Римо старался внимательно следить за дорогой. Это оказалось нелегко: кое-где дороги вообще не было. Бензин уже кончался, близился рассвет, а он понятия не имел, где находится. Знал только, что горный серпантин обязательно приведет его в Лхасу.
Со всех сторон Уильямса окружали горы. Увенчанные снежными шапками, окутанные туманами, вечные и до безумия знакомые.
В прежнем своем мире – он думал о США, о днях, проведенных во Вьетнаме, – Римо действовал уверенно почти в любой ситуации. Ничто, казалось, не способно его остановить.
Здесь – впервые с тех пор, как появился на свет, – он чувствовал себя маленьким, незначительным, ничего собой не представляющим.
А перед ним бежала и бежала бесконечная дорога, змеилась, как бы ускользая, а Римо смотрел на нее, стараясь не думать о том, почему чувствует себя таким ничтожным в этой чужой, но удивительно знакомой стране.
И конечно же, старался не вспоминать о происшествии в той тибетской деревне.
Уильямс прибыл сюда не для того, чтобы спасать Тибет. У него было простое задание: найти Чиуна, найти Скуирелли Чикейн. Вернуть их обратно в большой мир, по возможности избегая международных конфликтов.
Сам Тибет не входил в число его проблем. Конечно, он был бы рад видеть его освободившимся от китайской оккупации. Но страна была огромная, китайская Народно-освободительная армия надежно в ней окопалась, смирению же тибетцев не было предела. Их религия запрещала насилие, и потому они мирились с оккупацией и возлагали надежды на находящихся далеко отсюда слабовольных религиозных лидеров. Жаль их, но, если они сами не хотят сражаться за свое освобождение, это уже их проблема, а отнюдь не его, Римо.
Уильямс мог размышлять только о том, что случилось бы, объявись неожиданно китайская армия в Скалистых горах. Китайцы вряд ли устояли бы перед американцами, пусть и вооруженными пистолетами и охотничьими ружьями.
Свобода! Если ты действительно хочешь обладать ею, то должен сам сражаться за нее. Римо прибыл в Тибет вовсе не для борьбы за его освобождение, но это не значит, конечно, что он упустит удобный случай надрать китайцам задницу, если те ему насолят. Но тут надо знать меру: с этой деревней он наломал-таки дров!
Римо, выключив двигатель, спокойно катился по одному из редких здесь прямых участков дороги, когда вдруг раздался звук, хорошо знакомый ему по прошлому.
Негромкий, глухой, но безошибочно узнаваемый. Во Вьетнаме этот звук вызывал мгновенный выброс адреналина в кровь и заставлял инстинктивно пригибаться. С таким звуком заряжают миномет.
Римо затормозил. Джип остановился. Мина шлепнулась в ста ярдах от бампера. Как раз там, где он должен был бы оказаться, если бы продолжал движение. По свисту Уильямс точно определил место падения мины.
Взметнулся фонтан песка и щебня. Осколки затарахтели по лобовому стеклу, брезентовому верху, корпусу...
Римо на полной скорости проскочил мимо дымящегося кратера и достиг подножия горы прежде, чем нападавшие успели опомниться.
В зеркале заднего вида он разглядел крошечные фигурки на гребне. Теперь они уже слишком далеко, чтобы можно было определить, китайские это войска или участники тибетского сопротивления.
Если это китайцы, то у них наверняка есть рация. Тогда он влип. Впрочем, у него есть фора. Римо стремительно проскочил сквозь долину между двух горных склонов, усеянных желтыми маками. Пейзаж был точно такой же, как в «Волшебнике страны Оз»[32]. Где-то впереди слышалось ленивое звяканье колокольчиков, и Римо даже задумался, не объехать ли ему это место.
Дорога вскоре пропала, оказалось, что он едет по иссохшему пастбищу. Это предопределило его решение: единственный способ добраться до Лхасы – ехать по идущей к ней дороге, значит, надо отыскать ее снова.
