Вера Хоружая

СНОВА НА ЗЕМЛЕ СОВЕТСКОЙ

Когда Веру опустили на землю, мать дрожащими руками прижала к своей груди ее голову, целовала лоб, глаза, впалые щеки, покрытые нездоровыми красными пятнами.

На скорую руку покормили в ресторане — и сразу же направились на митинг, на встречу с трудящимися города Минска.

Зал театра был заполнен до отказа. Когда у входа в зал появились бывшие узники белопольских тюрем, все присутствующие в едином порыве вскочили со своих мест. Казалось, потолок вот-вот обрушится от оваций. Гремело непрерывное «ура».

Почетные гости Минска прошли через зал и поднялись на сцену. Худые, изможденные, больные, они жадно всматривались в зал, в лица советских людей. Ведь большинство бывших польских политзаключенных впервые увидели советский город, советских тружеников. Для них все было ново, и каждая мелочь приобретала особый, большой смысл.

Вера сидела на сцене в первом ряду, чуть наклонившись вперед, сосредоточенно слушая ораторов. Мать неотрывно глядела на нее, узнавала и не узнавала свою любимицу. Лицо Веры заострилось, глаза ввалились, взгляд стал сосредоточеннее, задумчивее.

Первым выступил Циховский. Ему долго не давали говорить. Аплодисменты то затихали, то снова обрушивались шквалом. Но наконец, воспользовавшись секундой затишья, он произнес первые слова:

— Дорогие друзья, товарищи!

Тогда аплодисменты оборвались, наступило глубокое молчание. Говорил Циховский страстно, горячо, с большим подъемом:

— Могущество СССР, его влияние на весь мир настолько велики, что и наше освобождение является прежде всего результатом вашей борьбы и ваших побед. Вы в своей борьбе не одиноки. С вами все люди труда. Вы счастливы, что первыми в мире строите социализм. Трудящиеся Польши, Западной Белоруссии и Западной Украины в одном братском союзе с вами борются за светлое будущее.

После Циховского выступали другие ораторы, потом председательствующий объявил, что слово предоставляется одной из активнейших руководителей комсомола Западной Белоруссии — Вере Хоружей.

Зал стоя бурными аплодисментами встретил появление ее на трибуне. И ей долго не удавалось начать речь — овация захлестывала девичий голос. Наконец она звонко воскликнула:

— Любимая, дорогая моя комсомолия! Приветствую тебя от имени тысяч комсомольцев Западной Белоруссии, Западной Украины и Польши, пытаемых фашистами и погибающих в тюрьмах, но продолжающих бороться за дело Ленина, за победу всемирного пролетариата.

Снова вспыхнули аплодисменты.

— Сколько лет я ждала этого дня! Если бы вы знали, какие противоположные чувства переполняют сейчас мою душу: безмерные радость и счастье, что я на свободе, на родной земле, среди вас, и великая горечь оттого, что десятки, сотни моих лучших друзей продолжают томиться в застенках панской Польши. Будем же продолжать борьбу за их освобождение! Фашисты не могут сломить нас. Нет! Не испугать им, не остановить героического наступления пролетариата!

Потом выступали рабочие фабрик и заводов Минска.

И вот на трибуне народный поэт Белоруссии Янка Купала. Как и все присутствующие, он взволнован. Его встретили с такою же любовью, как и выступавших перед ним ораторов. Поэт прочитал только что написанное стихотворение, которое родилось под впечатлением встречи польских политзаключенных.

Поэт Андрей Александрович, горячо приветствуя борцов, сказал:

— Мы обязуемся на больших полотнах показать героическую борьбу революционного пролетариата и трудового крестьянства с фашистским террором, голодом и нищетой.

И он прочитал новое стихотворение, посвященное героической борьбе трудящихся Польши, Западной Белоруссии и Западной Украины. Вера смотрела на его морщины, избороздившие высокий лоб, на длинный нос, еще, казалось, подлинневший за эти годы, и думала: «И ты, оказывается, изменился, друг дорогой, и тебя коснулось время. Кажется, немного — всего каких-либо восемь лет мы не виделись, а ты вон как возмужал!»

