Вести приходят издалека

81

— Все в порядке, — сказал он в трубку.

— Что?

— А все! Все, что вы, придурки, не могли сделать, я сделал сам! Собственно, как и всегда…

— Слава Богу!

— Слава мне, Бог тут ни при чем.

— Так мы ждем вас. Когда?

— Как обещал, завтра.

— У нас все уже готово: и кабинет вам, и группа…

— Ждите!

Иван Федорович Клинский бросил мобильный телефон на пассажирское сиденье старенькой «шестерки» и лихо вырулил с больничного двора. Из-за угла больничного корпуса выползла черная иномарка и неторопливо двинулась следом, нисколько не опасаясь упустить натужно тарахтевшую впереди машинку. За рулем иномарки сидел Ильдар Каримов. Рядом с ним — Остап Шульман.

Как удивительно ему сегодня повезло! Просто невероятно. Он шел к ней вовсе не за этим. Он и знать не знал, что документы уже у нее. Откуда они взялись? А это были именно они, документы Кости Цацаниди, еще у больницы он проверил их, подключив флэшку к своему ноутбуку. Это были его, Клинского, документы, которые Костя, сволочь, спер много лет назад. Тогда еще не было у Клинского компьютера, машинки печатной приличной и то не было! Вся документация лежала у Ивана Федоровича дома в ящиках стола. Костя знал его слабость, напоил, документы забрал. А потом сам же заставил делать эту работу. И он, Клинский, согласился, потому что мог сделать только сам прибор, железку, но не мог проверить его экспериментально, на живых людях, а Цацаниди мог! Согласился, потому что верил, что обойдет соперника на финишной прямой. И обошел. Где Костя? В могиле. В аду! Сделал свое дело — и сошел с дистанции.

Он согласился работать с Цацаниди с одним условием: подсунул ему в заместители своего бывшего аспиранта, Игоря Стольникова. Был уверен, что Игорь, в конце концов, получит доступ ко всем документам и разработкам, тогда они просто раздавят Цацаниди. Тот оказался хитрее. Да, пожалуй, и умнее, чем думал о нем Клинский. Он в своих работах ушел неизмеримо дальше, чем сам автор идеи. Использовав украденное и заплатив этому самому автору сущие копейки, он выстроил действительно гениальную теорию, на которую у Клинского не хватило бы, пожалуй, ни таланта, ни усидчивости. Сейчас перед самим собой Иван Федорович мог это признать.

Цацаниди создал теорию, воплотил ее в жизнь, провел массу подтвердивших ее экспериментов и вдруг, на исходе жизни, после того, как его самого хватил инсульт, отказался от всего, остановил все работы и официально закрыл проект. Да-да, разработка вовсе не была незаконной и тайной. Методы — может быть. Может, они и были слишком радикальными. Им некогда было ждать, пока появится очередной пациент, у которого недавно умер близкий человек. Они брали это на себя, тщательно выбирая и пациентов, и их близких, и способ убийства этих самых близких. Вот эту часть они, конечно, держали в секрете. Клинский усмехнулся, представив, как удивились бы распорядители средств, если б узнали, что услуги наемных убийц оплачивались из средств государственного бюджета. Ребятам, аспирантам, и вовсе ничего не платили. Они работали за идею и за стипендию. Ну, может быть, еще за вожделенную отсрочку от армии. Кроме этого, все было абсолютно легально.

Игорь Стольников так и не получил документов от Цацаниди. Зато получил дочку академика в жены. Увы, полцарства в нагрузку к дочке не прилагалось. Академик сделал широкий жест, оставил все своему заместителю и зятю по завещанию, но исполнителем этого завещания сделал свою помощницу, передав ей в руки судьбу всего проекта. Та, судя по всему, быстро смекнула, сколько она выручит, если продаст документы! Не случайно собралась в Грецию. Именно греки наступали на пятки группе Цацаниди и Клинского, работая по схожей программе. Ей ли, помощнице Кости и его любовнице, было не знать обо всем! Вопрос был только в том, повезет ли она документы в этот раз или поедет только на разведку.

Хоть теперь Игорь Стольников оказался полезным: это он подслушал тот телефонный разговор, когда Григорьева собиралась оставить перед поездкой все самое ценное у Рокотовой. И с Рокотовой она действительно встретилась, те ребята, которые следили за помощницей академика, не пропустили эту встречу. И Рокотову довели до самого Ярославля.

Они встретились, значит, документы были переданы. Анна Григорьева никому была больше не нужна. Она тоже была в списке тех, кому суждено было умереть. Витя Горошко, напросившийся к ней в гости в тот вечер, сделал все аккуратно и профессионально. Врач… На всякий случай забрал сумку, вдруг да и собиралась она везти с собой копии. Копий в сумке не было. Значит, все-таки Рокотова увезла все с собой.

Маша Рокотова. Клинский вспомнил ее с трудом и лишь тогда, когда она сама позвонила и явилась к нему. Удивительное совпадение, что она пришла с расспросами именно к нему! Или Григорьева рассказала ей слишком много? Тогда Машка — непревзойденная актриса, ни на секунду не прокололась. Он даже начал ей верить, а зря, и лежащая в его кармане флэшка — тому доказательство.