Взглянув в боковое зеркало заднего вида и убедившись, что погони нет, он поехал прямо на мелодичное позвякивание.
Впереди показались безобразные черные туши яков. Буколический звук, очаровавший Римо, издавали колокольчики у них на шее.
Стадо пасли два пастуха в пыльных одеждах. Они смотрели в сторону Римо сурово и озабоченно, в глазах их не было и признака радушия.
Но стоило ему подъехать ближе, как они захлопали в ладоши. Хлопали они без всякой радости, но непрерывно. Римо подкатил к ним.
– Лхаса? – спросил он.
Аплодисменты смолкли. Разглядев, что шофер не китаец, азиаты явно растерялись.
– Лхаса? – снова спросил Римо.
Они недоуменно уставились на незнакомца. К счастью, Римо вспомнил о туристическом справочнике, лежавшем на пассажирском сиденье. Перелистав его, он старательно произнес:
– Водао Лхаса. Я еду в Лхасу.
Пастухи резко повернулись к нему спиной и пошли обратно к своим якам, выкрикивая через плечо что-то вроде: «Бу кеки».
Лишь тогда Римо осознал, что пользовался китайским разделом справочника. Они ответили ему что-то вроде: «Чего вы ждете?»
Нахмурившись, Уильямс тронулся с места.
Скоро он заметил вдали дым и круглые черные шатры, которые напоминали ему монгольские войлочные юрты – по-монгольски – гэры. Правда, эти, размером поменьше, были разбросаны по всему серовато-коричневому пастбищу, как черные ульи. На открытом пространстве паслись яки и несколько пони. Людей Римо не видел. Слышал только смех играющих детей.
Уильямс сбавил скорость. Кто знает, как его здесь примут? Из-за войлочных дверей тут и там показались чьи-то головы. Дети, весело игравшие на земле, вдруг куда-то исчезли.
– Теплый прием, – пробормотал он. – Так, вероятно, встречают прокаженного.
Уильямс заглушил двигатель и крикнул по-тибетски:
– Таши делек!
Из шатров, вслед за головами, появились и плотно сбитые туловища. Вокруг незнакомца собрались все мужчины кочевья. Бесстрастные, с каменными лицами, через мгновение они принялись хлопать в ладоши.
– Туджайчай, – остановил он их. – Благодарю вас. – Хлопанье прекратилось. Тибетцы стали расходиться в свои шатры.
– Погодите! Нга Лхаса дру-гий-йин. Я еду в Лхасу.
– Калишу, – откликнулся кто-то.
Римо нашел это слово в справочнике. Ему пожелали счастливого пути.
– Отлично, – буркнул он. – Кто-нибудь из вас говорит по-английски?
Никто из тибетцев даже глазом не моргнул.
– Инджи-гай шинг-гий дюгай? – повторил он свой вопрос по-тибетски.
Очевидно, и эта его попытка не удалась. И на этот раз никто не ответил.
– В Лхасе я должен встретиться с Бумбой Фуном.
– С Бумбой Фуном? – вскричала вдруг какая-то женщина. – Ты ищешь Бумбу Фуна? – Римо, не вставая с сиденья, повернулся на голос. Из одного шатра вышла молодая тибетская девушка в национальном костюме – белая блуза, поверх нее – какое-то длинное, смахивающее на платье без рукавов одеяние угольно-черного цвета, и поверх него – передник. Бронзовое лицо приятного оттенка окаймляли пряди густых черных волос.
– Ты говоришь по-английски?
– Рай. Да.
– Что ж ты сразу-то не сказала?
– А ты почему не говорил, что ищешь Бумбу Фуна? – парировала она.
– И правда... как мне доехать до Лхасы?
– Езжай на север до лиловой тени у подножия горы.
– Какой горы?
Девушка махнула рукой на север.
– Вон той! Она называется Нагбопори. Черная гора.
– О'кей, понял. А потом?
