Верховная жрица

Глава 20

Подъем в горы через перевал Гурла давался бунджи-ламе очень нелегко. Голова у нее прямо-таки раскалывалась от боли. Через каждые двести – триста футов она останавливала процессию и укрывалась за какой-нибудь ближней скалой, чтобы извергнуть содержимое своего желудка.

– Бунджи-лама разделяет все наши страдания, – перешептывались ее приверженцы. – Сама, добровольно!

Так позднее было написано в летописи, но в первые дни пребывания бунджи-ламы в Тибете она переносила жестокие муки и беспрестанно жаловалась, хотя летопись об этом не упоминает.

– Ни у кого нет экседрина-форте? – выкрикнула Скуирелли, с помощью услужливых рук выбираясь из паланкина, позолоченная крыша которого защищала ее от жгучего солнца и стихий.

– Вы должны превозмогать свои мучения, – наставлял ее Лобсанг Дром.

– Но что со мной? Я не могу удерживать съеденное, а голова моя трещит так, будто по ней барабанят тяжелый рок.

– Горная болезнь, – объяснил Кула, хлопая себя по груди. – Вы дышите священным воздухом Гималаев. Он очень полезен для вас.

– Я чувствую себя так, будто вот-вот умру, – простонала Скуирелли Чикейн, бросаясь на шелковые подушки.

– Если вы умрете, – подстерег ее Лобсанг Дром, – в следующей вашей жизни вам придется повторить это путешествие.

– И не напоминайте мне об этом, – проскулила Скуирелли, зарываясь головой в кучу подушек. – До чего болит, просто мочи никакой нет!

Паланкин вновь запрыгал по горным тропам, за ним следовали тысячи людей, непрестанно вращая тысячами молитвенных колес.

– Ом мани падме хум[28], – монотонно тянули голоса.

– Прикажите им замолчать, – заскрежетала зубами Скуирелли.

– Нельзя. Они взывают о защите от горных демонов и китайцев.

– Кто из нас бунджи-лама – я или ты? Скажи им, чтобы замолчали!

– Это невозможно, – упрямо повторил Лобсанг Скуирелли открыла свои налившиеся кровью глаза и села. Позывы к рвоте не утихали. Ей еще никогда не было так плохо с тех самых пор, как она пересекла таинственный барьер, рассекающий жизнь надвое.

– Ты простой актер в этой пьесе, а ведешь себя как директор, – обиделась она.

– Тебе предстоит многому научиться, бунджи.

Лицо тибетца так и лучилось самодовольством.

Скуирелли порылась в своем кошельке: не завалялось ли там таблетки аспирина? Лекарства она не нашла, зато обнаружила недокуренную сигарету в золотом мундштуке.

– Нет у кого-нибудь огня? – спросила она, протягивая из паланкина окурок.

Подошел какой-то тибетец и попробовал на ходу зажечь сигарету кресалом. Через три минуты сигарета все-таки затлела.

Выпуская дым в разреженный воздух «крыши мира», Скуирелли сосредоточенно думала о том, что ей предстоит сделать.

Итак, действие первое. Все прошло бы без сучка без задоринки, если бы не эта горная болезнь. Третье действие должно вытанцеваться само по себе. Неужели трудно будет уговорить китайцев проявить благоразумие: ведь они тоже буддисты. Правда, не слишком ревностные. Но все же буддисты. Это у них в крови.

И вот уже три часа, как идет второе действие, но до сих пор ничего не происходит. Голова у нее раскалывается на части, ее тошнит, но и только!..

Неужели публике суждено наблюдать, что Скуирелли Чикейн выворачивает наизнанку? В цвете, в ярких красках. Впрочем, не слишком сильные страдания способствуют усилению интереса зрителей.

– Может, оставить головную боль, а все сцены с опорожнением желудка вырезать.

– Вам следует очистить тело от всего лишнего, – посоветовал Лобсанг.

Вот это уже другое дело! Конечно, ей нужны советы настоящих мужчин. До сих пор она общалась только с актерами, а это совершенно особая публика. Был бы с ней этот красавчик Римо! Он явно послужил бы ей идеальным советчиком.

Впрочем, если никаких других возможностей не представится, подумала Скуирелли, я введу его роль в сценарий. Не в книгу, конечно. Зрители, без сомнения, поймут, если она позволит себе какие-нибудь вольности, чтобы придать событиям драматизм.

Но кто может сыграть Римо? Ричард Гир? Недостаточно мужественен. Стивен Сигал[29]? Поговаривают, что он не пропускает ни одной юбки. Она, Скуирелли Чикейн, с таким в паре не играет. Кен Уал[30] вполне подходит по внешности, но он все время подвизался так далеко на юге, что остряки шутят, будто он спал с пингвинами. А Фред Уорд[31] уже лысеет, такая вот неприятность.

