Верю

Лучшие сорта лжи делаются из полуправды

Линия спецсвязи Службы имперской безопасности.

— …Ламберт, активируй полог тишины. Понял меня? Не ворчи, не ворчи. Знаю, что это специальная линия… Ты ведь уже на месте. Тогда слушай меня внимательно. Мне нужен этот парнишка живым и невредимым. На кону судьба династии. И, говоря так, я совсем не преувеличиваю…

— Что я должен делать?

— Разыграй спектакль. Никто не должен ни о чем догадаться…

Все подходы к центральной усадьбе Вяземских были блокированы патрулями родовой дружины. Основные ворота перекрыты массивным стальным надолбом, словно растущим из асфальтового покрытия дороги. На угловых башнях стен ощетинились стволами пулеметов автоматические стрелковые комплексы. На стоянке над длинными тушамилимузинов гостей возвышались два многофункциональных бронеавтомобиля «Прорыв». Столь серьезные меры безопасности превратили усадьбу в настоящую крепость, полностью изолировав от остального мира громадную территорию поместья.

Вяземский сделал все, чтобы сегодняшняя его встреча с единомышленниками прошла без эксцессов. Ничто и никто не должен был помещать. Слишком многое было поставлено на кон в этой игре, чтобы допустить какие-либо случайности.

Именно в эти самые минуты боярин «окучивал» князя Ромодановского Юрия Викторовича, неофициального лидера «молчаливого» боярского большинства, пытаясь привлечь его на свою сторону в предстоявшем заговоре. В случае успеха он получал гарантированное большинство в Боярской Думе над сторонниками императора и реальный шанс взять в руки власть без кровопролития. Нужно было лишь убедить Ромодановского в том, что император стал представлять угрозу и для него. Только как это было сделать? Откровенно врать было нельзя. Ромодановский, как хорошая ищейка, нутром это чувствовал.

— …Думаешь, мне нужна эта власть? Хочу примерить мономахов венец? — криво усмехнулся боярин. — Хочу. Да, хочу. Кривить душой не буду. А спроси меня зачем?

Князь, прищурившись, разглядывал своего собеседника, пытаясь увидеть признаки обмана. Он немало пожил на этом свете и видел множество людей, готовых за власть продать родную мать. Они так желали этого, что с радостью заливали кровью каждый метр своего пути. Лгали, крали, убивали ради жажды власти, что обуревала их. Не этого ли человека, он встретил на своем пути? Ему нельзя ошибиться, иначе беда придет в их общий дом.

— …Оглянись вокруг. Да, да, оглянись, — вдруг с неожиданной горячностью продолжил Вяземский. — Разве не видишь? Все вокруг прогнило до самого основания. Чувствуешь этот противный запашок гнили? Империя все быстрее и быстрее скатывается в болото. Скоро мы утонем в дерьме…

Ромодановский наклонил голову. Его собеседник явно верил в то, что говорил. Ни в его голосе, ни в его жестах не было и намека на ложь. Вяземский совершенно искренне считал, что император никудышный правитель и ведет страну к забвению и гибели. Честно говоря, подобные мысли и ему не раз приходили в голову.

— …Ты разве не помнишь, как было раньше? Империя непоколебимо стояла на всем континенте. Ни один голодранец на нашей границе не смел поднять голову. Наш флаг боялись и уважали по всему миру. Разве было не так? — яростно скинул голову боярин. — А сейчас? Что сейчас? Шавки гавкают на нас! Смеют указывать нам, как жить! Насмехаются над нами. Как же можно это терпеть?! Больше нет сил, князь… И я не могу больше ждать. Мой век уже недолог. Сколько мне еще осталось коптеть на этом свете? Не знаю. Наверное, недолго. Я же еще хочу увидеть рассвет империи. Хочу почувствовать, что не зря прожил жизнь… Вот зачем мне власть, князь. Устроит тебя такая причина?

На лице его собеседника ни один мускул не дрогнул. Князь с неподвижным лицом, по-прежнему, продолжал разглядывать боярина. Казалось, он так не смог решить, верить ему или нет.

Вяземский грустно усмехнулся. Видимо, ему так и не удалось убедить князя. Плохо, очень плохо. Значит, будет литься кровь. Боярин кивнул самому себе и своим мыслям. Хорошо. Так тому и быть. Древо империи иногда нужно окроплять кровью ее истинных сынов, чтобы оно не зачахло.

— Согласен, — вдруг произнес Ромодановский, меняя позу.