– Будешь все время подниматься и спускаться по горам, пока не доедешь до Лхасы.
– И много впереди этих гор?
Девушка тряхнула смоляными прядями.
– Да, порядочно. Проедешь целый день. Если, конечно, хватит бензина. И если не лопнут покрышки.
– О'кей, ладно. Я все понял. А как я найду Бумбу Фуна в Лхасе?
– Развернешь свою машину и поедешь по горам обратно прямо сюда. А я отведу тебя к Бумбе Фуну.
Римо удивленно моргнул.
– Бумба Фун здесь?
– Рай. Да.
– Тогда зачем мне ехать в Лхасу? Отведи меня прямо к нему.
Тибетка нахмурилась.
– Ты не поедешь в Лхасу?
– Для меня гораздо важнее повидать Бумбу Фуна.
– Ты мог бы повидать Бумбу Фуна и в Лхасе.
– Интересно как, если он находится здесь?
– Бумба Фун есть и в Лхасе, и здесь.
– Мы говорим об одном и том же Бумбе Фуне? – уточнил Римо.
– Сколько людей с таким именем ты знаешь?
– Ни одного. А сколько их?
Женщина наморщила лоб.
– Может, пятьдесят, а может, и все шестьдесят.
– А как мне найти нужного?
– Тебе подойдет любой из них. – Тибетка взглянула на него с таким же недоумением, как, вероятно, и он на нее. Наконец она уточнила: – Ты поедешь в Лхасу или повидаешься с Бумбой Фуном здесь?
– Здесь, – ответил Уильямс, вылезая из джипа.
– Иди за мной, – скомандовала женщина.
– Почему все хлопали в ладоши, когда я подъехал? – поинтересовался Римо.
– Подумали, что ты китаец.
– Тибетцы так приветствуют китайцев?
Женщина помотала головой.
– Пекин настаивает, чтобы мы приветствовали китайцев, хлопая в ладоши, хотя в душе у нас лишь одно желание: поскорей бы вороны выклевали им глаза.
– О-о!
– Мы называем это «приветственным налогом».
Молодая женщина отвела его в один из шатров на краю кочевья и откинула войлочную дверь.
– Входи, – позвала она.
Римо шагнул вперед. В шатре стоял дымный маслянистый запах, который в его сознании привычно ассоциировался с Лобсангом Дромом. Свет в шатер попадал только через дыру в крыше, которая одновременно служила и дымоходом. Посредине, среди темной густой тени, пропахшей затхлым запахом дыма, образующегося при горении кизяка, резко выделялся светлый круг.
Человек, сидевший по ту сторону светлого круга, был стар. Большой, грузный, точь-в-точь монгол, если бы не бирюзовые серьги в ушах и не ярко-красные нити, вплетенные в густые волосы. Он поднял на гостя один карий глаз, похожий на камень «тигровый глаз». Другой – слепой – напоминал молочную жемчужину.
– Как тебя зовут, чилинг? – спросил он.
– В этих краях меня зовут Гонпо Джигме.
Молодая тибетка, стоявшая за спиной Уильямса, ахнула. Бумба Фун широко открыл своей единственный целый глаз.
– Ты спустился с горы Кайласы, чтобы освободить Тибет?
– Я приехал сюда, чтобы...
Снаружи послышался гомон, началась какая-то суматоха. Вот донесся шум моторов, громкие вопли. Римо непонимающе уставился на хозяев.
– Китайцы! – закричала женщина. – Сейчас они увидят джип и всех нас накажут.
– Ну, я мигом улажу это, – успокоил ее Римо, направляясь к выходу. – Им нужен я, а не вы.
Но девушка тотчас преградила ему путь. Выражение лица у нее было умоляющее и в то же время упрямое.
– Нет, нет, лучше спрячься! Они не должны тебя здесь найти.
– Не забывай, я Гонпо Джигме.
Она прижала руки к груди.