От болезненно сладкого дыма сигареты голова ее, казалось, раздувается, словно воздушный шар.

Ей становилось все яснее, что проблема выбора подходящего партнера очень и очень сложна.

У подножия горы их ожидали танки «Т-64» с красными звездами Китая на башнях.

Дорогу преградили сурового вида солдаты в однообразных оливковых формах. Перед собой они держали «АК-47» с примкнутыми штыками.

Скуирелли увидела все это лишь после того, как ее разбудил Лобсанг.

– Бунджи. Настал решительный час.

– Что? – сонно пробормотала актриса.

– Решительный час.

– Кульминация? Люблю кульминации, – отозвалась женщина и, перекрестившись, уткнулась лицом в подушку.

Чья-то сильная рука схватила ее за волосы и вытащила из паланкина наружу.

Кула был мрачен как никогда.

– Разве так подобает обращаться с ламой? – возмутилась она.

– Мы вместе встретим опасность.

Скуирелли проследила за взглядом монгола и увидела три танка и солдат.

– Что мне делать? – шепнула она.

– Сейчас узнаешь, – ответил он.

К ним приблизился какой-то официального вида человек в зеленом мундире, сопровождаемый двумя солдатами.

– Я сотрудник Бюро общественной безопасности, – представился он. – Вы Скуирелли Чикейн?

– У меня есть виза.

– Предъявите, пожалуйста, вашу визу.

Актриса вытащила документы из кошелька.

Сотрудник Бюро тщательно все прочитал и произнес:

– Я должен осмотреть ваши вещи, не везете ли вы каких-нибудь контрабандных товаров.

– У меня есть только то, – сказала Скуирелли, расплывшись в своей сладчайшей улыбке, – что вы видите перед собой. Паланкин и несколько близких друзей. – Актриса махнула рукой в сторону своих приверженцев, колонна которых тянулась до самого горизонта.

– Есть ли у них въездная виза?

– Разрешение было дано как бунджи, так и ее свите, – отозвался Лобсанг.

– Я спрашиваю про всех остальных.

– Но я хотела бы поставить масштабный фильм, – быстро нашлась Скуирелли. – Мне нужны помощники для изучения местности, для установления общественных связей и приобретения национальных костюмов и атрибутов. Кстати, вы не знаете, где в Тибете есть хорошие киносъемочные павильоны?

Агент Бюро безопасности посмотрел на нее пустым взглядом мало что понявшего человека, но не пожелал ударить в грязь лицом.

– Я все-таки осмотрю ваши вещи.

Скуирелли указала на паланкин, где лежали ее пожитки.

– Осматриваете, пожалуйста.

Солдаты кинулись вперед и стали колоть подушки штыками. Ничего не обнаружив, они с остервенением стали выбрасывать их на землю.

– Эй вы, поосторожнее, это мой лучший паланкин!

Никто не обратил внимания на ее слова. Длинная колонна приверженцев бунджи-ламы с мрачным видом вращала свои молитвенные колеса.

Скуирелли сделала тайный знак, чтобы тибетцы ускорили вращение.

Молитвенные колеса закрутились еще быстрее, кисточки стали еле заметными.

Актриса улыбнулась. Какое впечатляющее зрелище! Нет, вы только посмотрите на этот великолепный задник! Фарфоровое небо. Целое сборище людей для массовки. Самое оно для широкомасштабного объектива. Нет, этот фильм будет отнюдь не рядовым фильмом Скуирелли Чикейн. Это будет настоящее эпическое полотно. Может быть, последнее эпическое полотно в ее жизни. Она уже предчувствовала грандиозные сборы.

Неожиданно агент Бюро швырнул ее кошелек наземь. В руках он держал мундштук с обгорелым окурком, перед ним лежали ее запасы бханга.

– Контрабанда! – злобно пролаял он.

– Помилуйте, – взмолилась Скуирелли. – Тут меньше унции. Для личного пользования. Неужели вы не понимаете?

Агент что-то выкрикнул на китайском языке и жестом велел своим солдатам окружить актрису.

– Что он сказал? – спросила Скуирелли у Кулы. – Приказал нас арестовать?

– Да. Арестовать. И препроводить в тюрьму.

– В тюрьму?

Сузив обветренные глаза. Кула обнажил свой серебряный кинжал.

Скуирелли ударила его по руке.

– Ты что, с ума сошел? – сплюнула она. – Убери сейчас же!

– Мы не дадимся им живыми! – процедил Кула сквозь зубы.

– Выпендривайся где хочешь, только не здесь, – осадила его Скуирелли. – Все идет замечательно. Бунджи-лама становится жертвой несправедливого преследования, ее отводят в тюрьму. Это наше второе действие.