Ему пришлось согласиться. Пусть Вяземский и жадный до власти сукин сын, но он свой. Абсолютно понятен и предсказуем. Его желания, цели и задачи видны невооруженным взглядом. С чем-то можно соглашаться или, наоборот, не соглашаться, но их можно понять и принять. Император же в последние годы стал совершенно непонятной фигурой, забывшей о своей сути. Казалось, он перестал быть дворянином и магом. Его решения и заявления, особенно в последние несколько месяцев, крайне настораживают, вызывая неприятие и даже отторжение. Например, подписанные им недавно указы о расширении участия купеческого сословия во внешнеторговой деятельности империи, о доступе купеческого сословия на рынок естественных монополий. Неужели, купчишки его смогли продавить и уговорили дать им привилегии? А его реверансы в отношении простых людишек? Как понимать это? Для этого он был поставлен на трон? Или забыл кому обязан властью? Если забыл, то нужно напомнить. Иначе не будет в империи порядка. Мы здесь «белая кость»! Мы дворяне, отмеченные божье благодатью управлять стихиями, кровь и плоть этой страны и всего мира! Никто и никогда не должен забывать этого!

— Я скажу слово в твою поддержку, когда придет время, — добавил Ромодановский, видя, как загораются глаза Вяземского. — Подожди-ка…, - князь еще что-то хотел сказать, но сообщение на коммуникаторе отвлекло его. — Случилось какое-то происшествие. В столице идет… бой? Боярин?! Это твоих рук дело?! — он бросил недовольный взгляд на хозяина поместья. — Твоих? Включи визор!

В сообщении транслировалась одна из последних новостей, всплывших в новостной ленте и особо отмеченных личных секретарем князя. Содержание, даже без всяких пометок, шокировало. Князь, немало поживший на своем веку, даже и забыл, когда уже в последний раз одно из крупнейших новостных агентств империи так описывало происходящее в столице: «дерзкое нападение», «стянуты крупные силы полиции, активно применяется спецтехника», «ждут подтверждения сведения о многочисленных жертвах сред и персонала», «слышны звуки выстрелом, взрывов» и т. д.

Вяземский с выражением крайнего недоумения на лице активировал вирт-панел визора, через мгновение растянувшейся на большей части стены кабинета. Помещение сразу же наполнили характерные звуки, будоражащие кровь и заставляющие сердце сжиматься от надвигающей опасности — стрекочущая стрельба из автоматического оружия, гулкое уханье магических подавителей, взрывы спецсредств, кричащие звуки воющей сирены автомобилей полиции многочисленных спасательных служб.

— Ты совсем ополоумел? Ничего же еще не готово! — едва не срываясь на крик, недовольно пророкотал князь, не отрываясь следя за неровным, прыгающим изображением с репортерской камеры.

Все было затянуто густой плотной дымкой, через которую с трудом пробивались проблесковые маячки спецмашин. То тут то там из дыма появлялись внушительные фигуры спецназа имперской безопасности, пугающие одним видом своих матово черных доспехов и монстрообразных винтовок немалого калибра. Из-за их спин выглядывали словно пришибленные полицейские, затянутые в бронежилеты высшего класса и размахивавшие несерьезными пистолетиками. Чувствовалось, что происходящее в столице было очень и очень серьезно.

Жадно следивший за разворачивающимся на визоре действием, Вяземский хотел было возмутиться высказанными подозрениями, но не успел. Камера репортера ушла с крупного плана и поймала в свой объектив всем знакомую фигуру главы службы имперской безопасности. Этот крепкий мужчина с орлиным профилем в неизменном черном костюме в данный момент пристегивал крепления бронежилета, что, вообще, не лезло ни в какие рамки. Ламберт, отслуживший почти десять лет в одном из отрядов спец назначения имперской безопасности по ликвидации врагов государства, имел славу откровенно «отмороженного» человека, часто и демонстративно пренебрегавшего личной безопасностью. Его редко видели с оружием. Про бронежилет, вообще, разговора не было. Значит, действительно, случилось что-то сверх ординарное, если даже сам Ламберт решил облачиться в средства защиты.