– В том-то и все дело. Если ты всех их перебьешь, последуют репрессии, явятся еще китайцы. Спрячься. Ну пожалуйста!
Уильямс заколебался.
– А как же джип? Ведь угнал его я.
– Мы как-нибудь отговоримся. Прячься быстрее!
Римо нырнул обратно в шатер.
– Итак, – начал он, присев и выждав некоторое время, – ты Бумба Фун?
– А ты белый, – ответил одноглазый.
– Что поделаешь, таким уж уродился.
Бумба Фун впился в Римо своим немигающим «тигровым глазом».
– Ты отнюдь не одержим богом.
– Каким богом?
– Гонпо. Его зовут также Махакалой[33].
– Никогда о нем не слышал.
– Он известен также, как Покровитель Шатров. Разве ты не знаешь?
Прислушиваясь одним ухом к шуму прибывающей моторизованной колонны, Римо пожал плечами.
– Нет, не знаю.
– Ты не Гонпо Джигме.
– Возможно, и ты не тот Бумба Фун, которого я ищу, – не стал ничего объяснять гость.
– Возможно. Но я тот Бумба Фун, которого ты нашел.
Снаружи слышались голоса, пронзительные крики китайцев и сдержанные ответы на тибетском языке.
Римо подполз к двери и выглянул наружу.
В самом центре кочевья подразделение Народно-освободительной армии поносило собравшихся кочевников. Опустив головы, они кротко слушали брань в свой адрес. Один тибетец от имени всех остальных пытался урезонить китайского командира с косыми глазами, словно выколотыми штыком на тестообразном лице. Римо не понял ни единого слова из того, что говорил китаец, но, глядя на то, как он то и дело показывал на пустой джип, без труда догадался, о чем идет речь.
Тем временем китайские солдаты, переходя от шатра к шатру, выгоняли оттуда женщин и детей.
– Скоро они и до нас доберутся. Это лишь вопрос времени, – заключил Уильямс.
– А затем, если не поймают кого ищут, они начнут стрелять. Это лишь вопрос времени, – отозвался Бумба Фун.
– Слушай, это моя вина. Почему бы мне не сдаться, а там будь что будет.
– Неплохо, – согласился Бумба Фун, – но сперва я сам попробую их успокоить.
Бумба Фун встал и тотчас вышел из шатра.
При первых же звуках его голоса китайский командир резко повернулся и указал на него солдатам. Они тут же схватили одноглазого тибетца и, подгоняя ударами рук и ног, повели с собой.
Римо хотел было выскочить, но в последний момент передумал. Пусть Фун выложит свои карты. Это его кочевье, и он явно знает, что делает.
Ударами прикладов по плечам китайцы заставили Бумбу Фуна встать на колени перед своим командиром. Старик, не сопротивляясь, опустился на колени.
Солдаты тотчас окружили его. Кочевники же наблюдали за происходящим молча, с суровыми лицами. Римо видел точно такие же по всей Азии.
Начался допрос. Командир вопил, Бумба Фун кротко отвечал, а Римо, стиснув зубы и сжав кулаки, с трудом удерживался от вмешательства.
Наблюдая за происходящим, Уильямс одновременно подсчитывал число солдат, количество оружия, выискивал наиболее уязвимые цели. Он мог бы легко справиться с ними, но кругом стояли женщины и дети. Нельзя, чтобы пострадали невинные.
Даже не закончив какой-то гневной тирады, китайский командир вытащил револьвер и прострелил Бумбе Фуну поврежденный правый глаз.
Дула «АК-47» проводили падающее тело и тут же нацелились в разные стороны, угрожая кочевникам. Женщины пытались прикрыть детей, дети хватались за юбки матерей. Мужчины загородили их своими телами.
Командир пролаял что-то еще, и солдаты сняли автоматы с предохранителей.
Предвидя, что произойдет в следующий момент, Римо резко выскочил из шатра. Его белое лицо исказилось от ярости.