И уж совсем она разволновалась, когда слово предоставили поэту Михасю Чароту. Не раз, сидя в тюрьме, вспоминала Вера его стихи, которыми когда-то зачитывалась. А читая их, всегда вспоминала вечера, проведенные в дружном кружке литераторов. Михась Чарот пользовался там особым уважением и любовью.

И вот он поднялся на трибуну и начал читать стихотворение, посвященное ей, Вере Хоружей! Она, как зачарованная, слушала и не верила своим ушам. Неужели Михаська и в самом деле ей посвятил стихотворение?

А потом зал еще аплодировал. Кому? Поэту? Его стихотворению? Героине этого стихотворения? Всем сразу и от всего сердца.

После встречи усталая, полная незабываемых впечатлений, Вера с матерью, братом и старыми друзьями пошла к гостинице. Товарищи проводили ее до номера.

— Я сегодня, наверное, не усну, мамочка.

— А ты заставь себя уснуть, милая. Заставь. С твоим здоровьем тебе необходимо отдохнуть…

Впервые за много лет она легла в чистую, сказочно мягкую постель. Легла и неожиданно для себя уснула сразу же, мгновенно, словно опустилась в приятный туман, стала невесомой.

Назавтра бывшие политзаключенные разошлись по предприятиям Минска. Вере пришлось выступать несколько раз.

А через день с матерью, братом Василием и несколькими близкими друзьями она уехала в Москву. Там ее ждала приятная неожиданность.

Вере сообщили, что ее хочет видеть Надежда Константиновна Крупская и приглашает к себе в Кремль.

Сначала она не поверила.

— Ну что вы, я не смею пойти! — отказывалась она.

Товарищи говорили:

— Надежда Константиновна хорошо знает тебя заочно. Она написала в «Правду» рецензию на твои «Письма на волю».

Да, Вера упустила из виду, что часть писем, которые она посылала из польской тюрьмы, товарищи в 1931 году издали небольшой книжечкой под названием «Письма на волю», а в 1932 году переиздали под названием «Рядом с нами». Надежда Константиновна заметила Верины письма и написала рецензию, которая была опубликована в «Правде» 29 августа 1932 года, незадолго до освобождения Веры из заключения.

Встретила ее Надежда Константиновна как старую знакомую. Скованность быстро прошла, и Вера разговорилась.

— Вы подробнее, подробнее расскажите о подпольной работе, — просила гостеприимная хозяйка.

Вера рассказала о подпольных комсомольских собраниях, о работе над листовками, о митингах в деревнях и местечках, о настроении людей. Надежда Константиновна слушала внимательно, по-матерински, задумчиво глядя на Веру, а потом как-то невзначай спросила:

— Болеете?

— Нет, ничего…

— Я вижу, болеете… Лечиться надо, обязательно. Вы еще молодая, у вас вся жизнь впереди. Здоровье надо беречь, разумно им пользоваться, не растрачивать попусту. Здоровье революционера — это достояние партии, наше общественное богатство.

И она рассказала, как в ссылке Владимир Ильич заботился о здоровье своих товарищей. Вспоминала о том, как хорошо он умел сочетать работу с отдыхом, как неуклонно стремился и достигал цели в большом и в малом.

Беседа затянулась, но ни хозяйка, ни гостья не заметили этого. Уходя, Вера извинилась, что задержалась так долго.

— Ну что вы, что вы, я сама рада была видеть вас. Как будто моя молодость снова прошла перед глазами… А ваши «Письма на волю» я читала с большим удовольствием. Вы замечательно передали мысли и чувства подпольщика-революционера. Желаю вам хорошо подлечиться и работать так же энергично, как работали до сих пор.

— Большое спасибо вам, Надежда Константиновна, за все. Большое спасибо!

Совет Надежды Константиновны Вера учла. Вскоре она выехала в Сочи. А вернувшись, снова включилась в работу.

Ее направили в редакцию подпольных изданий Центрального Комитета Компартии Западной Белоруссии.

Состав редакции был небольшой — два-три человека. Иногда он менялся. Больше всего Вере пришлось работать вместе с Сергеем Анисовым.