— …Напоминаем для тех, кто только что к нам присоединился, последние новости…, - неожиданно громко зазвучал встревоженный голос репортера, тоже появившегося в объективе камеры. — Сегодня в 16 часа 23 минуты на пульт дежурного службы реагирования поступил тревожный вызов. Сработала система предупреждения о чрезвычайной ситуации в столичном специзоляторе на Ордынке. Попытки дозвониться до изолятора ничегоне дали. Когда же тревожная группа полиции выехала на место, то оказалась в эпицентре самого настоящего сражения…

Словно в подтверждение этих слов, вдруг что-то хлопнуло с оглушающим звуков. Репортер от неожиданности тут же низко пригнулся. Была бы его воля, он бы еще и на земле растянулся от греха подальше. А стоявшие вокруг него пара сотрудников полиции не стали тушеваться и моментально оказались на земле. Репортера тут же кто-то ухватил за шкирку и потащил в сторону так быстро, что тот и пикнуть не успел.

Вновь что-то взорвалось. Следом раздалась автоматная очередь, затем еще одна. Несколько человек стреляли едва не на разрыв ствола.

— …Вы слышите это? Слышите? Камеру наведи! На изолятор! Камеру, говорю, на изолятор наведи! — кричал репортер своему оператору. — По сведениям полиции на изолятор было совершено нападение группы вооруженных бандитов. Пока не известен состав, вооружение и цели нападавших. Пока никаких комментариев не поступало… Пока ясно лишь то, что это самое дерзкое и масштабное по своим масштабам преступления за последнее десятилетие.

Оператор взял крупным планом фасад мощного здания специзолятора, возвышавшегося над окружающей его улицей здоровенным темным блоком. Широкая лестница и часть опорных столбов нависшего длинного козырька оказались повреждены. Валялись куски бетона, вывороченные декоративные панели фасада. С окон второго и третьего этажа тянулись к земле огромные языки льда, заставлявшие с ужасом представлять силу бушевавшего здесь мага. Ведь некоторые куски льда достигали трех — четырех метров в обхвате.

— …Вот об этом я и говорю, — с злостью заговорил Вяземский. — Какое-то отребье воюет в самом центре нашей столицы! Когда такое было? Шваль подняла голову, потому что увидела слабость власти.

Ромодановский повернулся к собеседнику. Сомнения в причастности боярина к этому нападению, что возникли у него несколько минут назад, почти исчезли. Слишком уж топорно, нарочито громко развивались события. Вяземский, конечно, напоминает носорога своей неразборчивостью и упертостью, но даже для него происходящее было перебором. Боярин отважился на нечто подобное лишь бы в самом крайнем случае. Здесь было что-то другое, что пока было скрыто от князя.

— …Я разберусь со всем этом. Наведу железный порядок, чтобы никто и вякнуть не смел. Вот, где они у меня все будут! — хозяин кабинета сцепил пальцы в кулак и с силой тряханул им. — Пора прекратить весь этот бардак. А император… Императору пора на покой, раз он перестал справляться. Как говориться: император ушел, до здравствует импер…

Не дав ему договорить, гость встал с места. Встреча завершилась, стороны договорились, и оставаться здесь больше не имело мысли. Слишком уж странные события начали разворачиваться в столице. Степень их непредсказуемости зашкаливала. Все прежние прогнозы аналитиков оказывались совершенно никуда не годными. Казалось, снова и снова возникал какой-то непредвиденный фактор, который своими непоследовательными действиями смешивал все карты и прогнозы. Князя Ромодановского все это крайне тревожило и заставляло поспешить назад, в свое имение, где можно было подумать над всем этом в совсем другой обстановке.

Он обозначил кивок-поклон и, не дожидаясь ответа, покинул кабинет, оставляя его хозяина в хорошем расположении духа. Честно говоря, все основания для последнего у Вяземского был «на лицо». Ему все удалось договориться с князем Ромодановским, заключив негласный союз и заручившись его поддержкой в намечавшемся перевороте. В привесок к такому союзнику боярин получал очень и очень многое. Во-первых, за Ромодановским стояла внушительная часть «старых» бояр, долгое время придерживавшихся строго нейтралитета в любых сварах и конфликтах. Это, на минутку, патриархи самых богатейших семейств, отпрыски которых служили в государственном аппарате, полиции, армии и, конечно, в системе имперской безопасности. Даже если все эти люди в открытую не поддержат переворот, то, скорее всего, не станут ему активно противодействовать. Во-вторых, авторитет князя мог подействовать и на Дворянское собрание, вольница которого могла и прислушаться к аргументам Вяземского. В конечном итоге, силового варианта можно будет и избежать. Имперское собрание в исключительных случаях могло «указать на дверь» императору и оспорить это решение было крайне сложно. Словом, как тут не радоваться? Все складывалось, как нельзя лучше. Каждый новые день все ближе и ближе приближал его к императорскому трону. Словно сама судьба желала исполнения его заветного желания.

