Вести приходят издалека

58

— Куда мы едем? — удивленно спросила Маша, когда машина свернула на Прусовскую дорогу. Через коттеджный поселок дорога вела к деревням на берегу Волги.

— Обедать, — невозмутимо ответил Ильдар.

— Да? И где открыли ресторан: в поселке или в деревне?

— Между.

Еще через пару минут Ильдар свернул на проселок, сосны расступились, и впереди показалась пронзительно весенняя гладь лесного озера. Это местные, в том числе Маша и Ильдар, называли этот водоем озером. Приезжие «городские» называли его Байкалом. А на карте название было совсем не романтичным: технический водоем силикатного завода. Этот самый завод хоботом земснаряда много лет высасывал отсюда песок. Котлован заполнялся водой из близлежащих болот. В результате получилось одно из самых живописных в окрестностях города мест.

Сейчас на выбеленных зимним ветром березовых стволах ярко чернели буковки полосок, а тонкие ветки уже покрылись нежно-зеленым пухом крохотных листочков. Сосны, поминутно заглядывая в водное зеркало, высокомерно любовались своими чуть выцветшими, но богатыми и пышными кронами. Торопились спуститься с высокого берега ручейки, бежали и громко жаловались, как пролежали всю зиму сугробами в сонной глубине леса. Птицы насмешливо сочувствовали им, суетясь по своим птичьим делам.

Огромный питон трубы земснаряда лениво грел свои ржавые бока на солнце. В брюхе его было еще пусто и гулко, но совсем скоро пустят машину, и оно заполнится мокрым песком, с шумом и шелестом несущимся к заводу.

Ильдар Каримов расстелил на горячей трубе газетку-самобранку. На ней появился пластиковый лоток с восхитительной, жаренной на гриле курицей, крупные помидоры, спичечный коробок с солью и буханка черного хлеба.

Маша Рокотова спустилась к кромке воды, присела на корточки и опустила ладони в ледяную воду. Из воды высунула голову лягушка и удивленно уставилась на Машу. Эта лягушка явно присматривала место, где можно будет на солнышке оставить икру. Незваная гостья ей мешала.

Маша поднялась, зажмурилась, подставив лицо ласковому весеннему солнцу. Хорошо! Так здесь было хорошо, что хотелось кричать. Просто так, сдуру и от счастья.

Потом они молча наслаждались нехитрым, но таким вкусным обедом, по очереди макая помидоры в рассыпанную на газетке соль и откусывая сочную мякоть чуть подавшись вперед, чтобы не закапать брюки. Пачкая пальцы, отрывали ароматные куски курятины и терзали буханку, норовя обязательно отломить корочку.

— Нравится ресторан? — спросил Ильдар.

— Никогда не видела ничего лучше!

— Это точно, — вздохнул он и улегся спиной на трубу, закинув за голову руки. Маша ждала.

— Ну, говори, — она легонько постучала по его плечу.

— Что? — сонно отозвался он.

— Вот ничего себе! — возмутилась Рокотова. — Говори, зачем я тебе понадобилась. Ты ж меня не ради жареной курицы из Москвы вызвал?

— А если ради курицы?

— Тогда я тебя утоплю сейчас!

— Посадят.

— Да говори же ты, вредитель!

— Маш, — вдруг попросил Ильдар. — Расскажи мне о сыне.

Сколько лет Маша Рокотова ждала от бывшего мужа этого вопроса! Сколько раз представляла, как он ее спросит и что она ответит… Столько лет и столько раз, что в конце концов устала от этого ожидания и теперь совершенно не была готова на этот вопрос отвечать.

Сначала, когда Тимка был маленьким, она почему-то боялась, что он отберет у нее сына, что будет требовать встреч с ним, пытаться участвовать в его воспитании. Он не отбирал, не требовал и не пытался. Тимур рос, Маша вкладывала в него всю себя и каждый день радовалась тому, как он становится старше, умнее и красивее. Она стала ждать, что вот Ильдар спросит, и она расскажет, с гордостью, чтоб завидовал, чтоб жалел, чтоб понял…

И вот он спросил. Дело не в том, что ответить ей нечего, есть, что ответить. Но в двух словах не скажешь. Как в двух словах рассказать все семнадцать лет жизни обожаемого тобой ребенка? Где-то в глубине души еще поднимается волна обиды: а где был ты и какое тебе теперь дело? Но разве, преодолев бескрайний океан, испытав все шторма и грозы, отыскав заветный остров и став единственным обладателем бесценного сокровища, разве станешь тогда помнить обиду на того, кто не ступил с тобой на борт корабля, чтобы разделить тяготы пути? Разве, взрастив дерево, заботливо укрывая его от зимних вьюг и ветров, оберегая его от засухи и вкушая, наконец, его восхитительные плоды в кружевной тени его ветвей, разве будешь тогда обижаться на того, кто покинул сад еще тогда, когда деревце было едва-едва видно из травы?

Маша долго говорила о сыне, а, казалось, не сказала и сотой доли того, что хотелось сказать. А Ильдар слушал так внимательно, как она от него и не ожидала. Слушал, потом расспрашивал обо всем: что любит поесть, когда ложится спать, с кем дружит и какие смотрит фильмы, когда приходит из школы, как отдыхает, куда пойдет учиться дальше… Он хотел знать все.

— Ты не будешь против, если я встречусь с ним? — спросил он наконец.

— Я не буду против, — ответила Маша. — Хотя я не могу гарантировать, что он захочет встречаться с тобой, понимаешь?

— Понимаю. Ты поговоришь с ним?

Маша вздохнула:

— Я поговорю. Но уговаривать его не буду, он уже не в том возрасте, когда я могла повлиять на его решение. Если он захочет, вы непременно встретитесь.

Она была почему-то уверена, что Тимур Каримов встречаться с Ильдаром Каримовым не захочет.

Только в машине, въезжая в город, Маша опомнилась:

— Так зачем ты меня вызвал-то?

— Я?

— Нет, я! — разозлилась она.

— А, мне нужна статья к выставке. Знаешь, выставка у меня в Китае, надо сделать статью в каталог и отослать буквально за пару дней. Сделаешь?

Маша застонала:

— Ильдар, черт тебя возьми! Ты не мог раньше сказать? Я, прямо не вылезая из Москвы, все бы тебе сделала и по электронной почте сбросила!

— Мне халтура не нужна.

— Ты думай, что говоришь! — возмутилась она. — Ты когда-нибудь видел, чтобы я халтурила?

— Нет, успокойся, — попросил Ильдар. — Но ведь нужны фотографии, и вообще…

— Для фотографий и вообще я б Сережку прислала, все равно снимать он будет!

— Я хочу, чтобы это сделала ты и здесь! — отрезал он.

— Это тебе дорого обойдется, — проворчала Маша.

— Да не вопрос.