Сюда, в незаметную, скромную редакцию, стекалась информация от всех подпольных партийных организаций Западной Белоруссии. А сообщать было о чем. Ряды коммунистов росли, несмотря на зверский террор пилсудчиков. Забастовки рабочих и даже вооруженные выступления трудящихся Западной Белоруссии стали частым явлением.

В начале сентября 1933 года из Кобрина пришла подробная информация о восстании крестьян. Вера читала ее с огромным волнением. Это было событие большого политического значения.

Только что закончились мощные забастовки текстильщиков в Побьяницах и Белостоке, по поводу которых она написала листовки, и брошюру о том, как началось крестьянское восстание в Краковском воеводстве. Потом вооруженные выступления на Слонимщине, Новогрудщине, Пружанщине — в тех местах, где когда-то Вера вела работу среди населения. Каждое такое событие требовало правильного освещения. И Вера неустанно обобщала информацию, выбирала главное и писала листовки, статьи, брошюры для трудящихся Западной Белоруссии.

События на Кобринщине особенно приковали ее внимание. Началось с того, что крестьяне деревни Ляптевки (возле Домачева) избили сборщика налогов и прогнали трех полицейских. В схватке полицейские смертельно ранили одного из руководителей крестьян — Леона Багонского. По этому поводу коммунисты созвали митинг. Но полиция зверски расправилась с участниками митинга. Волна народного гнева нарастала. Крестьяне стали громить имения помещиков и осадников. В ответ каратели уничтожили деревню Павлополь. Вскоре вспыхнуло всеобщее восстание. Но оно было подавлено, а его руководители схвачены. Им грозила виселица.

Ознакомившись с информацией, Вера села немедленно писать воззвание к трудящимся Западной Белоруссии и Польши. В нем она раскрывала причины восстания, показывала, что участники его — это народные герои, отважные борцы за интересы рабочих и крестьян.

Листовка призывала активно бороться за спасение узников кровавого режима Пилсудского.

Многотысячным тиражом разошлась листовка по городам и деревням Западной Белоруссии. Она сделала свое дело. Начались массовые митинги. В Варшаву со всей страны летели резолюции протеста. Палачи не посмели казнить героев. Руководители восстания были присуждены к пожизненному тюремному заключению.

А там начали забастовку лесорубы Беловежской пущи, и Вера снова бралась за перо, чтобы поднять голос борющейся партии в защиту бастующих.

В редакцию часто заходили подпольщики, старые друзья Веры. Их она встречала, как родных, и без устали расспрашивала о политической и организационной работе партийных организаций. Для нее не было мелочей. Во всем видела смысл, все брала себе на заметку. Когда приходили незнакомые ей люди, она умела расположить их к себе так, что через пять — десять минут человек открывал душу и рассказывал о самом сокровенном.

Вскоре должен был состояться VII конгресс Коминтерна. На редакцию подпольных изданий возложили обязанность готовить материалы о деятельности Компартии Западной Белоруссии. К Вере Хоружей особенно часто заходили те, кому предстояло участвовать в работе конгресса. Она обобщала и передавала их информацию в Секретариат ЦК.

В это время Вера не расставалась с книгой. С особенным наслаждением читала новые произведения белорусских писателей, по которым истосковалась за долгие годы тюремного заключения.

Она постоянно думала о том, как бы опять вернуться на подпольную работу в Западную Белоруссию. Но случилось так, что в 1935 году Вера уехала в Казахстан, на Балхаш, на новую стройку.

…Прибалхашская степь встретила Веру холодным, злым ветром. Снега почти не было — его сносило. Жилья для строителей пока еще не хватало, и многим приходилось устраиваться в палатках. С питанием пока тоже еще не наладилось. А Балхашский медеплавильный завод надо было строить и строить как можно скорее: стране нужна была медь.

Трудностей хватало, пока рождался завод. Их делила со строителями инструктор, а затем заведующая агитмассовым отделом горкома партии Вера Хоружая. Работа ей нравилась. Именно к такой стремилась она: быть с людьми и среди людей. Весь день, от темна до темна ее можно было видеть на стройке. Десятки разных вопросов, подчас далеких от ее непосредственных обязанностей, приходилось решать ей в то горячее время. И доставка цемента, и организация труда в бригаде каменщиков, и качество кирпичной кладки, и взаимоотношения в семье рабочего, и работа отделения связи — что только не интересовало и не волновало ее. Подчас ей делали замечание:

— А это, кажется, не из области пропаганды.