— Судьба указывает мне путь… Это хорошо, очень хорошо, — улыбался Вяземский, разваливаясь в своем любимом кресле. — Это сама судьба избрала меня… Избранный…

Он «попробовал» это слово на вкус. Произнес его несколько раз: то громко, то тихо, то совсем шепотом. Ему нравилось его звучание. Избранный! А почему, собственно, и нет? Ведь он всю свою долгую жизнь шел именно к этому. Все его действия, желания и чаяния были подчинены этой цели. Он верил, что обязательно взойдет на трон. Даже в самые тяжелые времена эта уверенность была в нем непоколебима, крепка. И вот цель стала настолько близка, что до нее уже можно было дотронуться рукой.

— Избранный… это хорошо.

В мечтах боярин уже восседал на старинном троне, помнивших еще государей-воителей незапамятных времен. Вяземский железной рукой наводил порядок внутри страны, наказывая внутренних врагов и «ставя в стойло» народную вольницу. Проходил мечом и огнем вдоль внешних границ, принося туда мир и могильный покой. Враги боялись его, недруги пресмыкались. В его руках была такая власть, что кружилась голова.

В порыве чувств Вяземский стукнул рукой и ладонью попал по пульту управления визором. Тут же кабинет наполнили звуки стрельбы и непрекращающихся громких криков. Все стреляло, вопило, стучало и топало, тем самым снова ставя вопрос о виновнике или виновниках всего этого концерта.

— …Смотрите, смотрите! Это уже третий пострадавший спецназовец! — кричал репортер, тыкая в сторон пригибавшихся солдат у какой кучи бетонных развалин. — Вон они! Вон они! Глядите! Он весь в крови!

Оператор, судя по приближавшейся камере, попытался подойти к спецмашине, но был грубо отброшен. Вроде бы даже кто-то в его адрес грубо выругался.

— Он весь в крови. Сильно же ему досталось, — не унимался репортер, стараясь рассмотреть какие-то подробности. — Они просто звери какие-то. Звери, а не люди!

Молчавший Вяземский высказался при этом гораздо жестче. Когда он станет императором, то с такими людьми у него будет «короткий разговор». Физической ликвидации подлежит каждый, кто поднимет руку на государственного служащего. Будет проведена ротация в тюрьмах, в которых многократно осужденные по «тяжелым» статьям лица больше не увидят утра завтрашнего дня.

— Всех к ногтю… Всех, — бурчал он, продолжая следить за разворачивавшимся действом.

Какого же было бы их удивление (да и удивление все остальных, кто смотрел новости), узнай они правду. На самом деле не было никакого нападения террористов на специзолятор системы исполнения наказания на Ордынке. Все это была одна громадная инсценировка, проделанная особым отрядом специалистов. Последние были подчинены лично главе службы имперской безопасности и связаны личной магической клятвой. Реальностью, пожалуй, во всей этой истории были лишь внешние признаки нападения — разрушения фасады, вызванные грамотно заложенными зарядами взрывчатки; языки ледяных наростов, повисших с этажей здания; суматошная стрельба на этажах; крики и вопли. Реальным был и тот, ради кого все это и было затеяно — невысокий жилистый подросток, спеленатый и помещенный в медицинскую капсулу спецмашины. Алексея Бельского переодели в экипировку спецназа и под видом раненного вывели из здания.

Вся операция представляла собой одну из заготовок спецотряда, которых у него в загашнике было более чем предостаточно. Согласно сценарию, который был разработан уже давно местными аналитиками, на государственное учреждение нападал группа террористов, среди которых были и маги. Специалисты отряда блокировали место предполагаемой атаки и входили в здание, где уже были их же товарищи. Далее разыгрывался, словно по нотам, бой между первыми и вторыми. Звучала стрельба, гремели взрывы. В кадрах информагенств мелькали раненные и убитые, которым позднее, не называя имен, будут посмертно вручены государственные награды. Каждый подобный сценарий, естественно, предусматривал «зачистку» всех улик и возможных свидетелей, способных указать на инсценировку. В таких случаях применялся уже давно апробированный набор инструментов — гипноз, спепрепараты, изоляция или радикальное исчезновение. Здание же, которое выбиралось в качестве атаки, обычно равнялось с землей. Ведь кто-нибудь дотошный после мог докопаться до истины в прямом и переносном смысле.