Или все же не знала? Пожалуй, так. Ведь сегодня он не успел открыть перед ней карты. Не пришлось говорить о том, что по его приказу похитили ее сына. Он пришел в больницу прямо сказать о том, что мальчишку она будет получать по частям до тех пор, пока не отдаст документы. Пацана спрятали в надежном месте: в подвале института, где работал Клинский. Был в этом подвале такой угол, откуда не слышны будут никакие крики, вздумай мальчишка звать на помощь. Своего проверенного аспиранта оставил Иван Федорович приглядывать за пленником, а сам взял недельку за свой счет, чтоб не оказаться под подозрением, случись что-нибудь непредвиденное. Он чуть со стула не упал, когда Машка прибежала к нему опять. Думал, узнала, материнское сердце привело. Нет, видать, вранье это все, про материнское сердце: сын был под ней, на два этажа ниже. Не догадалась. Не почуяла.

Клинский не собирался больше возвращаться в этот задрипанный институт. И в этой задрипанной стране он тоже оставаться не собирался. Это Стольников думает, будто Клинский приедет в Москву, чтобы продолжить работу Цацаниди. Кабинет готовит, группу… Собирается командовать им, Клинским. Идиот!

Он действительно поедет завтра в Москву, но только для того, чтобы сесть в самолет, который доставит его в Афины. У него давно на руках билет с открытой датой, предоставленный греками. Его давно ждут в Греции с его головой, его и Цацаниди разработками и предложением совсем других денег. Что может предложить ему Стольников и эта страна? Там он возглавит не вшивую группу не сумевших утечь на запад бездарностей, там он возглавит научный центр на полторы тысячи сотрудников. Он будет жить и работать там, а здесь не останется камня на камне от теории Кости Цацаниди: ни документов, ни прибора, ни бывших пациентов.

Все, кому суждено умереть, умрут. Все, чьими глазами Костя Цацаниди заглядывал за грань жизни и смерти. Кого он в своих экспериментах десятки раз заставлял умирать и рассказывать о смерти. Кто верил ему, как Богу, кого он обманывал день за днем.

Клинский обманул каждого из них только один раз, лишь тогда, когда действительно убил. Он убивал их не своими руками, а руками своих учеников. Одни шли на убийство по своей воле за обещание оказаться рядом со своим учителем в Греции. Другие несли смерть невольно: в самодельном диктофоне, представившись жертве по приказу Клинского журналистами. Они и не подозревали, что, задавая немудреные вопросы, транслируют с «диктофона» приказ умереть прямо в микропроцессоры, вживленные в мозг собеседника.

Машка Рокотова так и не догадалась, что это она убила Навицкого. Несомненно, он уже мертв. Цацаниди прятал от Клинского своего программиста, который, естественно, знал очень много. Не стало Цацаниди, Навицкий стал прятаться сам. Он умно поступил, забравшись от Клинского в такую глубокую щель, в тюрьму. Может, ему и удалось бы спастись, сиди он там тихо лет десять. За десять лет Клинский завершил бы работу и забыл бы о Навицком. Но удача определенно на стороне Клинского! Как вовремя оказался у него с собой «диктофон», когда они столкнулись с Рокотовой в коридоре у приемной Стольникова. Ведь он нес прибор Кате Густовой, якобы для того, чтобы ее сын записал на кассету свои ответы на конкурсные задачи по физике. Это Густова живет на одиннадцатом этаже. Мальчик, нажав на кнопку, получил бы приказ выпрыгнуть из окна и не успокоился бы до тех пор, пока не шагнул бы с подоконника вниз.

Ну что ж, с подоконника вместо мальчика шагнул программист Навицкий. Прекрасно! А с ребенком Густовой разберется надежный человек, которому обещано место и сказочная зарплата в греческом центре.

Только Бураковского Клинский убрал сам. Их кабинеты были соседними много лет. После ученого совета Иван Федорович просто нажал кнопку и поставил прибор у стены, а сам пошел домой. Наверное, не больше часа прошло, и Бураковский полез привязывать шнур к карнизу. А шнур этот заранее положили ему в ящик стола.

И надо ж было жене пристать к Клинскому в тот день со своим бельем! Веревки в ванной давно полопались от старости и сырости. Конечно, и двух было мало, а тут вообще одна осталась. Клинский решил наскоро привязать оборвавшийся конец к трубе отопления. Она тоже оказалась гнилой. Не собирался он вешаться, бредятина какая! Просто качнуло его, поддатого, падая, ухватился за эту трубу, она и лопнула. Да на руку так неудачно упал.

Рокотова сама подсказала ему все, что он должен был ей солгать. Она так рвалась его спасать. Ему было так смешно ее слушать!

Не смешно стало, когда Рокотова добралась до Елабугова. А она добралась! Сам Клинский и его ребята не могли до него добраться, а она сумела! Правда, говорить он с ней не стал, Юрка, который пас ее тогда, слышал, что разговор не состоялся. Но, похоже, его старуха что-то пообещала Рокотовой, не зря ж та сказала, что очень надеется. На что?

Если заговорит Елабугов, дело будет плохо. Много лет он был близким и, наверное, единственным другом Кости Цацаниди. Пациентов подбирал, истории болезни вел. И в экспериментах он участвовал добровольно, и знал много. Да что там, все он знал, потому и превратил свое подворье в крепость, пацанов вон с ружьем встретил, к телефону не подходит. Хоть раз бы взял трубку, трех минут хватило бы Клинскому, чтоб передать сигнал…