившего из стилоса шипа, и вырезал орку чуть пониже затылка и чуть повыше лопаток схему кварцевого резонатора, слава земной электродинамике! Прямоугольник, зажатый меж двух буков Т, длинные ножки которых оканчиваются кружочком, вот как это выглядело.

А потом ухватил его руку — и продолжил резьбу, потому что если я пообещал сделать из тех, кто пошел за мной, уберсолдат, то слово свое сдержу!