Вести приходят издалека

24

Утро было изумительным, нежно-изумрудным от едва оперившихся деревьев. А над кладбищем пели птицы, словно это и не средоточие скорби, а всего лишь тихий заросший парк.

Маша почти бежала по кладбищенской дорожке, зажав в ладони бумажку с номером участка и могилы академика Цацаниди. Она так наслаждалась этим весенним утром, что бабки, разворачивавшие на обочине свой цветочно-веночный товар, неодобрительно покачивали головами, глядя на раннюю посетительницу, которая цветов не покупала и приличествовавшего месту выражения лица не имела.

Почти дойдя до могилы, Маша и в самом деле спохватилась и купила две крупные темно-красные розы.

Тяжелая калитка оградки тонко скрипнула, и Маша подошла к памятнику. Мраморная рама вилась причудливым рисунком. На Машу, точно живые, смотрели пронзительно-черные глаза. Наверное, это была фотография, сделанная не в последние годы жизни, Цацаниди можно было дать лет шестьдесят, не больше. Рокотовой почему-то показалось, что он очень похож на актера Джорджа Клуни, который сыграл главную роль в фильме «От заката до рассвета». Такой же тяжеловесный подбородок, чувственные губы и густые сдвинутые брови. И такой же привлекательно-порочный взгляд.

Маша положила розы прямо на гробничку, как ни странно, никакого вазона или даже простой бутылки для цветов не было. Да и вообще, выглядела могила довольно небрежно. Недавно была Пасха, все могилы вокруг были прибраны, на многих еще оставались увядшие цветы и чуть выгоревшие искусственные веночки. А на могиле Цацаниди — только жухлые мочалки прошлогодней травы. Никто, видно, к нему не ходит…

Мировое имя. Что оно теперь? Конечно, его не забыли, по его учебникам и монографиям десятки лет будут учиться студенты. Много лет еще проживут прооперированные им пациенты. Его изобретениями будут пользоваться медики разных стран. Вот прибор этот, опять же, если будет он восстановлен, то имя Цацаниди вообще останется в веках в одном ряду с Менделеевым и Циолковским. А вот, поди ж ты, могилку прибрать некому. Неужели и Аня Григорьева не бывала? Хотя на Пасху, конечно, не успела, явно к Леночке на могилку ездила.

Сколько теплых слов пишут на памятниках. Вон на соседней могиле: «Тому, кто дорог был при жизни, от тех, кто любит и скорбит». А на этом обелиске, по-другому и не скажешь, такие слова: «Склоните головы все, кто знал академика Константина Аркадьевича Цацаниди, ибо он ушел от нас навсегда». Ушел, и никаких слов о любви, сердце, скорби… «Он улетел, но обещал вернуться», — совершенно некстати вспомнилось Маше. Может, он и прибор-то изобрел, чтобы иметь возможность вернуться обратно, а вовсе не для того, чтоб иметь возможность проникать отсюда на тот свет.

— Фу, бред какой-то, — вздохнула Маша, садясь на мраморную скамейку внутри ограды. — И где же я буду искать этот диск?

Она сидела, разглядывала мраморный монолит памятника и все явственнее понимала: какая ж она все-таки глупая. Как диск мог оказаться спрятанным в этой самой могиле? Аня же ясно сказала, что его спрятал сам Цацаниди. И что? Он мог спрятать диск в своей собственной могиле? Да нет, конечно, идиотка! Еще и притащилась на это кладбище!

Маша встала и со злостью начала дергать серую траву и выбрасывать за ограду. Когда она основательно исцарапала ладони о сухие стебли, злость ее сменилась, наконец, здоровым пофигизмом. Она вытащила из сумки пачку бумажных носовых платков и вытерла руки.

Дались ей эти документы. Денег, конечно, хочется, но не до такой же степени, чтоб с ума-то сходить. Пусть они, мертвые, стерегут себе свои тайны. Ане уже не поможешь. Даже если убийца ее будет пойман и наказан. А таким, как Елена и Ксюша Иванычевы, может быть, и на пользу пошла, прости, Господи, гибель Сергея. Из двух ленивых пресыщенных бездельниц получатся нормальные работящие женщины. И опять же: заинтересованных лиц в этом деле полно, вот пусть и ищут.

Она вышла за оградку, закрыла калитку. На душе было легко и ясно. Маша последний раз обернулась на мраморный памятник, и ей почудилось, что Цацаниди смотрит на нее с плохо скрываемой презрительной усмешкой. Маша не удержалась и показала ему язык.