— Вы ошибаетесь, — отвечала Вера. — Вы, может быть, и сами не представляете, что малейшим успехом в своей работе мы агитируем весь мир в пользу социализма. Я это хорошо знаю по собственному опыту.

И скептики смолкали. А она добавляла:

— Самая сильная наша пропаганда — это забота о советском человеке, о его нуждах и потребностях. Нет беды в том, что пропагандист интересуется хозяйственными вопросами. Беда, когда хозяйственник забывает о рабочем, о человеке, который решает судьбу любого дела.

Забот у горкома партии было много. То одного не хватало на стройке, то другого, то в одном месте образовывался прорыв, то в другом. Тысячи важных вопросов ежедневно вставали перед руководителями горкома.

Однажды на собрании партийного актива выступила Вера.

— Горком партии, — сказала она, — в суете повседневных дел иногда забывает о партийной работе. А ведь главная наша задача — воспитательная работа. Мы должны воспитывать сознательных строителей социализма, способных побороть любые трудности, смело и уверенно идущих вперед по ленинскому пути.

Как-то ей удалось на несколько дней выехать в Москву, к брату Василию Захаровичу. Времени было в обрез, а хотелось и в театрах побывать, и новые кинокартины посмотреть, и с друзьями встретиться. Но перво-наперво она поехала с братом на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку.

— Где павильон Казахстана? — спросила при входе и предложила брату: — Идем туда!

Осматривая экспонаты, говорила с гордостью:

— Смотри, что у нас в Казахстане есть! А то ли еще будет! Ба, да тут так многого еще нет! Это же возмутительно!

И она стала перечислять, что еще можно было бы представить на стендах павильона, что украсило бы выставку, полнее показало бы неисчислимые богатства Казахстана.

— Если бы ты знал, Васенька, каким близким и дорогим мне стал этот суровый край. Мне кажется, что в кирпичных стенах нашего завода, в его отражательных печах, в каждом доме, выросшем в бескрайней степи, я оставила частицу своей души.

Вера никогда не рисовалась. Она самозабвенно любила то место, где жила, тех людей, с которыми делила радости и трудности большого строительства.

В 1939 году Западная Белоруссия была воссоединена в едином Белорусском Советском государстве, и Веру неудержимо потянуло туда, где она провела свою боевую молодость, где звала народ на революционную борьбу.

Она просилась на любую работу, только чтобы быть поближе к людям. Ее направили сначала в Телеханы пропагандистом райкома партии, а затем в Пинск — пропагандистом обкома партии.

К тому времени у нее уже сложилась хорошая семья. Ее муж, Сергей Гаврилович Корнилов, когда-то был летчиком, но демобилизовался из армии и стал партийным работником. В Пинске он заведовал военным отделом горкома партии.

Начал налаживаться быт. Вере дали квартиру. Теперь можно было забрать к себе и дочь Аню, которая находилась у бабушки. Мать Веры приехала вместе с Аней и осталась жить в Пинске.

Счастье захлестнуло Веру. Снова казалось, что за плечами могучие крылья, что силы прибывают и прибывают, и она торопилась найти им применение. Весь день среди людей, в радостной сутолоке буден. А после работы — нежная дочурка Аня обхватывает за шею, целует, ласкается. Рядом стоит он, смотрит на них, и взгляд его карих глаз теплеет. А то возьмет Аню на руки, обнимет Веру и спросит:

— Прогуляемся?

Кто откажется от такого удовольствия? Идти по очаровательному Пинску, утопающему в зелени, и чувствовать своим плечом сильное, твердое плечо друга, видеть щебечущую дочь в этих богатырских руках — это же счастье, от которого кружится голова.

Думала ли когда-то подпольщица Вера, торопливо проходя по Пинску, что здесь она узнает не только радость борьбы, но и теплоту семейного очага? Нет, тогда она могла только мечтать об этом.