Верховная жрица

Глава 22

В священной летописи отмечено, что, когда китайские угнетатели захватили бунджи-ламу, Агнец Света, не сопротивляясь, позволила отвезти себя на воздушном корабле в тюрьму Драпчи в Лхасе.

В Лхасу взяли не всех, только бунджи и ее ближайшее окружение. Одни говорят, что остальных прогнали прочь в священную землю, правда, другие утверждают, что их разделили на индийцев и тибетцев. И, возвращаясь к себе на родину, индийцы слышали за спиной частые выстрелы, взрывы гранат и отчаянные вопли, после чего воцарилась глубокая тишина и воздух наполнился металлическим привкусом крови.

Но будучи благочестивыми буддистами, они затаили гнев глубоко в своих сердцах и продолжили обратный путь.

Что произошло на самом деле, так и осталось тайной. В летописи только упоминается, что бунджи-лама прибыла в Лхасу на крыльях китайского воздушного корабля, и никто из тибетцев, трудившихся на полях или в мастерских, не знал, что наконец прибыл Будда Ниспосланный.

Едва окинув взглядом свою камеру, Скуирелли Чикейн воскликнула:

– Вы что, шутите? – Она повернулась и встала на цыпочки, надеясь оказаться выше китайских солдат. – Если вы не предоставите мне более приличного помещения, об этом узнает Первая леди. И не надейтесь, что она ничего не узнает.

– Это лучшая камера в тюрьме Драпчи.

Актриса вновь осмотрелась по сторонам. Это просто настоящий каменный мешок. Гладкие стены, кое-где подкапывает вода, пол застлан песком. Нет даже соломы! Ни крана с водой, ни отхожего места.

– Какое вы имеете право заключать в такое место бунджи-ламу, да еще самого святого бунджи-ламу, который когда-либо ступал на эту землю?

Солдаты переглянулись. С непроницаемыми лицами, не говоря ни слова, они грубо втолкнули Скуирелли Чикейн в камеру, захлопнули решетчатую железную дверь и заперли на ключ. Ключ поворачивался так туго, что для этого понадобились усилия двух ворчливых тюремщиков.

После их ухода Скуирелли глубоко вздохнула и позвала:

– Кула? Ты слышишь меня?

– Я в камере.

– И я тоже в камере, – прогудел Лобсанг. – Здесь холодно.

– Послушайте, мы должны бежать.

– Бежать? – пробурчал Кула. – Вы же сами настаивали, бунджи, чтобы мы подчинились этим китайским демонам.

– И мы подчинились, о'кей. Теперь начинается второе действие. Но мне не нравятся декорации. Что это за ведро? Фу! Как оно воняет!

– Бунджи еще повезло, что у нее есть ведро, – жалобно произнес Лобсанг. – Мне вот придется ходить в песок, а потом на нем же спать.

– Держитесь! Нам надо удрать из этого каменного киоска!

– Но как, бунджи?

– Ты же у нас здоровенный детина. Кула. Неужели не придумаешь, как выбраться отсюда?

– Конечно, все возможно, – согласился монгол, – если будет на то соизволение судьбы.

Скуирелли тотчас заговорила победоносным тоном южной красавицы:

– Ты можешь сделать это, Кула! Я знаю, можешь. Слушай, устрой наш побег, и ты станешь кинозвездой в нашем фильме. Конечно, ты мужчина что надо, но самого себя ты играть не будешь. В твоей игре есть что-то деревянное. Тут, вероятно, лучше всего подошел бы Ричард Гир, но ему придется поднатужиться, показать все, на что он способен.

– Я не понимаю, о чем вы, о Будда Ниспосланный! Чего вы хотите от меня?

– Устрой наш побег, пожалуйста. Бунджи благословит тебя тысячу раз, если тебе это удастся.

Огромный монгол попытался вышибить своими могучими плечами кованую железную дверь. Она дрогнула. И не только она – затрясся весь угол тюрьмы. И все же дверь устояла.

– Простите меня, бунджи, я не смог выполнить вашу просьбу.

– Так было суждено судьбой, – заключил Лобсанг.

– Не беспокойтесь, – сказала Скуирелли. – У меня есть запасной план. При первой же возможности я позвоню первой леди. Она нажмет на все кнопки и вызволит нас отсюда.

Но когда позднее актриса попросила у проходящего тюремщика разрешения позвонить по телефону, тот только рассмеялся.

– Ты еще вернешься! Я знаю свои конституционные права. У меня есть право вызвать своего адвоката. Я американская гражданка, лауреат премии «Оскар». Ты слышишь?